«Пишут валентинки — так поговорите с ними о любви». О молодых, музыке и поучениях свысока
«Гитару если и беру в руки, то очень редко», — рассказывает протоиерей Дмитрий Климов, а прихожане удивляются: как ему удается и служить, и общаться с молодыми людьми и записывать свои песни с известной группой. Он готов ответить на скепсис парней и девушек по поводу Церкви и уверен, что поучать их неуместно и бессмысленно, а День святого Валентина — отличный повод поговорить о любви, верности и обсудить смыслы, которые эти красивые слова приносят в нашу жизнь.
— Недавно вы встречались с молодежью — наверняка критиковали День святого Валентина?
— Я не люблю рассуждений о том, что День святого Валентина, пришедший к нам с Запада – сплошное зло и его надо запретить. Понятно, что в нем большая коммерческая составляющая. Но раз уж покупают молодые люди друг другу сердечки, пишут в школе «валентинки», почему бы не поговорить в связи с этим о любви и влюбленности, о том, что такое любовь в христианском понимании, об ответственности в любви, о том, как ее сохранить.
Еще хочу предложить к обсуждению один тезис, который недавно возник в уме. «Любой» и «любовь» — однокоренные слова. Что это? Этимологическая случайность? Влияние на формирование славянского языка евангельских императивов? Или что-то третье? Подумаем, поговорим.
К сожалению, мы не научились придумывать праздники, как умеет это делать западная культура. Мы используем какие-то административные ресурсы, вроде кучи выходных, чтобы народ радовался, но не очень выходит. Праздник — это коммеморация (совоспоминание), сопереживание единого смысла какого-либо события. А когда каждый человек свой смысл вкладывает в празднование, то и праздник размывается и превращается просто в выходной.
Мы любим противопоставлять западные праздники своим. Вот вроде у нас есть День семьи, любви и верности – в день памяти святых Петра и Февронии. Для Церкви это, конечно, праздник, а вот со светской точки зрения, кроме официальных мероприятий он больше никак не касается людей, проходит мимо. Как-то не удается сделать праздник «своим» для всех.
Так что если праздник 14 февраля кого-то подтолкнет признаться в любви, рассказать, как человек ему дорог — разве ж это плохо?
Чем больше доброты, чем лучше: День объятий, День поцелуев, День доброго слова — если обращать внимание на все эти праздники, может, атмосфера в обществе будет более доброжелательной?
Гитару беру в руки редко
— Вы записали собственные песни совместно с музыкантами «Аквариума», как это получилось и для чего вам это?
— В юности я написал много песен. Но осталось ощущение незаконченности: хотелось хоть несколько песен сделать так, чтобы было понятно, как в идеале они могут выглядеть. Но времени и возможности для этого не было.
Несколько лет назад мы познакомились и подружились с Андреем Суротдиновым, скрипачом «Аквариума», замечательным человеком, талантливым музыкантом. И он предложил качественно записать эти песни. Я очень благодарен ему за это и, конечно, всем остальным музыкантам.
Сейчас я песен уже не пишу давно, на это нужны творческие усилия и время, чтобы выносить песни, прежде, чем записать, а времени нет.
Гитару если и беру в руки, то очень редко. А теперь, когда услышал свои песни в качественной записи, то и делать этого совсем не хочется.
— Как прихожане воспринимают?
— Некоторые говорят: «Как вы это все успеваете, и служение, и еще другие интересы!» Я про себя и свою любимую лень все знаю прекрасно и просто улыбаюсь на это. Но раз кому-то важно видеть, что их настоятель такой многофункциональный, то и пусть.
Но для меня важнее, чтобы прихожане общались с настоящими профессионалами, поэтому у нас проходят различные встречи, концерты, лектории. А сам я стараюсь, по возможности больше смотреть и слушать.
