Большинство жителей России (62 %) не хотят жить вечно. Об этом свидетельствуют результаты опроса россиян, проведенного социологами «Левада-центра» в середине ноября 2013 года. По сравнению с данными 2007 года, число людей, мечтающих о бессмертии, не изменилось. Зато за шесть лет на 17 % сократилось число тех, кто надеется на Бога, а доля тех, кто надеется на свои силы, увеличилась на 14 %. О смерти не задумывались 39% опрошенных, а из тех, кто задумывался о ней, только 15 % сказали, что готовы к ней.
Комментируют эксперты.
Фото: photolapa/photographers.com.ua
Наталья Зоркая, ведущий научный сотрудник отдела социально-политических исследований Левада-центра:
— В нашем регулярном исследовании мы стараемся задавать вопросы об отношении людей к Церкви, о религии. Вопрос «хотите ли выжить вечно?» у нас также уже несколько раз фигурировал.
Технология опросов по изучению общественного мнения подразумевает опрос всего населения России по выборке. Такие репрезентативные опросы показывают позицию всего взрослого населения страны по поставленным вопросам.
Вопрос о том, хотят ли люди долго жить, возник у нас давно, потому что все наши наблюдения показывают, что по сравнению с опросами конца 80-х доля людей, которые считают себя православными, возросла многократно. Если в конце 80-х православными называли себя 13%, то в настоящее время это около 70%.
В своих опросах мы хотим также понять, в какой мере за этим отнесением себя к православию стоит реальная религиозность человека. Насколько он в действительности следует религиозным канонам, обрядам, как реализуются в его жизни принятые в православии религиозные предписания. Здесь картина возникает достаточно сложная
Вопрос о вечной жизни был направлен на то, чтобы определить, верят ли россияне в бессмертие души. Он был задан целенаправленно всем гражданам России, а не только православным. На данный момент число православных уже практически сравнялось с численностью русских, и в случае проведение этого опроса исключительно среди православных, результат вряд ли бы сильно отличался.
Кроме этого мы задаём целую серию других вопросов: «как часто вы соблюдаете религиозные предписания?», «держите ли вы пост?», «как часто причащаетесь, исповедуетесь, молитесь?», и т. д. И по результатам этих опросов можно сказать, что доля людей, которые следуют церковным предписаниям, — не просто заходят в церковь поставить свечку, а участвуют в литургии, хотя бы раз в месяц принимают причастие, ходят в церковь, — очень мала, и она не увеличивается. При этом доля людей, которые заявляют, что в принципе посещают церковь, постепенно растет.
Получается, что среди православных лишь 15 % ходят в церковь хотя бы раз в месяц (а на самом деле, скорее всего, реже). Причастие же раз в месяц принимает не более 3-4 % от тех, кто называет себя православным.
Включая вопрос «Хотят ли люди жить вечно?» в социологическое исследование, нам интересно было в первую очередь узнать отношение людей к смерти, и насколько на него влияет религиозное самосознание.
Ранее, когда мы проводили опрос о православии и задавали вопросы: «верите ли вы в Царство Небесное?», «верите ли в Страшный Суд, в ад, в рай?», то выяснялось, что даже среди православных верят в это меньшинство.
Мы пытаемся выяснить, возрождаются ли в обществе моральные и религиозные ценности, которые лежат в основе развития всех культур. На данный момент в некотором смысле можно говорить о существовании в российском обществе скорее формальной религиозности.
На международном уровне в сравнительных исследованиях складывается иная картина в отношении Католической Церкви и протестантов. По степени социального служения и участия верующих в приходской жизни, конечно, лидируют западные страны, несмотря даже на известные процессы секуляризации в обществе. Безусловно, это связано и с особенностью институтов причастия и исповеди в западных церквях.
Также за последние 20 лет не меняется степень активности и участия верующих в приходской жизни в постсоветских странах, например в Болгарии, Латвии, Литве.
Протодиакон Андрей Кураев:
— Я рад, что большинство опрошенных не согласны с идеей «жить вечно», и это вполне естественно. Только глубоко религиозный человек понимает, что выражение «вечная жизнь» означает вечную жизнь в своём теле в его нынешнем состоянии, с его нынешними проблемами.
Поэтому подобные идеи воспринимаются как идеи из мира научной фантастики: «как изобрести вечную жизнь?», «как увековечить все то, что мы видим сегодня?». И в этом случае мы имеем дело как раз с тем соблазном, от которого уберёг Господь первых людей, выдворив их из Эдемского сада для того, чтобы смерть и боль, поселившиеся в людях, не стали бы вечными.
Последние годы многие люди посмотрели фильм «Властелин колец», и этот сюжет там проговаривался вполне ясно. Бильбо, обретя кольцо власти, которое давало бессмертие, в ответ на вопрос Гендальфа, как он себя чувствует, сказал: «Я себя чувствую как кусок масла, размазанный по огромному куску хлеба».
Поэтому реакция большинства людей, которые не хотят иметь такую вечную жизнь, вполне логична, и страшно было бы, если бы было наоборот. Люди не хотят, скажем, 10 млн. лет подряд ходить к дантисту и испытывать боль.
