Диакон Максим Плякин
В 2010 году в Русской Православной церкви было организовано межсоборное присутствие — ряд комиссий, включающих архиереев, священников и мирян, которые должны обсуждать и принимать документы по самым сложным и нерешенным церковным вопросам. Решения Межсоборного присутствия могут затем быть приняты Архиерейским Собором.
Спустя год проходит итоговое завершающее заседание — пленум Межсоборного присутствия. Заседания Межсобора закрыты для СМИ, поэтому о заседаниях порталу «Правмир» рассказывает участник — диакон Максим Плякин, секретарь Саратовской епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия.
Архиереи и миряне
— Отец Максим, расскажите о пленуме Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви: как проходило обсуждение, что интересного запомнилось?
— Может, в моем восприятии есть некая эмоциональность, но, если честно, уже после первого дня работы пленума я просто воссылал благодарность Богу за то, что я это видел, я в этом участвовал. Это, пожалуй, одно из самых сильных впечатлений от общецерковной деятельности. Причем, судя по итоговому слову Патриарха на пленуме, у него чувства были очень похожие.
Я думаю, мало кто ожидал, что будет настолько яркая и плодотворная дискуссия. В принципе, мы привыкли к тому, что есть архипастыри, они что-то у себя на Соборе решают, а есть все остальное в нашей Церкви. А здесь получилось, что на одной площадке сошлись одновременно представители всех слоев Церкви – были архиереи, было священство, были монашествующие, были диаконы, были миряне, были мирянки. Например, Екатерина Петровна Орлова, редактор издательства «Даниловский благовестник» Московского Данилова монастыря, очень активно принимала участие в дискуссиях.
И, как заметил во время обсуждений Святейший, «сегодня нет чинов и званий, а есть мы – участники дискуссии». И это мое самое сильное впечатление от пленума: Господь дал нам возможность в жаркой дискуссии, подчас в столкновении мнений, но, тем не менее, плодотворно выработать некую позицию, подготовить и принять итоговый документ, который мы представляем на усмотрение канонических органов нашей Церкви. Мы – консультанты, и хотя, как не без юмора заметил в кулуарах один из участников пленума, Священный Синод списочным составом все равно находился в зале пленума, тем не менее, как опять же отметил Святейший, «мы пока не вправе еще принимать решения, но мы вправе эти решения рекомендовать».
Модератор — Патриарх
И, наверное, другое мое впечатление тоже было связано с одной кулуарной репликой во время обсуждений, что «Патриарх показал себя прекрасным модератором». По положению о Межсоборном присутствии Святейший – его глава и, соответственно, он председатель пленума. Я мог наблюдать (может, несколько со своей колокольни, потому что я один из смотрителей довольно крупного Интернет-сообщества), как Святейший пресекал попытки увести дискуссию в сторону. К счастью, таких попыток было очень мало, но, тем не менее, всегда есть искушение поговорить не по теме. Святейший этой возможности нас мастерски лишал – обсуждения были строго по теме, вплоть до того, что при обсуждении конкретных документов Святейший специально заострял наше внимание на то, что мы обсуждаем не документ в целом, а конкретный пункт. И сколько раз было такое, что человек выходит к микрофону, Патриарх спрашивает: «Отче, Вы по этому пункту или у Вас какие-то другие замечания?» И если выяснялось, что человек собирался высказывать замечания, пусть дельные, но по другому пункту, его ставили в очередь.
Это чисто процедурный момент, но как человек, имеющий дело с попытками управления Интернет-сообществом, я искренне восхищаюсь талантом Святейшего направить дискуссию в конструктивное русло, и это дало прекрасные результаты. Были несогласные, были споры вплоть до того, что несколько раз Святейший подсчитывал: «У нас выступило три человека «за» это предложение, но только двое – «против», давайте выслушаем еще одного, кто «против», чтобы мы знали все аргументы в ту и иную сторону». И документы перерабатывались буквально в процессе обсуждения. Т.е. то, что вошло на пленум и то, что будет потом представлено Архиерейскому Собору – это разные тексты. Это известная проблема: если готовишь документ, то в какой-то момент перестаешь видеть его недостатки. А тут впервые за всю историю существования Присутствия все 13 комиссий Межсобора сели в одном помещении. И то, что казалось самоочевидным авторам, редакторам документа, при обсуждении, со стороны выглядело иначе.
