Касается лично нас
Сейчас 9 Мая становится праздновать почти неприлично среди «думающих людей»: много разговоров о спекуляции на празднике, что снова хотят залакировать, что чиновники убивают все живое, а на «Бессмертный полк» народ посылают по разнарядке, а значит, вопреки им, мы не пойдем.
Да, символы Победы на продуктах питания и младенцы в военной форме меня тоже, мягко говоря, удивляют. А уж от «мы можем повторить» мне становится страшно и физически плохо. Но все это к празднику 9 Мая не имеет отношения. К нашему, семейному празднику.
Потому, что он еще – о живой, лично нас касающейся истории. Как будет с детьми – не знаю, от них все уже гораздо дальше, прадеда-фронтовика видела только старшая, которой сейчас 15 лет.
– Это проект по «Окружающему миру»? – спрашивают иногда приходящие в дом гости, кивая на стенгазету «Спасибо!» с фотографиями фронтовиков. Но газета эта появилась раньше, чем старший ребенок стал изучать «Окружающий мир», она только периодически обновляется, когда фломастеры совсем выцветут. Она не для отчетности нужна, а для нас.
А когда в школе дают задание написать про героев войны, предлагаю писать именно про наших – про татарского прадедушку Шагиахмета, который смотрит на нас с фотографии «Привет из Москвы»; про двоюродного украинского прадедушку Назара и про родного – Алешу; про прапрадедушку Николая, о котором мы совсем ничего не знаем, кроме того, что пропал без вести, и в нашей газете нет фотографии, только надпись, или про прадедушку Сережу, того самого, которого успела увидеть дочка. И муж успел его записать на диктофон, а потом изучил весь его фронтовой путь…
Не понимаю вопроса «Как говорить с детьми о войне»
Мы не говорим специально с детьми о войне. Я вообще не понимаю этого вопроса – «Как говорить о войне с детьми?» Потому что это же дико – вдруг ни с того ни с сего: «А сейчас, дети, поговорим…»
Дети же – они вот, рядом, когда мы вспоминаем рассказы дедушки Сережи, представляя, сколько раз его, а значит, и мужа, и наших троих детей могло бы просто не быть. Вот он отошел на минуту, а в их окоп попал снаряд, вот он собирал дрова, не зная, что находится под прицелом пулеметчика, оступился, чуть отшатнулся в сторону, и в ту же секунду его ватник прошила очередь, и каким-то невероятным прыжком дед спрятался в случайную ямку и сидел там до ночи… Таких историй муж знает множество, а сколько дедушка еще не рассказал!
Да просто на бытовом уровне, муж вернулся с работы, рассказывает:
– Эх, зря я на машине не поехал, маршрутку долго ждать пришлось, в такую-то слякоть и холод. А как дед, когда день за днем в окопе в осенней сырости, и не укрыться, и костер не разжечь, а при этом – под постоянным вражеским огнем…
Говорим, что каждое 9 мая дедушка после встречи с ветеранами запивал, хотя по жизни особо не пил – слишком болело…
При детях мы обсуждаем «Прокляты и убиты» Астафьева или жесткие воспоминания искусствоведа Николая Никулина, при детях читаем Твардовского, Ахматову и Дегена.
Правда, они еще не понимают, почему я без слез не могу читать, например, ахматовское «Важно с девочками простились». Когда у меня не было детей, я тоже спокойно читала эти строчки, переживая только теоретически…
Вообще семья учит по-другому смотреть на многое. Когда-то в детстве я, пионерка, не понимала прабабушку, которая равнодушно говорила, что уже после смерти ее мужа от ран прислали какую-то медаль и она не помнит, куда ее сунула. Медалями нужно гордиться, а не засовывать их неизвестно куда, мысленно возмущалась я. А теперь понимаю – ну что ей до той медали, когда она одна, без поддержки, поднимала троих детей, тоскуя о любимом муже?
Мы пойдем на «Бессмертный полк», потому что праздник
Фотографии всех наших воевавших мы понесем на «Бессмертный полк». Дети сами хотят идти. В прошлом году мы, родители, болели, так дочка сходила с классом за нас всех. И да, в школе это – дело добровольное.
А еще мои дети много-много лет назад попросили пилотки. Тогда их еще не продавали в промышленных масштабах в гипермаркетах. Для них они – не карнавальный костюм, а какой-то знак сопричастности, вот на фотографии же прадедушка – в залихватски надвинутой набок, очень похожей пилотке…
История войны – не про что-то абстрактно-обобщающее, не про «советский народ», а про каждого конкретного человека, уникального и бесценного. Про каждого ахматовские строки: «Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, – / Внуки, братики, сыновья!»
Они, – со своими мечтами и желаниями, как масштабными, так и самыми бытовыми, они, погибшие и выжившие, оставившие или сумевшие вырастить детей и понянчить внуков, или ушедшие из жизни, едва сами выйдя из детского возраста – ежедневно сталкивались с ужасом войны.
У каждого – свое имя. И среди них наши – Солтановы, Головко, Шагиахметовы, Берсановы, Лапшины, Яицкие.
Никакие шоу, карнавальные костюмы и лозунги не обесценят и не девальвируют для нашей семьи этот день.
Мы пойдем на шествие Бессмертного полка с портретами наших дорогих и, наверное, с воздушными шариками. Потому что праздник. Потому что родились мы с мужем, наши чудесные дети в том числе, благодаря тем, чьи портреты несут во время шествия люди, и благодаря тем, чьих портретов никто не несет – некому, потому что «и во всем этом мире до конца его дней – ни петлички, ни лычки / С гимнастерки моей».
Для нас 9 Мая – понимание этой причинно-следственной связи и, конечно, боль… И, повторяю, праздник, когда все вместе, «живые с мертвыми: для Бога мертвых нет!». Да, у Ахматовой изначально именно такой вариант.