Заключительное письмо Сергея Худиева в дискуссии вокруг обращения к читателям Алексея Кондрашова.
Об “этой гипотезе”
Сергей Худиев
Добрый день, Алексей! В этом, последнем письме мне хотелось бы поговорить об еще одной проблеме, которую Вы ставите — о соотношении православной веры и науки.
Хотя Вы и не позиционируете себя атеистом, Вы приводите известные слова об «этой гипотезе»:
«Основное возражение против существования Бога сформулировал Лаплас в своем знаменитом разговоре с Бонапартом: «Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе»».
Почему я не могу признать это возражение обоснованным? Дело в том, что Лаплас (и те, кто повторяют за ним эти слова) исходят из ряда подразумеваемостей, которые нам следует рассмотреть подробнее.
Лаплас (как и, например, Джулиан Хаксли) предполагает, что, во-первых, утверждение о бытии Божием есть гипотеза; во-вторых, что эта гипотеза не нужна для объяснения тех или иных процессов в мироздании (например, процесса формирования солнечной системы) ; в третьих, из того, что она для объяснения этих процессов, по-видимому, не нужна, следует, что Бога нет.
Насколько обоснованы эти подразумеваемости? Имеет ли смысл говорить о “гипотезе Бога”?
Гипотеза — это утверждение о процессах в материальном мире, которое, в принципе, может быть подтверждено или опровергнуто при помощи повторяющихся наблюдений и воспроизводимых экспериментов. Можем ли мы поставить эксперимент, доказывающий (или опровергающий) бытие Бога? Нет. Бог, о котором говорит теизм, просто не является объектом, процессом или явлением в материальном мире — Он является Его Творцом.
Приведу пример — компьютерщики, как Вы, возможно, знаете, делятся на две большие группы — биллистов и абиллистов. Биллисты верят, что операционная система Microsoft Windows создана великим Биллом Гейтсом и соработниками его, ибо искусство их весьма велико. Сего ради биллисты считают обязательным платить Биллу Гейтсу и соработникам за лицензионные копии.
Абиллисты, напротив, указывают на явный факт эволюции Windows и выдвигают правдоподобное предположение, что Windows возникла в результате глюков в первичном Dos’е, а затем постоянно менялась в результате случайных сбоев.
Удачные версии копировались пользователями, неудачные выходили из употребления — так, постепенно, через известные нам ископаемые формы, мы пришли к Windows 7. Глупые же суеверия относительно Билла Гейтса, который сидит на вершине Майкрософта и оттуда поражает громами и молниями тех, кто не платит ему за лицензию, унизительны для разумного человека и, очевидно, выдуманы жрецами Майкрософта, чтобы собирать деньги за “лицензии” с простаков-биллистов.
Как биллисты, так и абиллисты могут одинаково хорошо разбираться в работе самой системы и решать возникающие в ней технические проблемы. Абиллисты могут указать на то, что даже разобрав систему по косточкам, мы не найдем там ни легендарного Билла Гейтса, ни соработников его. На что биллисты обычно возражают, что Билл Гейтс не является ни элементом интефейса, ни утилитой, ни даже ядром операционной системы — он является ее создателем.
Бог не является одним из элементов мироздания, тем более, одним из его материальных элементов — Он является Его Творцом. Поэтому говорить о “гипотезе Бога” было бы, неточным и сбивающим с толка употреблением слова “гипотеза”.
Но, оставив слово “гипотеза”, перейдем к другой часто встречающейся форме довода “от Лапласа” — наука не нуждается в Боге, чтобы объяснить те или иные явления в мироздании, следовательно, Бога нет. Этот довод — как и любой довод вообще — требует, прежде всего, анализа терминологии. Не нуждается для чего? Что мы называем наукой, объяснением, и, наконец, научным объяснением?
Наука характеризуется, прежде всего, своим методом — основанным на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах.
Требование воспроизводимости результатов задает такую ее особенность как методологический натурализм — исключение из рассмотрения любых реальностей, выходящих за рамки природы, понимаемой как замкнутая система причинно-следственных связей, управляемая неизменными законами.
