Письма Нового Валаама

Труд иноков

В советское время были популярны часто повторяемые слова “труд сделал человека”. Исключая последующее — “из обезьяны” — фраза сама по себе содержит глубокий смысл. Труд может быть и великим благословением, и великой скорбью: в раю Бог даёт первому человеку заповедь возделывать и хранить райский сад (Быт 2:15) и через этот благодатный труд познавать себя и своего Творца. Что было дальше — известно: Проклята земля за тебя; со скорбию будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе <…> в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят (Быт 3:17–19).

Чем был труд для поколения наших предшественников? Понятно, что он их кормил, но менял ли, преображал ли он их — или же угнетал и доводил до отчаяния и потери человеческого облика? Россия всегда считалась страной крестьянской, даже после планомерного уничтожения крестьянства как класса в 1920-е. Но историю нельзя уничтожить, даже уничтожая людей.

…У Немировича-Данченко есть рассказ “Мужицкая обитель” про Валаамский монастырь. Да, правда, этот суровый край на северо-западе России, Ладожское озеро-море с его штормами и удалённый каменистый остров в нём — не для мечтателя-ин­теллигента. Дивный остров, Северный Афон, Седой Валаам — вот имена, данные восторженными посетителями этому необычному чуду природы, свидетельству величия человеческого духа и могущества Творца. О Валааме много написано — о его удивительной природе, талантливой архитектуре, богатых традициях и замечательных людях. Написано также немало и о его истории.

К началу ХХ века Спасо-Преображенский Валаамский монастырь в Финляндском Княжестве стал одним из крупнейших в Российской империи православных монастырей, имел образцовые хозяйство и состояние территории. Количество насельников монастыря превышало тысячу. Обитель имела 13 скитов на островах Ладожского озера, богатейшую ризницу, свой маленький корабельный флот, множество мастерских, в которых трудились насельники монастыря, прекрасный сад, выращенный трудами братии, огороды, ферму — всё в прекрасном состоянии. Это было маленькое монашеское государство, выстроенное молитвенным трудом иноков. Главное же его богатство составляли сами живые наследники древних монашеских традиций — старцы-молитвенники с их бесценным опытом. После революции в России в декабре 1917 г. Финляндия провозгласила свою независимость, и Валаам вместе с островами Ладожского озера перешёл к новому государству. Монастырю на Острове было позволено остаться в прежнем статусе православной обители. А в 1939–1940-м гг., уже после зимней советско-финляндской войны, валаамские монахи с монастырским имуществом эвакуировались в глубь Финляндии, где основали “Новый Валаам”, ставший теперь Финляндским Валаамским монастырём.

Непростая судьба этого монастыря заставила русских валаамцев пережить сложности двух мировых войн, голод, эвакуацию, неустроенность, административные и гражданские проблемы в новом государстве. Тем не менее нигде в их письмах и воспоминаниях не проглядывало ропота и сломленности, — того ропота, которым обесценивается всё, достигнутое прежде в трудах и молитвах, когда в отчаянии человек отказывается от своих убеждений, своего взгляда на жизнь, не верит ни во что лучшее для себя и окружающего мира. Того ропота, который оставляет выжженную пустыню духа человеческого и не передаёт в наследство потомкам ничего, что могло бы дать возможность созидать новое и гордиться за своих дедов и отцов. Ничего подобного не было в мыслях у валаамских монахов последнего русского монастыря уходящей эпохи Российского царства. Бывали минуты невыносимой тяжести, но всё же вера побеждала. В тяжёлые послевоенные годы делились урожаем с соседями-финнами. 60–70-летние старцы продолжали самостоятельно трудиться для блага родной обители — с 6 часов утра и до позднего вечера они работали в огороде, обрабатывали землю, обихаживали скот на ферме, косили, жали, пекли хлеб, заготавливали дрова на зиму, извлекая из озера тяжёлые размокшие стволы деревьев — в Финляндии очень строго следили за вырубкой, разрешали использовать только остатки сплавляемого леса или сухостой. Из письма иеродиакона Сергия 1947 г.: “Правду сказать, что для нас, физически трудящихся, питание довольно скудное. Хотя у нас ещё 110 человек братий, но по хозяйству работают под открытым небом не больше 20 человек <…> Скоро помрёт монах отец Захарий. На Валааме был садовником. Он уже не может и каши молочной есть. Ему хоть и 64 года, но был способен ездить на лошадях на работах, летом — на полевых <…> а зимой — из лесу дрова вывозить. Да, таких [потерь] очень жаль. Да уже на то воля Божия да будет. Я с другим, молодым, иеромонахом Саввою хожу в лес дрова пилить с корня для нашего монастырского употребления. Эта работа тоже даёт хороший аппетит, но зачастую и есть нечего в трапезной: на холодное — брюква пареная да картофельный суп с двумя горошинами, безо всякой приправы. Ну а летом я работаю с другим 74-летним монахом на огороде. Конечно, работы хватает до хорошего устатка”.

Читателю предлагается познакомиться с выдержками из писем насельников Валаамского монастыря к одному из благотворителей обители в 1940–50-е годы. Князь Алексей Васильевич Оболенский (1877–1969) до революции служил секретарём Департамента общих дел в Петер­бурге, чиновником особых поручений при министре внутренних дел, был избран гласным Санкт-Петербургской городской думы и членом Центрального Комитета политической партии октябристов. После революции жил в Финляндии и Швеции. Пользовался особым расположением старшей братии Валаамского монастыря за свою любовь к молитве и непраздный интерес к духовной жизни. В своём доме имел устроенную молельню, где любил уединяться. Часто и помногу помогал братии в материальных нуждах.

1. Письмо игумена Харитона¹ (о богоугодном трудничестве)

27 апреля 1943 г. Новый Валаам. Papinniemi.

Досточтимые о Господе Князь и Княгиня, Воистину Хриcтос Воскресе!!

Любезное и назидательное письмо Ваше я получил, и оно будит душу остановить внимание на высказанных там мыслях и попитаться ими, а для большего укоренения и продолжить их:²

Истинная жизнь человека — в общении с Богом. Быть причастником этой жизни вечной можно только через уподобление Богу, отсюда необходимость добрых дел, то есть духовно-нравст­венного возрастания, но это уподобление возможно только тогда, когда Бог придёт к человеку, а человек узнает и примет Его. Необходима, следовательно, благодатная помощь Божия и вера во Христа Бога, которая делает возможным совершение спасения.

Несомненно то, что только с развитием в добре человек может понять всю глубину своей греховности и нравственной немощи. Отсюда, чем выше человек нравственно, тем сильнее в нём сознание своего недостоинства и тем обильнее его покаянные слёзы.

Вопрос, следовательно, в том, куда направлена душа, чего она хочет и чем живёт. Если к Богу ея стремления, если она не для себя живёт, тогда она, помимо своего поведения, помимо внешних дел своих, оправдывается; в этом залог будущего помилования, а подвиги и труды нужны только для возращения и укрепления этого стремления. “Воздаяние, — говорит преподобный Исаак Сирин, — бывает уже не добродетели и не труду ради нея, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено — то первые будут напрасны”.

“Когда, — говорит преподобный Исаак Сирин, — не находится в нас плодов мира и любви, напрасно и суетно всё наше делание”. Не имеющие сих плодов (то есть не обновлённые внутренне) в день Суда окажутся подобными пяти девам юродивым, которые за то, что здесь в сосуды сердца не запасли духовного елея, то есть духовной действенности представляемых ими добродетелей, названы юродивыми и не допущены в брачный чертог Царствия. И подвиг девства за недостаток добродетелей, за то, что не было действенного вселения в них Духа Святого, вменён им ни во что.

Только тогда человек может считать себя спасённым, когда он находится в духовном союзе с Богом и когда он делает добро именно из сознания и во свете этого таинственного союза, когда он готов сказать, что “живёт не он, а живёт в нём Христос”. Конечно, делание должно отражать в себе внутреннее расположение души: доброе дерево не может приносить худых плодов, и живущий с Богом не может зло творить. Но дерево бывает добрым не от плодов. “Древо доброе, — говорит Святитель Тихон Задонский, — показуют добрые плоды, а не делают добрым. Древу надобно прежде добрым быть и тогда добрые дела творити, злой бо не может добро творити”. Точно так же и душа спасается не от дел своих… а от того, что внутреннее её существо обновлено, что сердце её всегда с Богом. “Огнь, который мы получили от благодати Духа, — говорит Святой Златоуст, — если захотим, мы можем усилить, если же не захотим, тотчас угасим его. А когда он угаснет, в наших душах не останется ничего, кроме тьмы…”.

Простите, Алексей Васильевич, что я так много распространился со своими выписками, и главным образом для того, чтобы чем-нибудь разбудить свою душу от духовной спячки.

Мы, по милости Божией, продолжаем подвигаться к вечной жизни, и на Старый Валаам продолжаем торопиться НЕТОРОПЯСЬ.

…За сим, желаю Вам мира и радости о Духе Святе,

Ваш доброжелатель и богомолец недостойный

игумен Харитон.

2. Письмо иеромонаха Исаакия³

26.04.1945 г. Новый Валаам. Papinniemi.

Христос Воскресе!!!

<…> Я не знаю, как выразить Вам <…> мою благодарную радость, что Вы <…> проявляете такое благотворительное отношение к моей затее для пользы нашей обители, в смысле заведения сада (фруктового) на Новом Валааме. Конечно, всё делается у меня в саду с благословения нашего отца настоятеля игумена Харитона, но у него много других забот и некогда ему заниматься моими увлечениями, садоводством. И мне тоже забот и хлопот как ближайшему его сотруднику хватает, но всё-таки и при усталости я в саду отдыхаю душой и все трудности современной жизни с неприятностями, включая пищу и питие, забываю. С раннего отрочества я полюбил сад и полевое хозяйство. В зимнее и другое свободное время я пополняю свои познания по сказанной области из литературы по садоводству и пол[ево­му] хозяйству. У меня, конечно, дело только в начале, в качестве небольшого приусадебного сада, коего приблизительный чертёжик при сём прилагаю.

Что же касается вообще нашей жизни, то живём, слава Богу, сносно, взяв во внимание общее тяжёлое положение Финляндской страны. Отец игумен и братия здравствуют, готовятся к встрече Светлого Праздника. Уважаемый наш старец, схимонах отец Пионий, мирно почив, отошёл ко Господу 11.03.1945 г. Побаливает сильным ревматизмом иеромонах Пионий, отец Лука, иеромонах, перенёс плеврит <…> По силам трудимся и ждём конца войны и вожделенного мира всего мира и “благостояния святых Божиих церквей и соединения всех […]”.

С почтением к Вам, Ваш недостойный богомолец

иеромонах Исаакий.

3. Письмо иеромонаха Исаакия

13.12.1945 г. Papinniemi.

Ваше Сиятельство, добрейший Князь <…>

Вас с Княгинею спешу сердечно поздравить с великим христианским праздником Рождеством Христовым! Который желаю Вам встретить во здравии и соответствующем духовном настроении у Вифлеемских яслей, принося поклонение “нас бо ради Родившемуся Предвечному Богу”. Затем приветствую Вас с наступающим Новым Годом, со свойственными благожеланиями. Да воздаст Вам Господь Бог земными и вечными утешениями и наградами за Вашу любовь и расположение к нашей обители и братии.

Как мы живём — вы знаете, и нищету и убожество; полагаю, отец игумен обстоятельно описывает нашу жизнь. Полевое хозяйство отец игумен нашёл лучшим передать в заведывание о. эконома <…> Мне осталось моё детище, сад <…>

Присланные [Вами] минувшей весной из Швеции яблони постоянно напоминают о Вашей любви. Все эти яблони безболезненно принялись расти, одна даже цвела, и было три яблочка, которые плутишка-мальчик утащил. Видимо, соблазнился. Теперь у нас с о. Виктором забота оградить сад частоколом, а то могут поломать яблони. Мы ходим с ним в казённый лес и заготовляем <…> материал. Сейчас только пришли домой, усталые и озябшие. У нас стоят сухие морозные погоды, а снегу пока маловато <…>

К нам приезжал сюда из Совдепии митрополит Григорий⁴ с Патриаршим поручением. Примирил нас, старых и новых стильников, “во едино сонмище совокупи” в церковную ограду Московского Патриархата⁵. Теперь все ходим в одну церковь и служим вместе, после двадцатилетнего разделения. “Не надобен и клад, когда в семье лад” <…>

Здоровье отца Луки сдаёт. Отец Пионий, иеромонах, известный наш труженик, как захворал осенью 1944, так всё время не может поправиться. Я очень его жалею как незаменимого работника <…>

Итак, мы в отшельствии нашем встречаем пятое Рождество <…> Уже 60 человек отошли в вечность <…> вечная им память.

Наши певчие спели митрополиту Григорию при отъезде “О, дивный остров Валаам…” весь стих. Я не принял в пении участия, хотя этот стих до поступления на Валаам знал наизусть и любил петь в часы досуга, но теперь я расстроился бы при пении слов: “одной желаю лишь отрады, о сём с надеждой я молюсь, прожить в стенах Твоей ограды, пока за гроб переселюсь”. Хотя епископ Киприан⁶, у которого я был переводчиком и сотрудником, говорил мне так перед своею смертью: “Вот я скоро помру, и меня похоронят на Валааме, а ты карелам покажи мою могилу. Когда ты помрёшь, то тебя похоронят рядом со мной”. Ещё до этого он меня просил, говоря: “Отец Исаакий, Карелию не оставляй”, — повторяя это несколько раз. На Валааме, как вам известно, я имел близкое соприкосновение к карелам. Теперь я тоже имею отношение к духовным и другим нуждам карел-бездомников, которые размещены в окружности нас. Пора мне кончать карельские новости, чтобы не наскучить Вам.

Примите заверение искреннего к Вам уважения и признательности.

С сугубым почтением, Вам преданный, недостойный Ваш богомолец

иеромонах Исаакий.

4. Письмо иеродиакона Сергия⁷

Новый Валаам. 13.01.1946 г.

Дорогой Христолюбец, хотел бы я прибегнуть к вашей христианской любви — …Я, иеродиакон Сергий, и хочу вас попросить, быть может, не пришлёте ли мне немножко чайку, кофейку, сахару, да и белой муки — в большой праздник устроить булочку — у нас жить скудненько, по чистой совести сказать. Жировыми продуктами очень скудно, вот насчёт масла — получили на 28-е июня по полкило, и вот второй раз на Рождество Христово дали по 1 кл. — и теперь раньше Пасхи не увидим. А с нас, молодых, в монастыре требуется физический труд. Летом я ещё исполняю послушание огородника, работы бывает много: начинаю в 6 часов утра и иногда [заканчиваю] в 9 часов вечера, да, кроме этого, ещё и монастырских лошадей надо ковать, как и прежде на Валааме. А зимой работаю, так называется, на разных работах, больше на лесных. Братья у нас все стали старые и больные, очень-очень мало трудоспособных. Зато нам, немногим трудоспособным, и достаётся порядочно труда, а питание — по уставу общежительного монастыря — всем одинаково, да и в Финляндии стало во всём скудно: на чёрной бирже масло продают по 1200 марок кило. Где же взять такие большие деньги?

<…> у нас постройки здесь очень старые, деревянные и все в куче, могут в одно прекрасное время сгореть, и мы останемся все без крова и без куска хлеба. Наш отец игумен в этом очень беспокоится. В Финляндии везде забито беженцами из Карелии и из Севера. В таком несчастном случае нам и поместиться негде. У нас и то уже раз 8 загоралось. В 1945-м году 20 ноября нового стиля очень серьёзно загорелось, да хорошо, что днём увидели, а если бы ночью — то всё бы пропало, да и стариков половина сгорит, а если и выскочишь в ночном белье, то замерзнешь.

Итак, желаю вам всего хорошего,

недостойный иеродиакон Сергий.

5. Письмо иеродиакона Сергия

15.02.1946 г.

<…> Светлейший Князь Алексей Васильевич <…> Очень я вам благодарен за вашу к нуждающимся отзывчивость. Мы, Валаамская братия, уже больше четырёх годов не видим чаю. Мы вас будем поминать в церковной и домашней молитве <…>

По милости Божией жить мы устроились. Конечно, в сравнении с Валаамом — “день с ночью” в жизненных условиях, но [с] церковной службой — очень хорошо. Поют на два крылоса, чего за последние годы и на Валааме не было, благодаря церковному разделению. Конечно, по праздникам — на два крылоса, а в будни — на один и служит один иеромонах без диакона. А в воскресные дни — по 8 иеромонахов и 3 диакона во главе с игуменом, а в большие праздники — 10 иеромонахов и 4 диакона. Только бы внешняя жизнь настроилась, в чём и просвету нет, и не видно, когда будет… видно так допущено свыше за плохую жизнь!

Остаюсь пребывать в доброй памяти о вас,

недостойный иеродиакон Сергий.

6. Письмо иеродиакона Сергия

<Без даты>

Здравствуйте Светлейший Князь <…> Поздравляю Вас с наступающим Великим Постом. Пока, до Поста, в скоромные дни дают <…> по 400 гр. молока, только суррогат, да и то зерновой… А в Великий Пост как бы хотелось: то после устатка физического труда, то в праздник — попить чайку, да негде взять <…>

Спасибо Господу, власти теперь дают сахару — за февраль получили по 750 гр., а за март и апрель будут давать по кило. Так мне скорбно, что нет у меня чайку. Хотя бы вы, дорогой Князь, оказали милость чайную, да немного кофейку. А я вам смогу воздать, только если в храме Божием помяну вашу к нам, бедным, доброту.

По правде вам скажу, очень желательно попасть в свою родную Россию, да не знаю, как хлопотать. На меня игумен⁸ имеет взгляд как на рабочую скотину, и то — хороший хозяин свою скотину любит и бережёт, а он на меня имеет взгляд обратный слишком. Два года тому назад высказал мне так: “тебя надо мучить как свирепого вола”, — вот какая его любовь. Да, отец игумен Павлин⁹ имел ко мне хорошее отеческое отношение, я его и по сие время всегда поминаю за упокой. Кроме общей работы, мне приходится ковать своих монастырских лошадей. Работа для меня тяжёлая — и никакого “спасиба”.

Иеродиакон Сергий.

7. Письмо иеродиакона Сергия

3.03.1947 г. (?)

Светлейший Князь и милостивый вы наш благодетель!

Я вам по чистой совести скажу, что на отца игумена я имею хорошее расположение и уважение. Он, конечно, не из гордых, хотя и старший наш, и для меня лично имеет отеческое отношение, и дал мне для жизни, хотя и в проходной комнате, но всё же отдельный уголок. Конечно, он видит дела моего усердия, и Господь мне даёт хорошее здоровье, и физическую силу для исполнения труда <…> Конечно, учитывает мою огородную работу целый день на солнцепёке. Утром приходится раньше всех выходить <…>

Да, если бы годов шесть назад сказал кто — вот будет в Финляндии такая скудость — ведь не поверили бы. В Финляндии была очень хорошая жизнь, было всего много и дёшево! Быть может, наладится когда-нибудь?

Желаю вам и супруге вашей милости Божией. Добре помнящей вас

недостойный иеродиакон Сергий.

8. Письмо иеродиакона Сергия

<Без даты. 1947 г. (?)>

Честнейший о Господе и Светлейший Князь Алексей Васильевич, здравствуйте <…> Поздравляю вас с наступающими великоторжественными праздниками Рождества Христова и Новым Годом. Желаю вам встретить и провести [их] в духовной радости <…>

Добрейший Алексей Васильевич, хотел бы я вас попросить, не пришлете ли мне очки <…> У меня правый глаз в 1929 году был испорчен в кузнице от горячего железа окалиной, и он вполовину видит. А здесь, в Финляндии, очки очень дорогие — 1000 марок, уже не смею и просить у нового начальства. Ещё хотелось бы от вас получить немного чайку и кофейку, как некое наше монашеское утешение. За ваши прежние благодеяния я вас и теперь поминаю как моих благотворителей. Правда, у нас на Пасху была продажа кофея, но слишком дорого <…> а у меня и денег нету. И теперь, на Рождество, было слышно, будут по карточкам <…> давать пачку на человека, а купить не на что, а наша монастырская казна на нас всех не в состоянии купить кофею.

У нас всё ещё нету зимней погоды, надо бы дрова вывозить <…> Пока ходим человек 8 или 10 в лес, дрова пилить. Становится некому работать. А нам, молодым, достаётся изрядно, а харчевание очень слабое, да к тому же и время скудное — ничего не получить, и просвету не видно к лучшему. У нас в монастыре большой недостаток обуви — приходится в сырое и холодное время ходить на работу в худых сапогах с мокрыми ногами.

Да, было время, жили и хорошо на старом Валааме, но теперь должно и это терпеть, видно, такое Божие испытание на нас и на других <…> попущено.

Да будет воля Божия. Остаюсь с уважением к вам,

иеродиакон Сергий.

Письмо 9 иеромонаха Григория¹⁰

14.04.1947 г. Папин-ниеми.

Христос Воскресе!

<…> Милостью Божией и мы дожили до праздника Светлого Христова Воскресения и уже два дня торжественно в церковном служении праздновали. Богомольцев православных было мало, человек 10, а лютеран, молодёжи, было очень много, интересующихся нашим служением. К сожалению нашему не было нашего старца, отца Ефрема¹¹, который всегда в торжественных служениях участвовал и своим голосом помогал в Пасхальных запевах. 26 марта в 9 часов вечера он оставил нас <…> Всю жизнь в обители мы с ним были в добрых отношениях, потому что пришли в обитель мальчиками: он на четырнадцатом году, а я на шестнадцатом <…> И нас осталось только двое, которые поступили в обитель при игумене Ионафане¹²; ещё был третий — схимонах отец Пионий-Слепец, а теперь я остался один. Я на 9 месяцев старше его… мне 17 апреля исполнится 77, тоже надо приготовляться к переходу в загробную жизнь, к праотцам, хотя у нас есть 12 человек 80-ти и больше лет.

Вы спрашиваете, как моё здоровье? Здоровье старческое: кружение головы, слепота, глухота, а главное, мои ломаные ноги плохо ходят, но я ещё стараюсь разделять труды со старцами и своими трудами воодушевляю их. Теперь я не заведую хозяйством, в 1941-м году я совсем почти ослеп, даже не мог подписать приходо-расходной казначейской книги, и хотел просить уволить меня от казначейской должности <…> Но наш бывший бухгалтер А. Золотогоров уговорил меня съездить в глазную клинику в Гельсингфорс, там исследовали на разных аппаратах мои глаза и нашли, что у меня на обоих глазах катаракта, нужно делать операцию, которую и сделали одному глазу, а второму глазу сделали ещё через год — <…> теперь я с помощью очков хорошо вижу, работаю и читаю, и пишу, и продолжаю свою каз­начейскую должность, а хозяйством здесь заведует эконом, иеромонах Филагрий.

Первые годы жизни здешней ещё я заведывал. Здесь хозяйство небольшое сравнительно со старым Валаамом. 70 гектаров пахотной и луговой земли и лесу 230 гектаров. Лес мелкий, мало хорошего, и тот реквизируют и отправляют в Россию: повоевали, теперь надо рассчитываться. В прошлом году заклеймили 1000 деревьев, нам осталось только сучьё и вершинки. А нынче ещё заклеймили 2000 дерев — остаётся нам кустарник и молодой лесок, а дрова у нас в течение года выходят 1200 куб. м. Поэтому необходимость заставила как-нибудь выходить из этого положения и находить себе топлива. Управляющий этого имения сказал нам, что у берегов есть много затонувшего лесного материала, его можно извлекать из воды на дрова <…> Вот я и занялся <…> и 6 лет производил эту водолазную работу с начала весны, как только лёд растает, и до морозов… Помогают мне два старца по 63 года каждому. Один с 6 часов утра едет со мной, а другой с обеда, а до обеда он печёт хлеб. И в течение лета вытаскиваем и распиливаем на метровые, и раскалываем, и кладём в клетки <…> и по первому льду <…> везём их на лошадке <…>

Еще то воодушевляло меня, что моя эта работа избавляла старцев от трудов повинности в казну до 65 лет. И нынче, если буду здоров, то буду продолжать свою водолазную работу <…> К сожалению, рабочих теперь нанять негде, все работы старцы сами работают <…>

Призывая на Вас Божие благословение, молитвенно всегда помнящий Вас,

иеромонах Григорий.

10. Письмо иеромонаха Исаакия

10.07.1947 г. Hinavesi K. Sairaala.

Ваше Сиятельство, Добрейший о Господе Князь.

Извините за опоздалость мою, но т<ак> к<ак> Вы питаете давно уже к нам, т<о> е<сть> Валаамской обители и к её нищей братии, благоволение, то я считаю долгом сообщить Вам, что Ваш покорный слуга, наместник грешный Исаакий, занемог.

По монастырским эвакуационным делам по распоряжению отца игумена Харитона я выехал по железной дороге в Куопио и дальше в Suonejoki, а оттуда <…> в село Rautalampi, чтобы получить <…> из музея <…> наши ценности, Вам знакомые: Шишкинские картины, которые тогда полковником Jarvenen <…> из Валаама были увезены на хранение в упомянутый музей, а расписка от заведующей музеем хранилась в сейфе Куопиокского Kansallis-pankki. Копия этой расписки была привезена мною отцу игумену, и у него имелся перевод, но наши канцеляристы, затерявши копию, уверяли, что они ничего не знают о ней. Возникло сомнение в расписке. Будучи в Куопио, я извлек из сейфа расписку; через знакомого карела Д. П. Ylamurto навели точную справку, что ящик с картинами там, в музее, но завален выборгскими товарами. Хорошо знакомый Ylamurto брался, предлагал свои услуги наш ящик отправить монастырю, но мы с отцом игуменом считали нужным кому-нибудь самим отправиться за ним, чтобы там, согласно расписке, проверить содержимое.

Я предлагал послать туда отца Марка, как помоложе человека, но отец игумен решил отправить наместника. 19 мая я благополучно прибыл в Rautalampi и достиг нашего дружественного Д. П. Ylamurto в селении, смотрели его новые поля и прочее <…> за столом я почувствовал бездействие правой руки и ноги. Ночь проспал у него кое-как, а утром попросил свезти на лошадке к автобусу. Приехали в Rautalampi, остановились у моих добрых знакомых. За мной ухаживали как за отцом родным. Я заботился о врачебной помощи. Первый раз неудачно. Спустя несколько часов я попал к врачу, который установил лёгкий паралич, прописал пилюли, 4 недели лежать <…> Там я лежать не остался, хотя дома у нас — кто будет ухаживать? А главное дело — зачем послан. Много было дано мне поручений, начиная с 23-летнего возраста и до сего 69 года — не привык оставлять не доконченным. Господь помогал, слава и благодарение Ему.

Итак, от доктора к музею 1 км автомобиля, и вот мой Д. П. меня взял за ремень, а я кое-как старался его шею держать правой расслабленной рукой, правая нога волочится. Доплелись до музея, нашлась заведующая, пришёл <…> сынок моего знакомого, я не в состоянии был действовать. Притащили ящик около 2,5 м ґ 1,5 м ґ 0,30 см. Все вещи оказались хорошо запакованные и все налицо. Гвозди забили обратно, согласились, что завтра возьмём грузовик и [поедем].

Вечером я поразмыслил: мне опасно без провожатого. Мой Д. П. Ylamurto отправился к себе за 8 км., ничего мне не сказав. Я заскорбел со своим новым планом, как я проберусь один из автобуса в поезд, а потом в Куопио из вокзала в гостиницу? Лучше бы на грузовике прямо в Куопио и Hospits. И вот во время утреннего korvike приходит мой знакомый приятель Д. П. Ylamurto, я ему и говорю о своём проекте, и он говорит, что в таком случае: “я тебя провожу и помогу тебе наладить товар”. Я ему: “Ты всегда был золотой человек, помоги и теперь”. Так он помог.

В Куопио я по телефону известил секретаря, господина (Perola), о своём состоянии; он дал указание отправить картины в Папин-ниеми, застраховав на 100 тыс. марок. На том же автомобиле отвезли ящик <…> Павел Павлович (Tulehmo) настойчиво мне сказал, чтобы я в Куопио сходил к сердечному врачу и как он скажет, так мне и надо сделать <…>

Я был у врача губернской больницы <…> Доктор сказал, что, по меньшей мере лежать надо 4 недели, но в губернской больнице в виду ремонтов нет местов, и я принуждён был прибегнуть в Heinovesi. Доктор Sarkkila меня встретил на автобусе и свёз на больницу. Сам доктор Sarkkila и супруга его, и дети — чудные люди, я не умею даже благодарить их. К Иванову дню я и здешний врач полагали мне уже выписаться, как у меня появилась новая болезнь: закупорка вены, выразившаяся в крутой форме. Для этого приняты особые меры и если особого ничего не произойдёт, то, наверное, в будущую неделю выпустят.

И так живём и движемся — что скоро позовут к отчёту.

Примите сердечный привет от моего убожества, от доктора Sarkkila и семьи его Вам и Её Сиятельству.

Усердно прошу Ваших святых молитв.

Иеромонах Исаакий.

11. Письмо иеромонаха Григория

25.01.1948 г.

Добрейший Алексей Васильевич <…>

Я получил от Вас письмо с поздравлением <…> а потом ещё принесли мне пакет сахарного песку. Много, много Вас благодарю.

<…> Перед Рождеством Христовым скончался садовник, монах Захарий, неустанный труженик <…> всё время работал на лошади, пред Праздником ослабел, у него было сильное малокровие, просил постричь его в схиму, желание его <…> исполнили, постригли с именем Михаила, соборовали, много раз приобщали, дней пять пролежал и скончался безболезненно, в радостном настроении.

Погода у нас стоит с половины ноября: почти что каждый день шёл снег <…> морозики доходили до 25 градусов <…>

Призываю на Вас Божие благословение, остаюсь благодарным Вам

иеромонах Григорий.

12. Письмо иеродиакона Сергия

26.01.1948 г.

Многоуважаемый и Светлейший Князь Алексей Васильевич,

вот сегодня <…> состоялся выбор нового игумена, выбирали только имеющие финское гражданство, некоторые не пришли на выборы, но и так выпало 31 голос на схиигумена Иоанна¹³. <…> И, слава Богу — отец Иоанн у нас хорошей духовной жизни, он сам о себе водится смиренным мудрованием, и тоже начитанный святоотеческого наследия, и всегда нас, своих духовных чад, приводит к миру.

Я вот недавно три недели болел в пояснице ревматизмом, но, к сожалению, у нас нету хорошего натирания. Конечно, когда я болел, то не скорбел, а радовался, что немного побаливал, и просил Бога дать мне терпения — ни сидеть, ни лежать, ни ходить свободно не давало <…>

Иеродиакон Сергий.

13. Письмо монаха Иувиана¹⁴

10.07.1952 г.

Глубокочтимый и Дорогой о Господе, Досточтимейший Алексей Васильевич!

