На краю земли
Добраться до монастыря не так уж просто, поэтому здесь не очень много паломников (в отличие от Соловецкого монастыря, например), практически вовсе нет туристов, да и местных жителей, не имеющих отношения к монастырю, тоже, по сути, нет.
На поезде, и то с пересадкой в Архангельске, можно доехать только до города Карпогоры, а оттуда нужно будет ехать на маршрутке или такси. Чтобы переправиться через Пинегу, нужно заранее договориться с монастырем — оттуда пришлют перевозчика.
Поезд приходит в Карпогоры в начале одиннадцатого, до Пинеги вы доберетесь в начале двенадцатого, глотая по пути пыль, непроницаемым высоким шлейфом встающую на грунтовке за каждой машиной. (Трудно любить тех, кто тебя обгоняет и заставляет часто моргать и кашлять от набившейся в глаза и рот пыли, но можно их понять: до обгона они пробирались сквозь пыль от твоей машины). Зато добравшись…
Тонкое зудение полчищ комаров перекрывается восхищенными охами и ахами. Ешьте нас, пейте кровушку, но мы будем изо всех сил фотографировать, благословляя художника — Творца неба и земли.
Зимой по льду, а летом на лодке (иногда шальная волна может ее захлестнуть даже при самой тихой погоде, так что сумку с документами и гаджетами на дно лучше не класть) можно добраться до обители, а осенью и весной — то ледостав, то ледоход — связь с миром обрывается. Пока не было мобильной связи и интернета — было полное ощущение древнего отшельничества. Сейчас изоляция уже не полная, но тихое время без неожиданных (да и ожиданных) гостей братья любят больше всего.
— Мы не загружены паломниками и туристами. Рады всем, кто приезжает, и рады, когда никто не приезжает, ведь Христос — «тишины Начальник», а внешняя тишина помогает обрести и внутреннюю, — говорит духовник монастыря иеромонах Венедикт (Меньшиков).
С флота на кухню
Геннадий живет в Веркольском монастыре с 2003 года: приехал на три дня посмотреть и остался — сначала на три недели на сенокос, потом и насовсем. То на лодку было некого поставить, а он на флоте раньше был; то на кухню отправили. Недели на три в году выезжает к семье и к врачу.
— У меня христианская семья, всё в порядке: сын повзрослел, они понимают, что главное — спасение души. И послушание интересное: я и сам не знал, что я повар, в шоке был. На флоте ходил-ходил, а тут только выяснилось, что мог поваром работать.
Поваром — между жаркими печами и разделочным столом — Геннадий стоит уже восемь лет. На столе у братии — супы и каши, рыба, домашний творог и молоко. В 1990-е годы были голодные времена, приходилось делить банку консервов на несколько человек. Сейчас отцы признаются: осталась «норма» по хлебу собственной выпечки (два кусочка на завтрак и три на обед), но первого и второго можно взять сколько угодно.
— За время, что отец Иосиф здесь игумен, в монастыре сложились свои неписаные традиции, и новые, кто приезжает, начинают следовать им. Основа всего — христианство и устав монастыря. Все проходят послушания, все пришли ради Христа. Убери послушание — любая мужская община развалится. Всем приходится делать не то, что хочется. Послушание мыть посуду, например, никого не радует, а все моют. Конечно, в чем-то все монастыри похожи: куда ни приедешь, там свой отец Венедикт, свой отец Лазарь. Но в чем-то и люди другие, и традиции: мы и Сийский монастырь — совсем разные. Здесь мы живем годами и не замечаем, как меняемся, а поедешь в город — и всё чужое.
Преображение человека
За время, что Геннадий живет в монастыре, приняли постриг уже несколько монахов. Сам он продолжает носить обручальное кольцо и о сане не помышляет:
— Монах — это серьезно. Со стороны нельзя это ни на себя примерить, ни рассуждать об этом, ни понять это. Я на двух постригах был, это именно преображение, без всякого пафоса говорю. Первые три года я что-то такое думал, а потом на себя посмотрел — не монах, — рассказывает Геннадий. — Один у нас семь лет послушником жил, не постригли — теперь жена, дети. Бывает, что человек сломался в миру и ищет покоя, приезжает сюда и думает, что он обрел покой. Потом уезжает в мир, там ничего не получается, он возвращается… В миру такой же крест, как в монастыре, не меньше.
Искушения, в том числе бесовские, — в монастыре реальность, от которой не отмахнешься. После братского молебна (начинается в 5-30 утра) перед завтраком многие ложатся еще немного поспать («может, редкие избранники читают Святых отцов или молятся», — говорят в монастыре), и в это время, как говорит духовник монастыря отец Венедикт (Меньшиков), присниться может все что угодно. Бесы очень любят именно это время. Да и вообще за тихой внешностью монастырской жизни скрываются бури и брани, преодолев которые, человек приносит духовные плоды.
Святыня под спудом
Мощи праведного отрока Артемия были укрыты монахами в 1918 году, чтобы над ними не надругался направленный в монастырь специально для этого отряд ВЧК. В 1941-1942 годах особый отряд НКВД занимался поиском мощей в Веркольских окрестностях, но так их и не нашел.