Это исключение из рассмотрения не означает, что этих реальностей не существует — мы с Вами, кажется, согласны, что акты свободной воли не сводятся к чисто природной причинности, как не сводятся к природе нравственные или эстетические ценности.
Например, авторитетный современный мыслитель Питер Сингер полагает, что детей можно убивать не только в утробе матери, но и после рождения — поскольку, по его мнению, младенцы “лишены таких определяющих черт личности, как автономность, рациональность и самосознание”. Возможно, Вы с ним не согласитесь. Можно ли разрешить ваше разногласие при помощи какого-нибудь научного эксперимента, в зависимости от результатов которого, наконец, научно определить, можно убивать младенцев или нельзя? Нет; наука не может ответить на этот вопрос. Ответ на него приходится искать в другой области.
Что такое объяснение? Объяснение — это указание причин того, почему те или иные элементы реальности являются такими, а не другими. Почему у жирафа длинная шея? Потому что так ему удобнее объедать побеги с деревьев. Как выработалась эта полезная особенность? В результате эволюции, когда длинношеии мутанты успешно объели своих короткошеих конкурентов.
Собор Саграда Фамилиа в Барселоне, Испания
Приведем другой пример объяснения. Почему Антонио Гауди возвел собор Саграда Фамилиа? Чтобы обратить сердца сограждан к Богу.
Что такое научное объяснение? Это объяснение в рамках того же методологического натурализма — т.е. указание причин в рамках природы как замкнутой системы причинно-следственных связей, управляемой неизменными законами.
В этом отношении объяснение того, почему у жирафа длинная шея является научным, почему Гауди построил собор — нет. Действия Гауди не управляются неизменными законами — он является свободным, личностным, творческим агентом, принимающим сознательные решения.
При этом ненаучное объяснение вовсе не является ложным — оно просто лежит вне сферы применимости науки как метода познания. Наука может многое объяснить в соборе — как сопротивление материалов обеспечивает прочность конструкции, как форма помещения влияет на акустику, как свет преломляется и рассеивается в цветных стеклах витражей.
Но она не отвечает на вопрос, зачем был построен собор. В чем цель всего этого камня, стекла, дерева и золота?
Переходя от безличных сил, управляемых неизменными законами, к действиям личностных агентов, обладающих свободной волей, мы выходим за рамки естественных наук. Научное объяснение не включает в себя Бога не потому, что Бог оказывается “не нужен”, а просто потому, действия свободных и личностных агентов вообще не соответствуют требованиям воспроизводимости — и поэтому находятся вне досягаемости ественнонаучной методологии.
Перейдем к следующей подразумеваемости — что научное объяснение каким-то образом устраняет религиозное.
Начну с примера — на вопрос «почему едет машина» можно ответить по-разному. «Потому, что в двигателе происходят такие-то химические реакции» или «потому, что Иван Иванович решил повезти свою семью на дачу».
Оба эти ответа верны; нам не приходится выбирать между ними. Нас, скорее, удивит человек, который станет уверять, что, поскольку химия подробно подробно описывает реакции, происходящие в двигателе внутреннего сгорания, мы должны оставить смехотворные басни про «Ивана Ивановича» который «любит своих домашних и хочет, чтобы они хорошо отдохнули на даче». Это же химия, глупенькие. Реакция окисления. Углеводороды, атмосферный кислород, любой студент-химик напишет вам формулу.
В этом примере ошибка выглядит очевидной — химия, как и естественные науки вообще, ничего не может рассказать нам об Иване Ивановиче, его отношениях с домашними и его планах на эти выходные. Если мы не усматриваем следов вмешательства Ивана Ивановича в процесс сгорания топлива, это не значит, что его не существует; это просто значит, что химия никак не поможет (впрочем, как и не помешает) нам с ним познакомиться. Чтобы узнать его, нам надо поговорить с ним — или хотя бы с его домашними.