<…> Взамен умершего игумена Иеронима¹⁵ братией избран иеромонах Нестор¹⁶, регент нашего монастырского хора, который в скором времени поедет в Санкт-Петербург для посвящения его в сан игумена.

Выборы нового настоятеля прошли почти единогласно, но выборщиками являются только те монашествующие, которые приняли финское подданство¹⁷; но все те, которые не пожелали отречься от своей Родины и остались в Русском подданстве, все таковые, в том числе и аз, грешный, мы вот уже в течение 23 лет не участвуем ни в каких выборах и не имеем никакого голоса, и не имеем права занимать хозяйственные и ответственные должности в родной обители, хотя безвыездно проживаем в ней 53 года <…>

Вот у нас наступила уже “летняя страда”: сперва посадка корнеплодов, потом, по выходе их на свет Божий, их нужно полоть и удалять сорные травы, затем сенокос, потом жатва хлебов и в заключение — копание корнеплодов. Всё это, в совокупности взятое, поглощает время с 1 мая по старому стилю и до Покрова.

Но так как возраст у нас всех уже старческий — мне, например, идёт уже 73-й год — то всё это исполняется с велим трудом, но иного выхода нет <…> Питание у нас постническое и скудное.

Все это, вместе взятое, невольно ускоряет старческие недомогания, результатом коих является благодетельная смерть <…>

Усерднейше прошу Ваших святых молитв, Боголюбивейший и Добрейший Алексей Васильевич!

С искренним к Вам почтением и любовью о Господе,

Вашего Боголюбия недостойный и непотребный слуга,

грешный инок монах Иувиан.

Письма игумена Харитона,
настоятеля Валаамского монастыря

Среди славных Валаамских настоятелей наряду с известными именами игуменов Назария¹⁸ и Дамаскина¹⁹ по праву стоит имя игумена Харитона (Дунаева, *1872–†1947), последнего настоятеля Валаамской обители, занявшего свой пост на Старом Валааме. При нём в 1939–1940 гг. прошли эвакуация монастыря вглубь Финляндии и устроение нового монашеского поселения в Папин-ниеми.

Судьба этого человека, несшего на своих плечах бремя управления Валаамским монастырём с 1933 по 1947 гг., позволяет лучше понять события тех лет. Будучи старцем и молитвенником, не имея классического образования, но обладая благодатным даром духовного делания, игумен Харитон не пал духом в сложные и противоречивые 1920–30-е гг. Именно этот человек сумел завоевать доверие как братии, так и новых церковных властей тем, что всегда искал пользы монастыря и вверенных ему людей. В 1920-е, когда многие русские православные в Финляндии растерялись, столкнувшись с давлением государства и новой церковной администрации, эконом Харитон обивал пороги различных инстанций, добиваясь разрешения оставить в монастыре “старый” церковный календарь и сохранить монашеские обители от упразднения²⁰.

После сорока лет пребывания в монастыре он записал в своём дневнике: “Промыслом Божиим при конце моей жизни суждено поставить меня во главе этой Обители, которая <…> замирает, не столько материально, сколько духовно. Духовный распад коренится внутри и выливается наружу, погоняемый и внешними содействующими обстоятельствами. Взирая на то и другое, остаётся только вопиять: изведи из темницы душу мою, исповедатися Имени Твоему”²¹. Оставаясь в душе старостильником, иеромонах Харитон одним из первых в монастыре принял финляндское гражданство и новый календарь, узаконенный в Финляндии гражданскими властями и Константинопольским патриархом. Однако приложил все силы, чтобы сохранить монастырю возможность придерживаться старой, юлианской пасхалии, тогда как с 1925 г. во всей Финляндской Церкви была официально введена новая, григорианская, что вызвало длительное “календарное противостояние” в Валаамском монастыре.

В 1927 г. вышла в свет книга иеромонаха Харитона “Введе­ние нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях”, долгое время остававшаяся единственным документальным источником по “календарной смуте” в Финляндии. Отец Харитон был также известным делателем Иисусовой молитвы и имел желание удалиться “в пустыню”, отшельничать, но подчинился велению обстоятельств и исполнял своё служение в самой гуще событий своего времени. В 1936 г. совместно с протоиереем Сергием Четвериковым²² игумен Харитон написал книгу “Умное делание. О молитве Иисусовой”, а в 1943 г. — книгу “Аскетизм и монашество”. Незадолго до кончины принял схиму.

Ниже прилагаются письма игумена Харитона к благотворителю Валаамского монастыря князю Алексею Васильевичу Оболенскому, уже известному читателю по прошлой публикации.

Письма игумена Харитона князю А. В. Оболенскому

28.12.1932 г. Валаам. Предтеченский скит.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Любезное письмо Ваше от 17-го декабря сего года я получил. Благодарю за поздравление с Праздниками и наградой. От всей души и Вас поздравляю с уже прошедшим Рождеством Христовым и наступающим Новым Годом: желаю Вам здравия, благоденствия и, главное, душевного спасения.

Как отрадно читать строки из Вашего письма об истинном покое для духа, которые как бы исправляют и согревают чёрствые слова — “ушедшего на покой”. Уйти на покой, [будучи] обладаемым душевными страстями, — предстоит не покой, а борьба и борьба! Сойти по должностной лестнице вниз — не так трудно, но чтобы в чувствах сердца стать ниже и хуже другого — это задача немалая и неизбежная на истинном пути христианском, где глас мытаря и расслабленного должны слиться вместе и вопиять: “человека не имам!”, и чрез слёзную купель увидеть доброго Самарянина, Который бы дал той купели целительную силу для душевных ран и струпов. Правда, внешний покой служит для внутреннего самым приспособленнейшим средством, ибо не так охлаждается храмина души через окна чувств, и уму даётся возможность собраться в себя и следить за движениями своего сердца, с которым без доброго Самарянина никак не справиться, и поэтому ум сам ощутит нужду непрестанно вопиять к Нему о помощи.

Итак, вожделенный для меня покой внешний мне дарован²³ как некое средство для внутреннего, и я признаю его даром милосердия Божия, скрывшего меня в тайне лица Своего от мятежа человеческого, покрывшего меня под сенью от пререкания языков [ср. Пс 30:21]. Для мира это непонятно.

Так наша жизнь тиха лишь с Богом,
Чужда житейских смут она
И как в отшельничестве строгом
Она здесь радует меня.

За сим, желая Вам всех благ, мира и радости о Духе Святе, прошу помолиться о сём благе и для меня.

Ваш покорный слуга, недостойный иеромонах Харитон.

Прошу передать мой низкий, низкий поклон княгине.

23.02.1938 г. Валаам.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Письмо Ваше от 15.02.38 г. я получил, оно помазано елеем любви к Богу и нашей обители. Спасибо Вам за столь добрые отношения к обители и даже заботу о ней. Господь по Своему милосердию хранит её и мы, недостойные, как должны благодарить Господа Бога за столь великие милости Его к нам!

Господь “ближе к нам, чем дыхание наше”, но мы отдаляемся от Него мыслию и чувствами. От нас требуется усилие приблизиться к Богу тем и другим, но, опять-таки, без благодатной помощи и этого не можем сделать, а потому и нужно непрестанно вопиять к Господу о помощи и помиловании — и Он, Всемилостивый, близь нас! Только нам нужно не забывать помнить о Нём непрестанно, что и называется памятью Божией, а чтобы в сём успеть, опытные советуют непрестанно творить молитву Иисусову <…>

С любовью о Христе, Ваш покорный слуга, недостойный игумен Харитон.

П. С. При рукописях нашей библиотеки находится немало интересных и даже полезных рукописей документов и писем, одну из них прилагаю при сём Вам, из которой видно, как Господь милосерден к кающимся грешникам.

Игумен Харитон.

Прилагаемая рукопись: Машинописная копия предсмертного письма государственного преступника Рылеева²⁴

«1826 г. Июля 13-го дня.

Бог и Государь решили участь мою! Я должен умереть, и умереть смертию позорною, да будет Его Святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и Он утешит твои молитвы, не ропщи на Него и на Государя, это будет безрассудно грешно: нам ли постигнуть неисповедимые судьбы непостижённого. Я ни разу не возроптал во всё время моего заключения, и за то Дух Святый давно утешил меня, подивись, мой друг! В сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О! милый друг, как спасительно быть христианином, благодарю моего Создателя, и что я умираю во Христе, это дивное спокойствие получаю, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога! Не предавайся отчаянию, ищи утешение в религии, я просил нашего священника посещать тебя, слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей. Отдай ему одну из золотых табакерок в знак признательности моей, или лучше сказать “на память”: потому что возблагодарить его может только один Бог за то благодеяние, которое он оказал мне своими беседами.

Ты не оставайся здесь долго, а старайся окончить дела свои и отправиться к почтеннейшей матушке. Проси её, чтобы она простила меня, равно всех родных своих проси о том же. Катерине Ивановне и детям ея кланяйся и скажи, чтобы она не роптала на меня за М. П. — не я его вовлёк в общую беду; он сам засвидетельствует.

Я хотел было просить свидания с тобою, но рассудил, чтобы не расстроить себя! Молю за тебя и за Настеньку, и за бедную сестру Бога и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и причастит.

Настеньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю всех вас Святому покровительству живаго Бога. Прошу тебя, более сего заботиться о воспитании её. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить на неё свои Христианские чувства, и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности жизни, и когда будет иметь мужа, осчастливит и его, как ты, мой милый, добрый и не оценённый друг, осчастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ли, мой друг, благодарить словами?! Они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за сие.

Почтеннейшей Прасковье Васильевне — душевная искренняя предсмертная благодарность. Прощай! Велят одеваться. Да будет Его Святая воля!

Твой искреннейший друг, Кондратий Рылеев».

6.11.1938 г. Скит Всех святых.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с нами.

Назидательное письмо Ваше от 2.11.38 г. я получил, от него веет духом благочестивых древних русских князей, за что премного, много благодарю Вас и в особенности за добрую память.

Вы полагаете, что я “удалился на покой”, но пока это ещё не так: я, с согласия наших соборных старцев, испросил у владыки Германа²⁵ только “отпуск на 6 месяцев для поправки здоровья”. И этим отпуском уже пользуюсь, находясь в скиту Всех святых, который благотворно влияет на моё здоровье. Чтобы совсем удалиться на покой, надо знать ещё, обретёшь ли его? Покой, разумеется, для духа, но, на боку лёжа, труднее его приобресть, а к последнему я очень расположен, вот и пробую теперь, можно ли совместить одно с другим, и боюсь, чтобы вместо богоугождения не попасть бы в рабство самоугождению. Итак, мой временный отпуск является лишь пробною ступенью к свободе духа, а свобода духа находится только в Боге, от Которого мы удалились, не пространством, а мыслию и чувствами, и, стало быть, главный подвиг и должен состоять в том, чтобы приблизиться к Богу тем и другим. И этот подвиг возможен не только в монастыре и Скиту, но и в Териоках²⁶, где я видел дом князя и моленную его, которая напоминает мне скиток, хотя из него виден мир и слышны морские волны, но это опять-таки напоминает о том, что для покоя духа необходимо укрыться в глубине своего сердца и умными очами зреть Господа. Да поможет нам Господь Бог не говорить только об этом, но и делать.

Вот и смерть не за горами, о чём напоминают мне под окном моим могилки замечательных старцев: Клеопы²⁷ и Онуфрия²⁸, последнему келейничал знакомый Вам покойный схимонах Серапион²⁹. Отец Онуфрий накануне своей смерти поведал о милости Божией, явленной ему в Пасхальную утреню, когда запели: “Воскресение Твое, Спасе…”. К нему в сердце канул огонёк, который уже всю жизнь не оставлял его, и молитвенно журчал, как ручеёк, разжигая любовь к Богу. Правда, при рассеянности внимания и увлечения помыслами иногда угасал, тогда нужно было каяться и умолять Господа, и милостивый Господь опять возвращал благодатный огонёк.

Упомянутый старец был женат и с согласия жены ушёл в монастырь Валаамский, откуда послушником послан в Петербург, в Валаамскую часовню поваром, где и находился более 20 лет, а потом в Авраамиевском скиту, тоже поваром, а остальную жизнь закончил в скиту Всех святых, где и похоронен, предсказав свою смерть. Старец Клеопа — это ученик схиархимандрита Паисия³⁰, делатель Иисусовой молитвы, он скончался в 1816 году, а в 1893 году рядом с ним хоронили монаха Арсения. Тогда из могилы старца Клеопы раздалось такое благоухание, что все присутствующие с удивлением обоняли это благоухание. Итак:

Одно теперь моё желание —
Стать выше мира и страстей
И здесь слезою покаяния
Мириться с совестью моей.
Пока есть время, есть и меры,
Пока отверст мне райский вход.
И вправе чувством правой веры
Я встретить смертный мой исход.

За сим, желая Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе, прошу помолиться о сём благе и за меня.

Ваш покорный слуга, недостойный игумен Харитон.

Прошу передать мой низкий, низкий поклон княгине с просьбою ея молитв.

П. С. Закончив ответное письмо Вам, мне захотелось ещё раз прочитать Ваше письмо ко мне, где чудныя мысли Ваши заставляют обратить на них особое внимание, как например: часто слова, ум и сердце идут разными дорогами и гармония нарушается.

И эту гармонию прежде всего необходимо установить в самом себе. В противном случае, защищая даже дело истины, трудно будет хранить миролюбивыя чувства к враждующим противникам, а без сего — всё не в прок, и внутренняя гармония души нарушается и расстраивается. Ещё к большему возмущению приводят душу мысли, что в ея расстройстве виновны люди, а не сама она, помрачённая своей внутренней неурядицей. Ведь люди, если даже и в заблуждении, то достойны сожаления и любви, а не презрения и ненависти. Мысли о виновности других людей какой бунт производят в душевной храмине. И наоборот, мысли о сожалении и сострадании к ним, хотя бы и заблудшим, какой мир в душе водворяют. Это, полагаю, испытал всякий блюдущий свою душу. Из такого опытного наблюдения ясно видно, чем душевная гармония нарушается и чем налаживается.

У нас в обители, слава Богу, мирно, и, кажется, нет никого, противодействующего этому миру. Есть разномыслие, но и оно не нарушает мира. Какая милость Божия к Валааму: в такое время живёт безбедно и никто его не обижает³¹. Это должно нас побудить к тому, чтобы ходить достойно звания своего. Вот теперь я свободен от житейских попечений, слава Богу, и обителью есть кому управлять. Но меня-то к чему это обязывает!!. Вот читаю святителя Григория Паламу, который говорит: “Всё бросим, всё оставим, от всего отречёмся: и во взаимных отношениях и делах, и в желаниях, что отвлекает и отделяет нас от Бога и такую причиняет смерть. Кто будет бояться сей смерти и беречься от нея, тот не убоится приближения смерти телесной, имея обитающей в себе истинную жизнь, которая наипаче смертию приобретает неотъемлемость. Ибо как смерть души есть настоящая смерть, так и жизнь души есть настоящая жизнь. Жизнь же души есть единение с Богом, как жизнь тела — единение его с душою. Ибо как через преступление заповеди, отделившись от Бога, душа умертвилась, так через послушание заповеди, соединившись опять с Богом, она оживотворяется… И вот, настоящая смерть — когда душа разъединяется с Божественною благодатью и сочетавается с грехом. Имеющие ум должны избегать такой смерти и страшиться. Для добре мудрствующих она страшнее самой муки геенской. Ея и мы всеусиленно избегать будем… Ибо как отделение души от тела есть смерть тела, так и отделение Бога от души есть смерть души. И это и есть, главным образом, смерть — смерть души”.

Игумен Харитон.

18.04.1941 г. Karvion Kanava; Valamon luostari; Johtaja; Suomi (Finland).

Воистину Христос Воскресе!!!

Досточтимый Алексей Васильевич, поздравляю Вас и всю Вашу домашнюю церковь с праздником Светлого Христова Воскресения, желая Вам мира и радости о Духе Святе.

Мы часто вспоминаем как Вас, так и княгиню как дорогих и незабвенных наших паломников Валаамских, последнего мы лишились, но не лишились милости Божией. Поминая слова Апостола: “Не имамы зде града пребывающа, но грядущего взыскуем”. А для грядущего, чтобы взойти на Фавор, неизбежно пройти через Голгофу.

Как известно Вам, половина нашего братства оставила Валаам 20 декабря 1939 г., вторая половина во главе с настоятелем оставила Валаам только тогда, когда корпуса его пылали ярким пламенем от бомб, которые сыпались в центр обители³².

4–5 февраля 1940 г. после дневной бомбардировки горели корпуса больницы, церковь Святой Троицы, ризница, библиотека. Под крышей собора удалось затушить зажигательные бомбы и вход из ризницы в собор разрушить, что и спасло собор от всепоедающего пламени. В [соборе] в последний раз мы отслужили напутственный молебен в поздний вечер, когда зарево пожаров, оглушительный треск и клубы дыма поднимались к небу и тонули в ночной темноте, последняя благоприятствовала для нашего пути через озеро — в смысле ограждения от бомб с воздуха. А небывалый до тех пор мороз сковал такой мост через озеро, что могли ходить грузовики-автомобили. [Это] и дало нам возможность безбедно добраться до берега и поселиться там, где и первая наша партия, то есть в центре нашей страны, где приняли нас радушно, разместив в народной школе, куда современные хищные адские птицы не залетали, и [мы] почувствовали [себя] свободными от них и возблагодарили Господа, спасшего нас от неизбежной смерти и даже от заболеваний. Окружающее население отнеслось к нам с христианскою любовью, а правительство позаботилось о размещении и пропитании нас, то и другое вызвало в нас глубокое чувство благодарности к Господу Богу и правительству.

Теперь, как Вам известно, благодарение Господу, мы приобрели место для нашего жительства, где и устраиваемся³³. 110 иноков уже живёт на новом месте, остальные, около 70 человек продолжают жить в школах, дожидая, когда здесь и для них будет устроено помещение.

Приобретённое имение земли имеет 350 десятин, из них пахотной 50 десятин, остальная — под лесом. Место, удалённое от городов и больших селений, что вполне соответствует нашему званию.

С Валаама удалось вывезти большую часть библиотеки и ризницы, и много образов, последние есть уже в нашей новой церкви трапезы, где мы совершаем богослужение ежедневно по уставу Валаамскому. Престол — из старого собора Валаама. Со Смоленского скита колокола призывают нас к богослужению. Для хозяйства имеем и необходимый скот: 18 коров, 6 лошадей и 5 маток-свиней, которые перешли к нам вместе с имением. В общем, слава Богу, помаленьку устраиваемся на земле, однако не знаем, отсюда ли перейдём в вечность или всё предстоит переселение, и буди Его святая воля, Он знает, где для нас удобнее приблизиться к Нему, а с Ним везде и при всяких обстоятельствах хорошо и отрадно.

Если Вы будете в Финляндии, то посетите и наше убожество, хотя у нас помещения мало и гостиницы нет, не можем Вас принять как князя, но как паломнику найдём место.

За сим остаюсь с глубоким к Вам почтением и с любовью о Господе недостойный игумен Харитон.

Передайте княгине мой сердечный привет.

28.12.1941 г. Johtaja; Valamo-Suomi (Finland).

Дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Любезнейшее письмо Ваше я получил. Спасибо за поздравление с праздником. Вас поздравляю уже с прошедшим Рождеством и наступающим Новым годом.

Спасибо Вам и за пожелание нам главного в жизни человека христианина: “мира и радости о Духе Святе”. Этот мир есть основание и условие всякого другого: мира общественного и мира государственного. Внешнее действование человека есть обнаружение внутреннего его настроения. Когда внутри его и в нём самом нет мира, тогда не может быть его и во вне. Этот внутренний мир приобретается победою над страстями, благочестием и чистотою, праведною и богоугодною жизнью. Его-то по преимуществу мы и должны желать и к достижению его стремиться.

В настоящее время повсюду чувствуется как будто упадок сил, отсутствие бодрости и чистого светлого настроения. Идеалы, возвышающие человека верою в вечное добро и красоту и отвлекающие его от мелкой, суетливой обыденной жизни, как будто исчезли с лица земли. И что делается теперь на земле? Когда подольше и поглубже подумаешь обо всём том ужасе, что творится во всех пяти частях света: на суше, на воде и в воздухе — поистине, как будто Бог отступился от грешного человечества и допустил их самих себя наказывать за беззакония и грехи. И вот, сердце облежат постоянные тревоги и отдыха ему не дают: но прилепись ко Господу, и Он успокоит тебя; и будешь мирствовать в себе и всё вокруг светлым зреть; беспрепятственно и непреткновенно шествовать с Господом сквозь мрак и темноты жизни сей, к всеблаженной полной отраде и простору вечности. Земля никогда не будет превращена в рай, пока будет существовать настоящий порядок вещей, но она есть и будет поприщем приготовления к райской жизни. На этом поприще внешнего покоя может и не быть никакого, а один внутренний, но он неотделим от Христа. А с Христовым миром мученики шли на мучения и радовались <…>

Желаю Вам и княгине всех благ от Господа Бога и, главное, спасения души.

Ваш доброжелатель и богомолец недостойный игумен Харитон.

Мы пока по милости Божией устроились на Новом Валааме хорошо. Не торопясь, будем восстанавливать и старый Валаам.

10.04.1942. Новый Валаам.

Воистину Христос Воскресе!

Ваше Сиятельство, достоуважаемый князь, Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами!

Благодарю Вас за письмо и за радостный пасхальный привет. Взаимно также приветствую Вас и многоуважаемую княгиню с праздником Святой Пасхи и молитвенно желаю всяких благ от Воскресшего Господа.

<…> По милости Божией, праздник Святой Пасхи мы встретили и проводим тихо, мирно и благополучно, духовно утешаясь дивными и несравненными Пасхальными песнопениями. Новый Валаам находится вдали от шумных мирских селений и городов, местность здесь очень красивая и живописная, живём на берегу залива. Всё это, вместе взятое, делает Новый Валаам пустынной обителью, так свойственной для поселения монашествующих. Конечно, всё это совершилось по изволению Божию и Преподобных отцев наших Сергия и Германа, святый образ которых находился здесь ещё до нашего сюда приезда³⁴ <…>

Господь да хранит вас в здравии, мире и спасении.

С усердной молитвою ко Всевышнему призываю на вас Божие споспешествующее благословение. С искренним уважением и молитвенным о Господе благожеланием,

Вашего Сиятельства нижайший собрат во Христе недостойный игумен Харитон.

16.06.1943 г. Папинниеми.

Досточтимый и дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с нами.

Любезное письмо Ваше от 31.05.43 г. я получил, где Вы любезно поздравляете меня с 10-летним юбилеем. За что премного много благодарю и, главное, за добрую память. Да, действительно, “…последнее время — когда дух противления с такой злобою напал на род человеческий”, когда ночная тьма едва-едва озаряется занимающейся зарёю, когда вечные истины рисуются людскому взору в смутных и колеблющихся образах. Но благодарение Господу, что мы, верующие, под покровом происшествий, составляющих внешнюю рамку нашей жизни, научаемся познавать и различать, даже до подробностей, проявление воли Божественного Руководителя, заставляющего нас пройти не нами избранную школу, удаляющую нас от мира и самих себя, и тем избавляющего нас от горших искушений. Иной раз доказательства Божественного Провидения становятся для нас осязательными, которые и вызывают слёзы умиления, и в самых тяжких испытаниях открываются знаки Божественной благости. И потому понятными становятся слова апостола Павла: что всё содействует исполнению Его предначертаний. Он является и в неизменных законах природы, и в частных действиях Своего промышления; Он присутствует и в раскатах грома и бури, и в мирном и светлом сиянии зари; Он находится и в мрачной туче, нависшей над миром, и в детской улыбке и радостях счастливой семьи. Он является и в тайных силах, повинующихся велению Творца, когда гробы отверзаются, чтобы возвратить жизни своих мертвецов, но Он же присутствует и тогда, когда мы отдаём охладевшие останки наших покойников могиле. Он находится с теми, кого постигает тяжесть испытания, и с теми, кого минует. Он присутствует везде. Аминь.

За сим, желая Вам и любезной Вашей всех благ от Господа Бога,

Ваш доброжелатель и богомолец

недостойный игумен Харитон.

17.12.1943 г. Папин-ниеми.

Досточтимые о Господе князь и княгиня! Милость Божия буди с нами!

Поздравляю вас с праздником Рождества Христова и с наступающим Новым годом, желаю вам мира и радости о Духе Святе.

Не знаем, когда мы можем переселиться в свою родную обитель. Да это и не так важно, но главное — с чем мы пойдём в Горний Иерусалим? “Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам да вниду в онь. Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя!”³⁵ — Эта церковная песнь звучит в нашей душе, ибо по возрасту своему мы находимся на грани потустороннего мира. Как душа здесь развилась для будущей жизни, с тем она и пойдёт туда. Вся наша надежда на Господа Бога: Он ещё здесь даёт радость ощущать Свою любовь как задаток для вечной жизни.

За сим, желая вам вечных благ от Господа Бога, остаюсь с любовью о Господе к Вам, Ваш собрат во Христе — недостойный игумен Харитон.

12.04.1944 г. Папин-ниеми.

Дорогой о Господе Алексей Васильевич! Воистину Христос Воскресе!

Письмо Ваше я получил, за которое премного, много благодарю […] Святые Отцы предвозвестили, что в последние времена спасающиеся скроются от [взоров] человеческих и пойдут смиренным путём делания, хранясь осуждать отступников, предавая всё воле Божией и суду Божию, благоговея пред самыми попущениями Божьими. Спасающиеся должны понимать [это] и пользоваться временем, данным для спасения “яко время сокращено есть”, и от всякого из нас переход в вечность недалёк. О том же напоминает и Ваше письмо.

За сим, желая вам вечных благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе,

Ваш доброжелатель и богомолец недостойный

игумен Харитон.

П. С. Подарок княгини по получении передам по принадлежности.

Книгу Патриарха Сергия³⁶ очень бы желательно получить, на шведском языке мы уже имеем её.

Без даты.

Дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Любезное письмо Ваше я получил, где вы между прочим говорите: “Грустно разъединение церковное, но оно естественно, когда всё стало в мире ненормально”. Да, действительно, эта ненормальность очевидна, ибо “мир стоит в настоящее время между жизнью и смертью. Человеческие надежды на лучшую жизнь не оправдались. Миллионы людей являются жертвой невыносимых страданий. Человечество стоит на пути смерти, потому что отклонилось от исполнения воли Божией. Возрождение его возможно только через покаяние. И если человечество не изменит всего своего мировоззрения, наша цивилизация погибнет. Кажущийся мир — не лучше войны. И никакой мир не может быть длительным, если он не опирается на духовные основания.

Духовною же основою служит внутренний мир каждого из нас с самим собою, мир сокровенной души нашей. Этот последний мир есть основное и коренное условие всякого другого мира. Когда внутри его, в нём самом нет мира, тогда не может быть его и во вне. Этот внутренний мир приобретается победою над страстями, благочестием и чистотою, праведною и богоугодною жизнью. Его-то, по преимуществу, мы должны желать, к достижению его стремиться”.

Наши старцы один за другим переходят в вечность, завтра будем хоронить иеромонаха Измаила, который последнее время на Валааме был хозяином в Большом скиту. Отец Ефрем продолжает вести борьбу как с недомоганием, так и с изгнанием воды лекарствами <…> Я тоже в Куопивской больнице лежал неделю, с небольшим успехом возвратился домой. Внешняя храмина разрушается, а внутренняя плохо обновляется, а потому и звучит в душе церковная песнь: “Чертог Твой вижду, Спасе мой, и одежды не имам, да вниду в онь…” и “Покаяния двери отверзи ми, Жизнодавче…”.

За сим, желая вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе, Ваш доброжелатель и богомолец недостойный игумен Харитон.

Княгине мой низкий поклон и Божие благословение.

9.07.1945 г. Папин-ниеми.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

От Вас продолжают литься благодеяния для нашей обители, да вознаградит Вас Господь Бог за христианскую отзывчивость, как Вас, так и любвеобильное семейство Ваше. Только что получил от Вас ладан, имена благодетелей записаны в церковный синодик для поминовения. Часть упомянутого ладана дана отцу духовнику³⁷. А также получено чаю 3 пакета, всего 200 грамм, на которые жду от Вас указаний, кому их раздать. Одежда, присланная вами, отдана для обмена в Гельсингфорс сердобольскому купцу Ивану Ивановичу Вярчиеву, который уже прислал нам 50 пар новых суконных штанов <…> Так что благодаря Вам многие иноки будут одеты потеплей.

Церковные новости у нас таковы: Святейший Патриарх всея Руси Алексий прислал письмо на имя Архиепископа Германа с предложением перейти в юрисдикцию Российской Церкви³⁸. Идёт теперь переписка по данному вопросу³⁹. Мы в монастыре за богослужением поминаем вслед за Вселенским Патриархом и Патриарха всея Руси Алексия.

За сим, желая вам всех благ от Господа Бога и, главное, спасения души, Ваш доброжелатель и богомолец недостойный игумен Харитон.

Прошу передать мой сердечный привет княгине и Божие благословение.

15.11.1945 г. Папин-ниеми.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Письмо Ваше от 1.11.1945 я получил. Из него видно, что Вы всё продолжаете делать свои благодеяния для нашей обители. Да вознаградит Вас Господь за Вашу христианскую любовь.

Новости нашей церковной жизни таковы: 4 октября текущего года был у нас в обители Митрополит Григорий Ленинградский и Новгородский⁴⁰, командированный Патриархом Российской Церкви Алексием для воссоединения Валаамских монахов. 5 октября это воссоединение состоялось, что дало возможность вместе с переходом в юрисдикцию Московской Патриархии соединиться и в молитвенном, и в евхаристическом единении всему братству после двадцатилетнего раскола⁴¹. Всем хотелось лобызать друг друга, и пели Пасхальные песни⁴². Что касается самой Финляндской Церкви, то пока ещё идёт брожение, несмотря на подписанный протокол, который при сём прилагаю Вам для ознакомления.

За сим, желая Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе.

С любовью о Господе, недостойный игумен Харитон.

Прошу передать княгине Божие благословение.

19.12.1945 г. Папин-ниеми.

Досточтимый о Господе Алексей Васильевич!

Поздравляю Вас и княгиню с Рождеством Христовым и наступающим Новым годом, желая Вам мира и радости о Духе Святе и всех благ от Господа Бога.

<…> В нашей Финляндской Церкви идут волнения, или вернее подводная зыбь, которая нередко всплывает и на поверхность газетного моря. Но мы, по милости Божией, находимся пока вне этих волнений и наслаждаемся миром в своём братстве после 20-летнего раскола, который так болезненно отражался в наших душах.

От Святейшего Патриарха Алексия получен Указ: “Журналь­ным постановлением Священного Синода, под председательством Патриарха Московского от 24 октября 1945 г. за № 27 — братия Валаамского монастыря в числе 127 человек, во главе с Вашим Высокопреподобием, приняты в молитвенно-канони­ческое общение с Московской Патриархией”. Неизбежно и наша Финляндская Церковь, для блага страны и её самой, должна возвратиться в лоно родившей её Матери Церкви Русской.