Осенью в Волгоград приезжал Михаил Семенович Казиник со своими лекциями. Мы с ним познакомились, и я его пригласил в Калач. Беседа с ним помогла мне по-иному взглянуть на произведения искусства. Мы, как правило, музыку слушаем поверхностно, а он показывает многослойность, глубины музыкального произведения. Тем более он — человек верующий, христианин. Хотя я не согласен с некоторыми его религиозными взглядами, например, что если бы не было грехопадения, то и не было великих произведений искусства, потребности в творчестве. Мне кажется, творчество расцвело бы еще больше, если бы человек остался соединенным с Богом, без грехопадения творчество было бы полнее. Теперь Михаил Семенович руководит моим музыкальным просвещением, за что я ему безмерно благодарен. Также я очень рад знакомству с его сыном Борисом, прекрасным скрипачом и пианистом-виртуозом Вячеславом Зубковым.
На фото — Михаил Казиник, Борис Казиник, Вячеслав Зубков. Фото из личного архива Дмитрия Климова.
Очень бы хотелось побывать на концерте Михаила Константиновича Щербакова, — это потрясающий Поэт с большой буквы, автор песен. Я о его творчестве узнал еще в девяностые и всем его рекомендую. Он поет: «Прочти Шекспира, там все есть». Тоже самое можно сказать про Щербакова. Послушай Щербакова, и тебе уже не захочется ни стихов писать, ни песен, потому, что лучше невозможно.
— А если говорить о современном в культуре, то, чем интересуется молодежь. Для проповеди, например, нужно это знать?
— Мне кажется, что если использовать все новое во что бы то ни стало для проповеди — это будет ненужная конъюнктура. И излишняя консервативность не нужна, и неумеренная прогрессивность тоже пользу не принесет. Нужно чтобы форма соответствовала содержанию. Бывают мехи новые, бывают старые, а бывают целлофановые пакеты и пластиковые бутылки.
«Пусть все станут идеальными, вот уж тогда начну верить»
— Интерес священника к искусству, все эти беседы, встречи помогают людей привлечь к Церкви?
— Все это полезно просто для общения и знакомства. А уж приведешь ты конкретного человека в Церковь или нет – от тебя мало зависит. У нас в Калаче замечательные художники, сначала мы просто начали с ними общаться просто потому, что мне было интересно их творчество, потом сдружились, а потом некоторые и в церковь начали почаще ходить.
Мне интересно творчество Гребенщикова, хотя с его философией можно поспорить с христианской позиции. Борис Борисович религиозно эклектичен. Его мировоззрение – тигель, плавильный котел, в который попадают разные металлы и получается причудливый сплав. А он, как ювелир, из этого сплава делает иногда совершенно восхитительные вещицы. Это настоящее творчество и я сторонник того, что если есть, с чем согласиться, то лучше на это обращать внимание, а не на противоречия.
— Кстати, традиционный русский рок может помочь зацепиться и говорить о глубоких смыслах?
— Классический русский рок актуален скорее больше для людей среднего возраста, как воспоминание о своей молодости. Я не слышал, чтобы молодежь слушала тот же «Аквариум», или «ДДТ». Вот Цоя почему-то слушают.
А тогда, в восьмидесятые, рок — это была свобода, свобода творчества, самовыражения. Русский рок был чем-то настоящим, свежим.
И из песен, в то числе того же «Аквариума», мы узнавали какие-то вещи, которые потом прочли в Новом Завете. Например, фраза «Ушел от закона, но так и не дошел до любви» из песни «Поколение дворников и сторожей».
Быть верующим в то время было все-таки актуально, а сейчас вот более круто считается быть атеистом, чем верующим, а тем более уж воцерковленным человеком. Если ты уж верующий, то ты должен, по крайней мере демонстративно отгораживаться от Русской Православной Церкви, чтобы быть в тренде.
— Почему так происходит?
— Много причин. Да, в конце 80-х — начале 90-х Церковь воспринималась иначе, еще свежа была память о гонениях, о том, что прийти в храм – это еще недавно было неким диссидентским поступком. А потом Церковь стала частью общественного поля, со всеми недостатками именно земной организации, но внимание к этим недостаткам — более пристальное, чем в других ситуациях. Те, кто пришел, поддавшись романтическому порыву в девяностые или раньше — диссидентскому, стали уходить.
Но, в конечном итоге, человек приходит в Церковь все-таки не потому, что это организация, а потому, что там Христос.
