Письма архимандрита Игнатия (Брянчанинова), настоятеля Сергиевой пустыни, графу Д. Н. Шереметеву

Переписка архимандрита Игнатия с графом Шереметевым охватывает преимущественно последние годы настоятельства в Сергиевой Пустыни¹. Это время окончательного восстановления обители после долгого запустения, оно достаточно хорошо изучено.

В литературе последнего времени утвердилась точка зрения на то, что Сергеева Пустынь во времена настоятельства архимандрита Игнатия не только духовно, но и материально процветала². Тем не менее из содержания публикуемых писем видно, что это благосостояние обители было далеко не так однозначно. Сложные отношения будущего Святителя с высшей церковной иерархией сложились, возможно, из-за того, что по повелению императора Николая I монастырь со всеми доходами, ранее отданный викарному епископу при Санкт-Петербургском митрополите, был передан в полное управление архимандриту Игнатию с компенсацией викарию денежного содержания из казны³.

Земельная тяжба, о которой упоминается в письмах, была связана с возвращением незаконно захваченной казенными крестьянами монастырской земли. Архимандрит Игнатий выступил как “поверенный преподобного Сергия” в этом деле и уступил часть монастырского достояния крестьянам, не желая “причи­нить огорчения крестьянам переселением их, чему простые люди не иначе повинуются, как предаваясь неутешной печали и горьким слезам”⁴.

Среди жертвователей обители до сей поры было неизвестно имя графа Д. Н. Шереметева, который, по признанию Святителя, был крупнейшим тайным благотворителем Сергиевой Пустыни. Но значительно важнее его духовная связь с великим русским святым, оказавшаяся обойденной вниманием исследователей жизни и творчества святителя Игнатия. По всей видимости, причина этого заключается в том, что эта переписка не была включена в собрание писем епископа, которых до последнего времени насчитывалось около 800 автографов⁵.

Другим поводом длительного сохранения конфиденциальности упомянутых текстов являлась личность самого графа, принадлежавшего к древнему аристократическому роду. Письма были обнаружены среди его бумаг. Дмитрий Николаевич родился от брака Николая Петровича Шереметева с известной крепостной актрисой Параскевой Ивановной Ковалевой-Жемчуговой. Этот союз был в буквальном смысле выстрадан его родителями, долгие годы не имевшими законного права на венчание. Появившийся на свет в результате этого мезальянса наследник вскоре лишился родителей. Его мать скончалась на двадцатый день после разрешения от бремени, а отец пережил свою горячо любимую супругу лишь на четыре года.

Предчувствуя сиротство сына, граф Н. П. Шереметев вверил попечение о нем вдовствующей императрице Марии Федоровне, супруге убиенного заговорщиками Павла I, которому Николай Петрович служил верой и правдой. Шереметев, едва ли не единственный из близких к царю вельмож, не принял участия в заговоре. Преданность отца государю стала залогом материнской любви императрицы к его сыну Дмитрию Николаевичу. Сирота унаследовал графский титул, с младенчества получил рыцарские регалии Мальтийского ордена, чьим командором был его отец, а также немалое наследство Шереметева-старшего⁶.

Воспитанный при дворе вдовствующей государыни ее фрейлинами, Дмитрий Николаевич не утратил того особенного духа, которым отличались его предки. В последние годы жизни его родители много переживали об ответственности пред Всевышним за свой грех — незаконное (по законам Российской империи) сожительство. Граф Николай Петрович обращался с покаянными письмами к Иерусалимскому Патриарху, не имея надежды на решение своего вопроса в Синоде. Прощение было получено⁷! Мать, крепостная актриса, умирая, оставила завещание, по которому ее потомки были обязаны построить в Москве богадельню и содержать ее. Также она просила близких ежегодно давать приданое 30 крепостным девушкам. С 1803 года до 1917 это завещание выполнялось неукоснительно. За эти годы в странноприимном доме приняли около 2 млн человек, излечили 84 тыс. больных, 2225 раненых, выдали приданное 3000 невест⁸.