Однако, когда речь заходит о Боге, эта грубая ошибка подается в качестве серьезного аргумента — наука, де, способна объяснить природные процессы не привлекая «гипотезу Бога». Если мы можем описать динамику воздушных потоков, значит, не Бог посылает дождь; если мы значительно продвинулись в понимании того, как функционирует живая клетка, значит не Бог — податель жизни.
Логически этот аргумент против бытия Божия выглядит точно также, как и аргумент против бытия Ивана Ивановича — но воспринимается без улыбки, с полной серьезностью.
В чем причина такой ошибки? Я думаю, тут происходит смешение между двумя типами вопросов — «каким образом» и «зачем». Студент-физик, который на вопрос о причинах полярного сияния ответит «Бог зажигает Полярное Сияние, чтобы мы дивились чудесам Его творения», получит двойку, хотя даст совершенно правильный ответ. Беда в том, что он отвечает не на тот вопрос, который ему ставят — у него спрашивают «каким образом», «каков физический механизм этого явления», а не «кто», «зачем» и «с какой целью». Дело даже не в том, что Вы “не нуждаетесь в этой гипотезе”.
Дело скорее в том, что если Вы попытаетесь ответить на вопрос «каким образом элементы тварного мира взаимодействуют между собой» указанием на волю Божию, Вы совершите ту же ошибку, что и студент из нашего примера. Вас не спрашивают, «по чьей воле и замыслу они себя так ведут». Вас спрашивают «как именно» они себя ведут. Вы ответите невпопад, если на вопрос о процессах, происходящих в двигателе внутреннего сгорания, ответите «Иван Иванович повез свою семью на дачу».
Когда говорят о том, что «гипотеза Бога не имеет уже никакой практической ценности для интерпретации или понимания природы» совершают ту же ошибку, но в обратном направлении. Если «интерпретация или понимание природы» включает в себя только описание происходящих в ней процессов, взаимодействия ее элементов, то упоминание воли Божией просто отвечает не на тот вопрос, который ставится исследователю.
Собственно, верующие ученые, например, Луи Пастер, или автор концепции расширяющейся вселенной бельгийский священник Жорж Леметр, и не думали привлекать Бога в качестве гипотезы. Они верили в Него как в Творца и Промыслителя.
О чудесах
Вы пишете:
«Однако многое в Евангелиях вызывает у меня серьезное недоверие – прежде всего, многочисленные чудеса. Уже зачатие Иисуса без участие мужчины подразумевает нарушение множества законов природы».
Что же, нам действительно стоит воспринимать Законы Природы всерьез. Опыт говорит нам, что мы живем в высоко упорядоченной вселенной, причем эта упорядоченность постижима для человеческого разума и выразима на языке математики. Как сказал Альберт Эйнштейн, «Самая непостижимая вещь по вселенной — это ее постижимость».
В самом деле, почему вселенная упорядочена? Почему материя подчиняется законам? Почему наше мышление способно к постижению этих законов? Почему физические постоянные «тонко настроены» таким образом, что во вселенной возможна жизнь и разум? В чем источник логичности вселенной? Для теистов — Кеплера и Коперника, Паскаля и Бойля, Ньютона и Леметра — ответ был очевиден. За разумным порядком во вселенной стоит Логос — личностный, разумный Творец.
Атеизм отказывается давать ответ — законы природы просто существуют, без всяких объяснений. Это отсутствие объяснений сложно признать удовлетворительным; поэтому представляется естественным последовать за Кеплером и другими, и признать за логическим порядком во вселенной творящий Логос.
Но в этом случае нет ничего несообразного в том, что этот Логос может пожелать в каких-то случаях действовать поверх установленных Им законов — как на это обращает внимание генетик Френсис Коллинз, которого я цитировал в самом первом письме.
Когда говорят «чудеса противоречат законам природы», путают две вещи.
Первое: мы живем в высокоупорядоченном мире, где благоразумно ожидать, что природа ведет себя сообразно определенным законам, если вода 1000 раз закипела при 100 градусах, то и на 1001 она закипит. Наука обращается именно к этой упорядоченности мира.
Второе: мир закрыт, то есть не существует каких-либо сил за его пределами, которые могли бы вмешиваться в происходящие внутри его события.
