Петр Мамонов: «Подлинный смысл жизни — любить»

О детстве

Когда мне было лет 16, бывало, мама мне говорила: «Ты не мог бы сегодня переночевать у приятелей? Мы хотим с папой остаться одни». Ей уже было под 65. Свет этой удивительной любви озарял все мое детство.

Когда мне было пять лет, я украл деньги и мы пошли с товарищем покупать пистонные пистолетики. Мама, конечно, об этом узнала. Она взяла меня за руку, повела в «Петровский пассаж» и сказала, чтобы я отдал продавщице пистолетик и сказал, что я украл деньги. Я, конечно, ничего этого не произнес, но у меня были ручьи слез, и я этот случай запомнил на всю жизнь.

Детей надо воспитывать. Меня воспитывали. Я в 16 лет никак не хотел идти работать, и было сделано очень просто. Раньше был такой холодильник ЗИЛ, который закрывался на ключик — и от меня был закрыт холодильничек на ключик. Три дня я пальцы гнул, а потом я пошел работать. Жрать охота! Вот и всё. — «Правмир»

В Церкви нет никакого «с понедельника»

Что мне нравится в Церкви, так это то, что там нет никакого «с понедельника». Десять лет вообще считается за ничего: новоначальный еще — считай, и не преступал. 

Я раньше думал: как же так. И вот в действительности вижу, что у меня только-только начинает получаться обиду прощать. И то не сразу, а через два дня. А раньше чуть что не так — по лбу. Всё, на всю жизнь враг. Здоровый я был, сильный. Как дам — все как снопы валятся. — Esquire

В 45 лет у меня было все, но стало незачем жить

Когда в 45 лет я стал задаваться вопросом «зачем?» — у меня было все: слава, работа, жена, дети, деньги. Но мне в какой-то момент стало незачем жить. Я потерял смысл жизни. Прочитав притчу о блудном сыне, я плакал. Меня пробило, если говорить современным языком. И постепенно я стал карабкаться вверх, стремиться к горнему, читать молитвослов. У меня остался мой первый маленький молитвослов, где я отметил галочкой, с какими молитвами, видите ли, я согласен.

Фото: Игорь Мухин

И так, «комариными шажками», как говорит один мой знакомый священник, в Царство Небесное. Ведь благодать может находиться в трех немытых тарелках. Поэтому если удается каждый день делать какие-то маленькие шажочки в сторону Бога, жизнь складывается и начинает меняться очень серьезно. Появляются новые знакомства, новый круг общения, новые интересы в жизни, новые привычки, увлечения. Как сказал Пушкин: «Привычка свыше нам дана: Замена счастию она».

В человеке все — привычка. Очень важно, к чему мы привыкаем. А привыкаем мы к тому, что любим. Благодаря вам я познакомился с творениями преподобного Исаака Сирина, который открыл мне, что Бог есть любовь, и свет этой любви заливает нас, и Отец бежит нам навстречу и вручает перстень, знак сыновнего достоинства. Это смело все мои жизненные установки. Все у меня изменилось. — «Россия-24»

О том, как научился прощать

Бог прощает, и исцеляет нас только Бог и Его благодать. Поэтому молиться надо, Господь нам дает алгоритм этот в Евангелии: «Молитесь за обижающих вас и добро творите творящим вам напасти». Если мы через силу начинаем за них — вот сердце все в огне, и я прав, и как он мог, — но через силу начинаем молиться, молимся день, десять дней, месяц, год, два, три, десять лет, вдруг видим: а в сердце этого нет…

У меня была очень сложная история с родственниками, ну как обычно… Хорошие люди, но всех испортил квартирный вопрос. Встречаюсь я со своим братом, надо встретиться по этому делу, сложному очень, запутанному, и он прав, и я прав, все вот это… 

Прочитал, смотрю — и он идет с улыбкой ко мне, и я ему объятья распахнул, я говорю: «Лешенька, мой дорогой…», и он так, и такое у нас было, мы об этих забыли проблемах, о другом стали говорить — вот. А дальше опять, опять пошло-пошло. У меня было, я знаю это, и эти минуты я помню. И только так, вы понимаете, с надеждой на Бога и труды. <…>

Если вы мои книжечки читали, то там есть такая история, рассказанная, как в автобусе еду в Москву, автобус заполнен, никуда не пересесть, и садятся передо мной два дембеля пьяные: мат, о бабах. Я думаю: два часа, ну, береги уши, и я что стал делать, я стал думать: а кто они такие — деревенские ребята, вот они родились в деревне маленькой, удили рыбку там, бегали, потом на велосипедах ездили, были хорошие ребята, но отец пил, мать все время орала, бабка говорила: не слушай маму, вот это всё, в этом аду они выросли, потом они в армию попали, сначала их били, потом они били, вот они вышли… Смотрю — приехали. Я не услышал ни одного их матерного слова, меня не посетила ни одна о них отвратительная мысль: какие козлы… Понимаете, вот реально, вот как. — «Парсуна»

Любовь — это вымыть посуду вне очереди

Зачем мы живем? Долгие годы я никак не отвечал на этот вопрос — бегал мимо. Был под кайфом, пил, дрался, твердил: «Я главный». А подлинный смысл жизни — любить. Это значит жертвовать, а жертвовать — это отдавать.

Любовь — это не чувство, а действие. Не надо пылать африканскими чувствами к старухе, уступая ей место в метро. Твой поступок — тоже любовь. Любовь — это вымыть посуду вне очереди. — «Наше радио»

О фильме «Остров»

Мама Павла Семеновича Лунгина была переводчиком художественной литературы со скандинавских языков. Моя мама тоже занималась этим же делом. Мы с детских лет семьями дружили. Потом Павлу очень понравилось то, что я делаю на рок-сцене, в группе «Звуки Му», и он мне предложил такую роль. Ничего случайного нет, и эта роль как раз совпала с тяжелым периодом моей жизни, когда я старался освободиться от зависимостей. И поэтому в свою мелкую меру я борьбу моего героя знаю. Я так же и плакал, и старался, и Бога просил. У него, конечно, этот уровень выше, шире.