Сын вполне унаследовал родительскую веру, христианский настрой родителей и при всей своей близости к двору вел достаточно замкнутый образ жизни, далекий от обычного в таком случае светского придворного блеска. Врожденное благородство ли, кровь ли поколений крепостных повлияли на этот выбор. В 1825 году, будучи кавалергардом, Дмитрий Николаевич уклонился от участия в подавлении восстания декабристов (граф, по некоторым свидетельствам, носил железное кольцо, такое, какие были у членов тайного общества, где состояли его друзья и родственники), впал в немилость у Николая I, быстро вышел в отставку⁹. Живя в имении, занимался меценатством, поддерживал художников и музыкантов, жертвовал на храмы и сторонился двора. В те годы появилась поговорка “жить на шереметевский счет”, означавшая использования благотворительности.

В сближении графа Д. Н. Шереметева с архимандритом Игнатием (Брянчаниновым) огромную роль сыграла его супруга Анна Сергеевна, фрейлина императрицы Александры Федоровны, жены Николая I. Графиня была не только светской красавицей, музыкально одаренной натурой, но и человеком крепкой веры и редкой души. Великий Фредерик Шопен, у которого она брала уроки музыки, посвятил ей свой этюд “Листок в альбом”. Ф. И. Тютчев, пораженный обаянием графини, сказал о ней: “Это, право, лучшее из существ, она так безусловно правдива, так искренне приветлива!”¹⁰. Ее благочестие и набожность знали немногие. К сожалению, ее переписка с отцом архимандритом не сохранилась. В письмах к Д. Н. Шереметеву ей посвящены одни из самых проникновенных строк. О внезапной кончине молодой графини архимандрит Игнатий писал: “В 1849 году я считал свое здоровье расстроившимся невозвратно, считал себя близким к смерти. Тогда графиня Анна Сергеевна приезжала утешать меня, — я платил ей за участие сообщением всех духовных сведений, которые мне пришлось узнать во время исполненной скорбей жизни моей. Я думал, что она услышит весть о моей смерти, а вместо того пришлось мне услышать внезапно весть о скором отшествии ее из здешнего мира”¹¹.

Семейное предание Шереметевых приписывает безвременную кончину супруги Дмитрия Николаевича тайному отравлению от руки врагов их тихого счастья. Малолетний сын графа Сергей (тезоименитый великому русскому святому, покровителю Сергиевой Пустыни!), рано потерявший мать, повторит судьбу отца. Он будет воспитан при дворе императора Александра II, ценившего его родителя за твердость убеждений, вместе с сыном царя, будущим императором Александром III. Воспитателями молодого графа станут фрейлины, близкие подруги матери. Особенную роль в этом сыграет Параскева Арсеньевна Бартенева, участница музыкального кружка композиторов Алябь­ева, Варламова, Глинки¹². Много позже Сергей Дмитриевич тепло писал о ней: “Она не хлопотала о том, чтобы быть русской, не проповедовала православие и русское направление, но она олицетворяла в себе и то, и другое всецело и, конечно, с большею силою и правдою, чем проявлялась она у придворных нового пошиба”¹³.

Скорби шереметевского дома были укрощены великим благословением их богомольца святителя Игнатия. “Примите мое усерднейшее поздравление, — пишет он, — с днем рождения Вашего милого ангела, графа Сергия. Господь да сохранит его, да наставит на путь своих святых хотений, да дарует ему благословение свыше”¹⁴. Сергею Дмитриевичу предстояло стать выдающейся фигурой в годы заката Российской империи. Крестник Александра II унаследует таланты своих родителей. Он будет руководителем придворной певческой капеллы, предводителем московского дворянства, членом Государственного Совета. Как и отец, более склонный к созерцательной жизни, посвятит жизнь историческим занятиям, совмещая их с председательством в Археографической комиссии и попечительством о русской иконописи. Скончается он в 1918 году в Москве накануне собственного ареста, избавленный молитвами угодников Божьих от ига безбожной власти. Воистину исполнилось обещание Святителя воздать свои долги за гробом!

Ниже приводятся тексты четырех впервые публикуемых писем святителя Игнатия.

