Сюжет: Алексей Кондрашов «Почему я не православный»
Постоянный автор портала «Правмир» Сергей Худиев отвечает на статью «Почему я не православный» кандидата биологических наук, профессора Института биологических наук и кафедры экологии и эволюционной биологии Мичиганского университета США Алексея Кондрашова.
Добрый день, Алексей!
Я с огромным интересом прочитал Вашу статью и должен поблагодарить Вас за те вопросы, которые Вы ставите; Ваш обзор тех сомнений, которые наш современник может испытывать в отношении Православной веры, носит почти энциклопедический характер. Все они, несомненно, достойны подробного ответа, и я попробую такой ответ дать; но, думаю, для удобства наших читателей это будет лучше сделать в серии из нескольких статей.
В первой из них я попробую ответить на некоторые Ваши недоумения относительно Евангелия.
Существует ли Бог — наиболее важный вопрос в жизни, и то, как мы отвечаем на него, меняет все. В частности, то, что мы понимаем под нравственностью и совестью. Вы советуете нам прислушиваться к своей совести; и оценивать те или доктрины или явления с точки зрения их нравственности. Это совершенно справедливо. Но давайте уточним, что такое совесть, и почему нам следует к ней прислушиваться.
С точки зрения верующего, совестью мы воспринимаем истинный свет — существует праведный Бог, и, хотя наша совесть повреждена грехом и находится под влиянием нашего окружения, она все же способна воспринимать исходящий от Него свет. Я, например, человек близорукий, и мое зрение часто меня обманывает — я могу принять собаку за ребенка и дерево — за телеграфный столб; но я все же не слепой, я могу видеть свет и те реальности, которые воспринимаются благодаря свету. Так и совесть — она несовершенна, повреждена, подвержена нашим собственным страстям и внешним влияниям, но она позволяет нам видеть Истинный Свет.
Половину своей жизни я был атеистом; и сейчас я люблю перечитывать серьезных атеистических мыслителей. Я могу посмотреть на мир глазами атеиста и попытаться осмыслить его именно с этой точки зрения. Если бы я был атеистом, мне пришлось бы верить, что истинного света просто нет, и моя совесть не просто находится под влиянием общества и культуры, но полностью ими сформирована.
Как говорил великий немецкий мыслитель Фридрих Ницше, “Голос стада будет звучать еще и в тебе! И когда ты скажешь: «у меня уже не одна совесть с вами», – это будет жалобой и страданием”. Голос совести в атеистической вселенной — не более чем голос стада. (А чей же еще?) Авторитет, стоящий за совестью — это авторитет социума. Должен ли я ему повиноваться? С чего бы? Всегда ли социум прав? Ведь есть разные социумы с разными требованиями — то, что для одних похвально, для других — мерзость. Какой из конкурирующих систем требований я должен повиноваться? И должен ли вообще какой-нибудь из них? Кто из них прав? И имеет ли смысл вообще задаваться этим вопросом? Прав по отношению к чему? По какому стандарту правоты? Во вселенной без Бога такого стандарта просто не существует — Вы можете, скажем, драться с нацистами, но Вы не можете сказать, что они неправы — в своих глазах точно они так же правы, как Вы — в своих, а никакого высшего Судии, чтобы рассудить вас, в этом случае нет.
Поэтому для того, чтобы апеллировать к совести, мы — и это логически неизбежно — должны признавать, что она свидетельствует нам не о человеческих мнениях и обычаях, но о неком Истинном Свете и истинном моральном Законе, которому все мы должны повиноваться. Мы можем с уверенностью сказать, что этот Свет носит личностный характер — нравственные предпочтения могут быть только у личности, и признать, что мы имеем дело с Кем-то, кто в теистической традиции называется словом “Бог”. Я пока не говорю “Бог, каким Его исповедует Православная Церковь”; я надеюсь пока согласиться на гораздо меньшем; существует Истинный Свет, Тот, кто является Источником всего добра, истины и красоты этого мира, и мы призваны стремиться к Нему.