Очень показательным был пример: мало кто ожидал, что самая горячая дискуссия, которая прошла даже с нарушением регламента по времени, была о новомучениках. Но при этом в зале находились несколько человек из Синодальной комиссии по канонизации святых, и Святейший просто в какой-то момент, когда дискуссия начала накаляться, сказал: «Давайте спросим председателя Синодальной комиссии». И в результате, хотя дискуссия по этому документу была явно не закончена, Святейший ее прекратил, но высказал пожелание продолжить ее в дальнейшем на отдельной площадке.
Поэтому сегодня мы свидетели того, что Присутствие уже простимулировало помимо каких-то конкретных документов параллельную деятельность в Церкви. Скорее всего, это будут круглые столы, конференции, встречи, уже в итоговом документе есть рекомендация о проведении дальнейших мероприятий.
С
вят- не свят
— В чем были несогласия и споры по поводу канонизации новомучеников?
— Дело в том, что в нашей Церкви существует несколько точек зрения и на процедуру прославления святых, и на критерии канонизации. Поскольку я являюсь членом епархиальной комиссии по канонизации, для меня это буквально профильная деятельность. В частности, очень жарко дискутировался вопрос отношения к тем страдальцам, которые уже прославлены Зарубежной Церковью, но по тем или иным причинам не почитаются всей церковной полнотой. В частности, некоторых страдальцев, почитаемых Зарубежной Церковью, в России не только нет в календаре, но они были отклонены при подаче материалов к их канонизации с формулировкой «обнаружены препятствия».
И этот вопрос очень болезненный в наших отношениях с Зарубежной церковью даже после подписания Акта о единстве, после нашего воссоединения и установления евхаристического общения. Получается, когда мы приезжаем в храм Зарубежной Церкви, этот человек свят, мы выходим за его пределы, заходим в храм Московского Патриархата, этот человек не свят. Это очень болезненный и канонически очень уязвимый вопрос.
— А есть ситуации наоборот?
— Да, конечно. Какой-то страдалец канонизирован в России, но в Зарубежной Церкви его имя вызывает определенную напряженность. Так произошло, например, со священномучеником Серафимом (Чичаговым). Он был митрополит Ленинградский, но назначен на Ленинградскую кафедру вместо митрополита Ленинградского Иосифа, отказавшего в повиновении митрополиту Сергию (Старогородскому). В результате мы чтим священномученика Серафима, Зарубежная Церковь чтит священномученика Иосифа. И как раз прославление священномученика Иосифа в России было кассировано.
Я надеюсь, что со временем этот вопрос, если не будет уврачеван окончательно, то, по крайней мере, будет взвешенная каноническая оценка. Даже Патриарх отметил, что существует массовое взаимное непонимание даже внутри нашей Церкви.
Советской обязаловки не было
Я далек от мысли, что мы одним движением решим все проблемы, какие есть, но мы эти два дня обсуждали вполне конкретные проблемы, поставленные перед Межсоборным Присутствием, и по этим проблемам после жарких, подчеркиваю, очень жарких дебатов, выработали некие решения, причем по некоторым поправкам Святейший устраивал голосования прямо в процессе. Кто-то из ораторов выходил к микрофону и предлагал: «Я считаю, что параграф такой-то документа должен выглядеть так». И если все понимали, что это концептуальные изменения или важная мысль, которая когда-то ускользнула от понимания, Святейший тут же ставил вопрос на голосование до голосования по документу в целом. И бывало, что поправки принимались единогласно. И я как человек изнутри свидетельствую с чистой совестью, что советской обязаловки даже и близко не было – было неподдельное единодушие. А бывало, что голоса в зале делились, и тогда члены редакционной группы по благословению Святейшего там же, в Зале Церковных Соборов обобщали поступившие предложения. Дай Бог сил и здоровья отцу Всеволоду Чаплину, протоиерею Николаю Балашову, игумену Савве (Тутунову) и их соработникам, которые приняли на себя труд это все переварить.
