Павел Лукин. Фото: Анна Гальперина
Спорить с таким человеком, как Татьяна Викторовна Краснова – занятие заведомо неблагодарное и обреченное, но я всё-таки попробую. Да и в принципе я полностью отдаю себе отчет в том, что подавляющее коллег со мной не только не согласится, но будет решительно против (особенно это касается работников вузов).
Если формулировать кратко, то я считаю, что введение «единого экзамена» было движением в правильном направлении, хотя с самого начала не лишенным органических пороков, количество которых, к сожалению, постепенно нарастало.
Тем не менее, даже в том виде, в котором ЕГЭ существовал и существует сейчас, это лучше, чем традиционный экзамен. Если оставить за рамками обсуждения эмоции (а понятно, что когда дело касается поступающих детей, они неизбежны), аргументация противников ЕГЭ обычно сводится к следующему.
1. ЕГЭ – это уравниловка, через которую сложно прорваться «нестандартным» абитуриентам.
2. Преподавателям вузов надо видеть тех, с кем они будут работать (надо посмотреть на абитуриента «глаза в глаза», как выразился один известный ректор).
В статье Т.В. Красновой приведен еще один аргумент:
3. ЕГЭ вызывает стресс у наших любимых детей, по атмосфере он похож на войсковую операцию.
Все эти аргументы представляются мне либо неубедительными, либо ложными. Главное состоит в том, что они не основаны на какой-либо разумной альтернативе единому экзамену. Как правило, в качестве таковой предлагается вернуться к старому (но недоброму) экзамену по системе «глаза в глаза». Между тем, он по всем позициям не выигрывает, а проигрывает ЕГЭ (ничего идеального же, как известно, в земной жизни не бывает: у всего есть свои плюсы и минусы, вопрос лишь в их соотношении).
ЕГЭ, безусловно, уравниловка, но через него «нестандартному» ребенку (разумеется, нестандартно одаренному, а не психически нестандартному) прорваться много проще, чем через экзамен «глаза в глаза». Дело в том, что технология последнего абсолютно коррупционна.
Речь не идет о том, что преподаватели берут взятки (хотя и это не редкость), а в том, что коррупциогенен (в широком смысле) сам его принцип: никакие люди, даже самые замечательные, не в состоянии сами себя контролировать. С таким явлением, как блат, сталкивался, думается, каждый преподаватель вуза (даже если не все в этом признаются). Как же можно не порадеть «хорошему человеку», тем более если он действительно хороший!
Далеко не все почему-то отдают себе отчет в том, что это столь же коррупционное явление, сколь и банальная взятка; тем более так было в советское время, когда деньги вообще играли существенно меньшую роль, чем статусные возможности, реализацией которых и был блат.
Известны (и, по-видимому, нередки) случаи, когда коррупционный характер блата выступал и в более прямой и отталкивающей форме – нематериальной взятки: преподаватель пристраивает в вуз отпрыска, допустим, врача или завмага, а те – кладут его в клинику в нормальную палату, а не в коридор, или «отпускают» ему дефицитный товар. И уж совсем слабо завуалированной формой взятки была значительная часть репетиторства – одного из самых отвратительных явлений на прежнем рынке «образовательных услуг».
В любом случае, «хороших людей» много, и далеко не все они живут в Москве и могут «выйти» на преподавателей вузов. О том, что это не досужие домыслы, а реальность, свидетельствует упрямая статистика (которую противники ЕГЭ упорно стараются не замечать): количество студентов из провинции после реализации реформы резко увеличилось.
Эти строки пишет коренной москвич (не видящий, впрочем, в этом ни малейшего предмета для гордости). Но ведущие московские (и петербургские) вузы создавались как образовательные центры для всей страны. С какой стати «хороший человек» из Москвы должен иметь преференции по сравнению с «хорошим человеком» из Челябинска, например?
До введения ЕГЭ в московских вузах училось всего 25% иногородних студентов, что вполне абсурдно с позиции логики. Теперь в таком престижном вузе, как Высшая школа экономики, – одном из пионеров в деле введения ЕГЭ – уже 60%. Эти цифры убедительно показывают, какой именно характер преимущественно имел традиционный экзамен «глаза в глаза».