Поэтому я могу только согласиться, что нам, несомненно, следует повиноваться голосу совести. Не следует принимать никаких учений, если они противны совести — даже если они предлагаются от имени Церкви. Другое дело, что при внимательном исследовании вопроса окажется, что либо Церковь учит не этому, либо мы просто чего-то не поняли. Но — подчеркнем это — ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не следует поступать против совести.
После этого мы можем перейти к следующему пункту нашего рассмотрения. Дело в том, что в истории был человек, который заявил, что Он и есть этот Свет: “Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Иоан.8:12)”. Уточним — Он не говорил, что указывает на свет, или помогает нам увидеть свет, или что-нибудь еще в этом роде. Он говорил, что Он и есть Свет.
В Евангелиях, насколько я понимаю, многое кажется Вам достоверным, но многое и смущает — это чудеса и слова Иисуса об аде. Мы будем подробнее говорить о чудесах (и взаимоотношениях христианства и науки вообще) отдельно, пока я ограничусь лишь цитатой из Вашего коллеги — выдающегося американского генетика Френсиса Коллинза: “Если Вы готовы признать Бога или некую сверхъественную силу за пределами природы, то нет ничего алогичного в том, что в некоторых случаях сверъхественные силы могут вмешиваться в ход событий” (цит. по The Sunday Times June 11, 2006: I’ve found God, says man who cracked the genome)
Перейдем к тем предупреждениям об аде, которые высказывает Господь, и которые кажутся Вам настолько отталкивающими и “садисткими”, что Вы готовы предположить, что их Иисусу приписали Евангелисты. Что же, если Вы считаете ад безнравственным, я могу только с Вами решительно согласиться — разумеется, ад безнравственен, отвратителен, гнусен, и глубоко противен Божиему замыслу о человеке. “Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив? (Иез.18:23)”
Христос приходит именно затем, чтобы победить ад; Христос и ад — никак не друзья, а смертельные враги. Мне кажется, что вас (как и многих других) подводит определённое представление об аде, как о результате Божиего вмешательства — с человеком, будь он предоставлен сам себе, ничего бы худого не случилось, но тут Бог решает навести справедливость и засовывает его в ад, где и мучает вечно. Если вы не верите в эту картину, я не собираюсь Вас переубеждать — я в нее тоже, разумеется, не верю. Реальная картина выглядит совсем по-другому — человек, будучи предоставлен самому себе, устремляется в ад, а Бог делает абсолютно все — до Голгофы включительно — чтобы спасти его от такой участи.
Ад разверзается не по воле Божией, но в результате противления этой воле. Нам, оглядываясь на ХХ век с его примерами рукотворного ада, не так трудно это понять. Мы видели — и продолжаем видеть — как человеческая гордыня, ненависть, алчность или властолюбие водворяет ад на земле. Что будет, когда эти души покинут землю? Они сделаются добрыми и любящими? Для этого нужно покаяться, признать себя неправым, согласиться на перемены. Не сделаются? Тогда они превратят в ад любое новое место своего обитания.
Чтобы поверить в возможность такого развития событий, даже не обязательно быть христианином или принимать Библейское Откровение. Достаточно верить в реальность свободной воли (в чем мы, как я понял, согласны) и в реальность жизни после смерти (что я Вам предлагаю принять, хотя бы в качестве допущения).
Обретут ли злые люди вечную радость после смерти? Но как? Оставаясь злыми?
Даровать нераскаянному злодею вечную радость невозможно не столько потому, что это было бы несправедливо, сколько потому, что это невозможно. Вы не можете сделать счастливым семьянином эгоистичного манипулятора; невозможно дать радости дружбы человеку, который неспособен, а главное, не хочет быть другом. Евангелие говорит, что любой злодей может перемениться, покаяться, преобразиться — и спастись. Но человек обладает неотъемлемым даром свободной воли; никто другой не может за него покаяться. А он может и не захотеть.