Тезис первый подтверждается всем нашим опытом — мир упорядочен, более того, упорядочен строго таким образом, что в нем возможна жизнь.
Из этой упорядоченности никак не следует тезис номер два (мир закрыт от вмешательств извне). Не существует никакой логической связи между упорядоченностью и закрытостью. «Чудес не бывает» — это просто мировоззренческая установка, и мы не можем ее доказать или опровергнуть, ссылаясь на данные естественных наук, поскольку естественные науки в принципе имеют дело с упорядоченными, повторяющимися явлениями, а не с экстраординарными внешними вмешательствами. Чудеса не противоречат науке и не подтверждаются ей. Они просто находятся вне сферы ее компетенции.
Таким образом, собственно науке библейские сообщения о чудесах никак не противоречат; они скорее противоречат некоторым околонаучным мифам, популярным представлениям, в которые люди привыкли верить, не задумываясь. Когда мы начинаем задумываться – и исследовать предмет подробнее – строгий порядок мироздания, который исследует наука, начинает выглядеть свидетельством славы Божией; а тот, Кто явил Свою славу в таком чуде, как вселенная, может являть ее и в других чудесах.
Это, разумеется, не значит, что любое сообщение о том или ином чуде — истинно; точно также, как из того, что существуют алмазы, еще не следует, что все алмазы — подлинные. Но ничего противного разуму или науке в самих по себе чудесах нет — и многие великие ученые верили (и продолжают верить) в то, что Иисус был зачат без участия земного отца, и на третий день после Распятия телесно воскрес из мертвых.
О творении
Вы находите невозможным принять представления младоземельных креационистов о том, что земле несколько тысяч лет, а многообразие видов сотворено готовым в течении рабочей недели? Ничего подобного и не требуется от члена Церкви, и многие православные люди, в том числе священники, их не придерживаются.
Но я думаю, Вам будет интереснее мнение ученого, а не священника. Выдающийся (и наверняка знакомый Вам) эволюционный биолог Феодосий Добжанский писал в своем эссе, посвященном эволюции: «Я креационист и эволюционист…. Приходит ли эволюционная доктрина в столкновение с религиозной верой? Нет. Рассматривать священное Писание как школьный учебник по астрономии, биологии, геологии или антропологии — грубая ошибка. Воображаемый (и неразрешимый) конфликт возникает только тогда, когда символы священного Писания истолковываются в том смысле, который в них никогда не вкладывался»
Именно такой воображаемый и неразрешимый конфликт Вы и описываете:
«Не было никакого сотворенного из пыли первого мужчины Адама; никаких 4 вытекающих из Рая рек; никакой сотворенной из ребра первой женщины Евы; и никакого первородного греха, совершенного Адамом и Евой и переданного ими всему произошедшему от них человечеству. А была медленно эволюционирующая линия предков современных людей, которая еще 10 миллионов лет назад являлась предковой и для обоих современных видов шимпанзе – и которая в каждый момент времени была представлена многими особями»
Ядро атома
Поясню ситуацию на примере. В детстве я читал книжку «о том, как устроен атом». В ней электрон изображался маленьким голубым шариком, протон – большим красным, а нейтрон – большим зеленым шариком. А у нейтрино был забавный такой хвостик.
Мы можем представить себе «атомного фундаменталиста», который заявляет, что если в Книге явственно нарисованы цветные шарики, значит, элементарые частицы это цветные шарики и есть (а ты не мудрствуй, смотри как нарисовано!).
Мы можем представить себе его оппонента, «а-протониста», который заявит, что поскольку предполагаемые «элементарные частицы» меньше длины световой волны, говорить об их цвете есть полная бессмыслица, поэтому книга «О том, как устроен атом» есть смехотворная чушь, никаких протонов с нейтронами не существует.
На самом деле, оба спорщика не понимают, что хотел сообщить детям автор книжки; он хотел сообщить не цвет протона, а то, как элементарные частицы взаимодействуют друг с другом и как происходят атомные реакции. Рисование же цветных шариков есть неизбежный педагогический прием для передачи истин, к форме цвету элементарных частиц не относящихся.