За сим поможет Вам Господь Бог…

Ваш собрат во Христе недостойный игумен Харитон.

15.07.1945 г. Папин-ниеми.

Дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Дорогое письмо Ваше от 7.07.1945 г. я получил, и оно очень порадовало меня Вашим рассуждением о молитве. Путь к Богу действительно самый надёжный — это путь покаяния, который, по искании нашем, Самим Господом ниспосылается. Насколько человек приближается к Богу ближе, настолько видит себя хуже, ибо при освещении мысленного солнца видна каждая пылинка в мысленном воздухе.

Что касается Вашего выражения: “четырёх степеней Иоанна Лествичника, то они ничего общего не имеют с тремя образами молитвы Св. Симеона, и по ним должно восходить постепенно” — имеют общее в том отношении, что разъясняют три образа внимания и молитвы Симеона Богослова четырёхступенной лестницей Иоанна Лествичника, как об этом говорится в Добротолюбии:

“Вопрос: но почему же первый и второй образ внимания и молитвы не могут доставить сего? (то есть того, что доставляет третий образ молитвы). Ответ: потому, что мы не так употребляем их, как следует. Св. Иоанн Лествичник, уподобляя сии образы как бы лествице некоей о четырёх ступенях, говорит: иные укрощают страсти, и смиряются; иные поют, то есть молятся устами; иные упражняются в умной молитве; иные восходят в созерцание… Итак, начало никакое другое есть, как умаление и укрощение страстей, а они не другим каким-либо способом умаляются в душе, как хранением сердца и вниманием: ибо, как говорит Господь наш, от сердца происходят помышления злые, которые сквернят человека; там и потребны внимание и хранение. Когда же страсти, посредством сопротивления им сердца, усмирятся совсем, тогда ум приходит к возжеланию Бога и ищет содружиться с Ним, для чего умножает молитву и в ней преимущественно проводится время. От сего возжелания Бога и молитвы ум делается сильным и прогоняет все помыслы, которые вращаются вокруг, чтобы войти в сердце, поражая их молитвою. И тогда бывает брань, — с великим шумом восстают демоны злые, и посредством страстей производят мятеж и бурю в сердце; но именем Иисуса Христа всё сие потребляется и разливается, как воск в огне.

Однако же, и быв изгнаны, и вышед из сердца, они не успокаиваются… Ум и тут очень скоро восстанавливает в себе и начинает чувствовать тишину, обычно в нём бывающую, потому что они не имеют сил возмущать самую глубину ума, а возмущают только поверхность его. Но совсем избавиться от брани и не быть боримым злыми демонами ум всё ещё не может. Это достояние совершенных, тех, которые всецело отрешаются от всего и непрестанно пребывают во внимании сердечном.

Итак, кто проходит всё сие по чину, каждое в своё время, то может, после того, как очистится сердце его от страстей, всецело весь и вдаваться в псалмопение, и противоборствовать помыслам, и на небо воззревать чувственными очами или созерцать его очами души умственными, и молиться истинно, как подобает” (Добротолюбие. Т. 5. С. 508). “Так первый и второй образ молитвы и внимания, как мы не раз говорили, не приводят человека в преуспеяние” — смотри о сём “Беседы о молитве Иисусовой”. С. 224–225.

За сим, желая Вам мира и радости о Духе Святе, прошу помолиться о сём благе и за меня, многогрешного.

Ваш доброжелатель и богомолец, недостойный игумен Харитон.

Без даты. Новый Валаам.

Досточтимые о Господе князь и княгиня, поздравляю Вас с Праздником праздников Светлого Христова Воскресения и радостно восклицаю Христос Воскресе!!!

Мы празднуем Светлое Христово Воскресение в нашей скромной трапезной церкви и ощущаем неземную радость, ниспосылаемую Господом, не менее, чем и на старом Валааме в благолепном соборе, последний лишён теперь былого благолепия, а монастырь, по-видимому, тех прав, какие ранее имел, а потому мы должны ещё более туда торопиться НЕ ТОРОПЯСЬ [выделено автором письма].

Параман⁴³ Ваш мною получен, и прошу Вашего разрешения оставить его мне для себя, к вящему напоминанию о монашеских обетах.

Теперь, к крайнему сожалению, повсюду видится решительное оскудение умного делания Иисусовой молитвы. И вследствие этого необходимо должен был последовать общий упадок в монашестве духовной жизни. Не стало сей молитвы — не стало и жизни духовной в её истинном виде, сообразно с её высоким назначением. Умерла мать — прекратилось и рождение духовных чад. И это, конечно, в порядке наступившего теперь повсюду упадка внутренней жизни.

Не возвышаясь постоянно в духовную область своим духом через неусыпную молитву, которая есть устремление ума и сердца к Богу, и не получая оттуда благодатной силы и возбуждения на духовные подвиги, укрепления и просвещения, мы естественно должны были ослабеть в своих духовных стремлениях к Богу и погрязнуть в чувственности и плотском состоянии.

По смыслу нашей монашеской жизни нужно, чтобы всякое наше занятие и дело необходимо были проникнуты молитвой. Монах по своему назначению есть выразитель молитвы. Когда ему даются чётки, при пострижении его в монашество, то настоятельствующий говорит ему: “прими, брате, меч духовный, еже есть глагол Божий; его же нося в устах, в уме же и сердце, присно глаголи: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного.

Я полагаю и для Алексея Васильевича, как истинного христианина, не чуждо “умное делание”, о котором (он) и нам напоминает присылкой парамана.

За сим, желая Вам мира и радости о Духе Святе, прошу усердно помолиться о сём благе и за меня, осуетившегося в житейских попечениях.

Ваш доброжелатель и богомолец, недостойный игумен Харитон.

1.07.1946 г. Папин-ниеми.

<…> Что касается Вашего желания быть как бы под руководством моим, то на это я согласиться никак не могу, ибо слепой, если слепого поведёт, то ясно, что оба в яму упадут. По сему и Вы своё желание обратите к Руководителю всех руководителей, здесь уже ошибки не будет.

А мы с Вами, если угодно, то можем делать письменно обмен мнений по затронутым вопросам, и возможно, что это послужит нам обоим в назидание и к большему уяснению молитвенного делания для спасения душ.

Прошу передать мой сердечный привет княгине и Божие благословение.

2.04.1947 г. Новый Валаам.

Дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Письмо Ваше от 24.03.1947 г. я получил, сердечно благодарю Вас за поздравление с 75-летием, которое совпало с периодом смерти и отпевания отца Ефрема, краткое описание о сём… прилагаю Вам. Отец Ефрем меня старше только на один год, так что жизненный путь на земле приблизился и для меня к концу: “Чертог Твой вижду, Спасе мой, и одежды не имам, да вниду в онь, просвети одеяние души моя, Светодавче, и спаси мя”.

За сим, желая Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе, усердно прошу помолиться о сём благе и за меня.

С любовью о Христе, Ваш покорный слуга, недостойный игумен Харитон.

2.10.1947 г.

Глубокоуважаемые и добрейшие: князь Алексей Васильевич и княгиня Ольга Алексеевна! Милость Божия буди с Вами.

Приношу Вам мою искреннейшую и глубокую благодарность за Ваше неизменно-доброе и благодетельное отношение к нашей обители Валаамской, а также и лично ко мне. [Вы] неоднократно удостаивали меня присылкой разного рода полезных предметов, а также и гостинцев. Спаси Вас Господи и помилуй за всё сие!

Лично о себе сообщаю Вам, что в течение года я уже чувствую в себе телесное недомогание, которое с течением времени всё увеличивается, это обстоятельство побудило меня отправиться в г. Куопио. В течение шести недель я находился на излечении и на медицинском исследовании, однако желанного облегчения моего недуга я не получил, вследствие чего вернулся во вверенную мне Валаамскую обитель, где по моему желанию 8/21-го минувшего сентября надо мною было совершено таинство елеосвящения, а 12/25-го того же месяца я принял келейное пострижение в великую схиму, с наречением мне имени преподобного Харитона Исповедника, празднуемого Церковью 28 сентября.

Совершив сии благодатные таинства, я усердно благодарю Господа, сподобившего меня воспринять оные, и теперь всецело полагаюсь на волю Божию.

Если Господу угодно будет призвать меня к Себе, то смиренно прошу Вас не оставить меня тогда Вашими святыми ко Господу Богу молитвами, дабы Он не лишил меня Своей Небесной милости.

С усердною молитвою ко Господу призываю на Вас благословение Господне и предстательство Преподобных отцев наших Сергия и Германа.

Простите, досточтимые и дорогие о Господе: князь и княгиня, Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

С глубочайшим к Вам почтением и молитвенным о Господе благожеланием,

Ваш о Христе смиренный богомолец

схиигумен Харитон.

14/27.10.1947 г. схиигумен Харитон отошёл ко Господу.

Погребён на кладбище Финляндского Валаамского монастыря⁴⁴.

Письма игумена Харитона (Дунаева)
князю А. В. Оболенскому
1928–1946 гг.

Для русских эмигрантов в Финляндии в 1920–1930 гг. Валаам стал островком Святой Руси, согревавшим души и вдохновлявшим на стойкое перенесение скорбного странствия. Князь А. В. Оболенский, однажды открыв для себя Валаам, до конца жизни помнил и любил Святой остров. В конце жизни он так описывал свои первые впечатления о древней обители, побудившие его начать переписку со многими иноками и самим игуменом Валаамского монастыря:

«…Мы поехали на Валаам только в двадцатых годах, проживая после революции в Финляндии, переживая все горести и испытания ро­дины, потери близких родных, дорогих. “Гром не грянет, мужик не перекрестится”, — говорит на­родная пословица. И часто старость и потрясения приводят нас к Богу. С детства любили мы посещать монастыри с их отечественной историей и с мощами праведных их основателей, и вот потянуло и нас туда, где можно было отдохнуть душой и утолить свои печали.

Строгим уставом и жизнью своих подвижников прославился Валаам <…>

— Не беспокойтесь, — говорил игумен отец Харитон, — Валаам проймёт душу и сделает своё дело невидимо, незаметно, устроит сердце и его расположение, — на замечание одного паломника, что приехавшая с ним молодёжь настроена совсем не по-монастырски. — Погодите, не спешите, увидите, что совершается с Божьей помощью.

И действительно против ожидания, во время пребывания в мо­настыре в течение двух недель эта группа паломников посещала все службы, а перед отъездом все исповедовались и причастились Святых Тайн и со слезами расставались со Святой Обителью. Благодать Божия коснулась молодого сердца, ещё не очерствевшего <…> Постоянное памятование о Боге, стремление к Нему, неудовлетво­рённость временным, не на словах, а на деле, необычайное довольство малым — тесный путь, открывающей райские обители и дающий духовные радости ещё здесь, на земле, — вот что заставляет и привлекает посвятивших себя такой жизни претерпевать лишения и пре­небрегать земными благами <…>

Жизнь истинных подвижников и молитвенников — жизнь сокровенная, невидимая, для глаза любопытных незаметная.

Старый стиль — празднование Святой Пасхи и новый стиль, введённый в Финляндии, не могли ужиться и в монастыре произошёл раскол. Тяжёлые испытания и переживания пришлось перенести монастырю в течение многих лет <…>

Жизнь подвижническая всегда скрытая, сокровенная, нельзя усмо­треть её чувственными очами, и чтобы признать огромное значение монастырей и чему служат они, нужно с большим вниманием и проникновением смиренно войти в жизнь монастырскую, и не из любо­пытства, а из желания подражания, дабы можно было увидеть и при­коснуться к невидимым жемчужинам духовным, кем была полна наша Русь Святая.

Нет места на земле, куда бы не врывался падший мир.

Большого труда и опыта нужно было иметь отцу игумену такого большого монастыря, как Валаам, чтобы руководить с Божьей по­мощью 1000 монашествующих и до 1000 послушников и тружеников.

Всё, конечно, бывало в монастырях, ибо там, где открытая борьба со злом, там оно не скоро сдаётся.

Древняя обитель не изменила своей национальности, не покривила душой в соблюдении традиций и всех основ святой Православной Церкви и строгого устава монашеского.

Частое посещение и близкое общение со старцами, их нравственный облик и взгляды на жизнь и всё происходящее окончательно завладели мною…”⁴⁵.

…………….

23.11.1928 г. Валаам.

Глубокочтимый князь Алексей Васильевич! Христос посреди нас!

Дорогое для меня письмо Ваше я получил, оно побуждает мою нерадивую душу к покаянию. Из беседы нашей с Вами, а также из Вашего письма у меня слагается мнение, что Вы имеете дар от Бога, — “зрети своя прегрешения”. А имеющие такой дар говорят: “Какое блаженство узреть грехи свои! Какое блаженство смотреть в сердце своё! Кто засмотрится в сердце, тот забудет, что на земле находятся грешники, кроме его одного. Если он взглянет когда на ближнего, то все ему кажутся непорочными, прекрасными, как Ангелы. Глядя в себя, рассматривая свои греховные пятна, он убеждается, что для спасения его едино средство — милость Божия”.

Я, по милости Божией, телом здоров, но дух мой томится от сутолоки жизни.

На “Предтече”⁴⁶ после Вашего отъезда с Валаама почти не бывал, и живу надеждою, что, если Господу угодно, то осенью туда попаду. Пока живу воспоминаниями прожитого. А они прекрасно вылились в словах поэзии:

“Как сладки сердцу те минуты,

Как каждый миг неоценим,

Когда я мирно и без смуты

Под небом вечно голубым” —

“О, верьте, есть минуты здесь,

И на земле, что сердце тайно

Вкушает жизнь и рай небес,

Хоть не всегда, хоть и случайно;

И за один подобный миг

Земных всех радостей не надо,

И знать тогда, и видеть их –

Бывает сердце уж не радо”⁴⁷.

Прошу передать княгине мой сердечный привет. Отец Пионий очень и очень благодарит княгиню за гостинец, а главное, за добрую память о нём. Зрение его, по его словам, “видит небо и землю, лучшего и желать не требуется”. Благодарит Бога за все Его благодеяния к нему.

Засим благословение Божие да будет над Вами. Желаю Вам мира и радости о Духе Святе. Прошу помолиться и за меня о сём благе. Остаюсь с чувством глубокого почтения к Вам и отрадными воспоминаниями о Вашем посещении Валаама,

Ваш покорный слуга, недостойный иеромонах Харитон.

15.01.1932 г. Предтеченский скит.

Ваше Сиятельство князь и княгиня! Милость Божия буди с Вами.

Премного много благодарим Вас мы, скитяне, за поздравление с Праздниками и за Ваши сердечные благожелания. Письмо Ваше напомнило нам о летних прогулках с Вами на Валааме, в особенности беседы с Вами. Беседа княгини в Коневском Скиту для нас является назидательным уроком. Как она осторожно, с христиански воспитанной душой, коснулась нашего больного вопроса, задав вопрос: “отчего раскол происходит?”⁴⁸. И, как бы невольно, но положительно сама и ответила на него… А потом поделилась, как она достигла умиротворения своей души, волновавшейся по данному вопросу. Слов было немного, но много сказано для нас, монахов, давших обет послушания. Спаси её, Господи!

Засим желаю Вам от Господа Бога всех благ: мира и радости о Духе Святе.

Ваш доброжелатель и богомолец недостойный иеромонах Харитон.

Кланяются Вам: отцы Иоасаф, Михаил и Пионий.

Сообщение теперь у нас затруднительное не только Валаама с берегом, но и “Предтечи” с Валаамом. Питаем надежду, и в текущем году видеть Вас на Валааме и соутешиться духовною беседою.

3.01.1934 г.

Уважаемый о Господе глубокочтимейший князь Алексей Васильевич.

От всего сердца признательно благодарю Вас за Ваше дорогое для меня приветствие с всерадостным праздником Рождества Хрис­това и с Новым годом.

Спаси Вас Господи за Ваш дорогой и столь благожелательный привет. Не откажите и от меня принять взаимное приветствие и поздравление с прошедшим праздником Рождества Христова и с наступающим Новым годом. Молитвенно желаю Вам милости и помощи Божией в новом 1934 году. Почтительный новогодний привет не откажите передать от меня глубокоуважаемой княгине.

Много я виноват перед Вами, дорогой Алексей Васильевич, что оставил без ответа Ваше глубоко трогательное и прочувствованное письмо от 16 мая минувшего года. Уверяю Вас, произошло это совершенно неумышленно: в первые дни избрания меня на пост настоятеля Валаамской обители⁴⁹ мною было получено очень много поздравлений, приветствий и писем, как-то невольно получилось так, что отвечая на все эти поздравления, у нас получилось представление, что ответ на Ваше письмо послан. Очень извиняюсь перед Вами, глубокочтимейший Алексей Васильевич, за эту неумышленную нашу ошибку. Простите нас великодушно.

Горячо благодарю Вас за поздравление меня с избранием на высокий пост настоятеля древней Валаамской обители и за Ваши трогательные благожелания, выраженные в письме от 16 истекшего мая. Спаси Вас Господь Бог за всё это.

Если Господь Бог сподобит нас в здравии и благополучии дожить до лета, то милости просим посетить вверенную мне обитель. Будем рады видеть Вас и лично приветствовать. Прошу пожаловать вместе с многоуважаемой супругой Вашей.

Молитвенно призывая на Вас Божие благословение и Небесное предстательство преподобных Отцев наших Сергия и Германа,

с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашим о Христе смиренным богомольцем, игумен Харитон.

9.09.1942. Новый Валаам.

Досточтимые князь и княгиня! Милость Божия буди с Вами.

Любезные письма Ваши я получил: первое — в дороге на Старый Валаам, и отослал отцу наместнику с распоряжениями: “записать о упокоении р. Б. Николая”, что уже и сделано, потом получены и деньги 200 марок. По приезде со Старого Валаама получили и второе Ваше письмо от 1.09.1942 г., где извещаете о посланных 350 марках для раздачи, которые, как только получу, и раздам по назначению.

Поездку на старый Валаам мы совершали втроём: я, духовник⁵⁰ и иеромонах Пётр, которая взяла время с 26 июля по 25 августа⁵¹. 6 августа служили соборно всенощную и Литургию в Преображенском храме во главе с настоятелем <…> Это в верхнем соборе, а в нижнем соборе служили <…> в воскресение, 23 августа. 24-го уже оставили Валаам.

В эту поездку удалось нам побывать по всем скитам. Грустно смотреть на всё разрушенное. Но в то же время отрадно, что хотя в таком виде, [но] возвращено. [Когда проезжаешь] по внутренним заливам нашего Валаама, душа восторгается красотою природы, и ей хочется воскликнуть вместе с поэтом: “Взыг­рай­те, горы Валаама… Хвалите Господа с небес…”.

Да и здесь, на Новом Валааме, по милости Божией, мы устроились временно хорошо и пока не голодаем. До окончания войны большая часть братства будет жить здесь. Теперь всё наше внимание сосредоточено на уборке с полей хлеба и огородных овощей. У нас, хотя и было в начале сентября холодно, но на овощах и других злаках заметного ухудшения не произошло, по крайней мере, в нашем имении.

Засим, желая Вам всех благ и, главное, душевного спасения, Ваш доброжелатель и богомолец недостойный игумен Харитон.

P. S. Отец духовник кланяется Вам и благодарит за посланное и за добрую память. Поездка на Валаам поутомила, но отрадно было видеть свою духовную работу, освобождённую от безбожного изуверства.

Декабрь 1942 г.

Глубокоуважаемый князь Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами!

Ваше любезное письмо от 21.11 с приложением одной тысячи ф. м. мною получено и, согласно указанию Вашему, деньги эти распределены поименованным Вами инокам в молитвенное памятование умершего раба Божия Роберта. О. Ефрем, о. Андрей, о. Иустиниан, о. Феофилакт, о. Николай и о. Пионий приносят благодарность Вам и благочестивой жертвовательнице рабе Божией Антонине за эту жертву доброго усердия.

Приветствую Вас с принятием Св. Христовых Тайн и от всего сердца желаю Вам постоянного пребывания с Господом.

Сообщаю Вам грустную весть: 4-го сего месяца отец Фотий христиански скончался после непродолжительной болезни. Со­з­­навая приближавшееся отшествие из сего мира, он пожелал принять пострижение в великую схиму, что и было мною исполнено 30-го минувшего ноября, после этого он ежедневно приобщался Св. Христовых Тайн и пособоровался. При пострижении ему было наречено имя Феодор⁵². До самой кончины он находился в полном сознании. Письмо Ваше мною было ему прочитано, которое он выслушал с умилением и благодарностью. Просил передать Вам его последнее Божие благословение и прощальный привет.

В понедельник 7.12 мною было совершено соборное отпевание и погребение новопочившего иеросхимонаха отца Феодора, который 53 года неустанно подвизался в Валаамской обители, и в лице его отошёл ко Господу один из достойнейших сынов обители Валаамской. Царствие ему Небесное и вечное успение со святыми!

Глубоко благодарю Вас за хлопоты по разысканию для нас ладана: если последний не так дорог, то нам нужно не менее двух кило, каковой и не откажите прислать нам.

С усердною молитвою Всевышнему, призываю Божие благословение на Вас, достоуважаемый князь Алексей Васильевич, и на многочтимую супругу Вашу.

С искренним почтением и глубочайшей признательностью Ваш о Господе смиренный богомолец игумен Харитон.

П. С. Получившие благодеяние иноки будут молиться о здравии рабы Божией Антонины, а также келейно и о её почившем муже (Роберте) — за упокой.

P. S. Я ныне, в августе, совершил вторую поездку на Валаам, так же описал эту поездку, как и в прошлый год, чего там не доставало. Копию сего последнего описания при сём прилагаю.

16.06.1943 г. Папинниеми.

<…>

П. С. У нас существует “Комитет по сохранению монастырей”⁵³, где и я состою членом. [Он] 10 декабря 1942 г. собирался в г. Куопио, [на] заседании которого поручено мне составить статью об идеале монашества, но так как у меня для этой работы нет ни ценза образования, ни особой способности, то я отнекивался от такой работы, однако за послушание согласился что-либо написать из книг и написал “Доклад об Идеале монашества и об Аскетизме”⁵⁴, копию которого при сём прилагаю. Быть может, найдёте время прочесть и сказать своё мнение, и сказать, будет ли полезно издать этот доклад для общества, как у нас это предположено? А на русском языке уже печатается эта статья, предположено перевести её и на финский язык.

<…> Только что получено Ваше письмо с сообщением, что: “Антонина Геннадиевна Кауши перевела 1000 марок на имя монастыря к дню Вашего Ангела, с тем, чтобы Вы распорядились по своему усмотрению”. Теперь, согласно Вашему распоряжению, я и поступлю так, как Вы написали. Но деньги пока ещё не получены и облагодетельствованные Вашим подарком будут молиться как о дародателе, так и о распорядителе: об Антонине и Алексее, и выражаем Вам глубокую признательность.

22.12.1944 г. Папин-ниеми.

Досточтимый и дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с нами. Поздравляю Вас и любезное семейство Ваше с Праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом. Желаю Вам: мира и радости о Духе Святе.

Что-то даст нам Новый год? Конечно, даст то, что Его святой воле угодно, а она свята и праведна. И будет Его святая воля благословенна отныне и до века.

Мы, по милости Божией, течением своей земной жизни к закату для вечности приближаемся. “Перемирие” обнадёживает нас: что мы можем оставаться на своём месте, не двигаясь куда-либо.

Урожай хлеба и других продуктов у нас в Папин-ниеми был хороший, и, благодарение Господу, не особенно голодаем.

Засим да поможет Вам Господь Бог <…> простираться по пути спасения, о чём прошу помолиться и за меня грешного. Остаюсь с любовью к Вам. Ваш собрат во Христе недостойный игумен Харитон.

26.03.1945 г. Папин-ниеми.

Дорогой о Господе и досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Любезное письмо Ваше от 4.03.1945 г., а также и список посланных Вами вещей я получил, за что не нахожу слов выразить Вам глубокую благодарность. Так как идёт уже 6-й год, как мы лишились Валаама, а из одежды ничего ещё не удалось купить, то само собой понятно, что каждая вещичка из одежды дороже всяких денег. Примите же от нас, насельников обители, земной поклон за Ваш вышеценный дар <…>

А также прошу передать глубокую сердечную благодарность княгине за ея более чем ценный подарок: чай и мыло, последнее роздано по назначению, а чаем поделился со многими больными, в том числе и с иеромонахом Лукой⁵⁵, который лежит в Куопио в больнице. Как его здоровье? — То, последнее письмо его, прилагаю при сём.

Отец Марк⁵⁶ возвратился в обитель только 14-го марта вечером, а утром 25-го марта вызван Архиереем для богослужений праздничных в приходе красносёлов. От поездки в Швецию он в восторге. Кроме Вашего любвеобильного гостеприимства, Вы облекли его в роскошный костюм. Всего он не успел рассказать. Он вернётся к нам около 14-го апреля.

Грущу о смерти схимонаха Пиония, [рядом] с которым ощущалось мирное настроение души. Он всю жизнь был мирен со всеми и с этим миром отошёл ко Господу. Вечная ему память.

Засим, желая Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе, глубоко благодарный Вам и княгине, Ваш собрат во Христе недостойный

игумен Харитон.

13.08.1945 г. Папин-ниеми.

Досточтимый Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Товар, посланный Вами с о. Христофором, я получил. Всё в сохранности: таких предметов здесь в продаже нигде нет. И потому само собой понятно, как они ценны для обители, так что нет слов, чтобы выразить те чувства благодарности к Вам, которые изливаются из сердец наших. Передайте глубокую благодарность тем старушкам — Анастасии и Лидии, которые собрали кое-что из вещей, и всё это ценно по настоящему времени, так как теперь всякая тряпка является очень нужной.

Что касается съестного от Ваших с княгинею щедрот, то делюсь со старцами чаем и сахаром: иеро[схи]монаху Ефрему, казначею иеромонаху Григорию, иеромонаху Луке, иеромонахам Руфину и Пионию, схимонаху Николаю и иеродиакону Сергию⁵⁷. Все они очень благодарят Вас.

Покос у нас закончился благополучно, теперь начинаем жать рожь.

Засим, желая Вам и княгине всех благ от Господа Бога и радости о Духе Святе, приносим Вам глубокую благодарность за Вашу христианскую любовь.

С любовью о Господе, Ваш собрат во Христе игумен Харитон.

22.09.1945 г.

Досточтимый и дорогой о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Любезное письмо Ваше от 11.09.1945 г. я получил, из которого узнал, что Вы продолжаете дело христианской благотворительности, побуждая и других к той же христианской любви. Да вознаградит Вас Господь Бог за исполнение Его заповедей.

Вы спрашиваете, в чём более нуждается наше братство? Отвечаю: в бумазейных рубахах и кальсонах, теплых носках, которых здесь не достать.

Мы, слава Богу, зерновой хлеб с поля убрали. Теперь добираем картофель и огородные овощи, погода стоит дождливая. Урожай у нас: сена, хлеба и огородных овощей, а также и грибов выше среднего, последних заготовили порядочно.

Церковные дела у нас пока ещё в неопределённом положении. В Париже Митрополит Николай Крутицкий примирил расколовшихся Митрополитов — Евлогия и Серафима, бывшего Финляндского. Здешние газеты сообщают, что в Гельсингфорс [Хельсинки] в скором времени прибудет из Москвы Григорий, Архиепископ Псковский и Порховский: “Для переговоров относительно присоединения Финляндской Православной Церкви к М[осковскому] П[атриархату]”⁵⁸.

Засим, желая Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе, прошу помолиться о сём благе и за меня.

Ваш доброжелатель и богомолец, недостойный игумен Харитон.

Прошу передать низкий поклон и Божие благословение княгине.

21.03.1946 г. Новый Валаам.

Досточтимый наш благодетель Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Посылку Вашу получили <…> И приносим Вам глубочайшую сердечную благодарность, да вознаградит Вас Сам Господь за Ваши благодеяния.

Мы, слава Богу, живём тихо, мирно, на Старый Валаам торопимся не торопясь, и что-то появляется даже сомнение о нашем переселении туда⁵⁹.

Линтульская обитель получила <…> возмещение за утерянную свою обитель и на эти деньги, как и мы, купила для себя имение 48 десятин земли, из них пахотной земли 12 десятин, с постройками⁶⁰. Их имение находится от нас на расстоянии около 20 вёрст <…> Их духовник о. Иллирик почти совсем потерял зрение и уже прибыл в нашу обитель. Вместо него послан мною иеромонах Михей.

Церковные дела нашей Финляндской Православной Церкви пока остаются в неопределённом состоянии: выжидают решения самих Патриархов, Московского и Константинопольского⁶¹. О последнем есть газетные сведения, что он помер, но подтверждения об этом ещё нет…

Засим, желая Вам и любезному семейству Вашему всех благ от Господа Бога…

Ваш доброжелатель и богомолец, недостойный игумен Харитон.

7.11.1946 г. Новый Валаам.

Досточтимый о Господе Алексей Васильевич! Милость Божия буди с Вами.

Посылочку Вашу на моё имя, для раздачи, я получил и роздал согласно Вашего указания <…>

Давно я не слыхал о Вашем житье-бытье и, главное, о здоровье. О[тец] Марк, рвавшийся отсюда в Швецию и побывавший у Вас, мало что сказал. С полевыми работами мы справились, урожай хлеба оказался средним, а огородные овощи выше среднего <…>

Братство наше всё подходит ближе и ближе к вечному Отечеству. На днях перешли туда два иеромонаха: Василий и Михаил (Лавочник и Певчий). Отпевали и хоронили в один день.

Церковные дела в нашей Финляндской Церкви продолжают оставаться в неопределённом положении. Вызывалась Святейшим Патриархом Алексием делегация со стороны Финляндской Православной Церкви во главе с Архиепископом [Германом (Аавом)]⁶² и Епископом [Александром (Кар­пи­­ным)]⁶³, которая была уже и готова, но время приезда в Москву Патриархией всё откладывается⁶⁴. А между тем опять произошёл Парижский церковный раскол. Грустно это, но судьбы Божии непостижимы для нас.

В числе “верных Московской Патриархии” перечисляются приходы, в том числе: Стокгольм, Осло (“Русские новости”. № 76. Париж.)

Засим желаю Вам всех благ от Господа Бога: мира и радости о Духе Святе.

Прошу передать мой низкий старческий поклон княгине и Божие благословение.

Ваш доброжелатель и богомолец, недостойный игумен Харитон.

П. С. Мы, слава Богу, в единении и мире продолжаем шествовать к концу своей земной жизни. Старец духовник [Ефрем] слабеет, сердце у него очень слабое, ноги пухнут, применяются и медицинские меры; но он всё же продолжает служить в своей келлии.

