Плоды доброй и недоброй жизни

Душевность в человеке, не приявшем благодати или потерявшем ее, как облако какое стоит между лицом человека и Богом, пресекая общение между ними. Тот, кто порабощен преимущественно ей, душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1 Кор. 2:14). Преобладание души, равно как и преобладание тела, есть отрицание жизни по духу. Святой Апостол Иаков, перечислив страсти, коим удовлетворяет и по которым действует человек, не приемлющий Духа Божия, с большею точностью, прибавляет: Это не есть мудрость, нисходящая свыше от Бога, но земная, душевная, бесовская (Иак. 3:15). Слова душевный, земной, не Божий, однозначны…

Где же дух у такого рода людей? В них же, но, состоя в подчинении душе и телу, он заморен и совсем почти не действует свойственным ему образом. Его присутствие в них можно узнавать, с одной стороны, по безграничности некоторых душевно-чувственных стремлений, не свойственных душе и плоти по их природе, с другой — по бывающим нередко состояниям сих людей, в коих они отрицаются от земли, наперекор требованиям души и плоти. В последнем случае дух покушается как бы войти в свои права. Мучения совести, боязнь Судьи-Бога, постоянная тоска, это суть его действия на душу, его стоны, отзывающиеся в сознании душевном. Так, в людях чувственных и душевных дух тлеет, как искра под пеплом. Возбуди его, или лучше, не мешай ему возбуждену быть Словом Божиим, проходящем до разделения души и духа (Евр. 4:12), и он явится во всей свой силе и власти…

Теперь об общем состоянии и соотношении действующих внутри нас сил. Силы эти, исходя из нашего сознания или лица (я) и в него возвращаясь, должны пребывать во взаимной связи и согласии между собою, под управлением своего исходного начала. Взаимное проникновение взаимопомощи при зависимости от действующего лица есть естественное состояние их.

Но в человеке грешнике, отпадшем от Бога и пребывающем в сем падении, как представляет опыт, силы сии являются как бы отпадшими от его лица, ставшими в некоторую от него независимость и самоуправствующими . Что значат, например, обыкновенные у нас слова: сделал бы, да не хочется; или: пусть это не очень хорошо, но мне очень хочется; или: сердце не лежит; поди ты с сердцем; или: поверил бы, но разум не покоряется, ум царь в голове, куда деваться мне с моим разумом? Эти и многие другие выражения значат, что силы сии перестали быть во власти человека, но или управляются сами собою, или подлежат влиянию посторонней силы. Отпадши же от лица человека, они потеряли взаимную точку соединения, а вместе с тем перестали получать и взаимную друг от друга помощь и не имеют уже того, чем одна обыкновенно пользуется от других. Так, разум затемнен, мечтателен и отвлечен, потому что не удерживается сердцем и не управляется волею; воля своенравна и бессердечна от того, что не слушает разума и не смотрит на сердце; сердце неудержимо, слепо и с блажью, потому что не хочет следовать указаниям разума и не отрезвляется силою воли. Но мало того, что сии силы потеряли взаимную помощь, они приняли некоторое враждебное друг против друга направление, одна отрицает другую, как бы поглощает ее и снедает. Оттого преобладание сердца имеет связь со слабостью ума и непостоянством воли, как бы бесхарактерность; преобладающее стремление к познаниям ведет за собою ослабление деятельности и беспечность воли и бесчувствие или холодность сердца. Преобладание воли всегда сопровождается односторонним направлением, упорным, не внимающим никаким доводам: там душа не слушает никаких убеждений и недоступна для потрясений сердечных.

Таким образом, внутренний мир человека грешника исполнен самоуправства, беспорядка и разрушения.

Вслед за изменением соотношения составных частей и главных его способностей не могут не изменяться и существенные свойства его лица, ибо это лицо есть центр и частей, и способностей. Потому состояние сих последних непосредственно отражается в первом и его определяет, как и обратно им определяется.

Между этими свойствами первое место занимает сознание. Оно есть свойство, исходное для других, есть прямое свойство лица и как бы истолкование его. В производстве своем оно, полагая бытие себя и бытие существ вне сущих, отличает себя от них и их от себя. Следовательно, условие к совершенству сознания или к состоянию его в своем чине есть возвышение нашего лица и над собою, и над внешним миром. Где нет сего возвышения, там сознание должно быть мутно, неопределенно, безотчетно или приближаться к животному самочувствию. Но о человеке, до восприятия им благого намерения жить свято, по-христиански, о человеке, работающем греху и страстям, несомненно известно, что он не возвышается над внешним миром, а, напротив, увлекается им, живет в нем, как бы сорастворяется с ним, почему и называется внешним, вне себя живущим, ушедшим из себя. В себя приходит он уже в обращении. Благосостояние внешних вещей своих он считает благосостоянием собственного лица, и, напротив, нарушение их — своим несчастьем. Оттого покушение на ущерб или самый ущерб в одежде, доме, мебели, месте и проч. глубоко потрясают его, поражают в самое сердце.