— Комиссии в прошлом году встречались не менее трех раз, а какие сейчас планы?
Я думаю, по итогам обработки всех документов пленума будет принято что-то типа штатного расписания очередности встреч комиссий. Но дело в том, что помимо встреч комиссий в целом внутри каждой комиссии Межсоборного присутствия работали рабочие группы. Например, в комиссии по вопросам противодействия церковным расколам и их преодоления внутри общей комиссии было создано несколько рабочих групп. В частности, я входил в рабочую группу по старообрядческому расколу, и мы готовили свои собственные документы. Святейший сказал, что в общей сложности за прошлый год все рабочие группы и комиссии передали на рассмотрение Президиума Межсоборного присутствия 23 документа, 8 было сочтено доработанными в достаточной мере, чтобы быть преданными на пленум, и даже из этих восьми один пришлось отклонить на стадии подготовки документов. Какие-то из оставшихся документов будут доработаны с учетом замечаний, какие-то будут дополнены.
Один на один с милосердием своих прихожан
— Наметились какие-то явные перемены, которые мы сможем увидеть в ближайшее время?
Самый ожидаемый документ – это проект «Временного положения о социальной и материальной поддержке священнослужителей». С одной стороны, мы живем в обществе, которое почти поголовно разделяет миф о несметных богатствах в поповских закромах и «Мерседесах», на которых мы якобы все передвигаемся, но, с другой стороны, священнослужители оказываются крайне незащищенными, потому что они выключены из большинства государственных взаимоотношений. И, отслужив 30-40 лет на приходе, выйдя на пенсию, священник останется один на один с милосердием своих прихожан. А если взять гораздо более страшные случаи: погиб священник Даниил Сысоев, матушка осталась с тремя детьми. И ведь это далеко не единственный случай.
Если Архиерейский собор это примет, то мы получим первый в истории Русской Церкви документ, прописывающий механизм социальной защиты клириков. На помощь государства мы вправе рассчитывать в самой минимальной степени, в основном, акцент сделан на епархиальных кассах взаимопомощи, которые складываются из приходских отчислений, из благотворительных взносов, если они будут. Это закладка некоего механизма.
Об отношении к богохульству
Еще есть документ, который раньше возникнуть не мог, потому что такой проблемы перед Церковью вообще не стояло, а потом мы не в тех условиях жили, чтобы на эту проблему реагировать, это документ о церковном отношении к публичному богохульству. До революции такой проблемы вообще не стояло – публичное богохульство было уголовным преступлением, после революции публичное богохульство стало государственной политикой. А сегодня мы можем хотя бы попытаться дать инструкцию для своих – в каких случаях и как пытаться ответить на богохульство. Когда-то нам полезнее проигнорировать выпад или даже хулу против Бога и Церкви, когда понятно, что полемика с богохульниками и попытка объяснить церковную позицию даст больше вреда, чем пользы. К сожалению, такие случаи бывают. А когда-то целесообразно уличить в клевете и показать эту клевету. Здесь очень тонкая грань. Например, внутренние дела христиан не должны выноситься в светский суд. Можно ли считать внутренним делом публичную клевету? Я надеюсь, что Архиерейский Собор именно с канонических позиций выскажется по этому вопросу.
— На пленуме поднимался вопрос о передаче церковного имущества?