Неопубликованные страницы
дневника игумена Харитона

В результате Зимней советско-финской войны 1939–1940 гг. территория, на которой находится остров Валаам, перешла к СССР, братия Спасо-Преображенского Валаамского монастыря с имуществом переселились вглубь Финляндии, а вместе с ними “переселилось” и юридическое лицо “Валаамский монастырь”, поскольку новые монастыри в Финляндии открывать было запрещено. Валаамский монастырь купил имение в Папинниеми за 27 250 007 марок, строительство и ремонт, длившиеся по 1.01.1941 г., обошлись ещё в 831 086 495 марок⁶⁵. Со старого на новый Валаам переселились как новостильники, так и старо­стильники Валаамского братства, в 1925 г. расколовшегося на две партии по вопросу отношения к календарной реформе, навязанной монастырю финляндскими властями. Большая часть старостильников не имела финляндского гражданства и, соответственно, права голоса на монастырских собраниях и церковных соборах Финляндской Православной Церкви. Чувствуя себя изгоями в родном монастыре, старостильные братия тем не менее не решались начать новую жизнь. Возглавлявший монастырь игумен Харитон всеми силами пытался урегулировать как отношения внутри монастыря, так и взаимоотношения с местными властями. Жизнь на новом месте начиналась непросто, переселить всё братство одновременно не удалось, не хватило пригодных для жилья комнат. И схимники, и священноиноки, и простые монахи проживали вместе в общих кельях. В начале переезда многих необходимых вещей не хватало, а братия в основном была преклонного возраста, слышался иногда и ропот. Предлагаемые читателю отрывки из дневника игумена Харитона касаются истории календарного раскола на Новом Валааме в первые годы после переезда.

“Дневник игумена Харитона” состоит из двух частей: первая посвящена его духовному пути, охватывает период первых лет монашества, революции 1917 г., вплоть да смерти игумена Павлина (Мешалкина, *1866–†1935 гг.), а также содержит записи разных лет о духовном делании и молитве. Эта часть Дневника частично опубликована⁶⁶. Вторая часть касается событий советско-финской войны 1939–1940 гг., эвакуации в Финляндию и жизни на Новом Валааме до воссоединения монастыря с Московской Патриархией в 1945 г. Материалы Дневника, касающиеся описания бомбардировок Валаамского монастыря советскими самолетами в 1939 г. и поездок на освобождённый от большевиков Валаам 19.10.1941, 1.08.1942 и 16.06.1943 гг., публиковались ранее⁶⁷.

После эвакуации Валаамского монастыря на бывшей родине “советское правительство объявило Валаамских монахов изменниками страны и врагами Советского Союза”. Их считали “белогвардейскими беженцами, которые распространяют враждебную пропаганду <…> Это означает, что если кто из Валаамских монахов попадёт в руки русских, их расстреляют”, — сообщала пресса в Финляндии⁶⁸. “Мы по национальности русские люди, и нам было очень прискорбно, что всё так получилось. Теперь вопрос был поставлен ребром: куда мы бедные денемся?” — вспоминали монахи о тех временах⁶⁹.

Основывая в Финляндии “Новый Валаам”, игумен Харитон не желал вносить в него “старый” раскол, способный создать дополнительный источник напряжения в изменившихся условиях. Прежде чем возобновить монастырскую жизнь на новом месте, он предложил старостильникам и новостильникам восстановить евхаристическое и молитвенное общение. Для этого новостильники, по-прежнему считавшие “старый” стиль священным и принявшие “новый” только из послушания высшему священноначалию, собирались вернуться к старому, юлианскому, календарю. Игумен Харитон, зная о своём авторитете в Церковном управлении, рассчитывал получить на это неофициальное разрешение архиепископа Германа (Аава). Знакомство с заметками игумена помогает понять, почему не состоялось воссоединения Валаамского братства в 1940–1941 гг.

Из “Дневника игумена Харитона”:

В октябре в Папин-ниеми всего братства было 110 человек, остальные — Писпанколу и “Богадельня” — остались на месте в ожидании, когда приготовим для них помещение. Эти 110 в разное время [прибыли в Папин-ниеми]:

Первая партия [40 человек из Тальпальской школы] — в Папин-ниеми 28 июня 1940 г. — на которую и легли все сельскохозяйственные работы, а также и выгрузка товаров. Вторая партия — из двух школ, около 60 человек — прибыли во вторую половину октября, и 10 человек старостильников в ноябре, когда для тех и других готово было помещение.

Слава Богу, пока большая часть братства живём вкупе, более или менее удовлетворены тем сознанием, что мы живём в своей обители, и каждый старается помогать, чем может, в устройстве её.

Но к великому прискорбию нашему, [старостильная братия оставалась] разъединённая с нами из-за стильного вопроса; и, не желая вносить в Новый Валаам старый раскол в братстве, зная упорство старостильников, я предложил им ещё в июне месяце через отца Иоасафа⁷⁰ следующее: “Так как вы видите в новом стиле грех, переход на новый стиль для вас является невозможным. А мы, хотя и находимся на новом стиле из послушания к высшей церковной власти, однако и старый стиль для нас является по-прежнему священным, а потому нам, ради любви христианской, легче перейти на старый, чем и восстановить братское и Евхаристическое общение. Коли вы уклоняетесь от молитвенного общения только из-за нового стиля, то можем прейти и на старый, и полагаю, что наш Владыка, хотя и неофициально, но разрешит это. Когда же вы и на это не согласны, то лучше вам жить отдельно от нас, то есть продолжать жить там, где и живёте, а в дальнейшем приискать для себя место, что же касается средств и имуществ, то можете их взять, какие у нас будут, сколько вам придётся по числу людей”.

Отец Иоасаф переговорил со своим братством и дал следующий ответ: “Вся братия не желает входить с Вами в молитвенное общение, хотя бы Вы перешли и на старый стиль, но не желают и материального раздела”. [Далее следуют несколько строк о хлопотах игумена по устройству нового поселения, о поездке к ожидающим переселения старостильникам, живущим в помещении школы.]

Возвратясь домой в обитель, нашёл письмо иеромонаха Иеронима⁷¹, почти с ругательным длинным содержанием. Я ответил ему письмом на имя отца Иоасафа следующего содержания:

«Дорогой о Господе отец Иоасаф, милость Божия буди с нами.

По милости Божией я благополучно возвратился в свою обитель. Спасибо Вам и братству Вашей школы за радушный приём и проводы, что очень порадовало меня и побуждало по возвращении домой сделать что-либо или в какой-либо мере помочь Вам материально. Но дома меня уже ждало письмо с противоположным содержанием, подписанное иеромонахом Иеронимом, призывающее меня к покаянию за 15-летнее гонение старостильников, благодаря чего гнев Божий постиг не только Валаам, но и всю Финляндскую Церковь. Что и эта кара Божия не образумила меня, но и теперь я продолжаю гнать старостильников, вследствие чего отец Иероним и пишет мне:

Отец игумен, неужели совесть Ваша не укоряет Вас в том, что Вы намеренно постановили нас в такое положение, что наше братство обречено на скорое вымирание: вот у нас уже скончалось 7 иноков именно от плохих условий нашего быта, кроме того на очереди ещё несколько человек. Живём мы скученно, на общих нарах, у нас нет возможности отделить больных от здоровых, от заразных, когда он лежит посреди нас и каково находиться здоровому рядом с больным заразным. Вот это именно и было прошлой зимой: стоило заболеть одному инфлюэнцей, как от него заразились 33 человека, один из них со смертным исходом, монах Маврикий.

Спрашивается, неужели это я поставил в такое положение всё Валаамское братство, которое находилось в таких же условиях, да и теперь в прочих школах и новостильники находятся не в лучшем, если не в худшем положении?!

Правда, по приговору отца Иеронима, виновником являюсь именно я, он пишет:

Суд Божий повис над Вами в момент изгнания из монастыря, что несомненно явилось признаком гнева Божия за отступление Ваше от церковной истины и за лютое гонение тех, кто именно стоит за соблюдение сей святой истины <…> видя всё это, я горько скорбел, сознавая, что это гнев Божий за отступление от церковной истины, главным виновником являетесь Вы <…> истинными раскольниками и отступниками являетесь Вы сами, ибо попрали Пасхальный канон <…> я забыл упомянуть, что на Новом Валааме уже сделана больница и богадельня для престарелых, а для нас — общие нары, причём нет помещения, где бы мы могли молиться <…> лютеранское правительство свободно разрешает то, что вы гоните [нас] на протяжении 15 лет и это делает игумен Харитон — Настоятель древней иноческой обители!”.

Прочитав письмо отца Иеронима, я извлёк из него лишь небольшие выдержки, но и из них можно видеть, каким оно духом проникнуто, и при том с явной неправдой: что якобы было свободное обсуждение и что весь собор за приём старостильников. Я могу только удивляться, как это можно сплести такие небылицы, когда до сих пор по данному вопросу никаких соборных суждений не было. Только теперь письмо отца Иеронима даёт повод обсудить этот вопрос более серьёзно. Если старо­­стиль­ники живут теперь в одинаковых условиях и даже лучше, чем новостильники, и сплетают легенды, что их гонят, угнетают, не дают места, где им служить, что у нас здесь якобы уже устроена для новостильников и больница и богадельня, которых ещё нет и неизвестно, будут ли. То что же можно ожидать с приездом старостильников на Новый Валаам, кроме смут и распространения легенд за границей о их невыносимом положении, как они всё время это и делают, смущая доверчивых людей.

Теперь спрашивается, для чего их стремление совместного с нами жительства, если в их сознании мы раскольники и отступники, гнавшие их в течение 15 лет, то зачем себя подвергать опять такому же гонению?! 15-летнее моё гонение заключалось разве только в том, что я старался, насколько возможно, с “ненавидящими мир быть мирным”, за что и получал упреки с другой стороны “в потворстве старостильникам”. Правда, стремясь к объединению, я, по должности настоятеля, выступал в трапезе, зовя к мирному объединению или соединению, но этот зов не был услышан.

Далее постигло нас великое испытание, недомысленное попустительство, видимо, Господь ревниво относится к нашему спасению и не щадит мест служения Ему, чтобы мы не прилеплялись к окружающему нас. Для нас Валаам теперь утерян. Хотя и тяжела утеря Валаама, но если она случилась по воле Божией, то “якоже Господеви изволися, тако и бысть. Буди имя Господне благословенно от ныне и до века”. Ещё тяжелее это разделение наше: кто прав, кто виноват в нём — об этом говорилось много, но так как та и другая сторона оправдывала только себя, поэтому плодов единения нет.

Старостильное братство считало себя обиженным, ибо не имело церкви. Теперь обстоятельства изменились: та и другая сторона оказались в одинаковых условиях — на попечении Правительства и размещены в разные школы, та и другая сторона может устраивать свою жизнь, как она хочет.

Что же касается материальной стороны, то старостильники, раз отвергнув духовное молитвенное общение со всем братством — то для чего же теперь соединяться в материальном? Если они считают себя “сынами Валаамской обители”, желая этим подчеркнуть своё право на имущество, то мы и с этой стороны не будем препятствовать — взять всё то имущество и устраивать свою жизнь свободною от всяких мнимых препятствий с нашей стороны, о которых отец Иероним в своём письме ко мне вопиет: теперь у нас нет ни керосину, ни свечей (а у кого они теперь есть?), все мы начинаем ощущать скудость в одеянии и обуви (кто теперь не ощущает этого?), а вы бросили нас на произвол судьбы из-за того, что мы не идём вместе с вами по пути вашего церковного отступления. Вы уверяли отца Иоасафа, что готовы принять старый стиль и уже такового и держаться на будущее время, а на утро заявили, что не можете этого сделать, так как этого не позволяют сделать иеромонахи Пётр и Павел. Как же после этого верить Вам и идти за Вами, когда сами Вы проявляете такую неустойчивость. — Вот как мои стремления к миру извращаются все в дурную сторону. Ведь Вы, отец Иоасаф, знаете, что я Вам отвечал, [опираясь] на письмо отца С. Четверикова, советующее нам для соединения со старостильниками перейти на старый стиль, это и служило поводом разговора с Вами по данному вопросу, и я ответил Вам следующее: Если вы, старостильники, считаете погрешительным для Вас переход на новый стиль, то мы-то, новостильники, хотя и перешли на новый стиль, но не считаем погрешительным и старый, и потому нам легче перейти на старый стиль, чем вам на новый стиль. Мы не считаем грехом за послушание высшей церковной власти пребывать нам и на новом стиле, но ради христианской любви и мира мы могли бы перейти и на старый стиль, о чём я заручился бы Архиерейским благословением, хотя бы неофициально. Вы же съездили посоветоваться со старостильной братией и привезли следующий ответ: Вся братия высказалась против молитвенного общения, хотя бы Вы перешли и на старый стиль, но материально разделяться не желают. Выслушав Ваш ответ, я сказал: “ну, хорошо, для меня — менее хлопот, ибо перейти на старый стиль — немало было бы препятствий”. В разговоре с отцами Петром и Павлом по данному вопросу они держатся иного мнения.

Вот какой разговор был с Вами, и это не означало, что Пётр и Павел попрепятствовали — и я изменил своё решение. Пётр и Павел в данномслучае мало для меня имеют значения. Если бы не было отвергнуто Вами моё последнее предложение к молитвенному общению, моё искреннее желание мира, для которого я готов был вернуться на старый стиль. А в сознании отца Иеронима превращается в мою неустойчивость, но я боюсь такой устойчивости, которая основана на вражде к ближнему.

В заключение вышеизложенного приношу отцу Иерониму глубокую благодарность [за помощь] в моём бывшем болезненном состоянии, да вознаградит его Господь Своею милостию⁷². А за ложные нарекания на меня да будет ему Сам Господь судиею. Что касается просимой им помощи, то я могу только ходатайствовать о причитании Вам имущества, которое придётся на Вашу долю. И прошу простить меня, если находите, в чём виновен я перед Вами. Я же уже давно отверженный Вами, и моё попечение о Вас в Вашем сознании превращается в жестокое гонение. Вследствие чего какой смысл мне продолжать иметь попечение о Вас, когда оно так оценивается Вами. Если Вас невольно связывают со мной материальные блага или имущество, то, повторяю, берите причитающуюся Вам часть и распределяйте по своему усмотрению. Тогда отпадёт повод обижаться на нас, и не будете чувствовать той тяготы, которая в сознании Вашем превратилась как бы в жестокое гонение, продолжающееся 15 лет.

За сим, желая Вам мира и любви,

Ваш доброжелатель и богомолец игумен Харитон.

5.10.1940 г. Новый Валаам».

Вместе с вышеизложенным письмом послал ещё следующее письмо к старостильной братии:

“Дорогие отцы и братия старостильники, милость Божия буди с Вами. Только что закончил ответ отцу Иерониму, посылаемый на имя отца Иоасафа, написанный под впечатлением присланного отцом Иеронимом письма.

Сожалею о его внутреннем озлобленном состоянии и полагаю, что не все же старостильники находятся в таком горестном внутреннем состоянии. Даёт мне право так думать — сердечные Ваши встреча меня и проводы, за что премного-много Вас благодарю. Ведь всем нам известно, что душевный мир мы можем найти только в Боге, и искать его должно не вне, а внутри нас. Без Бога можно создать в себе ад и в таком состоянии перейти в вечность.

Современные события как бы говорят: к Нему Единому лепись всем сердцем и разумением твоим. Человек скорбит об утраченном месте, а он должен бы благодарить Создателя за то, что Его никто и ничто от нас отнять не могут. И мы всюду с Ним, и все — в Нём, и все — от Него. Видимо Господь ревниво относится к нашему спасению, пробуждая нас от духовной спячки и не щадит мест служения Ему, чтобы мы не прилеплялись к окружающему нас, ибо небо — престол Его и земля — подножие ног Его.

Вот, мы все оказались вне нашей обители и едва ли богоугодно приписывать удаление нас из обители за грехи других, а не нас самих. Спасительней было бы признать каждому из нас, что это попущено: за мои грехи и нерадение о спасении, от них же первый есмь аз. Прошу Вас, Бога ради, помолиться за меня. Я теперь стою на краю могилы, или исхода в вечную жизнь, но совесть моя не упрекала и не упрекает меня за гонения на старостильников, если же у Вас создалось такое мнение, что я — гонитель Вас, то простите, Бога ради, ведь один за другим быстро переходим в вечность, где озлобленные сердцем идут в известное Вам место.

Если тяжело Вам было жить при моём управлении обителью, то теперь для нас Старого Валаама нет, а в Новом — я же нахожусь настоятелем, и при том убеждения мои не изменились. Мои стремления к молитвенному общению с Вами достигли последних крайних пределов. То есть, если бы вы пожелали иметь с нами молитвенное общение, то я стал бы хлопотать о безболезненном переходе на старый стиль, но Вы и этого не пожелали, и последняя моя надежда рухнула. Да будет в этом воля Божия. Теперь осталось нам простить друг друга и готовиться в вечность. Я, со своей стороны, не имею ни на кого никаких огорчений. Благодарю Господа Бога за Его благое промышление о нас. Мы, при помощи Божией, устраиваемся — Господь да поможет и Вам устроиться, материальные средства у Вас такие же будут, как и у нас. Кроме того, если бы потребовалась Вам моя помощь, то я готов помочь, чем могу, только бы это служило для мира Христова, каждый, оставаясь при своём убеждении, в мире [мог] отойти ко Господу.

Итак, если мы — в духовном разделении и сойтись уже не сможем, то и материальное пусть не будет предметом зависти и спора.

Засим, желая Вам всех благ от Господа Бога:

мира и радости о Дусе Святе,

прошу помолиться и за меня о сем благе.

Недостойный игумен Харитон.

6.10.1940 г. Новый Валаам.

P. S. Переживаем такое время, что сегодня — живём на новом Валааме, не знаем и не можем уверенно сказать — где будем жить завтра, но на всё будет воля Божия. И. Х.”.

На вышеизложенные мои письма я получил следующий ответ:

“Вашему Высокопреподобию как от себя лично, так и от всего старостильного братства, нашу глубокую сердечную благодарность.

Письма Ваши, адресованные как на моё имя, так и обращённое ко всему старостильному братству, мною были прочитаны при всём собрании братии. Братия, выслушав содержание Вашего письма, в котором приведены выдержки из письма иеромонаха Иеронима, была немало удивлена и возмущена этому письму, ибо оное написано без их ведома и одобрения. Единственно отец Иероним потому и не является выражением всего старостильного братства, а письмо всецело является изделием и выражением одного отца Иеронима, а потому и высказали отцу Иерониму за его писание порицание, что он позволил себе, как бы от лица старостильников, такие грубые порицания по Вашему адресу, не соответствующие действительности. Кроме того, почти всё старостильное братство, за исключением 2–3 человек, единомысленных с отцом Иеронимом, просили меня довести до Вашего сведения, что они не только не согласны с мнением отца Иеронима, но порицают и осуждают таковые его действия и просят уверить Вас в том, что все они, в том числе и аз грешный, выражаем готовность благопокорно подчиняться всем Вашим распоряжениям, кроме религиозных вопросов, то есть старого стиля и Пасхалии, которых старостильное братство будет держаться и впредь, пока Господь, если угодно будет, соединит нас в единомыслие, когда и как Его благости благоугодно будет в духе мира Христова; но во всём прочем, внешнем, отношении, подчиняясь всецело Вам, отец игумен, и всему монастырскому начальству, исполняя беспрекословно все возлагаемые на старостильников послушания с должным усердием, по мере сил своих и способностей наравне с новостильным братством. Прошу Вас, отец игумен, не посомневаться в искренности и правдивости приведённых здесь наших заявлений, но верить безусловно. Письмам же иеромонаха Иеронима, ни настоящему, ни в будущем, не придавать никакого значения.

В заключение сего письма питаем надежду, что Вы, отец игумен, не откажете нам в нашей просьбе, которая была выражена Вам при последним Вашем посещении нашей школы и письменно изложена в переданной Вам записке — снабдить нас необходимою одеждою, обувью и всеми необходимыми предметами жизненного обихода, в которых мы в настоящее время нуждаемся, и переселить нас на Новый Валаам. Прошу, не откажите сообщить о получении сего письма, лучше заказным порядком. Прошу принять от нас искренний сыновний о Господе привет и наилучшие пожелания.

Вашего Высокопреосвященства доброжелатель и богомолец,

иеромонах Иоасаф. 14.10.1940 г.”.

«Дорогой отец Иоасаф, милость Божия буди с Вами.

Любезное письмо Ваше от 14.10.1940 г. я получил, хотя оно и не даёт разрешения наших вопросов, но тем не менее отрадно слышать от лица старостильного братства “порицание” грубых выпадов отца Иеронима и иже с ними. Спасибо и за готовность благопокорно подчиняться всем Вашим распоряжениям, кроме религиозных. Но ведь вся основа монашеской жизни есть религиозное послушание, если его нет, то община распалась или в лучшем случае превратилась в бездушную коммуну. Теперь мы оказались в новых условиях жизни, и спасает нас от распада только сплочённость.

Лицам, наверху стоящим и настаивающим на ликвидации монастырей, мы противопоставляем апологию церковного православного взгляда на основы права существования монастырей, именно: “монастырями считаются не здания только и угодья, которые нами утеряны по Советско-Финскому договору, а общество или братство, связуемое религиозным Уставом. И что это братство, сплочённое Уставом и возглавляемое своим выборным начальством, не распалось с утерей зданий и угодий, а продолжает существовать и функционировать, и не место его сплачивает, а идея служения Богу, выраженная в монастырском Уставе”.

По месту монастырь наш назван Валаамский, а по существу идеи — Спасо-Преображенский. По-видимому, такая апология принята во внимание и земля утверждена за монастырём Правительством. Теперь мы устраиваем Новый Валаам, казалось бы, не время и не место вносить в новую обитель старый раскол, вредящий спасению и существованию обители. Согласно вышеизложенному, нам по существу вашего письма следовало бы ответить Вам так, и Вашими же словами, выраженными в письме: пока Господу, если угодно будет соединить нас в единомыслие, когда и как Его благости благоугодно будет в духе мира Христова, до тех пор мы не можем Вас принять в новую обитель, хотя Вы и желали материального соединения с нами, но оно повело бы нас опять к той же ненормальной жизни, которая создалась на Старом Валааме из-за религиозного раскола. О чём уже Вам сказано в предыдущем письме. Но, имея в виду то обстоятельство, что такой ответ Вас поставил бы в очень затруднительное положение и не зная, угодно ли это будет Богу? Но и Ваш ответ, приведённый выше, нас ставит в не менее затруднительное положение, ибо религиозный раскол, как адское семя, будет производить в обители смуты и раздоры.

Как же быть, опять же первые идём навстречу к единению и ради Христовой любви принимаем Вас теперь же в надежде, что и Вы ответите тем же стремлением к молитвенному единению, которое всецело зависит от Вас, имея надежду на такой христианский отклик, и потому принимаем Вас теперь же. По получении сего письма прошу послать сюда на жительство следующих лиц: иеромонахов Досифея, Нона, Ксенофонта, монахов Савина, Гурия, Гавриила и Василия Малышкина. Кроме их, ещё двух иеромонахов Никиту и Исавра.

Так как теперь из дома управляющего, в котором находились временно кухня, столовая и хлебная, перейдут в новые здания, то упомянутый дом можно приспособить под келлии. Работа внутри дома и материал есть. Эта работа отложена до будущего лета, но свои мастера могут работать и зимой, чем и ускорят переезд остального братства на Новый Валаам.

Засим, желая Вам всех благ от Господа Бога:

мира и радости о Дусе Святе, и прошу Ваших св. молитв.

Ваш собрат, недостойный игумен Харитон.

10.11.1940 г. Новый Валаам».

20 ноября упомянутые выше в письме прибыли на Новый Валаам, во главе с сопровождающим их отцом Иоасафом, с которым побеседовал и узнал, что с их стороны нет желания к молитвенному единению. Мотивируют это тем, что архиепископ Герман нарушил Пасхальный канон, а Вы хотя и не нарушали Пасхального канона, но служили и служите с нарушителями канона, и по тем же канонам служить с Вами нельзя.

Я заметил так же: Отец Иоасаф, к нам приезжали Иерархи Румынской, Болгарской, Латвийской, Эстонской, представители Русской Церкви: игумен Стефан и протоиерей Н. Цветаев, а также и Евлогианской ориентации: архимандрит Иоанн и протоиерей С. Четвериков. Таким образом, мы находимся в юрисдикции Вселенского Патриарха, и все Церкви имеют с нами молитвенное и Евхаристическое общение⁷³, кроме Карловацкой группы, но она уже находится под запрещением Русской Церкви, с которой Русская Церковь не имеет общения. Почему же вам только нельзя иметь общение и при том со своим же братством, и не нарушавшим никаких церковных канонов? — Эти дела только Соборы могут разобрать, — ответил отец Иоасаф. Итак, мы разошлись с ним, то есть с отцом Иоасафом.

И на меня легла трудная задача: хранить миролюбивые чувства к враждующим противникам. “Господи, научи мя творити волю Твою, и во свете Твоем узрим свет, пробави милость Твою”.

1941. г. Новый Валаам.

Письма духовника Валаамского монастыря
иеросхимонаха Ефрема князю А. В. Оболенскому

Данные письма относятся к личной переписке иеросхимонаха Ефрема (Хробостова)⁷⁴ с князем А. В. Оболенским. Содержание писем даёт возможность ознакомиться с внутренним миром и духовной жизнью замечательного старца-духовника, много лет подвизавшегося в подвигах пустынножительства и ежедневного служения Литургии на Смоленском скиту Валаамского монастыря⁷⁵, а затем, после эвакуации братства вглубь Финляндии, на Новом Валааме. Благодарная память о подвижниках Валаамских, тружениках-молитвенниках “Старого Валаама” — своеобразный долг нашего поколения. Их жизнь, опыт личных ошибок и достижений не могут быть забыты. Этот завет потомкам являет живую связь с ближайшим к нам по времени звеном в цепочке святых подвижников и молитвенников Православной Церкви, хранителей Предания и носителей монашеских традиций. Надеемся на бережное отношение читателей к свидетельствам сокровенной жизни этих подвижников.

В книге воспоминаний князя А. В. Оболенского, в той её части, которая касается воспоминаний о Валааме, есть строки, посвящённые иеросхимонаху Ефрему:

«Духовник монастыря, иеромонах отец Ефрем, мальчиком 12 лет пришёл в монастырь и более 60 лет провёл в нём, всю жизнь свою. Окончив монастырскую школу для мальчиков, а потом работая в разных мастерских монастыря, отец Ефрем полюбил жизнь монастырскую, находясь на послушании у старца иеромонаха Алек­сия⁷⁶, воспитавшего его духовно.

Одарённый, прекрасный проповедник, отец Ефрем в 24 года был уже иеромонахом⁷⁷.

— С тех пор, — рассказывал он мне, — начались мои испытания и искушения.

Отец Ефрем был красивый, с приятным голосом, высокого ро­ста, жил в монастыре как бы скрытый от мира, и вдруг его послали в Петербург, на подворье, жить в городе, после мира и ти­шины Валаамской, вдали от своего попечителя, любимого старца. Ни слёзы, ни просьбы не помогли, говорил батюшка, и пришлось дви­нуться в дальний путь на послушанье.

А городу только и нужно было. Дескать, с Валаама новый моло­дой духовник приехал, да красивый, да красноречивый. И повалил народ в подворье, и стала большая очередь исповедников; только часто женщины вместо исповеди в любви стали объясняться, подарки стали приносить, на обеды к себе звать. “Искушение, искушение”, — повторял батюшка. Много труда было побороть это, и только с Божьей помощью можно было преодолеть все соблазны.

— А то раз командировали меня в один деревенский приход, временно послужить. Скончался там батюшка и осталась молодая вдова, а она ночью возьми да и приди ко мне. Только Господь помогал мне выходить из таких искушений.

— Для чего вы мне рассказываете всё это, батюшка? — спросил я его.

— А для того, чтобы вы не думали о нас много и знали, каким испытаниям и мы подвергаемся.

Прекрасный, опытный был исповедник отец Ефрем, часто налагал эпитемии; строгий был, но и любвеобильный. В Петербурге он был духовником Великого князя Николая Николаевича⁷⁸.

На Валааме подвизался в одиночестве в Смоленском скиту, но и там не давали отцу Ефрему покоя.

— Не осуждайте, не осуждайте никого! — говорил мне один монах. — Мы видим, как люди грешат, но не видим, как они каются.

Монастырь был полон дивных старцев и подвижников»⁷⁹.

29 февраля 1929 г. Валаам.

Мир Вам и Божие благословение, боголюбивейший Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Спаси Вас Господи за утешительное письмецо и приложенную лепту, которая, как Вы и знаете, пойдёт на святое дело ежедневных Литургисаний, столь для нас и необходимых, и спасительных⁸⁰. Да будет же благоприятна Богу жертва Ваша и да даст мне Господь милость Свою непрестанно молиться Ему за всех Вас, моих добрых благодетелей — и любящих мя, и ненавидящих, ибо и последние не меньше благ приносят нам, как и первые, что справедливо Вы и указали в своём назидательном письме.

Поминайте и Вы меня многогрешного во святых молитвах своих, по заповеди Апостола “молитеся друг за друга, да исцелеете”. Как ни тяжела для меня смерть В. К. Н. Н. [Великого князя Николая Николаевича] — всё же и утешительно, что послал Господь Ему такую мирную христианскую кончину и этим как бы засвидетельствовал Его истинное благочестие, живую веру и непритворное христианское смирение, и я благодарю Бога, давшего мне счастье знать на [высоте] почти царского величия такого [смиренного] и Богу преданного Человека! Упокой Его, Господи, с праведными! И Вам спасибо за доброе сочувствие!⁸¹.

<…> От души благодарю Вас и молитвенно желаю Вам от Господа всего наилучшего и спасительного. Господь да хранит Вас. Отечески Вас любящий и благодарный, многогрешный иеросхимонах Ефрем.

10 ноября 1929 г. Валаам.

Мир Вам о Господе! Чада мои духовные, Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Всем сердцем сострадая Вам о постигшем Вас тяжёлом испытании, молю Господа Бога и просил сочувствующих Вам молиться — да сотворит с нами Господь милость Свою и да освободит заключённого в темницу и да утешит скорбящую старицу-маму Вашу и да возвратит кормильца⁸² <…> Вас да укрепит Господь безропотно переносить всё скорбное!

Не должно в нас быть ни малейшего сомнения, что всё Господь делает во благо нам и что никакой скорби [не по силам] никому не посылается, и лишь только увидит Господь нашу смиренную покорность Его Всеблагому промыслу, как всё скорбное переменит на отрадное и даст нам радость благодарственно славить Его!

Благодарю Бога, что Вы с таким христианским чувством переносите своё горе и ищете помощи в молитвах Церкви — это правильный путь и Господь не замедлит Вас утешить, ибо “близь Господь всем призывающим Его — и молитву их услышит и спасет я”.

Молитвенно сочувствующий привет Вам от отца игумена, отца наместника, отца казначея Григория, отца Фотия, иеросхимонаха Исидора, схимонаха Серапиона, отца Пиония — и многих, узнавших о Вас. Все мы Вас от души благословляем и желаем всего наилучшего. Господь с Вами!