1. Милостивый Государь!

Граф Дмитрий Николаевич!

Мне крайне совестно беспокоить Ваше Сиятельство сими строками моими, которыми решаюсь просить Вас, но к этому вынуждают меня совершенная необходимость и уверенность, что я обращаюсь к тому человеку, который в благородных чувствах сердца своего найдет больше причин быть внимательным к моей просьбе, нежели в словах моих, и великодушно извините меня, если найдете просьбу мою неуместною.

Поступив в Сергееву Пустынь настоятелем, я нашел ее в самом расстроенном состоянии. Без братства, без помещения, без ризницы, без основательных источников содержания, с процессом, коим оспаривались принадлежащие монастырю земли, единственное его достояние. В течение тринадцатилетнего моего настоятельства я старался сколько мог восстановить обитель. Мой товарищ, известный Вам Михаил Чихачев, продал свое имение за 40 тысяч ассигнациями и при сем пособии процесс кончен от части в пользу монастыря, то есть половина спорной земли отдана монастырю; при сем пособии доставлены средства многим лицам приехать из дальних монастырей в Сергиеву Пустынь, и другим, наиболее сиротам, находившимся в совершенной крайности, доставлены способы получить увольнение и процветать для славы Церкви и для благочестивого утешения притекающих в нашу Церковь. Монах обители нашей Моисей, из семейства купцов Макаровых, пожертвовал в обитель украшение на икону пр. Сергия и (неразб.) 25 тысяч ассигнациями на сооружение братских деревянных келий, а келии сии встали в 50 тысяч.

Монастырь, кроме казенного жалования, состоящего из 600 рублей ассигнациями для настоятеля и по 20 рублей для монахов в год, имел при моем вступлении до 500, а теперь имеет более 1500 ассигнациями в год от своих имений.

Прочий доход от богомольцев и погребений, почему крайне непостоянный и частью умаляющийся до того, что бывает принуждение забирать хлеб в долг. Таковое возобновление монастыря при крайней стесненности средств, было причиною, что монастырь состоит должным в настоящее время более 10 тысяч рублей серебром, за каковой долг я отвечаю честью своею, не говорю уже спокойствие мое нарушается одним обстоятельством, из которого выйти не имею никаких собственных средств.

Благочестивая и христолюбивая Душа! Выкупите меня! У меня нет благодетелей, сделайтесь моим благодетелем. Мне нечем Вам воздать; Спаситель мира, обещавший не забыть чаши студеной воды, воздаст Вам в будущем веке. Прошу у Вас ради имени Христова, как один от нищей Его братии. Простите! Далее продолжать не могу!…………

Я не прошу в руки денег, но если соблаговолите подать счет долгов монастыря и повелите их уплатить не вдруг, но разложив по времени — это будет совершенным для меня благодеянием. Впрочем, как Вам будет угодно! Во всяком случае покорнейше прошу Ваше Сиятельство сохранить сие письмо мое в тайне. Ибо долг сей монастыря никому из начальства неизвестен и в случае его оглашения я могу подвергнуться всевозможным неприятностям.

Призывая на Вас благословение пр. Сергия, с чувством искренней преданности и доверия, которое Вы мне внушили Вашим постоянным благорасположением ко мне страннику, страннику оставленному всеми,

Есть навсегда Вашего Сиятельства покорнейший слуга и

Богомолец

Архимандрит Игнатий.

1846 г. 18 октября.

2. Милостивый Государь,

Граф Дмитрий Николаевич!

Сердце мое, до глубины проникнутое утешительнейшими чувствованиями, изливается в благодарении пред Богом, Который даровал Вам столь человеколюбивое сердце, и пред Вами, пред Вашим человеколюбивым сердцем! Вы, делами милосердия, приносите в жертву Богу те дары, которыми Он благоволил наделить Вас. Да благословит Вас Бог обильным благословением свыше! Да сказует Он сердцу Вашему волю Свою благую и совершенную, в чем заключается залог земного и небесного счастья! Сие благословение да отражается во всем семействе Вашем, как светлые лучи солнца в чистых, глубоких, тихих, прозрачных водах!