Возможно, суровый критик скажет, что автору не следовало сбивать детей с толку своими цветными шариками; но я с ним не соглашусь. Едва ли можно как-то по другому рассказать детям «о том, как устроен атом».
Когда Библия говорит, что апостолы встретили живого Господа Иисуса после того, как Он умер и был погребен, это следует понимать вполне буквально. Мы знаем, как люди умирают, и их хоронят, и мы знаем, что значит встретить живого человека. Но когда речь идет о реальностях, находящихся за пределами нашего опыта — таких как Творение или опыт боговидения, пережитый пророками, символический язык просто неизбежен.
Попробуйте объяснить, например, жителю экваториальной Африки, что такое снег. Ваш язык неизбежно будет символичным. Вам придется использовать какие-то символы и образы, знакомые собеседнику, чтобы передать то, что ему незнакомо.
Возможно, вы попробуете описать снег, как «холодный белый пух, как пух у птиц, который в теплом месте превращается в воду» или как «белую холодную муку, которая покрывает всю землю». В любом случае африканец сделает ошибку, если решит, что снег — это буквальный птичий пух или холодная мука.
Библейский рассказ о Творении тоже неизбежно символичен. Его цель — рассказать нам о Боге как источнике всякого бытия, Создателе мира и человека, о взаимоотношениях Бога и творения, о предназначении человека и его полномочиях в тварном мире.
Это вероучительное послание передается нам при помощи образов, которые могли воспринять люди позднего бронзового века, образов, в которых совершенно бессмысленно искать каких-либо естественнонаучных данных.
Между тем, в самом тексте книги Бытия мы находим, что Бог творит не непосредственно, но наделяя творение способностью к развитию. Вспомним, например, стихи Писания: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что [это] хорошо. (Быт.1:11,12)».
Бог не творит растения непосредственно, а наделяет землю возможностью произвести их. Таким образом, творение — это не монолог, а диалог, в котором Бог придает творению, в определенной степени, автономный голос.
Любые научные теории (в том числе теория эволюции) говорят нам о движении материи, отношения людей с Богом находятся вне их поля зрения. Исследуя ископаемые остатки или прослеживая особенности ДНК различных групп людей, можно узнать много интересного о том, как формировалась материальная структура наших тел, тот упомянутый в Библии «прах земной», из которого мы сотворены, как наши генетические предки расселились по лицу земли и т.п.. Эта история, которую могут рассказать свидетельства, доступные науке.
Они ничего не говорят нам о внутренней, духовной жизни человека, о том, как эта жизнь началась, как именно «прах земной» стал образом Божиим, способным к молитве и богообщению, праведности и греху.
Повествование об Адаме и Еве не отвечает на вопросы из области биологии или генетики — оно отвечает на гораздо более важные вопросы о первопричине нашего бытия, о причинах нашего несчастья и надежде на спасение.
История об Адаме и Еве — это не просто история о неких незнакомых нам людях, происшедшая когда-то давно. Это история о нас, открывающая нам наше величие — мы созданы по образу Божию.
Она говорит о единстве человеческого рода — мы все, в глубочайшем смысле, дети Адама, независимо от расы, культуры, или языка. Она говорит о нашей трагедии — все мы, как Адам вкушаем запретный плод и все мы, как и он, ищем свалить нашу ответственность на кого-то другого.
Как конкретно выглядело «вдыхание жизни», чтобы ученый антрополог мог бы сказать, если бы наблюдал жизнь первых людей до падения, как это падение выглядело бы в глазах телеоператора — мы просто не знаем. Для нашего спасения это и не важно — важны те духовные истины, которые передает нам библейское повествование.
Как говорится в «Основах социальной концепции Русской православной Церкви», «Научное и религиозное познание имеют совершенно различный характер. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не противоборствовать одна с другой. Ибо, с одной стороны, в естествознании нет теорий атеистических и религиозных, но есть теории более или менее истинные. С другой — религия не занимается вопросами устройства материи».