Отечески Вас любящий и благодарный, многогрешный иеро­схимонах Ефрем.

5 января 1930 г. Валаам.

Боголюбивейшие и возлюбленные чада мои духовные Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна! Мир вам и Божие благословение!

От души благодарю за ваше сердечное поздравление и благожелания и взаимно поздравляю Вас с <…> праздниками <…> Господь да усугубит к Вам милость Свою, да удалит от Вас скорби и невзгоды и да даст Вам <…> безмятежного жития, исполняя во всём благожелания ваши, и да сподобит Вас спасения вечного. Молитвенно всегда с любовью вспоминаю Вас и Ваших [здесь и далее выделено автором письма]. И Вас усердно прошу и впредь не забывать меня, убогого старца, Вашими святыми молитвами.

Господь наш очень любит взаимную молитву — и <…> везде послушает и исполняет, о чём только не помолимся Ему с верою и смирением!

Простите, надо оканчивать письмо, сейчас раздастся полуночный благовест ко св. заутрени — служу в соборе с о. игуменом, а после обедни удалюсь до пятницы к себе в пустыньку. Везде хорошо молиться, но особенно в уединённой пустыни!

Спасайтесь и да спасёт Вас Господь и Пречистая Матерь Его! Отечески вас любящий и сердечно благодарный, многогрешный иеросхимонах Ефрем.

14 апреля 1930 г. Валаам. Смоленская пустынь.

С наступающим всерадостным и всеспасительным праздником Светлого Христова Воскресения! Радостно приветствую Вас, дорогие мои дети духовные, Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Христос Воскресе!

Спасибо за письмо — получил накануне Вербного воскресения и порадовался за Вашу благопокорность воле Господней. Так именно и должны мы, христиане, относиться ко всему ниспосылаемому нам Господом, веруя, что всё Господь устрояет по любви Своей к нам и всегда на пользу нам и во спасение! <…> Я узнал о смерти Вашей дорогой матушки и тотчас оповестил всех, Вас знающих, прося молиться за новопреставленную, и сам стал ежедневно поминать на Божественной Литургии…

Не зная ещё подробностей святой кончины Вашей святой матушки, я писал м. Марии⁸³: “таковых есть Царствие Небесное” <…> Как счастливы Вы, что имеете таковую родительницу⁸⁴ и как подходят к ней слова Апостола: “взирая на кончину — подражайте жительству их”, и какой чудный завет она Вам оставила: “жить в страхе Божием, в мире и любви”. Сие творите и спасётесь! Предсмертное благословение Вашей матушки да будет вам и отрадой и утешением на жизненном пути и да доведёт оно Вас до Царствия Небесного, ибо чрезвычайно велика сила родительского благословения.

И о брате Вашем, Владимире, Господь печётся; не будем отчаиваться, но будем продолжать молитву ко Спасающему всех нас Господу!..

Да хранит Вас Отец наш Небесный! Отечески Вас любящий,

грешный иеросхимонах Ефрем.

22 октября 1931 г. Валаам. Смоленский Скит.

Радуйтесь о Господе! Боголюбивейший Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна — и паки реку, радуйтесь!

Сегодня, в день праздника Казанской Иконы Божией Матери, в Ея св. храме в Смоленском скиту совершилось великое церковное торжество <…> Сегодня, по слову Самого Господа, велия радость и на небеси, и на земли — об обращении заблудшего на путь истины. Сегодня сподобил меня Господь присоединить к Церкви Православной через святое миропомазание юного лютеранина, послушника Матфея, и сегодня впервые облёкся я в священные одежды для священнослужения из подвенечного платья Вашей дивной матери, дорогая княгиня, и в Ваш собственноручный труд (вышивку) — прекрасный пояс <…> Отныне каждый раз священнослужители, облекаясь в священнические одежды — подризник и пояс Ваши — будут произносить: “да возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждою веселия одея мя, яко жениху возложи ми венец и яко НЕВЕСТУ украси мя красотою” <…> и, опоясываясь, скажут: “благословен Бог, препоясуяй мя силою и положи непорочен путь мой…”.

Эти видимые знаки Вашего присутствия на сегодняшнем торжестве Православия и в последующие богослужения меня глубоко умиляют. Видится дивный о нас Божественный промысел. Через (столько) лет от Вас, как невесты, княгиня, поступает в Храм Невесты Неневестной подвенечный наряд — и от Вас, князь — приготовленная на лампаду пред могилой дочери лента — обрелась в Храме Самой Царицы Небесной, Которая так любит <…> и всячески утешает чистых дев и отроковиц, как будучи и Сама Приснодевою и Божественной Отроковицею <…> О, как Вы счастливы, что удостоились принятия Ваших даров в Храм Божий — Дом Богоматери! Сам Господь и Его Пречистая Матерь — да воздадут Вам за сие в своё время Своим небесным воздаянием и да пребудет присно с Вами милость Господня!..

Наш усердный сомолитвенник, благословенный старец и страдалец отец Серапион⁸⁵ так же сердечно благодарит Вас за Ваши к нему благодеяния — рубашку и прочее, и в особенности за Вашу любовь и говорит: напиши Оленьке и князю и Николеньке⁸⁶, что всегда за них молюсь, а если удостоюсь дерзновения, и по смерти моей, и там всегда буду о них молиться <…> Сейчас старец в больнице — сильный ревматизм, ноги совсем отказали и так, говорит, страдаю, что ещё и не испытывал — но ни стону, ни ропоту, терпеливо переносит муки свои и со слезами благодарит Бога и всех служащих Ему и навещающих!.. Поистине, дивный старец — и как хорошо, что Вы стяжали его себе молитвенником!

Дорожите молитвами и страдалицы, друга Вашего, монахини Марии⁸⁷. Много пожалеют о своей несправедливости к этой Божией избраннице. Она близка к Богу и Господь её слушает, тако молвит о ней и отец Серапион и тако же, как и Вас, любит её о Господе.

Я тоже немножко пострадал в последние дни — ночью упал на [доски], идя в темноте — [ращелка] под бровью правого глаза, но теперь сняли повязку — глаз невредим и всё проходит. Служить не переставал, и служу, радуясь и молясь за всех живых и умерших! О, какое великое счастье — быть иереем и ежедневно совершать… спасительную Литургию. Блаженны и мои усопшие родители, что посвятили меня Господу на служение, и блаженны князья Николай и Пётр, что соорудили Храм во Имя Богоматери, где уже 14-й год возносятся молитвы и о храмоздателях, и о благоукрасителях его.

Смотрю на Ваши приношения, украшающие Храм — и радуюсь за Вас и благодарю за Вас Господа…

Простите, что долго не отвечал, хотелось сначала послужить в Вашем облачении — испытать радость о принятой Господом жертве Вашей и теперь уже сказать радостное и сердечное спасибо. Вышло прямо пасхальное облачение… Но я буду почаще служить в нём, чтоб чаще низводить на Вас благословение Господне…

Благослови Вас Господь!..

Иеросхимонах Ефрем.

30 декабря 1931 г. Валаам.

Взаимно от души приветствую Вас, боголюбивейшие чада мои Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

С Новым годом и с новым счастьем.

Да благословит Вас <…> Отец наш Небесный и да продлит к Вам милость Свою <…>

По милости Божией продолжаю ежедневно служить Божественную и вседейственную мироспасительную Литургию — и часто в Вашем чудном облачении, и тогда чувствую особенно Ваше соучастие в богослужении.

Спасибо, дорогой князь, за Ваше чудное ответное письмо по поводу Вашей усердной жертвы в дом Господень — так отрадно было почувствовать и Вашу благоумилённость и доброе христианское настроение. Дай Бог, чтоб и впредь, и навсегда эти добрые чувства были с Вами и никакие бы житейские невзгоды не нарушали Вашего мирного жития. Поистине всё проходит — и мир, и похоть его, а творяй волю Божию пребывает во веки.

О, какое бы было счастье, если б Господь увенчал конец жизни Вашей святым иночеством! Останавливаясь на могилке князя Мещерского, отца Сергия⁸⁸, я почти всегда вспоминаю Вас, ведь вот сподобил же его Господь такого счастья! А моя крестница, Великая княгиня Александра <…> инокиня Анастасия, не есть ли добрый пример к подражанию и Вам, милая княгиня Ольга Алексеевна — ведь столько счастья в служении Господу. “Едино же на потребу”, — сказал Господь! Только одного истинного блага желаю Вам, мои милые, дорогие князь и княгиня, и молю Бога о спасении Вас…

Благодаря Вас за Ваши святые молитвы о мне, грешном, остаюсь навсегда отечески Вас любящий и благодарный,

убогий старец иеросхимонах Ефрем.

21 марта 1932 г. Валаам. Смоленский скит.

Мир Вам и Божие благословение, чада мои духовные

Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Спасибо за письма и усердную лепту в Храм Господень. В четверг на масленице получил Ваше последнее письмо, а в пятницу отслужил заупокойную Литургию за дорогих Ваших почивших. Царство им Небесное и вечный покой, а Вашу жизнь да продлит Господь на многая лета и в своё время да исполнит благое желание сердца Вашего послужить Ему во иноческом звании… Думаю, что и искренно полюбивший Вас светолепно почивший старец отец Серапион помолится о сем милосердному Богу и Господь устроит путь Ваш во спасение!

Простите, что долго не отвечал — тяжело переживал уход моего искреннего друга N. Нам хотелось ещё повидаться здесь, на земле, и уже казалось, что пристало время, и вот — новое доказательство, как непрочны здесь наши привязанности, и ещё больше начинаю бояться расположения к кому-либо в особенности… Хорошо сказал Великий Арсений: “всех люби, и от всех беги”.

Спасибо Вам, что вы так горячо посочувствовали в моём горе, как в своё время и в потере Великого князя. Одна осталась отрада — молиться за него! О, какая могущественная и чудодейственная молитва друг за друга, и какое это великое благо дал Господь нам, православным, в особенности. Это чувствуется в Божественной Литургии, и по милости Божией я всегда Вас и Ваших поминаю за этой мироспасительной жертвой!

С наступающим великим праздником Благовещения Богоматери, “главизной нашего спасения”, поздравляю и молитвенно желаю радостно встретить… Святую Пасху Христову!

Спасибо за конвертики и ещё раз простите, что долго не отвечал.

За последнее время не особенно и здоров, но, слава Богу, на службу церковную силёнок хватает, а остальное уже всё в запущенности. Ведь всё самому надо сделать, а устаю.

Будьте Вы здоровы и благополучны, и да хранит Вас Бог!

Отечески Вас любящий, благодарный многогрешный иеросхимонах Ефрем.

19 мая 1933 г. Валаам.

Воистину Воскресе Христос!

Возлюбленные о Господе чада мои Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Спасибо за письмецо, выраженные в нём сердечные чувства и сострадание…

Будем верить, что всё устроится Господом Богом на наше же благо и смиренно предадимся в волю Господню.

14-го за Литургией архиепископ Герман [Аав]⁸⁹ возвёл отца игумена Павлина⁹⁰ во архимандрита, а в Вознесение предполагают возвести в сан игумена отца Харитона. Я пока по-прежнему в своей пустыньке, но побаиваюсь, чтоб не лишили ежедневного литургисания из-за денежных расчётов, если уж Господь и ещё потерпит грехам моим, то буду продолжать и с прежней любовью молиться за всех Вас за мироспасительной Литургией и всегда желать Вам всего наилучшего и спасительно <…>

Я тоже за зиму болел, а теперь по милости Божией здравствую и благодушествую. Слава Богу за всё! Простите, что долго не отвечал, долго не было и сообщения… прихожу только раз в неделю в монастырь. Многим задолжал в переписке и не знаю, когда исправлюсь. Время как-то быстро летит — вот… уже и 50 лет на Валааме — скоро и домой позовут, ничего ещё не приготовил в невозвратный путь, одна надежда на милость Божию. Молитесь за мя, грешного, да приведёт нас всех Господь унаследовать Царство Небесное!

Молитвенно призываю на Вас Божие благословение… Отечески Вас любящий и благодарный многогрешный иеросхимонах Ефрем.

27 июня 1933 г. Валаам.

Мир Вам и Божие благословение, возлюбленные о Христе дети мои духовные

Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Сердечное Вам спасибо за Ваше сердечное, трогательное и многоназидательное приветствие по случаю 50 [летия] жизни моей во обители Валаамской. Я плакал, читая письмо Ваше, так далёк я от Вашего доброго обо мне мнения и так глубоко сознаю свою неблагодарность к величайшими милостям Божиим ко мне недостойному.

Дал бы Господь хотя на последок дней моих восчувствовать всю любовь и благость Божию ко мне, ничтожному, и самым делом покаянной жизни возблагодарить Создателя за всё содеянное Им нам во спасение!

Вас же да вознаградит Господь, не по моему недостоинству, но по той вере Вашей и расположению, которые проявили и проявляете Вы ко мне, убогому старцу. Как и сказал Господь: “приемляй пророка во имя пророка — мзду пророка приемлет и приемляй праведника во имя праведника — мзду праведника приемлет…”.

Простите, что замедлил с ответом, всё какой-то недосуг, да и много приходится переживать при настоящих событиях⁹¹.

Очень боялся, что при новом настоятеле придётся оставить ежедневное литургисание, но и отец игумен Харитон так же проявлял ко мне свою отеческую благорасположенность и в день юбилея поднёс мне чудную икону Божией Матери Казанской, сказав трогательную речь <…> вместе с отцом архимандритом Павлином⁹², у меня в Скиту. И так, по милости Божией, продолжаю по-прежнему жить в своём тихом уединении и совершать Божественную Литургию, молитвенно вспоминая и Вас, и всех Ваших, живых и усопших, и особенно отрадно вспоминать Вас, когда служу в Вашем облачении…

Спасайтесь, и да спасёт Вас Господь, и да хранит Вас Пресвятая Матерь Божия… Прошу взаимно и Ваших святых молитв. Отечески Вас любящий и сердечно благодарный,

убогий старец иеросхимонах Ефрем.

18 марта 1941 г. Новый Валаам.

Мир Вам и Божие благословение со святой обители Нового Валаама, боголюбивейшие и дорогие мои чада духовные Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

<…> По просьбе прихожан и соизволения Владыки Александра⁹³ отец игумен послал меня в город для исповеди и причащения желающих, что и помог Господь совершить. Принял на исповедь 300 человек, отслужили в обоих храмах. Повидались с монахиней Марией <…>

Отец Фотий очень благодарит Вас за добрую память и деньги и молится за Вас в своих неустанных молитвах — ревнуя по-прежнему чаще служить Божественную Литургию, но, к сожалению, Литургия служится только одна, а служащих иеромонахов много. Я по милости Божией и по благословению Владыки и отца игумена по-прежнему служу ежедневно в келлии, но уже исключительно на свои средства, монастырь только печёт просфоры, и Господь дослал <…> всё необходимое. 23 января отпраздновал свои 70 лет <…>

Наша новая обитель во многом напоминает Валаам: и окружающая вода, и лес, и горы, и <…> тишина, ближе [четырёх километров] нет жилища, почта — за [двенадцать километров], и редко получаем почту. Церковь устроили из двух сараев, подведённых под одну крышу — здесь и трапеза, и кухня, и на колокольне благовествуют колокола со Смоленского Скита. Большинство святых икон и частиц святых мощей со Скита находится у меня, что придаёт келлии церковный вид. Сохранилось и Ваше облачение, в котором и служу <…> Свыше 70 человек осталось ещё в Каннокоски⁹⁴, но заботятся и о них что-либо устроить, чтобы быть всем вместе. Рядом со мной живут 4 иеромонаха: отец Лука, отец Власий, отец Памва и отец Макарий, а также и большинство живут по несколько человек в келлиях — по одному очень мало. Но все с покорностью воле Божией всё переносят терпеливо, видя отовсюду сочувствие и полную заботливость предлежащих властей. Слава Богу за всё!

Да поможет и Вам Господь всё переносить великодушно и не терять доброй надежды на лучшие дни! Господь близь! Много за это время пережито всеми нами и многих уже нет в живых из нашего братства. Свыше 20 старцев мирно отошли в вечность и уже здесь, на новом кладбище, на берегу залива похоронены двое: отец Иннокентий и отец Агафангел.

От души благодарю за всё и желаю Вам всего наилучшего и спасительного.

Отечески Вас любящий,

духовник иеросхимонах Ефрем.

Письма монаха Иувиана (Краснопёрова)
разным лицам

Монах Иувиан (Краснопёров Иван Петрович) родился 24 января 1880 г. в Верхне-Сергиинском заводе Красноуфимского уезда Пермской губернии, в семье священника. В 1896 г. окончил Пермское духовное училище, в 1899 г. поступил в Валаамский монастырь, 17 февраля 1907 г. был определён в послушники, 24 марта 1910 г. пострижен в монашество. Проходил послушания в монастырской канцелярии с 18 января 1900 по 2 декабря 1925 г. В 1920 г. монах Иувиан был утверждён в должности секретаря Монашеского совета. 30 ноября 1925 г. после осуждения на церковном суде за верность старому календарному стилю был сослан по предписанию Финляндского церковного управления на островной Тихвинский скит. 27 мая 1931 г. ему было разрешено вернуться на проживание в монастырь. Заведовал метеорологической станцией, много лет вёл научные наблюдения за уровнем воды в Ладожском море⁹⁵ и поддерживал переписку с мирскими адресатами монастыря в качестве письмоводителя.

После визита на Валаам в 1938–1939 гг. паломнической группы из Эстонии переписывался с мальчиком Алёшей Ридигером — будущим Патриархом Московским и всея Руси, о чём Святейший неоднократно вспоминал с большой благодарностью в своих выступлениях: “Особенно мне запомнились паломнические поездки в Валаамский Преображенский мужской монастырь <…> На меня, девяти-десятилетнего мальчика, Валаам произвёл неизгладимое впечатление. Архитектура монастыря и скитов, намоленность храмов, удивительная природа северного края, духоносные старцы и насельники обители, их трудолюбие, открытость, доступность для каждого паломника и особая их чуткость — всё это поражало. Во многом эти два посещения Валаама определили мой жизненный путь. Из насельников обители особенно запомнились её духовники — схиигумен Иоанн и иеросхимонах Ефрем⁹⁶. Много раз мы были в Смоленском скиту, где нёс свой подвиг иеросхимонах Ефрем, ежедневно совершавший Божественную литургию и особо поминавший воинов, на поле брани убиенных. Однажды, в 1939 году, мы с родителями побывали в Иоанно-Предтеченском скиту, который отличался строгостью монашеской жизни. Туда повёз нас на весельной лодке схиигумен Иоанн. Весь день прошёл в общении с этим замечательным старцем. Запечатлелся в сердце схимонах Николай, живший в Коневском скиту и всякий раз встречавший нас с самоваром, за которым велись душеспасительные беседы. Помню гостинника игумена Луку, внешне сурового, но душевного пастыря, а также любвеобильного иеромонаха Памву <…> Сохранилась у меня и переписка с монахом Иувианом, который писал мне, тогда десятилетнему мальчику, письма духовного содержания”⁹⁷.

Будучи большим патриотом России и почитателем святого праведного Иоанна Кронштадтского, монах Иувиан стал признанным летописцем Валаамской обители⁹⁸. По благословению Кронштадтского пастыря поступали в Валаамский монастырь многие будущие монахи, в том числе и игумен Харитон (Дунаев), много сделавший для уврачевания “календарной смуты” в обители. Отец Иувиан и отец Харитон стояли на разных позициях в календарном споре, но официальное содержание их полемики, опубликованное в журнале “Утренняя заря”⁹⁹ в 1930-е гг., отражало позицию взаимного уважения этих людей друг к другу. Более того, незадолго до своей смерти в 1947 г. схиигумен Харитон попросил послужить ему в период предсмертной болезни именно монаха Иувиана, о чём тот, став свидетелем праведной кончины своего настоятеля, с большим благоговением вспоминал впоследствии¹⁰⁰.

В 1940-е гг., после эвакуации Валаамского братства вглубь Финляндии, монах Иувиан стал идейным лидером старостильного движения в Ново-Валаамском монастыре. В ноябре 1944 г. без благословения настоятеля монастыря игумена Харитона от лица старостильников он направил прошение Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому) “о восстановлении канонической юрисдикции и возвращении в Карелию”. Обращение способствовало визиту в Финляндию и на Новый Валаам в 1945 г. митрополита Григория (Чукова)¹⁰¹. Митрополит принял Валаамское и Коневское братство через чин покаяния в юрисдикцию Московского Патриархата и благословил всё братство перейти на старый юлианский календарь. Это примирило старостильников и новостильников и прекратило “календарные” распри в монастыре. С 1947 г. монах Иувиан заведовал монастырской библиотекой. Скончался 12 ноября 1957 г. на Новом Валааме в Финляндии, где и похоронен на монастырском кладбище¹⁰².

Письма монаха Иувиана

9–22 февраля 1942 г. Новый Валаам.

Многоуважаемая о Господе, боголюбивая Евпраксия Стефановна¹⁰³!

Милость Божия буди с Вами! <…> В 1942 и в 1943 гг. Пасха будет одновременно у православных и всех инославных вместе, в одно и то же время. Это, конечно, очень хорошо и удобно для всех!

Приветствую Вас <…> с наступившим св. Великим постом, молитвенно желаю провести его всем вам благочестно и богоугодно и радостно поклониться Воскресшему Господу <…> Тропарь и кондак иконе Б. М. “Утоли моя печали” при сём прилагаю, а также и некоторые копии писем праведного святителя Игнатия Брянчанинова. Это великий угодник Божий, много перенесший скорбей и клеветы в его земной жизни. Он весьма близок к Валааму и много ему оказал духовных благодеяний.

<…> Пока простите, досточтимая Евпраксия Стефановна, не тяготитесь тем, что Господь даровал Вам крест несения скорбей и болезней: по учению св. Отцев, это величайшая милость Божия, это признак любимца Божия и знамение того, что на небе Вам уготовляется великий венец блаженства вечного. Посему несите благодушно, терпеливо и с благодарением посылаемые Вам скорби, печали и болезни.

Господь да поможет Вам в сём и да подкрепит Вас!

<…> С искренним почтением и взаимно молитвенным о Господе благожеланием, Ваш недостойный слуга монах Иувиан.

7 апреля 1942 г.

Досточтимая о Господе Евпраксия Стефановна!

Сердечно благодарю Вас за радостное Пасхальное приветствие и за присланные 50 ф. м. вместо красного яичка ко Христову дню. Спаси Вас Господи за эту милость <…> и награди Вас стократным небесным воздаянием.

<…> Грустно отовсюду слышать, что население Финляндии не смогло уберечь свою картошку от замерзания в погребах и в ямах, хотя опыт прошлой зимы давал уже урок к тому, чтобы картофель как можно тщательнее сберегать. Помоги Господь всем, которые лишились сего продукта!

Как только мне Бог поможет, то постараюсь прислать Вам акафисты на каждый день <…> Весьма сожалею, что в эти дни все вы лишены дивной Божественной службы как великой Страстной седмицы, так и Светлой. Но одно ваше св. намерение о сём и сожаление о лишении сих дивных служб Господь принимает за самое делание.

Мною уже, кажется, сообщалось о том, что наше братское кладбище на Валааме, а также могилки Ваших родных Тюменевых¹⁰⁴ — всё это большевиками поругано: св. кресты и могильные плиты ими разбиты в мелкие куски, все могильные холмики уничтожены и кладбище превращено в место гуляний и увеселений. Осталось только второе кладбище, которое находилось в Назарьевской пустыньке, но там погребались послушники и миряне, умершие на Валааме, там и большевики хоронили своих “героев”. Вот какое ужасное надругательство над святыней!

Такой суровой зимы, как зима этого года, не было в Европе 141 год.

Если будете испытывать продовольственные недостатки, то молитесь дорогому батюшке о. Иоанну [Кронштадтскому]: он, как дивный и великий чудотворец, всегда поможет вам.

<…> Спаси и сохрани Вас Господь, достоуважаемая Евпраксия Стефановна! Взаимно прошу Ваших св. молитв о мне грешном.

Примите мой искренний привет и глубокий поклон также и Вашей доброй няне.

В наши бедственные дни всецело полагайтесь на водительство Божественного Промысла Божия, и Господь упасёт Вас среди всех переживаний и злоключений.

Да почивает на Вас благословение обители Валаамской, так родственной Вам по духу и настроению! А также и по тому обстоятельству, что там погребены Ваши ближайшие родные, которые в своё время так много и премного благодетельствовали нашей св. обители, души которых несомненно пребывают во Царствии Небесном.

<…> Искренно почитающий Вас и глубоко за всё благодарный недостойный инок

монах Иувиан.

23 августа 1942 г.

Достоуважаемая о Господе Евпраксия Стефановна!

Милость Божия буди с Вами!

<…> Помоги Господь всем вам убрать новый урожай хлеба и овощей.

У нас сенокос уже закончен, рожь сжата и озимые посеяны, теперь очередь осталась за пшеницей, овсом и огородными овощами. Благодаря Господу, травы и рожь у нас уродились хорошие и снять их удалось в хорошую погоду.

<…> Помоги Вам Господь и во всех превратностях жизни Вашей — скорби для нас неизбежны, без них погибнем душевно. Терпите их благодушно, терпеливо и с благодарностью ко Господу, дающему нам дарование скорбей как залог вечной жизни, где уже скорбей не будет для тех, которые несли их терпеливо на земле.

Слава Богу, что Вас утешают посланные книжечки, Бог даст — пришлю ещё.

<…> О. Досифей был найден в лесу спустя 6 недель после его исчезновения. Наши иноки его нашли лежащим на земле с корзиною в руках. По-видимому, заблудившись в лесу, он помер от холода и истощения. Царствие ему Небесное и вечный покой! Много он потрудился в святом деле благоукрашения святых храмов, за это Господь не лишит его Царствия Небесного.

Простите за скудное и малое письмо — очень недосуг.

<…> Взаимно прося Ваших св. молитв, с глубоким почтением остаюсь

Ваш недостойный слуга монах Иувиан.

21 сентября 1942 г. Новый Валаам (копия).

Достоуважаемый о Господе, боголюбивый Михаил Андреевич¹⁰⁵!

Милость Божия буди со всеми вами!

<…> спаси Вас Господь и помилуй за Вашу неоднократную жертву доброго усердия на св. алтарь Божьего храма. В своё время за всё это Господь Сам ущедрит Вас стократным воздаянием <…>

Спаси Вас Господь за сообщение финского журнала статьи о дорогом нам Валааме. Конечно и несомненно все мы горим живейшим желанием вернуться на свой родной Валаам, где у каждого из нас прожиты лучшие годы нашей жизни, оставившие по себе самые наилучшие, светлые, незабвенные и неизгладимые воспоминания — но время к сему ещё не приспело <…> Некоторые внешние обстоятельства побуждают нас обождать возвращения на Валаам <…>

Вы совершенно правы: Господь привёл меня величайшего счастья дважды лично быть у батюшки отца Иоанна Кронштадтского и получить его святое благословение на водворение в Валаамской обители. Это было 10–15 августа 1899 г. и 25–31 октября 1901 г.

Память об этом <…> остаётся для меня не только незабвенной на сей земной юдоли, но перейдёт со мной в вечность, на веки вечные. Многие их наших Валаамских иноков поступили на Валаам по совету и благословению о. Иоанна, который очень любил Валаам и с любовью благословлял в эту обитель.

Также и о. Варсонофий¹⁰⁶ подвизается у нас по благословению сего праведника. Отрадно для меня было узнать, что Ваше благочестивое семейство издавна почитает батюшку отца Иоанна и имело утешение испытать на себе его молитвенную помощь.

Отцу Варсонофию мною недавно было послано письмо, которое он получит не скоро, так как корреспонденция в Африку идёт оч[ень] медленно.

Живёт о. Варсонофий в г. Рабате, во французской колонии Марокко, что собственно и находится в Африке. Там с ним подвизается ещё один Валаамский иеромонах Александр Тюменев, с ним обитают там ещё несколько других иноков. Все они составляют одну монашескую семью под возглавлением о. Варсонофия.

Как сами монахи, живущие с ним, так и православная паства Рабата очень любят и почитают о. Варсонофия, ибо он на самом деле достойнейший и любвеобильный пастырь Христова стада. Большого количественного православного населения в Рабате нет и из туземцев православных мало, но там есть русская колония.

Моральное значение о. Варсонофия в Рабате так велико, что его усердием там выстроен православный каменный храм, причём на построение храма жертвовали не только православные, но и мусульмане¹⁰⁷.

О. Варсонофий хорошо владеет французским языком и местным наречием.

Когда я буду писать ему письмо, то непременно сообщу о Вас и попрошу его, чтобы он молитвенно поминал Вас самих и близких усопших Ваших.

Как жаль, что мы с Вами не познакомились в Выборге ранее, ибо в 1909 г. мне пришлось три месяца там жить для составления описи Финляндского Архиерейского дома и имения Марковилла, кроме того, в последующие годы часто приходилось бывать в Выборге по должности секретаря Финляндского Монашеского совета.

<…> Простите, глубокочтимый Михаил Андреевич! Спаси и храни Вас Господь в настоящие бедственные дни! Молитесь чаще и по возможности ежедневно словами благодатного псалма 90, дарующего благодать сохранения от всяких бед и напастей!

Взаимно прошу Ваших св. молитв о мне многогрешном и недостойном и с любовию во Христе остаюсь Вашим преданнейшим слугою — монах Иувиан.

7/20 января 1944 г. Папинниеми.

Многоуважаемая о Господе Евпраксия Стефановна!

Милость Божия буди с Вами!

<…> О. игумен¹⁰⁸ благодарит Вас и многоуважаемую дочь Вашу за праздничное приветствие, сам он взаимно поздравляет вас с этими великими праздниками и призывает на всех вас вседействующее Божие благословение <…>

Вот уже минуло 35 лет, как наш дорогой и святочтимый батюшка отец Иоанн Кронштадтский ушёл от нас ко Господу <…> В этот день повсюду поминали батюшку о. Иоанна, так как он по себе оставил вечную и незаходимую славу <…>

Архиепископ Гермоген был утоплен в реке Иртыше большевиками¹⁰⁹, потом тело его было найдено нетленным, а заживо похоронен был архиепископ Пермский Андроник¹¹⁰, у которого пред этим выкололи глаза и вырезали щёки. Этого архипастыря я знал лично, он был весьма ревностный по Боге. Всё это священномученики, число которых простирается до 50-ти тысяч человек одного только духовного звания. Вот какой величайший сонм мучеников и священномучеников предстоит у престола Божия и молится за нашу дорогую матушку Россию!

Вот и наш дивный Валаам принял участие в злострадании, вместе с своей братией¹¹¹. Всё это действие Промысла Божия, для нас непостижимого и неведомого!

<…> Милое Божие дитя Верочку <…> сердечно благодарю за её праздничный привет, низко ей кланяюсь и молитвенно поминаю её. Когда она подрастёт и научится читать по-русски, то пришлю ей тогда хороших детских книжек.