Я получил от купца Макарова семь тысяч рублей серебром, которые Ваше Сиятельство благоволили назначить мне для извлечения меня из затруднительных моих обстоятельств, в которые меня поставила непостижимая судьба. В 1833 году, когда Государю Императору благоугодно было сказать мне, что Он назначает меня в Сергиеву Пустыню, я, по странному предчувствию, осмелился просить Его Величество о отмене сего назначения, как поставляющего меня в мудреные отношения. Но воля Государя была решительна, оставалось лишь повиноваться ей. Мало-помалу начали сбываться мои предчувствия. Едва стала возникать из развалин Сергиева Пустыня, едва начали образовываться источники для ее содержания, — как возникла вместе с сим зависть, зашептали клеветы, и я встал в более фальшивое положение, нежели каковое предвидел. К тому же пришли болезни и, содержа меня по нескольку месяцев безвыходно в комнатах, и постоянно в слабости, лишили возможности лично и как должно заниматься настоятельскою должностию. Если ныне управляю кое-как и дело еще течет, то этим я обязан двум верным мне лицам с благородными чувствами и правилами, моему Наместнику и Павлу Петровичу. Болезненность моя и мое положение указывают мне необходимость оставить занимаемое мною место. Настроение души моей, согласно с сими обстоятельствами, влечет меня к уединению, которое приму, как дар Неба. И этот дар подает мне милосердный Господь благодетельною рукою Вашего Сиятельства! Вместе с сим Вы упрочиваете и благосостояние Сергиевой Пустыни, которая теперь имеет обновленные храмы, приличные келлии настоятельские и братские, вполне достаточную ризницу и утварь церковную, значительный источник содержания, кроме церковных доходов — обработанную землю. Устроение всего сего вовлекло меня в настоящее затруднительное положение, которое конечно не было таково, если б не были мне связаны руки и не поставлены многочисленные препятствия к успеху моими болезнями и обстоятельствами.

Простите мне мое многословие! Но Вы участием Вашим отверзли мое сердце и оно не терпит, чтоб не излить пред Вами тех чувствований и мыслей, которыми оно так наполнено. С самого поступления моего в Сергиеву Пустынь как мне приятно было видеть в Вас расположение к тихой, скромной жизни, к храмам Божьим, к Сергиевой Пустыни, Ваше внимание к недостойному ея настоятелю. Когда Вы посещали мою келлию, всегда приносили с собою сердцу моему чувство спокойствия и какой-то непостижимой, особенной доверенности. Часто в уединении я рассматривал направление души Вашей, не (неразб.) угнетенной прелестями и шумными удовольствиями мира, нашедшей наслаждение в тишине и скромности домашней жизни. Это созерцание приносило мне несказанное удовольствие. Я в душе моей находил, что Вы избрали для себя путь жизни, самый чистый, самый соответствующий Вам, самый отрадный для человечества. Когда Бог привел меня узнать боголюбивую супругу Вашу, я был поражен, увидев, что направление души ее так близко сходится с Вашим; я увидел то же расположение к скромной, домашней жизни, ту же чистую простоту некичливого сердца, которое столько доступно для человечества. Почитаю себя счастливым, что получил я благодеяния от Вас! Вы отверзли путь моему сердцу к душе Вашей! Оно во всю жизнь мою будет принадлежать Вам! Хочу быть должником Вашим за пределами гроба, а долг мой уплатить Вам со сторичным приращением. Бог мой, сказавший всесвятыми устами Своими: еже сотворите меньшему сих братий Моих, Мне сотворите. Аз воздам, глаголет Господь. Если Бог по неизреченной милости Своей приведет меня в пристанище уединения, которого жажду, если будет там посещать меня вдохновение, любящее жителей уединения, то перо мое, посвященное славе Божией и пользе ближнего, особенно будет принадлежать Вам, супруге Вашей, сыну Вашему, — буду возвещать Вам слово Божие, волю Божию святую, в которой лежит залог блаженства на земле и на небе. Да услышит милосердный Бог мои желания и да дарует им осуществление на самом деле!