Уровень коррупции, конечно, померить сложно, но в кулуарных беседах большинство преподавателей (в том числе некоторые из тех, кто ратует против «натаскивания» и «тестов») признают, что в целом он довольно значительно снизился, хотя проблема и сохраняется. Более того, по таким отзывам, в тех вузах, где прием по ЕГЭ осуществляется в более «чистом» виде, коррупционная составляющая существенно ниже, чем в тех, где он «улучшен» элементами экзамена «глаза в глаза».
Разумеется, любому – и «стандартному», и «нестандартному» – абитуриенту проще иметь дело пусть и не с идеальной, но с понятной и «равноудаленной» системой поступления, чем с системой изначально субъективной и коррупционной.
Кстати, о нестандартности. Конечно, для абитуриента, способности которого развиты «нестандартно» (где густо, а где и пусто), или просто для человека, склонного к долгим раздумьям, подготовка к ЕГЭ представляет определенную проблему. Но эта проблема, так сказать, «нормальна» и преодолима: в подготовке к сдаче тестов (или, как любят выражаться противники ЕГЭ, в «натаскивании» к тестам) приятного мало, но, во-первых, в жизни приходится заниматься далеко не только приятными вещами, во-вторых (и в главных), это всё равно лучше, чем оказаться жертвой коррупционных вузовских интриг или идеологически мотивированного «отсева». А ведь экзамен «глаза в глаза» имел и эту функцию: вспомним большевистскую дискриминацию детей «бывших» или позднесоветскую – евреев.
В качестве альтернативы ЕГЭ иногда (как в статье Т.В. Красновой) упоминается свободный прием в вузы всех, кто этого хочет, с последующим отсевом. Эта система действительно внешне выглядит привлекательнее экзамена «глаза в глаза». И кое-где, в частности, во французских университетах, такое имеет место. Но в действительности эта альтернатива – иллюзорна.
Не будем много говорить о колоссальных инфраструктурных проблемах: где, например, селить полчища будущих первокурсников МГУ или ВШЭ? Как решать проблему с аудиториями? Откуда взять для них армию преподавателей? Какое вообще возможно преподавание для тысяч человек одновременно (а сомневаться в том, что количество студентов самых престижных вузов будет именно таково, не приходится: достаточно посмотреть на цифры конкурсов)?
Между прочим, в той же Франции эти проблемы стоят весьма остро, а самое интересное, что на самые престижные вузы – так называемые «высшие школы» – система «все флаги в гости к нам» не распространяется, там существует конкурс, весьма жесткий и «стрессогенный».
Главное, однако, всё-таки в другом: практически все коррупционные технологии при таком подходе просто переместятся на уровень выше: с поступления на 1-й курс – к переходу на 2-й, а роль пресловутого вступительного экзамена «глаза в глаза» будут играть сессии. Неизбежные циклопические траты окажутся бессмысленными: деньги будут выброшены на воздух, так как сохранится сам порочный принцип субъективизма и бесконтрольности.
Теперь о стрессе. Да, конечно, любая сложная процедура, от которой зависит в значительной степени судьба человека, стрессогенна. И так обстоит дело отнюдь не только в РФ. Приходилось, например, читать, какой характер соответствующий массовый стресс носит в Южной Корее. Но в жизни человека любое значимое событие – это неизбежный стресс. Тот же самый характер носит и устройство (или, точнее, не-устройство) на престижную работу. Меня, допустим, не взяли, а соседа взяли. У меня стресс. Печально. Следует ли из этого, что, например, в менеджеры «Газпрома» надо взять всё взрослое население страны и постепенно несправившихся отсеивать?
И всё же это принципиально другой стресс, чем тот, который бывает у человека, которого на экзамене «глаза в глаза» попросили перечислить поименно жертв бомбардировки Хиросимы, а он сам слышал, как отвечавшему перед ним задали только один вопрос: сколько лет длилась Тридцатилетняя война.
Следует ли из сказанного выше, что автор этих строк считает, что ныне действующий ЕГЭ идеален или даже просто хорош? Нет, не считает. Более того, как уже говорилось в начале, в него изначально оказались как бы «встроены» очень существенные недостатки и даже пороки (как их теоретически можно исправить – отдельный разговор).
Мой тезис в другом – предлагаемая альтернатива заведомо неадекватна.