А эти 20 %, которые выбирают «вечную жизнь», скорее всего религиозные люди, которые понимают это словосочетание именно в духовном смысле, а не биологическом.
Алина Багрина, координатор исследовательской службы «Среда»:
— Вечность, смерть, ожидание, готовность к смерти. Затронуты «сенситивные вопросы». Количественный инструментарий здесь работает с ограничениями. Личный контакт «интервьюер-респондент» влияет на ответ. Сами слова оказываются ненадежными помощниками («барьер вербализации»). Например, будет ли общий знаменатель у понимания респондентами того, что значит «вечно»? А что значит «готовность к смерти»? «Да, выпил бутылку водки и готов ко всему»? Или «похоронил самого родного человека и жду встречи»? Или «Да, с рождения хожу в храм (синагогу, мечеть, молитвенный дом..)»? Или «Да-да-да, только отстаньте от меня с этими вопросами»? (Тем не менее, интересно бы посмотреть — кто они, 15% соотечественников, «готовых к смерти по самооценке», каков социально-демографический портрет этой группы, как она меняется от замера к замеру, если меняется.)
Любой опрос говорит что-то и о спрашивающем. Вариант «хотел бы жить вечно» — как он соотносится с Воскресением? Да, предположим, я верующий человек и живу в сокрушении сердца и предвкушении Царствия Божьего. Но скажу ли я, вот так прямо открытым текстом, глядя интервьюеру в глаза, что «хочу жить вечно»? Может быть да, может быть нет, может быть выберу «не знаю» (группа «не знающих» респондентов потихоньку растет). В этой связи 62% «не желающих жить вечно» для меня, например, интерпретационно закрытая группа, непредсказуемая. Попавшая, может быть, в невольную ловушку секулярной анкеты.
Можно и нужно искать пути для оптимизации инструментария. Тем не менее, когда есть несколько волн, временной ряд, — он в любом случае дает пищу для размышлений, и в этой связи спасибо ВЦИОМ за последовательное обращение к «нематериальной тематике». Что мы видим: за 6 лет заметно сократилось число выбирающих в ответ на вопрос «Сколько вы хотели бы жить?» вариант «Сколько Бог даст» (43% в 2007 г., 26% в 2013 г.).
У нас, у службы «Среда», нет своих мониторинговых замеров. Зато есть опыт применения ряда экспериментальных, количественно-качественных попыток анализа отношения к смерти, к времени. Наши наблюдения, в принципе, соотносятся с этой находкой и говорят о малой представленности в настоящее время религиозного отношения к смерти. По сравнению с тем, что видим мы, 26% это очень, очень много («Бог даст», впрочем, скорее всего воспринимается многими респондентами как фразеологизм, является по сути уходом от ответа). Представление о православном загробном существовании оказывается крайне слабо представленным в массовом сознании. Есть сценарии «механические», «языческие», даже «буддийские» («Newage»). Жизнь человека, которая формулируется не столько био-, сколько техно -, (дискретность и векторность времени, «включение — выключение») — доминирует в картине мира соотечественников. Во многом, как представляется, этому способствует язык современных массовых коммуникаций, про-рыночный, агрессивный, стремительный, редуцирующий полноту бытийности к плоской и хищной модели.
В этой связи, возвращаясь к данным ВЦИОМ: набирающая популярность опция «хочу жить до тех пор, пока буду сохранять силы и ясность ума» (34% в 2007 г., 48% в 2013 г.) — представляется закономерной. Аксиология утилитарной ментальности «хомоэкономикус» подсказывает: «буду жить, пока сам за себя». Надеяться на окружающих «хомоэкономикусов» — нерационально.
Ирина Рахимова, директор центра психологической поддержки «Православная семья»:
— Я пришла в Церковь на волне 90-х годов. Это было время тотального дефицита всего – и смыслов жизни в том числе, но в то же время это был необыкновенный подъем. Люди горячо вливались в церковную жизнь, открывали ее для себя – это был совершенно новый для многих пласт бытия.
Сегодня на смену дефициту пришло время перенасыщения. Возможно, именно поэтому надеяться на Бога стали меньше. Человеку хорошо живется, ему комфортно, его со всех сторон окружает масса информации: зачем обращаться к небесам, если все под рукой?
Не могу сказать, что ощущаю, будто в Церкви стало меньше людей – их было много, и их много сейчас. Но даже по себе вижу: если раньше была серьезно погружена в церковную жизнь, изучала ее, то сейчас в жизни наступила новая фаза. Вера не угасла, нет, Бог всегда рядом, но вместе с тем появилась какая-то прохладность. Бытовуха, суета – все это засасывает и отвлекает, и, наверное, это общая тенденция.
Но, как пишут святые отцы, в духовной жизни есть этапы угасания и возгорания чувств. Все на свете развивается циклично. Один цикл мы прошли, сейчас вступили в другой – мы пройдем и его, и вступим на новый виток. Сознание обязательно включится. Уснуть ему не дадут, в первую очередь, наши близкие, которые уже воцерковлены или идут по пути воцерковления. И тогда мы посмотрим на них, вдохновимся их примером, и пойдем дальше.