Кадр из к/ф «Остров»

Я благодарю Бога за то, что я встретился там с удивительными нашими актерами и мы подружились. Виктор Иванович Сухоруков, Юрий Александрович Кузнецов – замечательные люди, замечательные русские актеры, и я счастлив, что имею честь быть с ними знакомым. Дима Дюжев тоже прекрасный человек. Мы жили там здорово. Все было залито счастьем, потому что было очень трудно. Вот нам и указание: где трудно, где преодоление, там есть счастье. — «Правмир»

«Стоп, — думаю, — а Господь?»

У меня был интересный случай. Я коллекционирую виниловые пластинки. Как-то раз, выбирая в одном из магазинов любимые пластинки, я вдруг увидел, что другой покупатель достал именно ту, которую мне хочется. Потом отложил ее в сторону, пошел что-то искать, а у меня первая мысль была взять эту пластинку, быстренько оплатить и уйти. 

Стоп, думаю, а Господь? Он ведь все видит. И я отказался от мысли ее взять, внутренне скрутил себя. 

В следующий свой приезд в этот магазин стоит эта же пластинка, словно меня дожидается. Вот как откликается Бог на наше стремление к Нему. Если мы сверяем свои поступки с Его заповедями, то Он нам воздает во сто крат больше — хорошим настроением, самочувствием, нетварной Божественной энергией, благодатью.

…Мы забываем, что Господь ради нас взошел на Крест, а мы от Него хотим порядка, здоровья. Это не те дары. Другого надо желать — быть с Ним во всех обстоятельствах, которые Он нам дает. — «Россия-24»

О любви к России

Чтобы только перечислить имена русских святых, нужно четыре с половиной часа. А кто такие святые? Которые умели очень сильно любить. То есть отдать. Потом смотри, в любой области знаний: Ползунов, Ломоносов, Пушкин, Кутузов, Суворов, Крузенштерн — все русские люди. Полководцы, писатели, ученые, поэты, физики, географы, повара, изобретатели. <…>

Вот дело рук человеческих, к примеру. У меня в деревне мужик один сварил под коня тележку-велосипед. Конь крутит колеса! Мы едем на велосипеде 40 км в час, а конь, он мчится как ракета. И поля пашет и везет. Сначала не хотел он в эту телегу, а теперь лезет, впряги меня! Кататься хочет. Велоконь. Так мужика и зовут.

Другой к колодцу роет метро. Колодец за горой. Роет киркой, рельсы кладет, по полметра в день. А зачем? Потому что русский человек. <…>

Россия — это не Москва и не Петербург. Это страна. Поэтому чем гордиться? Людьми этой страны. — «Российская газета»

Не знаю ни одного богатого человека, который был бы счастлив

Поверьте мне, всё можно делать — и ездить на «мерседесах», и иметь огромные дома — но что потом? Я не знаю ни одного богатого человека, который был бы счастлив. Я знаю тех, которые говорят: «Я два года сидел, в угол смотрел и понял, что, кроме как рубить капусту, я ничего в этой жизни не умею. Надо это же продолжать делать, но стал просто всё отдавать — втихую, без имени». И, говорит, жизнь изменилась вообще — и друзья, и жена, и всё-всё-всё стало складываться. <…>

Фото: kinopoisk.ru

То, что возьмем с собой в вечность, потрогать нельзя, и как раз этого мы не умеем. Вроде, кажется, всё в порядке — а попробуй только тронь, как святые говорят. С какого боку ни тронь, всюду вонь. Сразу вонь пойдет. Обиды: «А как он мог? А сын грубит. Жена все деньги истратила», — и пошло-поехало. Ум — страж сердца, поэтому умом я все время себе говорю: неправ, неправ, неправ. — «Правмир»

Смерти нет

Отношение короткое: смерти нет. Символ веры нашей христианской оканчивается так: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь». Аминь значит «истинно так». Человек верующий, как апостол Павел писал, желает разрешиться от этой жизни, чтобы встретиться со Христом. То есть эту оболочку скинуть — и будет вечная жизнь. И, если мы научимся здесь общению с Богом, оно продолжится там, только в большей мере, и ждет нас неизведанное, необычное, непостижимое. Сейчас я вам прочитаю.

Вот, пожалуйста, пишет преподобный Феогност, IV век: «Какое несказанное, невыразимое утешение, когда душа с уверенностью во спасении отделяется от тела, слагая его, как одежду. Ибо, как бы во обладание суще уповаемых благ, она оставляет его беспечально, с миром идя к ангелу, свыше сходящему к ней с радостью и весельем, и вместе с ним беспрепятственно проходя воздушное пространство, никакому не подвергаясь нападению со стороны духов злобы, но в радости восходя и с дерзновением и благодарными возгласами, пока достигнет поклонения Творцу и там получит определение быть помещенною в сонме подобных ей кровных в добродетели до общего воскресения».

Чего еще желать?

Конечно, смерть — дело небывалое. И боязно, и не хочется. Но только не так: «А, не надо об этом думать». Как это об этом не думать? 

Конечно, к этому надо готовиться. Я только начинаю бояться, когда я вижу, насколько я не готов к тому, о чем я с вами говорю, — к общению с Богом. А как я свои пластиночки оставлю? А как я свои эти проигрыватели? А дом?.. — «Правмир»