Не нашли их и позднее.
— Думаю, рака праведного Артемия хранится у реки Кумбалы по левой стороне, там стоит береза с крестообразными ветками, как на Анзере на Соловках. Сколько жил — не видал такой бересты, чистая-чистая! Как знак Божий, — говорит местный художник Дмитрий Клопов, участвовавший в восстановлении монастыря в 1990-е годы. — Я в прошлом году ходил с топором за чагой, там когда-то была мельница, а теперь, если раку найдем, надо там поставить часовенку.
Иеромонах Венедикт (Меньшиков), впрочем, говорит, что когда монахи по Кумбале ходили, ничего похожего на описание Дмитрия Клопова они не видели.
— Мы пытались искать мощи, даже ступеньки разбили в Казанском храме, зеркала туда пихали какие-то, искали замурованные комнаты… Приходили письма, что якобы кто-то видел, что мощи на территории монастыря. Наш архивариус Георгий тоже «бредил» этой затеей, у него своя теория, он искал и в Успенском храме. Кто-то искал подземные ходы из монастыря к Пинеге — якобы мощи там, — вспоминает иеромонах Венедикт, благочинный монастыря и духовник братии. — А потом всё это оставили. Когда Господь благоволит — явит мощи. Раньше мы каждое утро в конце молебна читали особую молитву об обретении мощей. Теперь перестали: надо просить о спасении души, об исправлении жизни, Царствия Небесного просить, а нам мощи хочется. Вот и успокоились мы.
Насельники монастыря вместе с наместником не уверены, что готовы к обретению мощей — вернее, к увеличению числа паломников, к которому поведет явление святыни. Хотя мощей в России сейчас много, они перестали быть «невидалью», а дорога к Верколе трудна, людей в монастыре станет больше.
— Как мы можем быть уверены, что понесем это? Преодолеем ли свои страсти, не соблазним ли людей? Надо самим быть святыми, чтобы жить у святыни. А в вопросе о том, где мощи, нет духовного смысла, — говорит отец Венедикт.
Детский монастырь
Устав обители, как и в прежние времена, строг: «Друг к другу в келию без великой нужды не ходить, разговоров неполезных всемерно уклоняться: в коридорах для бесед не останавливаться; в трапезе отнюдь не разговаривать; громко в келиях не читать, быть и наедине всегда одетому, кроме ночных часов: почитать друг друга, особенно старших летами…» Но это не значит, что монахи ходят угрюмыми и чуждаются шутки.
— Однажды к нам приехал паломник — старцев искал. Еще и обижался на нас, не верил, что в северных лесах — и старцев нет! — вспоминают они юмористические случаи из жизни обители, оговорки из чтений за трапезой (вроде «архирасстриг» вместо Архистратиг Михаил). Дело не в том, что в братии — простецы: наоборот, как говорят в монастыре, человеку с двумя высшими образованиями бывает труднее и читать на клиросе, и даже запомнить последовательность действий в алтаре. Может, голова слишком плотно набита знаниями, и новые не помещаются?
— Может, монахи и должны быть серьезнее, но я списываю на то, что у нас детский монастырь, нам можно, — шутит духовник братии отец Венедикт.
В конце концов, есть и Евангельская заповедь «быть как дети», чтобы войти в Царство Небесное.
Восстановление из руин
— То, как монастырь выглядит сейчас — грановитая палата по сравнению с тем, какие завалы и разруха были лет пятнадцать назад, — вспоминает отец Венедикт. — Два года назад только появился теплый туалет, а то были все прелести жизни, особенно в 56 градусов мороза.
Когда отец Венедикт приехал в монастырь, в Артемиевском храме еще светилась сквозь слой краски на полу баскетбольная разметка, оставшаяся в наследство от школы для умственно отсталых детей. Оргалитовые иконостасы, падающие со стен кирпичи. Зимой служили в варежках и пимах (высокие ненецкие сапоги из оленьих шкур).
До пострига отец Венедикт прожил в монастыре год — в те годы традиции трехлетнего искуса еще не было. Ему был 21 год, он хотел пожить немножко и поступить в семинарию. Пожил — и в семинарию расхотелось, остался.
— Мы застали время, когда в Русской Церкви была «включена парикмахерская»: с помощью множества постригов хотели заполнить монастыри. Но восполнить невосполнимый пробел за один раз невозможно, нужна передача опыта, в том числе опыта покаяния и послушания, не только из книг. А то и бывает, что молодой человек прельстится одеяниями и внешней стороной жизни в монастыре, — говорит отец Венедикт.
Времена «парикмахерской» прошли, как и времена, когда не хватало элементарного. Но годы «голода» вспоминают как добрые:
— Легко не есть, когда нечего есть. Может быть, трудно при этом не роптать и не раздражаться, но не есть — легко. А ты попробуй воздерживаться, когда на столе и то, и другое, и третье, — а вот что по-настоящему ценно, — говорит иеромонах Венедикт.
Восстановление происходит плавно, комфорт стал прибавляться только в последние пару лет. Паломники приезжают одни и те же из года в год — из Петербурга, Москвы, Северодвинска, Кронштадта. Говорят, что редко кто, приехав раз, не возвращается.