Меня радует то обстоятельство, что она так дорожит Валаамским альбомом и часто его смотрит, за это наши преподобные отцы Сергий и Герман не оставят её своей небесной милостью и удостоят её лицезреть не только Валаам земной, но и небесный <…>

Спаси и храни Господь Бог всех вас! <…>

Остаюсь глубоко уважающий вас и сердечно признательный Ваш о Христе недостойный слуга монах Иувиан.

11/24 мая [1944 г (?)].

<…> У нас случилось большое несчастье — жил у нас один коневский монах-расстрига, который за святотатство и воровство был лишён монашества и дважды сидел в тюрьме.

Принятый у нас из чувства сострадания, он по-своему отблагодарил приютивший его монастырь: убил монаха и всего его обобрал. Теперь он отдан под суд. Но его кровавое пятно легло на всех нас и сделало нашу обитель притчею во языцех, воистину: “паршивая овца всё стадо портит”.

Всё это нас весьма огорчает, но так видно Богу угодно!

Простите! Прошу Ваших св. молитв!

<…>

1944 г.

<…> Грустно мне было узнать, что Ваше здоровье, многоуважаемая Евпраксия Стефановна, стало изменять Вам. Помоги Вам, Господи Боже, укрепиться здоровьем, и ещё много лет потрудиться для своей семьи и для своих дорогих внучат.

Горячо благодарю Вас, что Вы выражаете желание молитвенно поминать моего родителя иерея Петра, он не останется пред Вами в долгу и как праведник молитвою воздаст Вам. Мой родитель глубоко почитал о. Иоанна Кронштадтского и теперь сослужит ему в райских обителях в том небесном храме, где ежедневно служит батюшка о. Иоанн.

Это было откровение одному из наших благочестивых иноков, имеющих Божий дар проникать в загробную жизнь.

Георгий Андреевич Теппонен, по рождению финляндский гражданин, но родился и вырос в Москве, где он часто любил ходить для молитвы в Чудов монастырь, познакомился там с владыкой Арсением¹¹², который обратил его в св. Православие. Во время революции Г. А. Т. [Теппонен] из Москвы приехал в Гельсингфорс, где у него есть родные, и теперь там служит в банке.

Каждый год Г. А. Т. бывал на Валааме, а теперь бывает у нас здесь на Новом Валааме и много повествует мне из праведной жизни Владыки Арсения. <…>

Мы тоже все праздники празднуем по старому стилю, как и на святом Афоне всё богослужение совершается на православном, старом стиле.

То, что совершается теперь в России, нам никак не понять, но очевидно, что идёт что-то хорошее, клонящееся к возрождению нашей матушки России¹¹³.

Действительно, пути Божии для нас, грешных, непостижимы!

Стяжать мирный дух — великое приобретение. Около такого человека, стяжавшего это бесценное сокровище, тысячи спасутся, как об этом говорит батюшка [преподобный отец] Серафим.

Помоги Вам Господь стяжать мирный дух, боголюбивая Евпраксия Стефановна. Молитвенно просите об этом батюшку о. Иоанна и преподобного о. Серафима. Они помогут Вам в достижении этого великого блага <…>

13/26 мая 1946 г.

Глубокочтимый о Господе боголюбивый князь Алексей Васильевич¹¹⁴!

Милость Воскресшего Господа буди с Вами!

Сердечно приветствую Вас с днём святого ангела Вашего, Святителя Московского Алексия, и молитвенно желаю Вам всего доброго и спасительного.

Аз, грешный, был глубоко тронут тем обстоятельством, что с Вашим почтеннейшим письмом от 20.04 сего года Вы благоволили прислать мне взаимный Пасхальный привет и глубоко порадовали меня недостойного сообщением, что молитвенно поминаете моё убожество и помните меня. Всё это меня тронуло до глубины души и побуждает глубоко и признательно благодарить Вас <…>

Слава и благодарение Господу Богу, что Вы живы, здоровы и благополучны. Коли бы Вы посетили нашу обитель, Вы были бы много утешены, то есть теперь у нас полное единомыслие, согласие и взаимный мир. Вся братия молится, в том числе и мы, грешные — все молимся вместе в храме Божием¹¹⁵. Эта величайшая милость духовная дарована нам молитвенным предстательством Святейшего Патриарха Алексия, любвеобильного отца и собирателя всех расточенных чад Церкви Христовой, сущих в море и далече. В этом ему деятельно помогают его ближайшие достойные помощники: Митрополит Николай Крутицкий [Ярушевич] и Митрополит Григорий [Чуков]. Все они трое в своё время бывали на Валааме, который они так любят и чтят <…>

Забыл сообщить, что вчера мною получено сообщение, что “война, чудом милости Божией, не коснулась Святой Горы Афонской. Это тем более поразительно, что из всех гражданских войн за последнее пятилетие — война в Греции была самая жестокая и беспощадная. Афонские иноки приписывают это чуду Покрова Божией Матери. Самое опасное время для Афона было в конце 1944 и в начале 1945 гг., когда в течение шести месяцев там находилось партизанское управление из последних подонков человеческого общества, расставившее посты по всем монастырям. От этих партизан можно было всего ожидать, но они не посмели коснуться ни насельников, ни святынь Афона, однако всё же было найдено на Святой Горе несколько обезглавленных трупов, среди которых предполагают и двух афонских монахов. На Афоне теперь осталось всего 2000 монахов, средний возраст которых 70 лет, новых поступлений почти нет. Бедствий и голода там не было. Жизнь монастырей текла и течёт по-прежнему и в смысле богослужений, и в смысле братских послушаний. Только во время войны был отменён колокольный звон к службам, так как он употреблялся лишь в случае воздушных тревог”. Слава и благодарение Господу Богу и Его Пречистой Матери, сохранивших Святой Афон от всех бедствий!

Взаимно прося Ваших святых молитв, с глубочайшим почтением и душевной преданностью Вашего боголюбия недостойный и непотребный слуга — монах Иувиан.

13/26 июня 1946 г.

Глубокочтимый и дорогой князь Алексей Васильевич!

Милость Божия буди со всеми вами!

Ваше глубоко-содержательное, любезное и приветливое письмо от 1.06.1946 г. мною получено и доставило мне величайшую духовную радость и утешение; вместе с тем вчера отец игумен вручил мне и столь же трогательный подарок от Вашей великой Христовой любви — чай. Всё это вместе взятое наполнило моё грешное сердце чувством глубочайшей признательности: спаси, спаси Вас, Христе Боже, дорогой и любвеобильный князь Алексей Васильевич. Действительно, нельзя было доставить лучшего и более глубоко-трогательного подарка, как Ваше милое и дорогое письмо и в дополнение к нему — настоящий чай, которого мы давно, давно не видали и не вкушали…

Отрадно мне было услышать, что моё убогое писание Вы приняли благоснисходительно и с присущей Вам христианской любовью. Не скрою от Вас, что аз грешный неоднократно порывался написать Вам, но… не решался, чтобы не показаться назойливым и не оскорбить Вас. Теперь же, получив от Вас такое милое, сердечное и благоуветливое письмо, не нахожу слов к выражению моей самой искренней и сердечной признательности.

Действительно, Господь судил мне на протяжении 47 лет, прожитых на Валааме, видеть много благодатных старцев, из которых многие уже отошли ко Господу, но некоторые ещё доселе живы. Так, например, есть у нас некий препростый старец¹¹⁶, имеющий дар откровения из мира загробного. На днях он сообщил мне нечто, касающееся личности Святейшего Патриарха Алексия [Симанского], который, как мне передавали, Вам хорошо известен и близко знаком со дней благословенного детства Вашего¹¹⁷.

Сему старцу явился батюшка отец Иоанн Кронштадтский и поведал, что он был в Москве и там молился вместе с Патриархом Алексеем, и при этом батюшка ещё присовокупил, что и “сам Патриарх Алексей много молится”. — Это для нас было великим утешением, знать о столь молитвенном настроении Святейшего.

В заключение своего явления отец Иоанн поведал сему благодатному простецу нечто, касающееся его лично, что вполне соответствовало настоящей действительности. А между тем сей простец никогда не видел отца Иоанна, но при всём этом он глубоко почитал его как великого праведника <…> Родной дядя¹¹⁸ сего препростого старца был архимандрит, настоятель Задонского монастыря, чтимый и любимый отцом Иоанном Кронштадтским, приявший мученическую кончину в 1922 г.¹¹⁹. За неделю до нашего выезда с Валаама он явился своему племяннику наяву и предупредил о всём том, что ожидало нас, о чём сей старец немедленно меня уведомил: о наступлении роковых событий, которые действительно затем и последовали.

Истинно Вы говорите, что воспоминания о прошлом вызывают глубокое сожаление и слёзы, но что прошло, того не воротишь, — говорит русская пословица.

В данное время у нас гостит пастор Классон, погода стоит чудесная, а местность у нас очень красивая <…>

Спаси и храни Вас Господь!

Взаимно прошу Ваших святых молитв о мне грешном и недостойном.

С искреннейшим к Вам глубоким почитанием и сердечной преданностью,

Вашего боголюбия, благочестивейший князь, недостойный и непотребный слуга

монах Иувиан.

2 апреля 1948 г.

Всечестнейший о Господе, дорогой и досточтимый батюшка отец протоиерей¹²⁰! Благословите!

Подтверждая получение почтенного письма Вашего от 24.03, сообщаю, что во всех трёх недоуменных случаях Вашей пастырской практики Вы поступили вполне правильно, законно и в духе истинной любви Христовой ко всем указываемым Вами пасомым. Вы не только не заслуживаете какого-либо порицания или даже эпитимии, нет и нет. Вы достойны самой искренней похвалы, одобрения и преклонения пред высотою Вашего пастырского духа <…>

В отношении двух самоубийц Вы поступили <…> правильно, можно было даже прочесть им и разрешительную молитву. [Почему] оба эти самоубийства совершены в припадке безысходного отчаяния, когда рассудок помрачается, а враг нашего спасения люто приражается. Молитесь за них, а также и за всех 30, скончавшихся без покаяния или наложивших на себя руки. Господь да благословит Вас молиться за них!

Все это я говорю не от себя, а посоветовавшись с нашим монастырским духовником¹²¹, старцем опытным во всех подобных случаях, он вполне оправдывает образ Ваших действий и похваляет Вас.

Так что, дорогой батюшка, не смущайтесь и не волнуйтесь, а действуйте так, как сказано в этом нашем письме. Господь да благословит Вас, да укрепит и вразумит!!! <…>

В 1913 г. к нам на Валаам приезжал из СПб [Санкт-Петербурга] протоиерей, магистр богословия, которому от Св. Синода было поручено написать доклад на тему о том, можно ли молитвенно поминать сознательных самоубийц, которые совершили этот акт не в припадке умоисступления, а именно в полном сознании.

Собрав все эти факты, этот почтенный протоиерей составил этот доклад в том духе, что сознательные самоубийцы в настоящее тяжкое бедственное время, когда условия жизни стали так сложны и трудны, заслуживают милости Божией, и по его мысли их не следовало бы лишать христианского погребения и молитвенного поминовения, но руководствоваться в отношении их исключительной любовью Христовой, милостью и состраданием.

Закончив свой труд в таком христиански-сострадатльном отношении к сим несчастным, он пожелал представиться СПб [Санкт-Петербургскому] Митрополиту Антонию [Вадковскому], который уже доживал последние дня своей жизни и никого не принимал.

<…> О. протоиерей настоял на том, чтобы его допустили до Митрополита Антония в виду исключительной важности его миссии <…> Внимательно выслушав о. протоиерея [митрополит] сказал ему: “Вы более меня компетентны в этом вопросе” <…> Тогда о. протоиерей снова стал просить Владыку высказать своё мнение не как частного человека, но как Предстоятеля Российской Православной Церкви. Выслушав это, Владыка погрузился в молчание, прошло несколько минут, и он произнёс: Господь бесконечно милосерд!!! Сказав эти слова, Владыка наградил о. протоиерея таким бесконечно любвеобильным, ласковым, сострадательным, милостивым взором и преподал ему последнее благословение, которое он принял со слезами глубокого умиления. Всё это сей о. протоиерей мне сам лично поведал, так как он гостил у нас на Валааме целую неделю, при чём я имел счастье всюду ему сопутствовать при обозрении храмов, скитов и старцев нашей обители по поручению о. игумена.

Простите, дорогой батюшка! С искренней любовью ко всем вам, монах Иувиан.

16/29 марта 1951 г.

Глубокоуважаемый и дорогой о Господе, боголюбивейший Алексей Васильевич!

Милость Божия и Покров Царицы Небесной буди с Вами и с глубокочтимой супругой Вашей княгиней Ольгой Алексеевной!

Ваше драгоценное и глубоко-содержательное письмо от 24–11 мною уже давно получено, но за крайним недосугом только сегодня имею утешение письменно с Вами побеседовать, — при чём крайне извиняюсь за мою неисполнительность.

Спаси Вас Господь и помилуй за это Ваше глубоко продуманное письмо, которое доставило мне искреннее духовное утешение <…> Ваши благочестивые размышления и таковые же мысли — глубоко проникновенные, и все они в истинном духе святой Православной Церкви, так что читать их для меня представляет истинное душевное утешение и отраду. Посему горячо благодарю Вас за все эти Ваши сокровенные размышления.

По-видимому, Суд Божий не за горами и не за долами, а “при дверях”, потому что количество верующих на всём земном шаре умаляется. Вся система воспитания современного нам юношества ведётся в духе и направлении, чуждом и противном духу святой веры Христовой, — и вся она находится в руках атеистов и безбожников, не только на нашей бывшей Родине, но почти повсюду.

Всё это ведёт к умалению истинного христианства и напротив — к увеличению и повсеместному распространению безбожия <…> Но да будет воля Божия!

Меня до глубины души и до слёз доводит то трогательное обстоятельство, что Вы, дорогой и боголюбивый Алексей Васильевич, так свято и горячо почитаете священный и благодатный псалом 90-й вместе с образом Царицы Небесной, что всё это благоговейно носите всегда с собой. И, поверьте, всем этим Вы воспринимаете на себя особенное благоволение свыше, которое хранит и будет хранить Вас при всяких самых опасных и смертельных обстоятельствах.

Аз грешный также свято и благоговейно почитаю псалом 90-й и, зная его на память, в течение дня и ночи повторяю его часто, и вследствие этого неоднократно был избавлен от всякого рода опасностей, иногда даже прямо смертельных, когда смерть прямо глядела мне в глаза <…> Господь да благословит Вас и впредь держаться сего святого обычая!..

<…> С искренним к Вам почтением и глубочайшей за всё признательностью,

Вашего боголюбия недостойный слуга, грешный инок — монах Иувиан.

26 октября 1951 г.

Глубокоуважаемый и дорогой о Господе, боголюбивейший Алексей Васильевич!

Милость Божия и Покров Царицы Небесной буди с Вами и с достоуважаемой супругой Вашей княгиней Ольгой Алексеевной!!!

<…> Отрадно и радостно слышать, что Вы с такой любовью приняли посланную Вам книгу святых Варсонофия Великого и Иоанна, ибо она весьма полезна архиереям и иереям, начальствующим и судьям, особенно же монахам. Ибо она решает самые неудобо-разрешительные вопросы. Она есть учительница терпения, руководительница к истинному и совершенному смирению, провозвестница покаяния и ходатаица спасения душ и совершенства во Христе. Благодарю и господина доктора, что он так охотно принял посланную ему книгу “Записки врача”.

Ваша посылочка с тёплыми носками также получена и распределена отцом игуменом наиболее нуждающимся братьям, в том числе и мне, грешному. Одну пару отец игумен оставил себе. За эту вашу великую милость мы особенно горячо и признательно благодарим Вас, добрейший и милостивейший наш благодетель, досточтимый Алексей Васильевич!

<…> Помещение нашей библиотеки — это просто сарай, не отапливаемый никогда. Конечно, книги страдают от сырости, но в жаркие летние дни все окна этого сарая открываются настежь и сухой летний воздух изгоняет сырость.

Университетская библиотека в Гельсингфорсе мне хорошо известна, ибо в 1939 г. мне была дана возможность лично с нею познакомиться и самому видеть и знать, как практично, прекрасно и заботливо сохраняются там книги. Но посылать наши книги для сохранения никак нельзя, ибо книги эти читаются братией и лишать её сего чтения невозможно. Кроме того, в переживаемое нами апокалипсическое время большие города находятся под особой опасностью всякого рода бедствий <…> Благодарю Вас за добрый совет, дорогой Алексей Васильевич, но воспользоваться им никак нам невозможно.

<…> Взаимно испрашивая Ваших святых молитв для меня многогрешного и недостойного, навсегда остаюсь Вашего боголюбия глубочайшим почитателем и самым покорнейшим слугою

недостойный инок Валаамской обители монах Иувиан.

7/20 февраля 1952 г.

Глубокоуважаемый, дорогой, боголюбивый и добрейший Алексей Васильевич!!!

<…> Искреннейшее, радостно и сердечно приветствуем Вас, дорогой для всех нас, досточтимейший Алексей Васильевич, с светлым и всерадостным днём святого ангела Вашего — Святителя Алексия, который святою Церковью прославляется как “питатель вдов и отец сирот, помощник сущим в скорби всеизряден, плачущим утешение, пастырь и наставник всем заблуждающим”, “Церковная красота”, “Великий чудотворец”, “Светило всея Российския земли”, “Златозарная Российская земля”, — так Церковь Христова ублажает сего величайшего Святителя Христова!!! <…>

Слава и благодарение Господу Богу, что Вы получили моё письмо, а также и подаренную Вам литературу, которую Вы всегда удостаиваете Вашего высокого внимания, что меня особенно духовно радует и утешает. Как только получу из Америки продолжение этой литературы, то непременно поделюсь с Вами <…>

ЖМП выходит с большим опозданием: у нас получены 1–9 №№ ЖМП, есть надежда, что скоро получим остальные <…> то есть №№ 10–12. По некоторым обстоятельствам, № 12 ЖМП представляет особенный интерес: в нём выявляется сущность так называемой “Финляндской Православной Церкви” и ея “Архиепископа Германа Аава”, который причиняет нам великие скорби и утеснения¹²² <…>

В особенности ополчились на меня как сам Герман Аав, так и его разбойничье церковное управление. Вся моя вина заключалась только в том, что аз грешный категорически и безусловно отказался от принятия в церковную практику католической пасхалии и таковаго же месяцеслова. Но 48 монашествующих нашей обители были совсем изгнаны из монастыря на все четыре стороны. Все они рассеялись по разным странам, причём некоторые из них мученически скончались, — все эти страдания и вся эта кровь легли на главу лже-епископа Германа Аава и его разбойничьего управления, которые и теперь бессовестно грабят наш монастырь, хотя и находящийся в беженстве. Достаточно сказать, что с 1939 года и по 1952 год Валаамский монастырь уплатил налогов в пользу Церковного управления и Германа Аава — 774 484 финских марок.

Все сие сообщаю Вам доверительно как нашему благодетелю и другу, но по-видимому всё это безобразие скоро выявится наружу и нечестивому Герману, гонителю иночества, и его разбойничьему управлению — приходит конец…¹²³.

Простите меня, что я позволяю себе делиться с Вами нашими скорбями!!!

Взаимно прося Ваших святых молитв, с искренним почтением и любовью о Господе навсегда остаюсь Вашего боголюбия недостойный и непотребный слуга,

грешный Валаамский инок монах Иувиан.

Без даты.

Воистину Воскресе Христос!

Глубокочтимейший и дорогой наш Алексей Васильевич!

Милость воскресшего Господа буди с Вами и с многоуважаемой супругой Вашей, княгиней Ольгой Алексеевной, во всю долготу благочестивых житий Ваших!

Ваше дорогое и почтеннейшее письмо от 27.04 получено мною 5.05, а Ваша трогательная посылочка, заключающая в себе 1 кило сахара и 100 гр чая, получены у нас 25.05 <…> Да вознаградит Вас Господь за всё сие тысячами сугубо! Земно Вам кланяюсь и многократно горячо благодарю. Всё присланное Вами в настоящее время <…> весьма дорого и ценно.

Очень отрадно мне было узнать, что Вы с любовью приняли два тома Жизнеописания дорогого и святочтимого батюшки отца Иоанна Кронштадтского.

С моего 10-летнего возраста у меня явилась глубокая и горячая любовь к сему великому праведнику Божию, результатом чего последовали два чудесных события, происшедшие в моей жизни по молитвенному предстательству отца Иоанна.

В 14-летнем возрасте, катаясь зимою на нашем училищном катке на коньках, при падении на лёд я сломал себе левую руку, от чего шесть недель учебного сезона у меня пропали вследствие нахождения в нашей училищной больнице. Не надеясь по этой причине благополучно перейти в следующий класс, перед самыми экзаменами мною было послано заказное письмо из нашей Перми к отцу Иоанну, со слёзной просьбой помолиться о благополучном исходе экзаменов, причём в письме у меня были указаны все отметки и баллы, которые мне желательно было получить.

Все это исполнилось буквально: и благополучный переход в следующий класс, и баллы по всем предметам были получены именно те самые, которые указывались мною отцу Иоанну в моём просительном к нему письме.

Спустя четыре года от усиленных занятий в школе у меня совершенно пропал голос — это побудило меня опять обратиться к дорогому батюшке, и в тот день, в который он получил моё письмо и вознёс свои молитвы о мне грешном, в тот день я совершенно поправился здоровьем.

По чувству глубокой благодарности к батюшке отцу Иоанну в мае 1899 г. я поехал к нему в Кронштадт, чтобы лично его поблагодарить и просить его благословения и указания на избрание рода жизни. Батюшка благословил меня направить жизненные стопы на Валаам и оставаться там во всю долготу моего земнаго жития.

Вот почему аз грешный так горячо благоговею к святой памяти батюшки отца Иоанна Кронштадтского, имевшего в моей грешной жизни такое великое значение. Вот почему мне так отрадно слышать от Вас <…> что Вы так свято и глубоко почитаете сего величайшего пастыря нашего времени.

<…> Отец Иероним уже приступил к исполнению обязанностей настоятеля¹²⁴. Ждём теперь указаний от Митрополита Григория — где он пожелает посвятить его в сан игумена: у себя в Ленинграде или здесь у нас, если только он пожелает прибыть к нам.

Лентульские инокини ждут Вашего светлого посещения их обители. Если это правда, то не откажите посетить и нас грешных. Это в свою очередь даст мне счастливую возможность ублаготворить Вас свято-отеческой литературой, по личному Вашему выбору и желанию <…>

Земно кланяюсь Вам, досточтимейший Алексей Васильевич, и многократно благодарю Вас за всё и за вся, что Вы с такой Христовой любовью предоставляете мне, недостойному и грешному; только простите, Бога ради, что запаздываю ответом, так как в настоящее время у нас начались летние работы в поле, огороде и лесу, в исполнении которых приходится принимать (участие) и Вашему покорнейшему слуге <…>

С искренним к Вам почтением и любовью о Господе, Вашего боголюбия недостойный и непотребный слуга, грешный инок монах Иувиан.

Письма иеромонаха Луки (Земского)
князю А. В. Оболенскому¹²⁵

Автор писем — валаамский постриженник иеромонах Лука (в миру Яков Земсков) родился 28 сентября 1880 г. в семье небогатых крестьян села Годеново Ростовского уезда Ярославской губернии, окончил церковно-приходскую школу, по состоянию здоровья не был призван в армию и решил посвятить свою жизнь Богу. В Валаамский монастырь будущий отец Лука поступил в 1905 г. при игумене Пафнутии. Только в 1909 г. Яков Земсков был зачислен в послушники. Он был удостоен монашеского пострига 29 июня 1912 г. с именем святого апостола и евангелиста Луки, в 1917 г. был рукоположен во иеродиакона, а посвящён во иеромонаха в 1922 г., окончил курс монастырской богословской школы по старшему отделению. В формулярной ведомости монастыря записано: знал Чтение, Священную Историю, Катехизис. Проходил послушание при гостинице монастыря, заведовал ею, состоял при келлиях настоятеля и нёс чреду богослужений.

Во время календарной смуты на Валааме отец Лука был на стороне старостильников. В 1926 г. его, как и других валаамцев, не согласных с политикой финляндского Церковного управления, осудил низший церковный суд “за демонстративное выступление против начальства и духовной власти, за нарушение порядка и монастырского устава”. Он был лишён права священнослужения впредь до раскаяния, которое и принёс в 1935 г. Уже после переселения монастыря вглубь Финляндии 21 декабря 1942 г. отца Луку назначили исполняющим ответственную должность ризничего.

В 1943 г. он был награждён золотым наперсным крестом за безупречное несение послушания¹²⁶. В 1945 г. после посещения Нового Валаама митрополитом Григорием (Чуковым) вместе со всем братством присоединился к Московскому Патриархату. В 1957 г., после того, как монастырь вновь вернули под финляндское Церковное управление, отец Лука и семеро старцев-старостильников переехали в СССР, где были размещены в Псково-Печерском монастыре. Младшему из уезжающих было 59 лет, а старшему — 84. Скончался отец Лука 2 декабря 1968 г., за два или три месяца перед смертью ежедневно причащался Святых Христовых Тайн. В Псково-Печерском монастыре он известен как схиигумен Лука, но о том, когда конкретно был принят им постриг в великую схиму, пока нет данных. Отец Лука принимал множество паломников, был известным старцем и духовным руководителем для многих искавших церковный путь спасения в советское время. Записи из его дневника и воспоминания о нём частично опубликованы¹²⁷.

Данная подборка писем относится в основном ко времени жительства иеромонаха Луки на Новом Валааме, когда братия вынужденно оставила свой любимый остров и поселилась на чужбине. Иноки были уже в преклонном возрасте. Финляндское Церковное управление не разрешало принимать послушников из-за границы, не имевших местного гражданства, из местных же жителей мало кто решался поступить в монахи. Ряды братии постепенно редели. Если ранее сам остров Валаам своей географической удалённостью от мира ограждал братию от многих житейских бурь и служил надёжной духовной защитой как место, где хранились мощи основателей обители преподобных Сергия и Германа и где незримо духом сопребывали все подвижники, подвизавшиеся на этой святой земле, то после переезда потеря привычного места и отрыв от своей духовной родины стали серьёзным испытанием для братства. Некоторые отцы, по 20–30 лет прожившие на Валааме, так сильно скучали по острову, что не видели никакой перспективы новой жизни в изменившихся условиях, впадали в отчаяние и сильно унывали. Один инок даже пешком ушёл на Валаам, не выдержав тоски — ему как-то удалось перейти границу, все помогали страннику в оборванной монашеской одежде, подвозили на подводах, подкармливали. На советской территории, уже где-то в Сердоболе его задержали, он отсидел в участке, но всё, слава Богу, обошлось — его отпустили, видимо, поняв, что такой простец не годится в шпионы, и переправили назад.

В это трудное время духовным лидером монастыря стал тогдашний настоятель обители игумен Харитон (Дунаев) — он возглавил все хлопоты по переселению и устроению нового места жительства для братства, своим авторитетом снискал уважение местных властей и смог примирить старостильную и новостильную группы иноков. Он не растерялся и не пал духом, встретив вызов обстоятельств. Валаамский монастырь продолжал оставаться монастырём — там строго хранили богослужебный устав, поддерживалось старчество, заседал собор старшей братии, принимали паломников, вели переписку, поддерживая связь с близкими по духу людьми, молились за Россию, за Финляндию, за обиженных и обидчиков. Монастырь жил, не сломленный тяготами и испытаниями. О том, как жили русские монахи в Финляндии, как смотрели на мир, на свою судьбу, о чём думали — мы можем узнать из оставленного ими письменного наследия.

8 октября 1931 г.

Боголюбивые Князь Алексей Васильевич и Княгиня Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение и свой искренний привет <…>

Спаси Вас Господи за присланные мне растения <…>

Отец Серапион¹²⁸ кланяется Вам¹²⁹, его положили на больницу. Ослаб, открываются старческие немощи. Последнее время начали страдать ревматизмой руки и ноги. У меня был “Экспеллер”. Я одного опытного инока попросил натереть его ноги, когда растирали — ему стало лучше, и он попросил ещё повторить <…> натёрли и второй раз. Когда же он [эликсир] ночью стал проявлять свою силу, бедный отец Серапион не мог найти себе места, валялся по келье, и никого не было всё снять. Я обвинял инока, которому поручил, так как он знал силу “Экспеллера” и вторично натёр, согласился на просьбу отца Серапиона.

Теперь ему получше стало, но не знаю, как Бог даст, надолго ли.

Остаюсь молитвенно поминающий Вас

иеромонах Лука.

Р. с. Приют открыли¹³⁰, молодое растение посадили, а Бог будет возращать. В монастырском ресторане был ужин на 100 человек. Эти люди были приглашены на открытие приюта.

16 февраля 1941 г. Papinniemi, Finland

Милость Божия буди с Вами!

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение и свой привет с пожеланием от Господа Бога здравия и спасения души. Взаимно поздравляю Вас с наступившим Новолетием.

По мере сил наших молим Господа Бога, да дарует Он мир миру Своему и Вас сохранит в мире и тишине. Теперь так весь мир земной взволнован, что нельзя располагать на совершенное спокойствие. Часто приходится думать и о дальнейших скорбях. Кто мог думать из нас, что мы будем лишены дорогой своей обители? Тяжело вспоминать разлуку с обителью, но надо поделиться с Вами таким соображением. Все мы намерены были перенести все тяжести, но жить в обители. Я уже начал служить в церкви у Живоносного Источника при больнице, 6/19 декабря отслужил первую Литургию утром и был доволен, что начал служить. Так как зимнее время для меня всегда было несколько спокойнее, я надеялся, что с Божией помощью зиму буду служить в храме Божием, но получилось на деле другое. В этот же день в обед в трапезе объявили, что не имеющие местного гражданства должны быть 20 декабря утром в 6 часов на пароходе “Отава”.

Как тяжело ни было, но нужно было собираться. Некоторые старцы растерялись, не могли собрать для себя своих вещей необходимых. В первой группе нас выехало 90 человек братии, все мои старушки с гостиницы¹³¹ и монастырские рабочие. Утром сходил поклониться у раки преподобных Сергия и Германа и к 6 часам все мы собрались и пароход отошел. Утро было тёмное, впечатление создавало мрачное. Но милость Божия укрепляла и воодушевляла. Приехали на станцию Якима и вечером в поезде поехали в дальнейший путь. 5 дней с остановками были в дороге, на станциях определённых давали нам кушание от “Красного креста”. Помещены мы были все в [Вазовской] губернии в школах по 40 и 50 человек. Школы были хорошие¹³². Старушки мои были определены в частный дом, их 26 человек.