Если б здоровье мое позволяло мне выезд, то я непременно был бы у Вас, чтоб узреть лицо Ваше, чтоб лично излить пред Вами мою благодарность! Но я не выхожу из комнат! И так дайте увидеть себя, посетите обитель нашу, в которой зимою так тихо, так пустынно, так мирно и спокойно! С чувством сердечной, вечной признательности, преданности, уважения имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою, усердным, хотя и недостойным богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 г. Января 16 дня Сергиева Пустынь.

3. Милостивый Государь, Граф Дмитрий Николаевич!

Посещение Ваше и искренняя беседа оставили в душе моей приятнейшее впечатление. Когда я размышлял о Вас, невольно приходили мне на память слова, сказанные Ангелом блаженному Корнилию и сохраненные нам в книге Деяний Апостольских. “Молитвы твои и милостыни твои, говорил Ангел, взошли на Небо!” Какой же дар они принесли с неба Корнилию? Этот дар был — слово спасения. “Той речет тебе, продолжил Ангел, поведая Корнилию о святом Апостоле Петре, глаголы в них же спасешися ты и весь дом твой”. Точно душа, приготовленная молитвою и милостынею, соделывается способною услышать и принять Слово Божие, возвещающее ей волю Божию всесвятую и всеблагую. Познание сей воли Божией вводит в душу неизреченное спокойствие, легкость, радость, утешение. И как не радоваться, как не утешаться! С познанием воли Божией, душа приобретает, ясно видит в себе залог блаженства, блаженства небесного, вечного! Вот какие приятнейшие мысли занимали меня по отъезде Вашем из Сергиевой Пустыни. Я не мог отказать сердечному влечению моему, — сообщаю Вам мои думы. Надеюсь, что Вы будете посещать обитель нашу, где Ваше сердце находит отголосок, находит гармонию с Вашими чувствами и желаниями. Когда отношения людей назидаются на прочном основании, на Боге, то из сих отношений источается и обильная польза, и истинное, разнообразное утешение духовное, превысшее всех земных наслаждений, как издающее из себя благоухание вечности.

С чувством сердечной, искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою и усердным богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 г. Января 25 дня. Сергиева Пустынь.

4. Милостивый Государь! Граф Дмитрий Николаевич!

Бог не подвержен влиянию времени, как подвержен ему человек. Пред Ним, в книгах судеб Его, будущее — как настоящее! Так! — В тот день как Вы рождались, праздновалось имя того святого, которое долженствовала носить Ваша будущая супруга. День Вашего рождения соединялся с днем ее Ангела в знамение того, что она должна быть Ангелом утешения для Вас во всю жизнь Вашу. Те, которые во всем видят случай, видят неправильно; — те, которые усматривают во всех обстоятельствах нашей жизни всемудрую и благодетельную руку Божию, рассуждают основательно, благочестиво, Божественно! В этом соединении дня Вашего рождения со днем Ангела Анны Сергеевны невольно для ума, плавающего в предметах Божественных, встречается горнее, приятнейшее созерцание. Имя Анна знаменует — благодать. И так! Едва Вы родились, — Бог, изливший на Вас столько и других даров, приуготовляет уже Вам особенный дар, назначает в удел Вам — Благодать.

Примите мое искреннейшее, усерднейшее поздравление! Милосердный Господь да умножит лета живота Вашего в вожделенном здравии и благополучии, да сказует сердцу Вашему Свою святую волю, да сделает Вас во времени и в вечности наперсником благодати! Извините, что я осмелился вложить в один пакет письмо к Вам и к графине: это я сделал потому, что сама судьба соединила воспоминание Вашего рождения и празднование Ее Ангела в один день.

Св. Писание говорит: “Еже Бог сочета, человек да не разлучает”. Потрудитесь передать Ее Сиятельству мои строки. С чувством совершенной, искренней преданности и почтения, имею честь быть на всю жизнь мою

Вашего Сиятельства покорнейший слуга и Богомолец.

Архимандрит Игнатий.

3 февраля 1847 г.