На пленуме его не было. Федеральный закон принят, замечательно, но должен быть предусмотрен порядок передачи имущества. И пока не будет проработан механизм в подзаконных актах, делать выводы рано. Какие здание мы можем получить, на какие здания Церковь претендовать не может? Я надеюсь, что наши законодатели будут прорабатывать этот вопрос вместе с крупнейшими религиозными общинами, ведь это касается имущества не только Православной Церкви. С такой же проблемой столкнутся и католики, и лютеране. Особенно сложно будет старообрядцам, которые в силу стесненного существования почти никогда не строили свои церкви с внешними признаками храма. И мое личное мнение, что нам всем стоит объединить усилия в этом вопросе по поиску взаимоприемлемых решений.
Советские годы нам оставили крайне запутанное наследие. И мы только-только пытаемся начать распутывание этого клубка. Опять же, сегодня был принят документ о новомучениках, который вошел на пленум и вышел с него в разных наименованиях. В конечном итоге было принято указать в заголовке документа, что мы увековечиваем память не просто новомучеников и исповедников российских, а «всех невинно от безбожников в годы гонений пострадавших».
Этот же документ рекомендует называть улицы, площади в городах именами страдальцев. А что делать, если рядом находится улица Ленина, улица Свердлова или Дзержинского? Получается, что мы будет ходить по улицам в честь убитых и по улицам в честь убийц? Та же памятная история со станцией метро «Войковская», которая, в конечном счете, так и не была переименована, и которая носит имя человека, прямо повинного в крови Царственных Страстотерпцев. Мы не можем повернуть историю вспять, мы не можем приказать государству убрать памятники Ленину, Дзержинскому, но сказать, что это кровавые гонители, прямо повинные в крови не только наших святых, но и многих, многих других людей, как написано в документе – «и прочих невинно убиенных». Мы говорим не только о тех, кого церковь канонизировала, мы говорим обо всех, кто попал в те жернова.
Поспешай медленно
— Нет ощущения, что какие-то важные вопросы остались нерешенными?
В речи Патриарха на открытии пленума были такие слова: «Мы не можем из-за желания именно на этом Соборе принять этот документ, допустить какие-то погрешности, ошибки, которые бы ослабили и сам документ, ну и позицию нашей Церкви по этому животрепещущему и болезненному вопросу». Он говорил о конкретном проекте, но, на мой взгляд, это принципиально очень важные слова. Мы можем спродуцировать сотни документов, но принятый документ должен быть очень качественным, в котором отразятся каноны Церкви, традиции Церкви, практика Церкви.
— Состав Межсоборного присутствия поражает своим разнообразием.
Еще при создании Межсоборного присутствия позиция Патриарха была такова, чтобы присутствовали люди максимально разных взглядов. Тем выше вероятность, что Межсоборное присутствие будет не просто рупором каких-то идей, а адекватным выразителем того, что думает и говорит Церковь в лице духовенства, мирян, монашествующих, епископов.
У многих на пленуме возникло такое ощущение, что то, что мы делаем – это правильно. Патриаршество покойного Патриарха Алексия II – это вставание Церкви на ноги, вопрос стоял о выживании, причем не только в России, но и в других странах. Мы должны помнить, что мы – Церковь не только Российской Федерации, мы – более широкое понятие. На пленуме было много делегатов с Украины, из Прибалтики, Молдовы.
В условиях хаоса, развала страны в 90-х годы, в условиях очень бурной истории Церковь выстояла. Патриарх Кирилл в одном из своих выступлений сказал примерно следующее: «Мы можем, наконец, себе позволить входить в нормальную церковную жизнь». Лихорадка, связанная со сменой эпох, постепенно заканчивается. Пусть у нас впереди еще много трудностей, но мы можем себе позволить войти в нормальную жизнь, которая в том числе и в том, что Церковь выстраивает возможность слышать друг друга. На наших глазах родился важнейший инструмент осуществления церковной соборности.Можно было лет 25 назад представить, что простая мирянка встанет, выскажется, и Патриарх сразу примет ее поправки к документу? Сегодня это – реальность.
Беседовала Тамара Амелина.