Как-то я видел в документальный фильм ВВС о разделе Индии в конце сороковых годов (и происшедшей при этом массовой резне). Там было интервью с одним сикхом, уже глубоким стариком, который, любовно поглаживая кривую саблю, похвалялся, что тогда ни один мусульманин не ушел от него живым. Когда у него спросили, не сожалеет ли он о совершенных им убийствах, он ответил с негодованием: «И с чего это я должен сожалеть? Эти чертовы мусульмане вырезали половину нашего народа!»
Что будет с этой душой по ту сторону смерти? Как может войти в рай человек, который яростно настаивает на том, что он прав, и не думает раскаиваться в своих грехах? Что может милость Божия сделать для такой души? Нельзя сказать, что совсем ничего.
Бог водворяет “великую пропасть”, которая препятствует злым мучить добрых; Бог дает погибшим столько знания истины, сколько они могут вместить — хотя эта истина им и ненавистна. Что еще можно сделать? Предоставить погибших, после всех попыток их спасения, самим себе? Боюсь, что именно это и происходит.
Является ли актом садизма предупреждать о такой возможности? Я не курю, но надписи большими черными буквами на пачках сигарет “КУРЕНИЕ ВЫЗЫВАЕТ РАК” выглядят устрашающе даже для меня. Не сомневаюсь, что они немало портят настроение курильщикам.
Должен ли я считать врачей садистами, которые с гнусными ухмылками радуются тому, что тех, кто пренебрежет их словами, постигнет ужасная смерть от рака? Мне доводилось видеть фильм, показывающий, во что людей превращает употребление наркотиков. Фильм был весьма жутким — должен ли я считать его авторов садистами, которые радуются мучениям и смерти наркоманов?
Очевидно, нет — эти предупреждения в обоих случаях продиктованы искренней заботой о благе людей. Христос предупреждает нас о в высшей степени ужасной участи, которую мы можем на себя навлечь — и предупреждает именно затем, чтобы мы ее избежали.
Вас смущают образы огня и серы в Писании? Говоря о духовной реальности, невозможно избежать метафорического языка; у нас есть слова для нашего посюстороннего опыта, и нам просто не хватает языка для описания того, что может ожидать нас после смерти. Вне всяких сомнений эти метафоры обозначают нечто невыразимо жуткое — нечто, что произойдет, когда зло, которое люди взращивают в своих сердцах, будет предоставлено самому себе всю оставшуюся вечность. Будет ли это состояние мучительным? А есть ли что-нибудь мучительнее бессильной злобы?
Итак, противно ли совести ли верить в то, что люди обладают личным бессмертием и жизнь их не завершается в момент физической смерти? Безнравственно ли верить в то, что люди обладают неотъемлемым свободным произволением? Безнравственно ли признавать реальную возможность того, что некоторые употребят свое произволение на то, чтобы окончательно и навсегда отвергнуть Свет и закоснеть во зле?
Безнравственно ли верить в то, что те, кто навсегда избрал путь противления, в итоге будут изгнаны вот тьму внешнюю и лишены возможности причинять зло Божиему творению? Безнравственно ли верить в то, что вечность для них окажется в высшей степени ужасным местом? Погрешим ли мы против совести, отвернемся ли мы от Истинного Света, если поверим в то, что это возможно, и, что нам стоит быть предупрежденными о такой возможности?
Но отметим и то, что Евангелие не есть возвещение об аде — оно есть возвещение о вечном спасении, о том, что, несмотря на то, что мы противимся Богу и губим себя, Он неизменно желает нашего спасения и спасет нас для блаженной вечности — если только мы сами, по своему ожесточенному упорству, не отвергнем все Его усилия.
Читайте также:
Письмо в редакцию: Почему я не православный?
Почему приличный человек может быть христианином?