Отец игумен¹³³ и остальная братия остались в обители жить, пока была возможность, но когда Русские Аеропланы [так в источнике] начали бросать снаряды в монастырские здания, то и они вынуждены были оставить обитель 4 февраля 1940 г. Они выехали из обители на грузовых автобусах, на их глазах горели корпуса — машинный дом сгорел, где были все мастерские, дом-киновея на площади у кладбища, корпус от аптеки и [фотография], и ризница сгорели, церковь также Святой Троицы сгорела. Корпус, где жил отец наместник, разрушен в 4-х местах, немного разрушена конюшня. Стекла выбиты во всех зданиях собора от сотрясения. Гостиница целая осталась. Во многих местах вырыты воронки от снарядов. Всё это произошло на последних днях перед выездом отца игумена и прочих братий остававшихся. Вся братия размещена была так же по школам большими группами в одной области. Продовольство [выдают] казёнными пайками, как и прочим беженцам. Когда купили это имение¹³⁴, в июне месяце заключили условие, а в июле месяце отец игумен и 50 человек братии первые приехали сюда и производили полевые работы, так как здесь был уже посеян овёс, немного ржи, картофеля и наёмные мастера строили 2 дома <…> Выстроили новый дом на 70 человек братии с паровым отоплением, выстроена трапеза, она же церковь, устроен алтарь, алтарь и трапеза украшены святыми иконами, привезёнными с Валаама <…> эти святые иконы окружают нас. Когда стоим за богослужением или за трапезой сидим, то как будто на Валааме находимся — на время забудешься. Но в обыденной жизни я ещё не сжился с местом, как будто я нахожусь ещё в чужом месте. Некоторые братия чувствуют себя как в своём месте. Сюда я приехал в октябре месяце, и 50 человек братий. Труда здесь всем нам — больше по сравнению с Валаамом. Наёмных людей — 2 прачки и 2 коровницы, остальные все дела сами мы справляем. Теперь почти все мы трудимся на заготовке дров, утром стоим службу в 4 часа и обедню, после чая идём трудиться, на обед 2 часа — с 10 и до 12 чч. Кушание в обед — два блюда: суп, каша или картофель. В ужин — один суп. Продукты получаем по карточкам, когда что достанут — рыбы трески или мяса, после обеда выходим тоже на труды до 3-х часов, после чая идём к вечерне, так как теперь дни короткие, то пораньше кончаем работу. Электричество зажигают вечером до 8 часов и утром до 8 часов, дольше жечь не позволяют, так как у нас мало дров для мотора. В кельях живём здесь по два и по три человека. Начальство наше по одному живут, как дело этого требует. Теперь, пока у нас отдельной церкви нет, то внешний вид постройки не имеет монастырского характера. Звон колоколов маленький, какой был в Смоленском скиту у отца Ефрема. Не услышим больше валаамского могучего и благодатного звона, который пробуждал в людях религиозные чувства.

Здесь мы не все поместились. 70 человек остались, ожидают до следующего лета. Если Бог судит всем нам дожить, тогда выстроят ещё дом и всех разместят. Из них 40 человек живут в школе и 30 человек в частном доме, престарелые. Также и старушки наши там живут.

Спаси Вас Господь за Ваше поздравление, привет и сочувствие к лишившимся своей духовной родины <…> Да воздаст Вам Господь Бог Своею богатою милостию. Я пока, слава Богу, здравствую. Живу рядом с отцом Ефремом¹³⁵, мы часто вспоминаем Вас. Слышно было, что находитесь в Швеции, но как живёте — не знаем. Я думал, неужели Вы совсем порвали с нами отношения, так были близки, и, как будто, события заставили забыть. Мы рады были Вашим вестям и благодарим Бога, что Вы благополучны и живёте в среде культурной природы и цветов. Читая эти строки Вашего письма, я увлёкся и мысленно вообразил, что я, наконец, в чудных ранжереях и полях, среди множества цветов <…>

Спаси Вас Господи за предложенное Ваше внимание мне, когда какая необходимость потребуется, то не откажите в Вашем внимании <…> Пока существовать можно — и слава Богу. Я сожалею Вашего Териокского уюта¹³⁶, так хорошо Вы там поустроились и нужно было всё оставить <…>

По сравнению с Валаамом здесь у нас мороза больше, севернее Валаама лето бывает меньше и осенью холодб начинаются раньше. По милости Божией, мы все благополучны.

По выезде с Валаама скончались братия: иеросхимонах Исидор, иеромонахи Азарий, Лаврентий, иеродиакон Аристарх, иеросхидиакон Сергий, схимонах Тихон, монахи Назарий, Маврикий, Августин, Зосима, Неофит, Алипий, Иннокентий. Отец Иннокентий похоронен уже здесь на новом месте. Кладбище отведено через залив, где проходит мост. В лесу кладбище ещё не устроено, со временем очистят от леса. Прочая братия похоронена на лютеранском кладбище в Канноноски, где школа Pispola.

Насколько возможно, я описал Вам наши жизненные условия. Да сохранит Вас Господь Бог в мире и здравии. Остаюсь к Вам с молитвенным благожеланием <…>

Иеромонах Лука.

10 декабря 1941 г. Papinniemi.

Милость Божия буди с Вами.

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение, приветствую Вас и поздравляю с праздником Рождества Христова. Молитвенно вам желаю от Господа здравия и спасения души.

Как Бог хранит Вас? Желательно мне было послать письмо ко дню ангела Ольги Алексеевны, но это время я болен был, лежал в больнице <…> полуживой, получился упадок сил от переутомления. Теперь, слава Богу, поправился. Прочая братия здравствует, многие братия престарелые — слабые и помирают. Отец Досифей, художник, вероятно помните¹³⁷, он ещё не старый, но его настигла смерть 14 сентября — пошёл в лес за ягодами, как и многие братия ходили. Он пошёл на малое время, между тем заблудился — и домой не пришёл. На следующий день ходили искать — не нашли, и после, несколько дней ходили искать и не нашли. 35 дней пролежал в лесу. Один инок пошёл пройтись по лесу и случайно увидел его застывшим, доложили полиции, потом привезли домой, с подобающей честью похоронили его. Отец Аникита скончался тоже.

Здесь мы несколько с Божьей помощью поустроили свою жизнь и вся братия из школы приехала сюда. По сравнению с Валаамом здесь холодная зима, и летом — два месяца теплых только. Но, слава Богу, на полях и огороде всё выросло, что было посажено. У меня немного цветов было посажено <…>

Остаюсь к Вам с молитвенным благожеланием,

иеромонах Лука.

30 декабря 1943 г.

Милость Божия буди с Вами!

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение, приветствую Вас, поздравляю с наступающим праздником Рождества Христова. Молитвенно желаю Вам от Господа Бога мира, здравия и душевного спасения.

Спаси Вас Господи за поздравление с праздниками, вчера только получил Ваше письмо. Я не спешил Вам писать, так как Вы празднуете праздники своевременно¹³⁸, [то я имел надежду], что моё письмо приедет к Вам в своё время. Слава Богу, что Вы благополучны и здравствуете, живёте своей жизнью и стремитесь ко спасению души. Я так думал о Вас, что Вы где ни будете жить — жить будете своею внутренней жизнью. За такую жизнь наследуете вечное Царство Небесное.

По милости Божией я снова здравствую и, как видите, уже покрываюсь сединами, силы физические слабеют, часто думаю и о загробной жизни, о светлой будущности обители. Придёт день и час, что надо предстать перед Богом и дать ответ за свою жизнь, но не нахожу дел, оправдывающих меня, всю надежду мою возлагаю на Его милость. Теперь я занимаю должность ризничего и утверждён архиепископом Германом. Так как я не имею местного гражданства <…> не могу быть соборным членом¹³⁹. Когда сделают местным гражданином, тогда буду зачислен соборным членом и [смогу] принимать участие в соборе отца игумена.

Все дела по церкви лежат на моей обязанности и хранение ризницы [тоже]. Пока, слава Богу, справляюсь со службой и прочими церковными делами, имею возможность всякий день быть за богослужением, летом после обеда ходим на полевые работы, и около своего дома сажаю цветы. Надеемся вернуться на Валаам, если судит Бог дожить конца событий. Теперь живут на Валааме братия пока спокойно¹⁴⁰. Осенью приезжали к нам по делам — по сравнению с Валаамом они приравнивают наше новое место к деревне. Правда, у нас здесь место спокойное и [удовлетворительное], слава Богу за всё <…>

Да хранит Вас Господь Бог в мире душевном и здравии телесном. Взаимно прошу Ваших святых молитв о моём недостоинстве.

Остаюсь к Вам с любовью о Христе. Желательно повидаться с Вами, но как Бог управит жизнь нашу — Его святая воля.

Иеромонах Лука.

3 мая 1945 г.

Милость Божия буди с Вами.

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

<…> Приветствую Вас <…>

Бог даст, жизнь войдёт в свою норму, можно надеяться, что мы с вами ещё встретимся. Я ещё продолжаю болеть, надеюсь поправиться, но как Бог даст, да будет Его святая воля. Спасибо отцу игумену, он бережёт меня, оказывает своё внимание, что возможно — всё делает¹⁴¹ <…>

Да хранит Вас Господь <…>

Иеромонах Лука.

17 декабря 1945 г.

Милость Божия буди с Вами!

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение <…>

Надеюсь, что отец игумен писал Вам о нашей жизни, вкратце скажу я Вам и от себя. Теперь, слава Богу, Господь устроил нашу жизнь так хорошо, мы все радуемся и благодарим Бога. 20 лет жили в разделении, все этим тяготились, теперь все молимся Богу и служим вместе по старому стилю все праздники. Был у нас митрополит Григорий из России, спросил всех нас, согласны мы принести покаяние Святейшему Патриарху в его лице, тогда он примет нас в молитвенное общение с матерью Русской Церковью, вся братия охотно согласилась покаяться за отступление от матери Церкви Русской¹⁴². Отец игумен прочитал покаяние от лица всей братии и Владыка разрешил всех нас — прочитал разрешительную молитву нам, что читают на исповеди — после этого от радости братия некоторые плакали и пели пасхальный канон. Потом начали служить Всенощную в пасхальном облачении большим собором, утром служили литургию.

После литургии <Владыка> сказал назидательное слово и поздравил нас с соединением с Православной Русской материю-Церковью. Есть надежда на возвращение на Валаам, если воля Божия будет на это. Очень всем нам желательно вернуться в свою обитель и закончить там дни своей жизни последние. В России много открыто монастырей и святые мощи возвращают в монастыри. Это говорил нам митрополит Григорий¹⁴³.

Спаси Вас Господи за поздравления, получил Вашу весточку.

Скажу Вам о себе, после болезни плеврита летом я чувствовал себя сравнительно сносно, немного трудился кроме церковной службы, были иногда боли <…>

Да хранит Вас Бог в здравии и благополучии.

Остаюсь к Вам с любовью о Христе,

иеромонах Лука.

30 июня 1946 г.

Милость Божия буди с Вами!

Боголюбивые Алексей Васильевич и Ольга Алексеевна!

Шлю Вам Божие благословение <…>

Приношу Вам сердечную благодарность за приятный кофе. Признаться сказать, я надеялся, что Ваша любовь не оскудеет ко мне грешному. Спаси Вас Господи. За память обо мне. Здоровье моё лучше, слава Богу. С открытием навигации ездил в Гельсингфорс к доктору. Смотрел он лучами и сказал — значительное улучшение в лёгких. И я чувствую себя лучше, справляю церковную службу и по ризнице всё, только тяжестей не могу носить <…>

О Валааме пока нет официального известия, желательно вернуться, но как Бог всё устроит по Своей воле. В Сербии наша братия — 14 человек их там. Узнали, что мы соединились, просятся у отца игумена им приехать к нам — они там очень заскучали. Переезд их к нам пока невозможен, так как наше положение ещё не выяснено о Валааме.

<…> Да хранит Вас Господь Бог в здравии и благополучии. Остаюсь к вам с молитвенным благожеланием,

иеромонах Лука.

Молитвенные воздыхания иеромонаха Иустиниана

Вниманию читателя предлагаются записки валаамского инока — иеромонаха Иустиниана (Серебрякова), составленные им в последний год жизни. Это “Молитвенные воздыхания”, содержащие покаянные строки самоукорения, духовный плач и молитвенные прозрения опытного делателя Иисусовой молитвы, духовника и наставника молодёжи на Старом и Новом Валааме в Финляндии в 1930–1960-е гг. “Воздыхания” открывают нам своеобразный образ покаяния, воспринятый иеромонахом Иустинианом от валаамских старцев и приложимый им к современным ему историческим обстоятельствам.

Будущий отец Иустиниан родился в 1884 г. в Рязанской губернии. Как и большинство валаамских иноков, он происходил из крестьянской семьи. Согласно рассказам ученика старца — послушника Георгия, впоследствии иеромонаха Сергия, подвизавшего на Еловом Острове (Аляска, США), в семье будущего старца рождались одни девочки, и мать, просившая у Бога в своих молитвах сына, пообещала отдать его в случае исполнения прошения на служение Божией Матери. Родившегося вскоре мальчика нарекли Яковом. Уже в возрасте семи лет у него проявилось желание уйти в монастырь. По одним сведениям, будущий подвижник в возрасте 17–18 лет прибыл на остров Валаам, где располагался один из самых известных и крупных монастырей России; согласно формулярной записи это произошло в 1902 г. По другим — Яков ещё подростком воспитывался в детском приюте при монастыре. Так или иначе, прибыл Яков на Валаам ещё совсем юным. Его взял на духовные поруки тогдашний игумен монастыря старец Маврикий (Баранов)¹⁴⁴. Родители пытались вернуть сына и приехали за ним в монастырь. Сохранилась история о том, как игумен Маврикий спросил мать Якова, отпустила бы она сына в монастырь по доброй воле или нет. Мать ответила, что нет. Тогда настоятель сказал: “Ну и я не отпущу его”. Мать со слезами упала на колени и каялась в своём грехе — отказе исполнить данный ею обет отдать сына на служение Пресвятой Богородице.

Яков остался в обители, нёс послушание в иконописной мастерской и обучился иконописанию. Как вспоминал сам старец, прибыл он в монастырь почти безграмотным и совершенно неискушённым в монашеской жизни, к тому же был низкоросл и слаб физически и духовно. Первых испытаний он не выдержал; исполняя послушание в монастырской больнице, он сильно немоществовал и попросил игумена освободить его от столь ответственной работы. Искателю монашеского жития приготовили новый “экзамен” — покрасить купол собора, к которому поднимали послушника на гнилых некрепких верёвках; опасность проверяла умение смельчака молиться и доверять Богу. Яков выдержал испытание и остался в монастыре. В 1909 г. он был зачислен в Валаамскую обитель послушником.

Сохранились сведения о том, что у Якова неожиданно отнялись ноги. Некоторые братья смеялись над ним, говорили: “Пришёл есть наш хлеб. Это тебе наказание за грехи”. Он же плакал, не понимая, о чём они, так как и понятия не имел о том, что такое грех. Старцы же валаамские любили послушника и всячески привечали его. Однажды, когда Яков плакал, сидя на церковной паперти, к нему подошёл юродивый и сказал, что он ещё будет “великим столпом в Церкви”.

По сведениям монаха Иувиана (Краснопёрова)¹⁴⁵, летописца обители, лично знавшего подвижника, отец Иустиниан “болел ногами” и почти не мог ходить ещё до поступления в монастырь. Но с водворением в монастырь болезнь отступила, и Яков смог свободно передвигаться. Согласно формулярной записи, во время Первой мировой войны послушника Якова призывали на фронт в 1915–1918 гг. Он не погиб, вернулся в монастырь и продолжил послушания.

В 1918 г. Якова постригли в монашество с именем Иустиниана, в 1924 г. рукоположили во иеродиакона, а в 1928 г. — во иеромонаха. В 1920-е годы подвижник проживал какое-то время в Валаамском скиту Всех Святых, прославленном своими старцами. Наставником его был прозорливый монах Иосиф (Шорин)¹⁴⁶. Ещё в послушничестве Яков начал практиковаться в Иисусовой молитве, за что враг рода человеческого особенно его невзлюбил. Отец Иустиниан по молитвам своего старца довольно быстро получил дар непрестанной сердечной молитвы, но, как вспоминал позднее, загордился по неопытности и потерял его.

Валаамский монастырь был знаменит тем, что в нём была возможность испробовать все три образа монашеского жития — общежительное, скитское и пустынное. Какое-то время отец Иустиниан подвизался и в пустынножительстве. Будущий старец переживал явные страхования от лукавого, но Господь всегда хранил его за особую чистоту. Например, сохранились воспоминания, как в беспокойные предреволюционные годы отец Иустиниан, наподобие древних отцов-пустынников, лицом к лицу встретился с бесом. По безлюдной лесной дороге он шёл в свой скит Всех Святых. Навстречу ему из леса вышел человек, пошёл рядом с ним и начал говорить: “Надо устроить революцию в России и освободить народ… И Церковь надо упразднить”. Когда инок посмотрел в глаза спутнику, то вместо них увидел как бы облака. Тогда подвижник спокойно заявил нежданному попутчику, что прочтёт над ним заклинательную молитву. Тот сильно испугался и закричал в волнении: “Я приехал с одним мирским и сейчас уезжаю”. После чего неожиданно исчез. Как говорил впоследствии старец, это несомненно был бес. На Валааме подобные явные противостояния с нечистым не раз случались у ревностных делателей Иисусовой молитвы и не были чем-то из ряда вон выходящим.

Наставник отца Иустиниана — старец Иосиф — подшучивал над собой, говоря: “За большие искушения даются большие дарования, а отец Иосиф просит всегда у Бога не посылать больших искушений — ну вот и не получил он больших дарований”. Что было, конечно, проявлением смиренномудрия — схимонах Иосиф, по воспоминаниям современников, имел многие духовные дары. После смерти в 1930-м году своего наставника старца Иосифа отец Иустиниан сменил его на должности библиотекаря. Он был большим любителем чтения и с 1930 по 1953 гг. исполнял обязанности заведующего монастырской библиотекой.

Иеромонах Иустиниан в истории Валаамского монастыря финляндского периода прославился тем, что в период календарного противостояния валаамских старостильников с местными церковными властями вёл переписку с известным афонским старцем иеро­схимонахом Феодосием Академиком¹⁴⁷. Этот святогорец состоял в молодости в переписке со святителем Феофаном Затворником¹⁴⁸. Иеромонах Иустиниан совместно с учёным иеросхимонахом Феодосием подготовил сочинение о пагубности нового календарного стиля; труд несколько раз переиздавался старостильниками и пользовался большой популярностью. Тем не менее сам иеромонах Иустиниан в календарных распрях, будораживших Валаам в 1920–1930-е гг. не участвовал. Он хранил мирное устроение духа, совершал по послушанию богослужения в разных скитах монастыря; владея иконописным мастерством, занимался реставрацией икон. Когда Финляндское Церковное управление предписало приблизить Валаамский монастырь к финской культурной традиции, отец Иустиниан послушно учил финский язык, чтобы читать по-фински на клиросе, хотя и мало понимал этот язык сам по себе. Он также принимал участие в богослужениях, проводимых по-фински, которые совершались в монастыре указом Церковного управления. Доброжелательность и любовь были основными добродетелями этого наставника молодёжи, искателей монашеского жития.

В 1940-м году, после Зимней советско-финской войны, русские монастыри в Финляндской Карелии эвакуировались вглубь Финляндии, так как территории, на которых они располагались, отошли к СССР. Ушли со своего любимого острова и валаамские монахи. В 1947 г. отца Иустиниана назначили духовником женской Линтульской обители (осн. в 1894). Линтульские сёстры также эвакуировались вглубь Финляндии и испытывали ещё большие трудности, чем валаамцы, так как совсем не имели средств к существованию. В послевоенные годы престарелые валаамские иноки, получавшие от Финляндского правительства небольшую пенсию, делились ею с линтульскими инокинями и всячески поддерживали их духовно.

Отец Иустиниан нёс послушание духовника линтульских сестёр вплоть до своей болезни в 1961 г. Вначале он отказался поселиться в женской обители и предпочёл ходить пешком с Нового Валаама в Новую Линтулу немало километров по лесным тропам. Сёстры очень любили своего батюшку. Несмотря на свою начитанность, старец был очень прост и чист сердцем, как дитя. Правда, и здесь не обошлось без скорбей — в начале его духовничества в женской общине во время одного сенокоса сёстры вилами по неосторожности случайно повредили ему глаз — и он до конца жизни плохо видел. Но отец Иустиниан благодушествовал и смиренно переносил всё ниспосылаемое ему свыше. Когда старец заболел и вынужден был находиться в постели в своей келье после перенесённой операции, за ним ухаживала сама настоятельница Линтульских сестёр игуменья Антонина.

После возвращения на Новый Валаам отец Иустиниан, несмотря на физическое недомогания, продолжал служить, что стало его любимым делом в последние пять лет жизни. Служил он и в последние несколько дней перед смертью, неоднократно причащался Святых Христовых Тайн. По воспоминаниям друга, иеродиакона Мефодия, старец скончался тихо, как уснул, с мирной улыбкой на лице.

Жизненный путь этого подвижника позволит читателю лучше понять его творческое наследие. Если бы этот молитвенный дневник прочитал кто-то, кто совсем ничего не знал о жизни старца, он мог бы подумать, что его написал какой-нибудь глубоко падший человек или отпетый разбойник. Подобные примеры покаянных стихов встречаются в монашеской аскетической литературе древности и соответствуют её духу.

Рукопись дневника иеромонаха Иустиниана обнаружена автором в архиве Ново-Валаамского монастыря в Финляндии, выходных данных не имеется¹⁴⁹.

Молитвенные воздыхания иеромонаха Иустиниана

Для памяти. 1966 г.¹⁵⁰.

Господи, опять я недостойный прогневал Тебя своими непотребствами и гнусностями. А я, когда прошу чего у других и если мне отказывают и не услуживают, то я, несчастный, не только гневаюсь на них, но даже памятозлобствую, а сам, скверный, никому не хочу услужить, да ещё распаляюсь похотью плотскою <…> Господи, что ж от меня доброго ожидать, может ли бездна нечистоты и скверный источник что доброго дать? Так и моё скверное сердце глубоко повреждено ядом греха и скверными привычками, и без Тебя, Искупителя моего и Создателя, оно не только сделать что доброе не может, но даже и помыслить. Господи, исцели меня Сам, и я исцелею! Сердце чисто создай во мне и дух прав обнови во утробе моей.

С Богом беседуй много, а с людьми мало. Но, поучаясь в законе Господнем, исполнишь и то, и другое. Если хочешь издеваться над дьяволом, то отсеки грех.

Начало спасения есть самого себя осуждение. Блажен, кто идёт тесным путём — он будет венценосцем. Блажен, кто попирает утехи — его трепещут демоны. У человека небезмолвного душа борется с [впечатлением] чувств, а у безмолвного с помыслами. Кто к делу присоединил благодарность, тот построил двойную стену с бойницами.

<…> “Почто гонишь Меня от сердца своего, зачем Создателем своим пренебрегаешь, почто Искупителем своим гнушаешься. Но страстями своими не даёшь Мне войти в твоё сердце. Ведь я день и ночь стою у сердца твоего и толку в него, а ты мною пренебрегаешь <…> Ведь никакой тварный ум постигнуть не может, как я люблю тебя, Моё любимое создание”.

Боже мой! А я увлекаюсь плотской похотью и любовью, и уязвляюсь красотою лица, прекрасно сложенным телосложением. Блеск очей, румянец щёк, алый цвет губ, пухлые щёки — всё это радует мою безрассудную душу, и вместо хвалы Создателю этого — ты похотствуешь и упиваешься похотью, как вином, о непотребный! Высморкайся хотя в платок — посмотри повнимательнее, что там находится. Нет, ты не хочешь смотреть и даже перстом пошевелить не желаешь. Вместилищу ли всего этого удивляешься и предаёшь безрассудную душу, обладательницу небесных сокровищ, дьяволу. Ведь плоть ничто более как скорое исчезающее зловоние, а ты безрассудный столько о ней заботишься, а ещё монах. Как бы не устать, как бы не простудиться, вместо утрени — нет, надо поспать, а то захвораешь. А хотя и придёшь по привычке немного в церковь, а стоишь как в хлеву и бездна помыслов и греховных сочувствий не дают бедному уму воспарить к Богу.

И при всём этом непотребстве хочешь прослыть святым подвижником. Но знай, [всескверный и лживый], что кто посеет, то и пожнёт. Нуждно есть Царствие Небесное и нуждницы восхищают его. А ты позабыл, мерзкий, оплакивать свою прежнюю жизнь, а ещё прибавляешь к ней новые и новые беззакония и гнусности.

Но не отчаивайся, бедная и расслабленная душа моя, с сей минуты живи повнимательнее и твори непрестанно сию молитву: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя, мерзость запустелую, а то я немощный и телом, и душой, и ими же веси судьбами спаси мя, окаянного грешника”.

Что достойно в тебе зависти, то скрывай наипаче от завидующего. Если кто вожделевает худое, удовлетворит ли он [сие] или нет — одинаково для него вредно. Собираемое в юности питает и утешает дряхлую старость.

Господи, Господи! Опять я малодушествую, когда телом больной бываю, опять ропщу окаянный, но несмотря на болезнь, враг ещё похотью борет. Господи, помози мне, укрепи меня. Я немощен есмь и научи мя, Спасе, творити волю Твою, сохранять заповеди Твои и даждь мне, Господи, терпение и смирение с благодарением, чтоб стать противу мира плоти и дьявола мужественно.

О убогий и скверный монах, долго ли будешь забывать, зачем сюда пришёл, ведь жизнь твоя, как полевой цвет — утром зеленеет, а к вечеру умирает. И хотя ты бедный и каешься, но всё ложно страстно и неистинно, потому что опять в те же грехи впадаешь. Господи, недоумею я о своём исправлении. Сам исправь Твоею всесильною благостию и паче снега убелюся. Твой есмь аз, взыщи раба Твоего и спасён буду.

Кто ходит нарядно, но пуст добродетелей, тот жилище демонов.

О Троице не испытывай, но веруй только и поклоняйся. А кто испытывает, тот не верует. Всякая наука, не учащая Закону Господню, есть буйство и неразумие.

Если радеешь о молитве, то приготовься к бесовским бичеваниям, ибо они изъязвят всё тело твоё, как дикие звери.

Блажен инок, который каждого человека считает ангелом. Блажен инок, который считает себя отребием всех.

Монах, когда ты помрёшь, все оставят тебя. Одни только дела добрые и худые пойдут с тобой в вечность. Душу надо занимать то делом, то молитвою, тогда дьявол мало что успеет. Зло — это демонский против нас сверкающий меч.

Вредна уму инока беседа со многими. Не [думай], человек, чтобы во всём иноческом житии было какое-либо делание важнее ночного бдения.

О, гордец, гордец прескверный! Сказали тебе недостаток твой, а ты брату за это чуть в морду не дал, да ещё гневаешься на него и злопамятствуешь, ничтожный, всеоскверненный! А сам, непотребный, внутренне непрестанно прелюбодействуешь и во сне, и в келье, и в церкви, и в мастерской. Но знай, непотребный, что Господь каждое греховное движение сердечное за самый грех тебе вменяет, как бы и с телом сделал.

О скверный источник, о окаянный монах, доколе будешь упиваться похотью, как сладкой водой, которую дьявол испускает из уст своих! Доколе, окаянный, твоё сердце не умилится! Жизнь твоя непрестанно приближается к концу, каждый день и час, и минута берут твоей жизни свою часть. А который тебе назначен срок в сей юдоли земной [?] Пришёл конец, и слышу я, непотребный, глас Нелицеприятного и Страшного Судьи ко мне, ленивому купцу, вещает тако: “Покажи, купец, убогий человече, покажи таланты, тебе данные. Приобрёл ли на них новые, или и эти расточил? Покажи, о человече, всё житиё твоё, время, данное тебе на покаяние. Как ты провёл его?”. О возлюбленная братия, услышал я сей глас Господень ушами сердца моего и вострепетал от ужаса и великого страха и ударил перси мои — это седалище всех страстей — и сказал я сам себе: “Зачем я, окаянный, родился на свет сей, чтобы прогневлять Господа моего благого и милосерднаго, зачем во чреве матери своей не [зжил]?! Тогда не боялся бы я ни геенны, ни мук вечных, ни тартара тёмного, а главное — не смущало бы меня то, что на меня гневается мой Создатель”. И перед этим гневом что суть все ужасы ада — воистину ничто. И теперь слышу голос Господень ко мне: “<…> Нерадивый и ленивый монах <…> как ты Меня не помнил на земле, так и Я тебя не вспомню во Царствии Моём вечном. Ты творил волю дьявола? Так и живи с ним в бесконечныя веки!”. Но, Господи, молю Тебя, Творче мой, да не постигнет это меня, бедного и немощного, всё то, что Ты сказал мне — лучше здесь дай, [лучше здесь] пережить с благодарением наказание, чем там бесплодно. Господи, как хочешь и как угодно Тебе, спаси меня, немощного!

Если монах с рассудительностью пребывает в бдении ума, то увидит в нём как бы не-плотоносца. [Ум] не прославится со Иисусом, если тело не страдает со Христом. Бог не даёт великого дарования без великого искушения. Самоозлобление доставляет вечную жизнь. Превозносящемуся дьявольскою добродетелью попускается впадение в блуд. Врачующий пред глазами многих есть ругатель. Если сохранишь язык свой, то от Бога получишь благодать сердечного умиления.

О убогий, а ещё называешься монахом, а зависть горькую имеешь в сердце своём, что брат лучше тебя работает живопись, а ты снедаешься завистью, как Каин, рад бы убить его и стереть с лица земли, и ходишь как убитый, ничто тебя не веселит и ничто не утешает. О! окаянный и скверный <…> образумься, что ты делаешь, ведь где ты находишься — во святой обители, и пришёл сюда не живописи учиться, а душу спасать и какой Господь дал талант и будь доволен. Ведь не много пишешь и стараешься, а остальное не в твоей воле. Господи, избави меня бедного от убийственной зависти и гордости. О, убогий и непотребный! Вот [чем] твои монашеские доблести оказываются, вот чем полно твоё скверное и испорченное сердце — похотью да завистью и гордостью и всеми сквернами — потому оно жилище всякой нечистоты и лукавства, но, Господи, Господи, прежде даже не погибну, спаси меня немощного.

Целомудрие и беседа с женщиною — то же, что львица с овцою. Бойся привычек более, чем врагов. Прочный фундамент для молитвы — простота и смирение. Приобщаться Христовых Тайн как можно чаще — весьма хорошо. Скорби ума достаточно к тому заменят всякое делание телесное. Многое множество погибло людей — начинали от чисто духовной дружбы и потом впали в мужеложство. Вся мудрость жизни — в сосредоточении мысли. Заповеди Божии выше всех сокровищ мира. Кто стяжал их — тот стяжал Бога.

Откуда начну оплакивать своё скверное и непотребное житиё. Кладу каждый день начало не грешить, а сам в большее погружаюсь зло, самовольно, со всяким бесстрастием, о злокозненная хитрость змия, о растленное и грехолюбивое моё бедное сердце — воистину оно жилище всякой нечистоты. О, как яд греха глубоко проник и растлил все силы души, ума и сердца.