Прыгать из одной церковной общины в другую, или даже из одной конфессии в другую только потому, что в твоей что-то не так, на твой взгляд, идет — это признак того, что человек свою жизнь живет как-то не набело, а начерно. Он надеется найти что-то такое, что во всех смыслах подойдет, и все люди в этой церковной общине, или юрисдикции, или конфессии будут идеальными, и вот уж тогда он начнет по-настоящему верить в Бога и по-настоящему жить церковной жизнью. Я считаю, что это проявление духовной незрелости.
В целом же ситуация такая по многим причинам, в том числе и объективным. Если раньше, когда я приходил на встречи с молодежью, задавалось много ярких, интересных, порой острых вопросов и отвечать было интересно, то сейчас уже даже не интересно, потому что они все из серии «попы на мерседесах» и «Церковь работает на государство».
Поучения не только молодежь не любит
— Как вы отвечаете на эти вопросы?
— Говорю, что я пришел в Церковь не потому, что мне понравился какой-то архиерей, и уходить из нее из-за того, что вдруг этот условный епископ начнет вести себя не очень, тоже не собираюсь. Объясняю, как в Церкви все устроено и Кто Глава Церкви. Объясняю, что главное, что – второстепенное, а что и вовсе внешнее.
Если человек захочет найти духовного помощника, то или в лице священника, или в лице епископа, или в лице просто верующего человека, найдет его в любом случае. Если человеку нужно лишь придраться, то он и будет говорить про КГБ, что в XX веке «Церковь уже не та, сотрудничает с государством». Но на самом деле тот, кто так говорит, просто не знает истории: чего только не было в истории Церкви и у нас в стране, и в других странах, и еще тогда, когда нашей страны не было. Государства возникали и исчезали разные, а Церковь — осталась.
— Но как сделать, чтобы молодые люди все-таки приходили и оставались?
— Обычно на этот вопрос многие отвечают с умным видом (особенно «отцы пустынники и жены непорочны»), а я не буду: если бы знал, я бы уже делал это. Единственное, в чем я уверен – нужно быть настоящим человеком и настоящим священником, не лицемерить, не играть роль.
Когда я прихожу в молодежную аудиторию, всегда пытаюсь быть не учителем, не назидателем, а, наоборот узнать у них, как они ощущают мир, что там в их среде происходит.
И ни в коем случае нельзя ставить стену между старшим поколением и молодежью: их музыка – это плохо, они вообще – плохие, только в гаджетах сидят. Вообще очень сейчас популярно стало у священников на подростков с гаджетами кивать и говорить: «А мы вот в их года в снежки играли на улице…» А мне, когда я такое слышу, всегда вопрос хочется задать: «Если бы в ваше время гаджеты были, вы бы так же в снежки играли?»
Надо не осуждать, а прислушиваться к ним. Молодые люди не любят, когда поучают свысока, а у нас в церковной жизни это стало нормой – поучать. Поучения свысока не только молодежь не любит, а никто из нормальных людей. Особенно, если учат чему-то тому, через что сами не прошли. Иногда кажется, что это просто: говорить какие-то слова, про которые ты точно знаешь, что они правильные. Ты их повторяешь, а они как тот самый бубен: громко звучат, но совершенно не гармоничный звук раздается. Поэтому лучше говорить простые вещи, но которые стали твоим духовным багажом, чем теоретизировать. Вот, к примеру, смирение, о котором почему-то все говорят в Церкви, приводят странные примеры про послушание и сажание капусты корнями вверх. А зачем это и как это применимо к жизни?
О смирении можно говорить только на своем опыте, например о том, как оно помогает сохранить семью, сохранить отношения в коллективе, с друзьями, соседями. Это не то идеальное смирение, которому учат святые отцы, но ведь это «опытный образец».
Смирение нередко понимают как самоунижение. Тут не надо забывать об историческом контексте, о крепостничестве, о колхозном рабстве прошлого века. И поэтому раболепство перед начальством, перед вышестоящими стало подменять христианское смирение, хотя ничего общего с ним не имеет.