Могли ли белые спасти Царскую семью
Когда мы задаем вопрос о том, могли ли белые спасти Царскую семью, находившуюся в Екатеринбурге, то необходимо представлять себе реальную обстановку и военно-политическую ситуацию первой половины лета 1918 года.
Белые армии, если понимать под этим названием оперативные объединения сил российской контрреволюции, находились далеко от Екатеринбурга. Добровольческая армия Генерального штаба генерал-лейтенанта А. И. Деникина шла походом с территории Области Войска Донского на Кубань и вела тяжелые бои с превосходящими силами противника, отчаянно защищавшими Северный Кавказ. Донская армия генерал-майора П. Н. Краснова планировала наступательные операции в противоположном направлении — на Царицын, имевший в тот момент огромное значение для ленинского государства.
Небольшая Народная армия Комитета членов Учредительного Собрания (Комуча), чьей главной ударной силой был небольшой отряд под командованием Генерального штаба подполковника В. О. Каппеля, сражавшийся в районе Сызрани, только формировалась путем импровизации. На Западноуральском направлении против красных воевали, в первую очередь, военнослужащие Чехословацкого корпуса, а в Сибири лишь началось создание и развертывание пока еще слабых частей Западно-Сибирской армии полковника (генерал-майора) А. Н. Гришина-Алмазова.
Екатеринбург утром 25 июля 1918 года освободила от большевиков русско-чешская группа Генерального штаба полковника С. Н. Войцеховского. Но ее основу составили 12 чехословацких стрелковых рот (1850 штыков), в то время как пять оренбургских казачьих сотен играли явно вспомогательную роль. При этом соотношение сил на Северо-Урало-Сибирском фронте складывалось в пользу большевиков. Они имели к 10–12 июля более 16 тыс. штыков и сабель, 346 пулеметов, 34 орудия, 6 бронепоездов, бронеавтомобиль и 11 аэропланов. Чехи и русские — 9,5 тыс. штыков и сабель, 31 орудие, 4 бронепоезда и 2 аэроплана.
Даже если теоретически представить, что чехи и оренбуржцы прорвались бы к Екатеринбургу на сутки-двое-трое ранее — это ничего бы не изменило в трагической судьбе Царской семьи. При любой даже символической внешней угрозе для Екатеринбурга на Северо-Урало-Сибирском фронте несовершеннолетний государь Алексей Николаевич, Николай II, их родственники и слуги были бы немедленно уничтожены коммунистами, как это и произошло.
Соответственно, можно рассматривать лишь единственную допустимую возможность освобождения Царской семьи и ее слуг — в результате заговора. Но здесь нужно учитывать, что господа офицеры и прочие контрреволюционеры, в отличие, например, от Б. В. Савинкова, весной 1918 года успешно создававшего Союз защиты Родины и Свободы, не обладали никаким опытом подпольной работы. Кстати, в мае-июне 1918 года отделы Союза Савинкова в Москве и Казани провалились именно потому, что их участники, в основном бывшие чины старой русской армии, нарушили элементарные правила конспирации.
Легко рассуждать о том, что Царскую семью следовало освободить в результате заговора, но на практике любые подобные мероприятия весной-летом 1918 года представлялись в высшей степени сложными: для такой специфической деятельности не хватало ни подготовленных людей, ни денег, ни оружия, ни документов, ни средств связи, ни транспорта, не говоря уже о том, что в случае невероятного успеха затем спасенных следовало ведь где-то скрывать от большевиков и сочувствовавших им соотечественников.
Кто и с какими соратниками весной 1918 года мог взять на себя подготовку и проведение столь сложной операции, если даже все силы российской контрреволюции в тот момент в совокупности не насчитывали и двух десятков тысяч человек на сто миллионов взрослого населения?..
Первые молитвы об убиенном Государе
В Тобольский период заключения царственных узников, вероятно, это было возможно до Октябрьского переворота, тем более Гвардии полковник Е. С. Кобылинский, командовавший особым отрядом охраны, относился к Царской семье сочувственно. Однако бесчисленные монархисты и черносотенцы, бывшие в период империи столь крикливы и демонстративно верноподданны, после Февральской революции все куда-то исчезли и в политическом отношении оказались совершенно бесплодны, не говоря уже о конспирации по спасению Царской семьи. После Октябрьского переворота условия ее содержания резко изменились, а с перевозом царственных узников и их слуг из Тобольска в Екатеринбург весной 1918 года стали гораздо более жесткими.
Весь начальный период гражданской войны — от октября-ноября 1917 года до лета 1918 года — стал этапом импровизации, организации и становления российской контрреволюции. Разрозненные силы белых в совокупности исчислялись тысячами человек, и они вели совершенно неравную борьбу на Юге России. Правда, основатель Белого движения и Добровольческой армии генерал от инфантерии М. В. Алексеев, находившийся на Дону, а затем с армией, скитавшейся в кубанских степях, беспокоился о судьбе Царской семьи. Белые генералы знали, что она находится где-то в Тобольске, более чем за две тысячи верст от Дона и Кубани.
В середине января 1918 года Алексеев командировал в Москву Генерального штаба полковника Д. А. Лебедева. В частности, он должен был установить контакт с монархическим подпольем с задачей добыть средства для организации спасения Царской семьи. Но «подполья», не говоря уже о средствах, Лебедев в советской столице не нашел и в марте он отправился в Сибирь на свой страх и риск, приняв участие в подготовке свержения большевистской власти в мае-июне 1918 года.