Не возвышается он также и над внутренним своим миром, но так же, как внешними вещами, увлекается и механизмом внутренних своих движений. Обыкновенно говорят: я задумался, не сознавал, не помню, что со мною было или около меня… То есть в это время он увлекался движением мыслей; или был вне себя от радости, убит горем, в сердцах вышел из себя… То есть предал себя движениям сердца; или: не вспомнишься в хлопотах и заботах: то нужно, другое нужно… То есть беспрерывно гонят все вперед и вперед многообразные желания воли. Очевидно, что преданный греху не властен над внутренними движениями, а погружен как бы в них, влечется ими, как воин, стесненный внутри полка. И это не на один только час, а постоянно. Таков уж закон его жизни внутренней: вести себя, как бы кем-то ведомому.

Итак, у грешника ясного сознания быть не может. Его и нет. Он ходит как в тумане, как бы уморенный, кружится как в вихре. Как полусонный слабо различает предметы от себя и сознает себя только наполовину, таков и преданный страстям. Это явление очень странно: в гордости он никого не считает выше себя, а между тем сам себя слабо сознает.

Особенный оборот сознания есть самосознание, или самопознание. Оно преимущественно обращено внутрь и различает себя от своих действий, опять возносясь над тем и другим. Сие самосознание еще более слабо у человека страстного, лишенного благодати. Ибо для сего надобно знать свои действия, знать себя и отделять себя от своих действий.

Второе свойство человеческого лица есть разумно-свободная самостоятельность. Состояние этого свойства определяется уже состоянием сознания, ибо они (сознание и самостоятельность) служат взаимным друг для друга отражением. Следовательно, в истинном виде сознание бывает только у настоящих христиан, а у преданных греху можно видеть только тень его. Самостоятельность, свойственная человеку, отличается разумностью и свободою. Разумность требует, чтоб действия располагались по своему усмотрению, своим целям и личному распоряжению разумному. При этом характерно то, чтобы мысль всегда предшествовала желанию; напротив, где желание правит мыслью, там отсутствие разумности не подлежит никакому сомнению. У человека грешника, не руководимого и не укрепляемого благодатью, так и есть. Мы видели уже, что он предан механизму внутренних движений; и Слово Божие говорит о нем, что он творит только волю плоти и помышлений (Еф. 2:3) и ходит в своих похотях (2 Петр. 3:3), то есть как захотел, так и делает, тогда как следует действовать так, как находит человек сообразным с собственным своим назначением.

Мертвящая сила греха состоит:

1) в отчуждении человека от Бога. Грешник отчужден от жизни Божией (Еф. 4:18) и живет как бы без Бога (Еф. 2:12). Богообщение, вещи Божественные и духовные составляют естественную пищу нашего духа, или как бы его стихию! Отпадши оттуда, он принужден теперь быть не в естественном себе месте и умирать, как без пищи и без воздуха.

2) В расстройстве сил и способностей . Жизнь человека состоит в гармоническом сочетании сил его природы и их взаимодействии соответственно его природе. Если сие законное соотношение их отнято, как видели, то и жизни, и деятельности в человеке, свойственной человеку, нет. На вид он человек, а по настроению внутреннему — неистинный человек. Как инструмент расстроенный, по виду он такой же; а по его звукам не узнать — какой, так должно судить и о человеке, внутреннее которого расстроено грехами. В сем отношении надобно сказать, что в нем умерло или утрачено истинно человеческое, или то, что свойственно человеку. Как мертвый не видит, не слышит, не движется, так и человек грешник не видит, не слышит и не движется по-человечески: делает дела, но мертвые (Евр. 6:1, 9:14).

3) В отнятии и как бы убийстве сил душевных и телесных. Грех назван ядом: и точно, он есть яд. Как ржа съедает железо, так он съедает душу и тело. Он отнимает у ума живость, сообразительность, быстроту, у воли — крепость и стойкость, у сердца — вкус и такт. Ядовитость же греха для тела в сем очевидна. В сем отношении человек, работающий греху, есть то же, что умирающий или томящийся предсмертно. Как ощутимо это выражается в беспрерывном, безотрадном состоянии человека грешника! Жизни свойственна радость, но нет радости у нечестивого.