Сам я, убогий, добровольно отдаюсь врагу в руки, опять скверный, похотью распаляюсь, гневом, дерзостью, похотью очес, вино пил и всеми моими чувствами работал греху — вот мои доблести монашеские. И при всей этой нечистоте в глубине души дьявол говорит: “нет, это ничего, есть ещё хуже тебя люди”. И все люди, когда встречаются, кланяются мне, говоря, помолись, святой батюшка, а не знают, ведь, что я обгорелая головешка. Образ монашеский ношу, но дел монашеских не имею. Воистину осуждён буду с демонами, хуже неверных. Когда получаю посылки, то за благодетелей ленюсь молиться, и когда сам что дал — требую молитв и похвалы. А вспомни, скверный, всё житиё твоё с малого возраста. Увы, увы — одно зло вижу, одно преступление заповедей. Убогий, неужели так ничего хорошего не видишь, не лжёшь ли на себя? Воистину, не вижу. Господи, воистину одну нечистоту вижу в себе, а если что когда и сделал кажущееся хорошее, то осквернил тщеславием, человекоугодием и гордостью, да притом нахожусь в каком-то окаменении, Бога не боюсь, смерти не трепещу, над адом смеюсь — вот в какое жалкое состояние пришёл я бедный, о Господи, Господи! Если есть ещё мне покаяние, то коснись, Милосердный, благодатью Своею моего скверного и жестокого сердца. Я мёртв — оживотвори меня силою Святого Духа Твоего. Сам же Ты сказал, Господи, Создателю мой, что не хочешь смерти грешника. И верую я, бедный, Господи, словам Твоим, что скорее небо и земля прейдут, чем Твои слова не исполнятся. Удиви, Милосердный, на мне бедном всю бездну человеколюбия Твоего, не дай, Господи, дьяволу посмеяться надо мною. Знаю, Господи, что я достоин всякой геенны и муки. Потому что прогневал Тебя, моего Создателя, и в ни во что же вменяю Божественную Кровь Твою, за меня же, бедного, излитую. Воистину, хуже я самих бесов своею неблагодарностью к Тебе, Слове! Но Ты же Всеблагой, молившийся за распинателей Своих! И я распинаю Тебя многое множество раз! Но, о недомыслимая никакой тварью Любовь, Боже мой, как хочешь и как угодно, спаси меня, тварь непослушную и упорную! Хотя и грешен я, но Твоё же создание, помилуй по велицей Твоей милости.

Кто любит своё тело, тот не получит Божьей благодати. Без казнения плоти нельзя стяжать телесную чистоту, а без труда бдений — стяжать сердечную чистоту.

Всё зло — в рассеянии мысли. Смирение есть мать всякого любомудрия. Незлобие есть мать всякого добра. Ничто так не раздражает Бога, как священнослужение недостойное. От словес своих оправдаешься и от словес своих осудишься. Каждый день испытывай грехи свои — чем ты согрешил — да оправдишися.

Увы мне, скверному, увы мне, непотребному — в каком жалком нахожусь я состоянии [веры]. О, какой гнев поднялся в душе моей, и сам не знаю с чего все мне противны стали, на всех раздражаюсь, даже на неодушевлённые вещи, стал я выколачивать коврик, а он немного разорвался. Вспыхнул я бедный гневом, взял, да и разорвал пополам его. [Дерзость, блудные помыслы, смех да празднословие не знающие предела] — вот твои “доблестные подвиги”. А ещё монах! Нет, ты головешка обгорелая да испорченная, соль, выброшенная всем бесам на попрание. О скверен и непотребен — доколе так будешь жить? Но Господи, Господи, не знаю прочее призовёшь ли меня к покаянию или уже проклята земля, душа моя, потому что сколько раз сходил на неё дождь благодати, но сердце такое же жестокое и окаменённое. Скорее камни распадутся, чем ты, окаянная, сокрушишься умилением. Так древний пророк обратился к камню, говоря: “Олтарю, олтарю, слыши слово Господне!”, — и, о чудо, камень, как одушевлённый, послушал слово пророка, рассёкся пополам. Но Ровоам, царь, превратился в камень. Так и ты, душа моя скверная и сердце моё омрачённое и окаменённое, хотя каждый день слышишь слово Господне, читаемое [и не пророков слово, а Господа пророков], говорящего тебе через Святое Писание, но пребываешь окаменённой <…>

Господи, Господи, всади страх Твой в сердце моё <…> Виждь, Господи, немощь мою душевную и телесную, сжалься надо мной, бедным иноком, и исцели меня, и я исцелею. И какими хочешь путями спаси меня, грешнейшего всех грешников, да и через меня прославится Твоё долготерпение, никакими злобами людскими не побеждённое. Аминь. Аминь.

Забота — это ад для души. Нет ничего вреднее дерзости — она мать пороков. Если любишь покаяние, то люби безмолвие. Вне безмолвия покаяние не достигает совершенства. Всегдашнее бдение с чтением и частые поклоны не замедлят подать благомирное устроение сердца.

Для приобретения смирения потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и болезнованием. Кто не почитает себя грешником — того молитва не приемлется Богом. Божественное [горение] не возжигается в сердце, любящем покой. Когда Бог приведёт сердце твоё в умиление, тогда непрестанно клади поклоны. Ничто такой зависти в бесах не возбуждает, как тот, кто молится пред крестом Христовым. Не имей лишнего в келье своей и будешь воздерженик. Кто терпит наготу, тот облекается в нетление. Кто обнищивает для Бога, тот бывает утешен истинным богатством <…>

Тот монах, кто молит Бога получить будущие блага. Богатство монаха — плач в разуме. Если любишь целомудрие, то приложи чтению молитву и отгоняй помыслы. Слово Божие согревает ум. не думай, что на том свете будешь мучиться как человек. Нет. А как сын Божий по благодати.

Ты не будешь в состоянии завидовать тем, за которых благодаришь Бога. Владей глазами своими и не смотри страстно, да не погибнешь от них. Паче всякой молитвы драгоценны и жертвы пред Богом — скорби за Него и ради Него, и паче благоуханий воня пота их.

Всякую добродетель, совершаемую без труда, почитай преждевременным и неодушевлённым плодом чрева.

О гордец, гордец прескверный! Весь нечистота, весь зловонье, а мечтаешь о себе высоко. О злое семя, о племя хамово, а ещё монах! Воистину, весь ты змий ядовитый, угрызаешь ближнего, памятозлобствуешь <…> завидуешь, лжёшь — вот твои добродетельные подвиги, убогий монах. И знаешь, куда они тебя приведут? Туда, где дьявол.

Но воспрянь, воспрянь, убогий, пока есть время, пока ещё торжище не закрыто, пока ещё борьба не кончилась, пока ещё купля длится. Сразись мужественно с дьяволом, с плотью и миром, а Господь, видя твою немощь, поможет тебе, только начни. Не слушай, убогий, скверную свою плоть. Сколько раз она, всестрастная, отторгала тебя от Бога, а вопит, скверная, постоянно: “Я немощна. Поститься не могу, молиться [тоже], трудиться тяжело, а кто если оскорбит меня — не [прощаю]”. А сама, всестрастноя, похотью плотскою каждый час побеждает меня.

Господи, Господи! Ты видишь борьбу мою, видишь немощь мою и саможаление моё, и что я не могу воспротивиться требованию плоти. Очень я грехолюбив и не могу стать против себя самого. О, окаянный я человек, кто избавит меня от тела смерти сия?! Господи, Господи! Сжалься надо мной, бедным монахом, сжалься надо мной грешным, дай мне мужество и силу в борьбе со страстями моими, и спаси мя.

Начало всему — решимость угождать Богу. Молитва — мать всем добродетелям. Молитва может истребить и рассеять облако страстей. Кто познал, что имеет нужду в помощи Божией, тот умножает молитву. А насколько молится — настолько смиряется, ибо всякий просящий не может не смиряться. Что пища без соли, то молитва без сокрушения. Под предлогом немощи не оставляй молитвы ни на один день.

<…>

О монах, монах нерадивый и губитель своей души, доколе, прескверен, так будешь жить беспечно, доколе во ум не примешь тот страшный день, тот нестерпимый трепет, тот скрежет зубов и вечное томление?! Но знай, нерадивый и убогий, что посеешь, то и пожнёшь. Как поживешь на земле, так и помрёшь — хорошо или худо. А в вечности получишь то, что здесь с телом посеял. Господи, Господи! Отгони леность и беспечность души моей и избави мя имени ради Своего, исцели мя, и я исцелею.

Ничто столько не сохраняет любовь, как прощение обид против нас виновным. Кто живёт только для себя, тот изверг рода человеческого. Частые выходы и прогулки весьма вредны.

Мужеложника считаю я хуже убийцы. Какой ни возьми грех, порок — ни один не сравнится с сим беззаконием. Такой человек ни к чему не годен. Что нечистее, что мерзостнее того мужчины, который стал блудницею? Содомский грех настолько хуже блуда, что и словом нельзя выразить. Одобрять грех гораздо хуже, чем самому грешить.

Осуждающий себя находит покой повсюду. Терпение и покой почерпаются из Св. Писаний. Хотя ты и чудеса творишь, и мёртвых воскрешаешь, но чтения Св. Писаний не оставляй. Скорбями очищаются грехи или бывшие, или теперь делаемые, или ещё несоделанные.

Берегись матери зол — самолюбия, которое есть неразумная любовь к телу. Душевные добродетели суть — любовь, великодушие, кротость, воздержание и молитва и пр. — и во время молитвы должны исполняться и исправляться. Сколько удобнее грешить мыслию, нежели телом, столько брань через помыслы тяжелее брани через вещи.

Увы мне окаянному, увы мне скверному! Какая у меня злохудожная и страстная душа! С каким принуждением читаю Св. Писание, с леностью и рассеянностью, без всякого внимания, только перебираю листы. Ну а если попадётся светский роман или “сышик”¹⁵¹ или просто какая-нибудь фантастическая книжка¹⁵² — тогда, о удивление, откуда-то является ревность, внимание старается каждое слово понять, а то, мол, смысл не поймёшь всей книги. Даже ужинать не иду, и ночь просиживаю, а после этого в душе расстройство и пустота, и недовольство. Но напротив, [если] Св. Писание хотя немного почитаю, то получаю силу какую-то духовную, мир и теплоту. О, нечистое моё сердце, о, убогий монах! Вот, внутри чем ты полон — всеми страстями набито твоё страстное сердце и требует себе пищи, а в романах и повестях и находит. О, убогий, воспрянь, пока не ушло ещё время! Вступи со своими страстями и страстным сердцем в борьбу. Брось саможаление, а то навеки погибнешь! А то по одежде ты только монах, а по делам — обгорелая головешка. Господи, Господи, не отвержи меня в конец! Сердце чисто созижди во мне, Боже, дух прав обнови во мне и исцели меня, и я исцелею.

Вся брань монаха с демонами состоит в том, чтоб отделить страсти от мыслей. Кто любопытствует о чужих грехах, тот не положил ещё начало покаянию. Причина блуда — есть и пить невоздержно, вдоволь спать, без дела быть, наряжаться, забавляться и празднословить. Если желаешь получить плач, то помни свой гроб, и получишь.

Кто не обуздывает языка своего, у того пустое благочестие. Самолюбие есть мать пороков. Делать должен всё сам, когда здоров, а не пользоваться служением других. Чтение Божественных Писаний приведёт к собранности блуждающий ум. Самое главное делание монаха — блюдение ума и молитва Иисусова.

О дерзкий и непотребный, вместо благоговения ты со всеми споришь, гневаешься А привычка кого-нибудь толкнуть или по щеке похлопать? А то — даю руку к устам, да целуют её, [а сам] воображаю, прескверный, себя, иеромонаха, чуть не архиереем. О злое семя хамово, вот какому подвигу научился в монастыре, а ещё монах. Вот так доблести твои монашеские! Увы мне, окаянному! Кто не восплачет о мне, всескверном? Хотя и каюсь и бью грудь — это жилище всякой нечистоты — но неистинно моё покаяние. Только обманываю сам себя окаянный и делаюсь всё хуже и хуже. С каким-то неистовством пью всякую нечистоту и всякую гнусность, с каким-то остервенением и услаждением! О, как глубоко заражён я непотребством и как мысленно услаждаюсь постоянно блудом и всеми видами нечистоты. О источник всескверный, о яд греха, как глубоко ты повредил душу и тело! О убогий монах, доколе не придёшь во ум свой? Посмотри, окаянный, где ты находишься! Хоть посовестись места святого, коли Бога не боишься и людей не стыдишься.

Господи, Господи! Яви на мне всё Своё долготерпение и, несмотря на меня, хочу ли я или не хочу спасаться — спаси ми. Если же уже некуда благодати подступить — весь я язва неисцельная — тогда, Всеблагий, посецы мя, чтоб больше мне не оскорблять Тебя. Но знаю я, что Ты всеблаг. Скорее мать забудет исчадие чрева своего, чем Ты, Творче мой, забудешь грешника, к Тебе прибегающего. Скажи же мне, о Господи, как мне каяться пред Тобою, и пошли мне плач за грехи мои <…>

Никогда не рассказывай другим о своих добродетелях, потому что они погибают сказанные. Самое высшее делание монаха — [скрывать] свои мысли до смерти. Молчание — огненная колесница на Небо.

Никогда не состязайся о вере. Бог не требует от тебя сего.

Блажен, кто попирает утехи — тот страшен демонам. Всякое себе угождение безгрешное уготовляет путь впадения в блуд.

Монах тот, кто делает дела монашеские, а не мантия делает монахом.

Молчание лучше и удивительнее всяких бесед. Назидательное чтение слова Божия, не сопровождаемое благоговением, навлечёт праведный гнев Божий. Не бывай никогда в праздности, но читай или молись, или размышляй, или пиши.

[Никакая] печаль, даже о грехах, не должна быть сильнее веры в Бога и надежды. [Даже] одно присутствие верующего при Божественной литургии весьма полезно и плодотворно.

Переписка секретаря правления Валаамского монастыря иеромонаха Тарасия (Титорова) с экономом Коневского монастыря иеромонахом Максимом
(1945–1946 гг.)

Будущий иеромонах Тарасий, в миру Тихон Максимович Титоров (1880–1965), происходил из крестьян Орловской губернии. Окончил курс сельского народного училища и в 1904 г. поступил в Валаамский монастырь на Ладожском озере. В 1909 г. он был зачислен послушником, окончил курс монастырской богословской школы по младшему отделению (1912). В 1914-м Тихона Титорова постригли в монашество на Московском подворье Валаамского монастыря. В 1922 г. он был рукоположен во иеродиакона, в 1926 г. — во иеромонаха. Проходил послушания: клиросное в монастыре и на Московском подворье, находился при Архиерейском доме в г. Выборге, при келлиях наместника в монастыре, был уставщиком (1925), более 20 лет — канонархом, направлялся в отдельные приходы Финляндии для богослужения, исполнял должности заведующего канцелярией Валаамского монастыря (1934) и секретаря монастырского правления (1936). Имел церковные награды: золотой наперсный крест (1933) и палицу (1954).

Представленная переписка касается важного периода в жизни валаамского братства, эвакуированного в 1940 г. вглубь Финляндии. Как известно, в Хяйневеси в местечке Папинниеми был основан Ново-Валаамский монастырь, куда переселились монахи и была перевезена основная часть имущества старого монастыря на Ладоге. Новый Валаам сохранил юридическую преемственность с Валаамским монастырем, так как в Финляндии запрещалось открывать новые обители. Братия часто писали в письмах, что Новый Валаам напоминал им своей природой и труднодоступностью прежнее место жительства. Однако старцы никогда не переставали скучать по своему острову, и когда в 1945 г. митрополит Григорий (Чуков)¹⁵³ посетил Новый Валаам и провёл присоединение монастыря к Московскому Патриархату, многие иноки заявили о своём желании вернуться на родину, на старый остров. Впоследствии, в 1957 г., в СССР уехали только семеро. Младшему из уехавших тогда было 59 лет, а старшему — 84.

Письма иеромонаха Тарасия отражают настроение, царившее в валаамском братстве в 1945–1946 гг. Из писем можно узнать о состоянии застарелой “календарной проблемы” в монастыре в то время и проследить взаимоотношения двух поколений валаамских монахов — старого братства и новых молодых пострижеников. Автор писем слыл “либералом” — человеком, который умел ладить с высшим монастырским начальством и местными властями. Монах Иувиан (Краснопёров)¹⁵⁴ даже считал его в некотором роде “карьеристом”, всем в монастыре заправлявшим после кончины игумена Харитона¹⁵⁵ в 1947 г. Тем не менее если сравнить письма иеромонаха Тарасия с письмами других валаамцев, можно заметить сходство общего стиля — нечто вневременное проглядывает в словах авторов сквозь простоту и неприхотливость изложения, внимание к мелким деталям быта. Все валаамские иноки не скрывали своей любви к России, к утерянному Валааму и к Русской Православной Церкви.

Письмо 1

12.10.1945 г. Папинниеми.

Честнейший о Господе и дорогой о. Максим!

Извещаю Тебя, что вчера, 11 октября, я получил Твоё письмо и вот спешу Тебе кряду же ответить. О нашем событии я Тебе послал с о. Саввой — вероятно уже прочитал и другим рассказал. Кроме того, о. Савва поподробнее расскажет о всём, случившемся у нас. При сём посылаю Тебе прошение на имя Святейшего Патриарха Алексия Московского и всея Руси¹⁵⁶. Если желаете, то подписывайтесь на этом прошении и пошлите прямо в Москву. Только не закрывайте письма, снесите на почту открытым и они сами закроют. И конечно заказным.

А у нас очень хорошо вышло, все так мирно согласились слиться воедино, никто не возражал, так что Митрополит¹⁵⁷ остался очень доволен нашим поведением. И, вероятно, по приезде в Гельсингфорс рассказал о нашем согласии и миролюбии. И вот 10 октября в среду неожиданно по телефону пригласили нашего о. игумена¹⁵⁸ в Гельсингфорс на парадный обед в русское посольство. Туда также приглашён секретарь [Финляндского] Церковного управления Алексей Перола и архиепископ Герман¹⁵⁹, а про остальных — не могу сказать, кто там будет. А вероятно будут порядочные люди и власти.

По приезде своём о. игумен нам всё расскажет подробно, как там было и кто обедал. А что касается секретаря Митрополита¹⁶⁰, то это — дока. Он, пожалуй, не уступит Перола, несмотря, что он юрист, он такой мудрый и особенно по церковным делам дока. Поэтому он и задал Тебе вопрос — на каком языке говорит с вами ваш Настоятель.

13.10.1945 г.

Хотя я писал тебе, что можно на [письме] подписываться, но лучше перепишите снова. Это только образец. В таком духе посылали наша старостильная братия. У вас там есть, кому писать. Кроме того, здесь вложен образец — как себя именовать и так далее….

Только не забудьте написать отправителя, кто отправляет письмо Патриарху. Ты прости! Я спешу. Сейчас хочется скорее Тебе послать, едут на почту.

Сегодня хоронили монаха отца Силуана Огнева. Наверное, помнишь его. Кончина праведная, со всеми прощался. Болезнь его была тяжёлая, не шла пища, и так, бедному, голодною смертью пришлось умирать.

<…> Передай от меня нижайшее почтение о. Петру¹⁶¹ и прочим братьям. О. эконом шлёт Тебе нижайшее почтение и благодарит за томаты. Он также кушал вместе со мной. С полей мы поубирали, и всё остальное — слава Богу. Затем, пожелаю Тебе много лет здравствовать, искренно уважающий Тебя недостойный иеромонах Тарасий.

Прошение писал о. Иувиан и просил кланяться Тебе. Он с любовью желает вам также присоединения.

Письмо 2

Папинниеми. 10.01.1946 г.

Честнейший о Господе и дорогой отец Максим!

С Новым Годом тебя поздравляю, что принесёт нам этот наступивший год и чем Господь Бог утешит нас грешных. Твоё письмо я получил, и большое Тебе спасибо, хотя и давно уже ждал от Тебя весточки, слава Богу, что Ты здоров и благополучен. А о. Феодосию — Царство Небесное, у нас монах Моисей также недавно скончался на 82 году от рождения, прожив в монастыре 59 лет. Твой бывший регент, не забудь изредка помянуть его за упокой души. Что касается новостильных праздников, то мне совсем не повезло, я эти дни пребывал в келье, потому что болело горло и я никуда не выходил, теперь, слава Богу, поправился и на Рождество канонаршил и литургию служил. Всего служащих было 10 иеромонахов и 4 иеродиакона, а во главе — отец игумен Харитон. Было порядочно пришедших ротозеев, окрестных жителей, служба была торжественная, пели на два клироса. Теперь по праздникам всегда поют на два клироса — на левом старостильники, их семь человек, первого тенора поёт о. Вениамин, а у нас — Аркадий. И выходит неплохо. Напоминает старый Валаам. И вот по этому поводу, кстати, есть хорошие вести относительно Валаама. Ты, быть может, слышал, что у нас на Валааме жил протоиерей (Сергий — Т. Ш.) Четвериков¹⁶², учёный муж. И он недавно прислал письмо о. Иувиану, где пишет, что он хлопотал у Святейшего Патриарха Московского Алексия попасть в Россию и поступить в монастырь для занятия литературным трудом, и ему Патриарх ответил через одного митрополита, который лично ему сказал, что можно — или в Сергиеву Лавру, или на Валаам. И он согласился поехать на Валаам. И вот теперь Четвериков и пишет о. Иувиану, чтобы он передал нашему отцу игумену, что мы скоро увидимся, что весной в мае или в июле он поедет в Россию, а как он попадёт на Валаам — нам это пока не известно. Но, видать, что-то делается по поводу нашего перемещения на Валаам, также и здесь ходят упорные слухи, что мы попадём на свой старый Валаам.

Второе письмо получили от архимандрита Варсонофия¹⁶³ из Марокко. Он тоже пишет, что мы попадём на Валаам, так как митрополит Крутицкий Николай¹⁶⁴ жил на Валааме, то он хлопочет о нас, чтобы мы попали на Валаам. Вот эти слухи я Тебе и пишу, а как это будет, пока никто не знает. И если мы можем попасть на свой Валаам, то конечно и вас не оставят здесь в вашем убогом Хиеке¹⁶⁵. Русский посланник Орлов прислал о. игумену¹⁶⁶ поздравление с Новым годом и также его помощник Истомин, и прислали свои визитные карточки. Наш о. игумен им ответил с благодарностью. Всё как будто роднится между нами русскими. Дай Бог, чтобы попасть нам и вам в свои старые гнёзда.

Указ о нашем присоединении мы получили 15 декабря 1945 г., по благословению о. игумена я прочитал его в церкви после службы 16 декабря. Кряду отслужили благодарственный молебен с многолетием Святейшему Патриарху Алексию. Копию сего указа я тебе при сём прилагаю, можешь показать всей братии и оставить у себя. Я могу себе ещё скопировать, у нас есть подлинник в деле.

Других особых новостей пока нет. 26 декабря о. наместник иеромонах Исаакий¹⁶⁷ поехал в Куопио для обмена денег в банке. Тысячные и пятитысячные билеты у кого были из братии принесли мне в канцелярию, и я записал сколько у кого было и какие билеты, и сдал о. казначею. Он передал вместе с монастырскими суммами о. наместнику и он поехал обменять как монастырские, так и братские и наших служащих — всего 87 500. А сколько дадут новых — пока не известно, кажись только половину. За 100–50, за 500–250. А у кого были мелкие, то есть сотенные, те будут меняться без удержания — сто на сто <…> Конечно, вы теперь уже тоже знаете, в газетах писано, а также и в законе подробно всё сказано, как это будет происходить обмен денег. Я уже видел новые деньги — не особенно симпатичные. Тысячные почти такие же, сто марок меньше и пятьдесят марок дрянца — небольшого размера. А тысячная — та же голая Финляндия.

Так вот, всечестнейший, сколько я наболтал тебе всякой всячины и ничего порядочного, что касается праздничного угощенья — то можно откровенно сказать, я тоже питался не хуже тебя. Конечно, благодаря о. эконому, так как я с ним живу вместе, то спасибо ему, он не забывает и меня угощать булочкой или ещё чем только бывает богат. Я очень ему благодарен, а ещё благодарнее Господу Богу, что мы живём с ним пока в мире и согласии, а где мир да любовь — там Сам Бог, а всё остальное — это мелочь. Он шлет тебе, о. эконом, привет и самые лучшие новогодние пожелания, а также и тебя благодарит за привет. Передай от меня сердечный привет о. Петру и Димитрию, келарю. На этом пока и закончу <…> Желаю тебе здравия и спасения. Остаюсь искренно уважающий и всегда благодарный иеромонах Тарасий.

Письмо 3

25.02.1946 г. Папинниеми.

Всечестнейший и добрейший о. Максим!

Желаю тебе о Господе радоватися и здравствовати о Господе. Твоё письмо от 28 января я получил и до сих пор всё никак не собраться было, чтобы написать. Особенностей никаких нет, все пока живём по-старому. Не так давно вам также послан указ о присоединении к Московской Патриархии, хотя это сделалось через нашего о. игумена и, наверное, для о. Петра неприятно, что так получилось, что не на его имя послал Митрополит. Да, пожалуй, и адреса вашего Митрополит не знает. Но, как-никак, а дело всё же сделано — и слава Богу. Хотя для о. Петра и не так утешительно, что так всё получилось. Потом ещё подтверждение получено о. Иувианом о нашем мечтании попасть на Валаам. Я посылаю Тебе копию письма <…>

А как всё это может случиться — трудно сказать. Дело такого роду, ведь наш монастырь почти разрушен и всё придётся приводить в порядок, а кто же нам поможет, ведь сами мы не в силах что-либо сделать. Кроме того, ещё и средства не хватает, чтобы мы могли сами существовать без посторонней помощи.

А ведь теперь не царская Россия, чтобы были благодетели и жертвовали, как это было раньше, поэтому прежде чем ехать, нужно всё узнать — на каких условиях нас могут пустить туда жить. В первых числах февраля к нам приезжал Иван Матси¹⁶⁸ и привёз анкеты для заполнения в русское подданство, всех 50 шт. привёз он для старостильников, они, кажись, его раньше просили. Показал о. игумену, но о. игумен не принял и сказал, что когда нам потребуется, тогда мы и выпишем себе анкеты. Он их оставил о. Иувиану, а Иувиан принёс о. игумену, и они находятся сейчас у меня в канцелярии. Он, игумен, справился [и узнал], что Матси никто не уполномачивал об анкетах, а будет устраивать наш переезд на Валаам сам Митрополит Григорий. А не какой-то проходимец Матси. К вам скоро едет о. Савва. Он всё об этом вам расскажет. А ты поосторожнее будь в критике по поводу огородничества. Я замечал из слов Саввы, что Ты неправильно рассуждаешь <…> Ведь Пётр¹⁶⁹ — упрямый финн — и он не будет с нами, стариками, советоваться много. Это я между прочим Тебе пишу. А ваши старцы мало понимают <…> А относительно вашего перехода под Москву, то ему, вероятно, тошнёхонько, а иначе ему не было иного выхода.

Что касается писания [Петра] Нортамо¹⁷⁰, то ему материал был дан с Валаама нашим Иувианом, а Матси переводил на финский язык — вот и страдальцы. Это пустяки, и мы всё узнали, откуда исходило это похвальное писание старостильникам. А относительно службы на Новый год, то у нас так было — по старому стилю служили всенощную и литургию и после литургии благодарственный молебен, а по новому была совершена простая служба. Раз мы празднуем по-старому, то нечего и рассуждать о новой. Хотя быть может это и не плохо, что вы служили на Новый год молебен, но мы как старостильники и должны уже служить так, как служат там, в матушке России.

<…> Наши работали на казённой вывозке дров и брёвен и уже закончили. Сейчас начали возить навоз. Лёд также кончили. Больше не знаю, что тебе и писать. От всех привет.

Приложение к письму:

Копия письма от митрополита Григория (Чукова) монаху Иувиану (Краснопёрову).

3.01.1946 г. Ленинград.

Полученное мною от Вас и братии письмо Святейшему я передал. Оно было заслушано в Священном Синоде и принято с утешением. За Ваше с братией письмо лично мне приношу Вам мою душевную благодарность. Слава Господу, всегда помогающему в добром и святом деле!

Желание братии вновь переселиться на остров Валаам мною сразу было доложено Председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпову¹⁷¹, — подтверждено и вновь по получении вашего письма. И ответ последовал вновь удовлетворительный — препятствий не будет. Ожидаем общего разрешения вопроса после получения ответа от Константинопольского Патриарха, тогда официально будет возбуждён и этот вопрос.

Мой душевный привет всей Вашей братии, об общении с которой в сентябре 1945 г. с утешением вспоминаю.

Храни вас всех Господь! Привет о. игумену и о. Исаакию. С любовью о Христе — митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий.

Письмо 4

15.12.1946 г.

<…> Ещё кое-что тебе сообщу <…> О. Савва командируется обслуживать ваших окрестных карел, и жить будет у вас до конца апреля месяца. Вероятно, выпросился <…> Что Марку¹⁷², что Савве — им тошно теперь жить с нами, стриками, да ещё и работать нужно, вот они и ищут себе на стороне какого-либо дела. Они категорически заявляют, что на Валаам ни тот, ни другой не пойдут. Также и нашему настоятелю неинтересно расстаться со своей великой Финляндией. А Ты напрасно беспокоишься, что некому будет хлопотать о вашем переселении. Если Бог устроит нам вернуться на Валаам, то разве Тебе с нами не захочется поехать вместе под кров преподобных Сергия и Германа, где ты полагал своё начало иноческого жития? Ведь я думаю, если Ты захочешь, то наш о. игумен может всё устроить и взять Тебя с нами как бывшего нашего труженика валаамца.

Но только я почему-то сомневаюсь, чтобы нам разрешили вернуться и занять весь остров Валаам, как мы и раньше пользовались самостоятельно всем — и лесом и землёй. Вряд ли так нам позволят хозяйствовать. Там у них свои порядки и собственности никто не имеет, а всё принадлежит государству. Быть может, нам сделают какое-нибудь исключение, но думаю, трудно сказать, как это может случиться. Ведь Митрополит (Григорий (Чуков) — Т. Ш.) видел наше убожество, а также и с собой взял список всей братии с указанием даты рождения, так что он знает, за кого будет хлопотать и как на это посмотрит советское правительство. Быть может будущим летом что-нибудь будет известно. В Гельсингфорсе все трубят, что мы скоро уезжаем на Валаам, а мы пока и сами ничего не знаем, быть может, нужно ещё и гражданство принимать советское. А также и со своим правительством нужно сделаться, ведь мы — большинство финляндские граждане.

На этом пока и закончу своё нескладное письмо. О. эконом Филагрий шлёт свой привет и доброе пожелание. С честью имею быть Твой во Христе собрат иеромонах Тарасий …