Во второй половине июля, когда Дон узнал о расстреле Николая II — о судьбе его семьи еще ничего не сообщалось — ни Атаман Войска Донского, убежденный монархист генерал-майор П. Н. Краснов, ни Донское правительство должным образом никак не отреагировали. Первую панихиду в Вознесенском Войсковом соборе в Новочеркасске по убиенному императору заказал сам Алексеев и члены его семьи, причем заупокойное богослужение совершил не архиерей, а служащий священник.
Алексеев просил о панихиде архиепископа Донского и Новочеркасского Митрофана (Симашкевича), но тот уклонился от выполнения просьбы генерала. «Нет слов, чтобы говорить о том, какое тяжелое чувство было у всех присутствующих, а их было мало, только те, кого предупредил и позвал отец, и кто посчитал своим долгом прийти. У меня в памяти остался полутемный, огромный, почти пустой Войсковой собор и эти, столь тогда необычные заупокойные молитвы об убиенном Государе Императоре», — вспоминала в эмиграции дочь Алексеева, Вера Михайловна.
Им пришлось бы сражаться голыми руками
Извне Царская семья получала от жертвователей какие-то средства, которые тратились, в первую очередь, на продукты и медикаменты. Приносили продукты (яйца, сметану, масло, молоко, овощи) послушницы — или их посредники — Ново-Тихвинского женского монастыря, но значительную часть передач забирала для своего стола охрана. Большевики подвергали узников обыскам и «экспроприировали» деньги под разными предлогами.
Так, например, 30 апреля после переезда в Екатеринбург член исполкома Уральского облсовета и заместитель председателя Уральской облЧК С. Е. Чуцкаев при аресте Свиты Его Величества генерал-майора князя В. А. Долгорукова изъял у него сумму в 79 тыс. рублей, принадлежавшую заключенным и находившуюся у Василия Александровича на хранении. Его посадили в тюрьму «в целях общественной безопасности», а 10 июля расстреляли, бросив труп в лесу. Обвиняли генерала в подготовке побега Царской семьи, но все это было вымыслом палачей.
В Екатеринбурге находились несколько десятков человек, бывших офицеров, включая чинов Гвардии, которые позже рассказывали о своем намерении совершить нападение на Дом особого назначения (Ипатьевский дом) с целью освобождения Царской семьи. Входили в эту группу якобы около сорока человек, а реально, скорее всего, в пределах 15–20 во главе с Гвардии капитаном (в белых войсках Восточного фронта — Генерального штаба полковник) Д. А. Малиновским. Среди них были Гвардии капитан Г. В. Ярцов, Гвардии штабс-капитан Л. К. Гершельман, ротмистр Н. В. Бартенев и другие офицеры. Все они формально числились состоявшими на службе в Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА), как обучавшиеся в Военной академии РККА — бывшей Академии Генерального штаба, эвакуированной весной 1918 года из Петрограда в Екатеринбург.
Часть слушателей, очевидно, искренне симпатизировала белым, считая большевиков узурпаторами, немецкими агентами и даже обычными разбойниками. Но «подпольщики» имели оружие в лучшем случае на 20–25 человек, преимущественно револьверов с небольшим запасом патронов. В случае каких-либо вооруженных акций им пришлось бы сражаться голыми руками. В среду слушателей чекисты внедрили своих осведомителей, за всеми «академиками», включая преподавателей, осуществлялся строгий контроль.
При этом непосредственная охрана дома особого назначения насчитывала 80–85 человек, идейно мотивированных, имевших боевой опыт, вооруженных винтовками, револьверами и ручными бомбами. Огневые средства усиливали четыре пулемета — один из них находился на колокольне Вознесенской церкви и мог вести огонь прямо по дому.
Ипатьевский дом плотно блокировали до 15 постов-караулов, между ними существовала разветвленная система сигнализации и связи, территорию усадьбы (дом, сад, хозяйственные постройки) окружал забор, а затем местные рабочие поспешно возвели и второй — внешний — забор с высокими торчавшими досками, позволявшими узникам видеть из окон лишь верхушки деревьев.
Недалеко размещались дружина областного комитета РКП(б) в несколько сот человек и команда ЧК, кроме того, постоянный гарнизон Екатеринбурга насчитывал до 2 тыс. бойцов, не говоря уже о рабочих, сочувствующих большевистской власти.
Таким образом, у безоружных «подпольщиков» — при их самых искренних намерениях — к сожалению, не было ни одного шанса спасти Царскую семью.
Любая попытка нападения мгновенно привела бы к убийству всех узников «ипатьевской крепости» — и лишь только сыграла бы на руку коммунистам — а заодно стала бы и героическим самоубийством для самих «подпольщиков».
Чтобы взять Ипатьевский дом внезапным штурмом, требовалось, вероятно, 100–150 хорошо вооруженных и подготовленных боевиков, но откуда они могли взяться?.. Неудивительно, что вся помощь небольшой группы конспираторов Царской семье выразилась в посылке им на Пасху кулича и сахара. Это максимум, что могли сделать контрреволюционеры — и в этом нет их вины.
Поэтому, к сожалению, следует признать, что в тех условиях, которые существовали весной — и в первой половине лета 1918 года, реальные возможности для спасения Царской семьи путем заговора или какой-либо конспирации отсутствовали. Большевистская власть в России укрепилась, основная масса населения была либо запугана насилием и террором, либо еще сочувствовала ленинцам, а силы национального сопротивления выглядели в тот момент слишком слабыми и неорганизованными, чтобы решить такую благородную задачу.