«Самое страшное — кричать на детей от бессилия»
Анастасия, 26 лет, Западная Сибирь:
— В гимназию я устроилась через два месяца после того, как получила диплом. Было сложно вести русский, литературу, родной язык, родную литературу, внеклассные занятия у трех пятых классов. И для каждого иногда приходилось делать разные конспекты.
Я утонула в круговороте тетрадей и журналов: по три электронных, бумажных и внеклассных. Приходила домой с сорванным голосом и гудящими ногами, потому что некогда было присесть и уж тем более поесть.
Мой характер слишком мягкий, меня не слушались. Иногда я кричала на детей, а потом плакала, потому что мне было противно от себя. По вечерам я проверяла тетради. Молодой человек звал гулять — я проверяю тетради; ко мне приезжали сестры — готовлю конспекты или проверяю тетради; звали друзья куда-то — не могу, потому что я либо без сил, либо проверяю тетради.
Думала, что с непривычки тяжело и просто надо перетерпеть год. В конце первой четверти, понимая, что мое здоровье сдает, моя личная жизнь отходит на второй план, а я ненавижу себя, работу и собственную жизнь, пошла к директору с просьбой подписать заявление. Она уговорила остаться.
Знаете, самое страшное — это кричать на детей от бессилия и отчаяния; это бороться с их родителями, которые писали или пытались до меня дозвониться через классных руководителей, потому что я поставила двойку (ведь кто-то не выучил стихотворение); это сидеть над 36-й или 59-й тетрадью (ведь выпали диктанты у двух классов в один день) и плакать, потому что болят глаза и спина, а отложить проверку уже нет времени.
Однажды мой молодой человек сказал: «Я с тобой разговариваю, а ты мне не отвечаешь. У тебя глаза пустые. Я по-настоящему испугался». В этот же день я накричала на мальчишку, который был не виноват, что у меня сдавали нервы после предыдущего класса. Он спросил: «Вам кто-то настроение испортил, да?» Дети все чувствуют. Мне стало стыдно. Я понимала, что не имею права так общаться с учениками.
А вы знаете, как отчаянно дерутся пятиклассники? Они бьют друг друга кулаками, превращаются в один сплошной ком, который очень сложно разнять. Как взрослые, правда-правда! Последней каплей стала драка стульями. Мальчишки что-то не поделили: первый раз стул прилетел в дверцу шкафа, отколов кусочек; во второй раз стул уже едва не достиг «жертвы». В третий раз он летел уже в меня, потому что мне пришлось закрывать собой ребенка. К счастью, подошла классная руководительница и помогла мне. Вечером того же дня меня увезли на скорой из-за ужасных болей в животе.
Дети — самое страшное, но и самое прекрасное, что есть в школе. Однажды ученик принес мне бургер: «Я видел, что вы тут сидите до самого позднего вечера и ничего не едите. Возьмите, пожалуйста!» А как дети умеют обниматься! Как горят их глаза, когда они действительно рады тебя видеть! Когда уходила, я правда не ожидала, что многие из них будут плакать, обнимать, уговаривать, жалеть. Даже мальчишки плакали: дарили на память свои тетради с признаниями в любви, а один даже сунул мне термос — хотел сделать подарок, подарил первое, что подвернулось под руку. Это тяжело. Мне было жаль прощаться, но даже это меня не остановило.
Я получала 23 тысячи рублей, в октябре благодаря Дню учителя — 27. Сейчас работаю в сфере издательства и получаю примерно столько же, но не отвечаю за здоровье детей, никого не заставляю учиться, а после рабочего дня у меня есть немного времени на личную жизнь.
Это был полезный опыт. Да, работа подорвала мое здоровье — и физическое, и психологическое, но я не жалею, что пришла в школу, и тем более не жалею, что ушла. Не скучаю. Не вернусь туда даже под дулом пистолета. Но детей, которых когда-то учила, буду помнить. Иногда для души до сих пор подрабатываю репетитором.
Чтобы работать в школе, надо либо очень любить детей, либо иметь стальные нервы, либо идти по жизни легко, на пофигизме (именно на пофигизме!). Это тяжелый труд, и я искренне уважаю своих коллег, молодых педагогов, которые эти трудности преодолевают и получают от работы кайф.
«Я пряталась в подсобках и плакала»
Евгения (имя изменено), 24 года, Липецкая область:
— Я учитель географии, до 9-го класса могу вести биологию, химию и физику. Искать работу начала перед пятым курсом, чтобы после вуза прийти в конкретное место. Летом одна школа откликнулась. Предложили выйти сразу, то есть совмещать студенчество и работу: «Мы поможем и поддержим, подучим. Ты не волнуйся, будет как практика, но с зарплатой».
Работа была 24/7 и 365/12. Завтракала я каждый день где-то в пять вечера. Дело в том, что до школы я добиралась на автобусе, к восьми уже была там. Но первый урок мне не ставили — и я сидела впустую до девяти. Просила поменять расписание — тем более, из всех коллег я единственная жила не в этом селе, но завуч сказала: «Нет, мы и так все для тебя делаем, чтобы ты пришла, размялась и все подготовила».
С утра есть еще не хотелось. Я брала с собой маленький контейнер с кусочками колбасы и пару ломтиков батона — и почти всегда этот перекус привозила домой даже не тронутым. На перемене у тебя либо рука не тянется в его сторону, либо начинает дергать завуч: «Подойди, ты нужна, это срочно».
В лучшем случае к четырем я приезжала домой. Через час выползала из комнаты. Завтрак, обед и ужин — в одной тарелке. Иногда доесть ее не хватало сил, потому что мысли: «Ага, вот у меня журнал, отчет, рабочие программы, вот это скорректировать, а вот это разослать». Мозг в принципе не думал о пище. На какой энергии он работал, я не знаю.
Иногда ходила с работы пешком, потому что не успевала на автобус: это 40–45 минут только по трассе, а потом еще 40 по селу до дома.
Однажды в журнале итоги четверти и года я заполнила карандашом, потому что некоторые ребята обещали рассказать материал на следующий день. Завуч сказала заполнить ручкой. Уже подъезжал автобус… Я возвращаюсь, она навстречу выходит из школы: «Ладно, иди домой. У тебя же скоро автобус». Следующий был через полтора часа, и я пошла пешком.
Иду и рыдаю от обиды — надо было доделывать практику, диплом, каждая минута на счету. На середине пути мимо проезжают завуч с директором и даже не останавливаются. В другие дни коллеги тоже спокойно проезжали и потом спрашивали: «А мы тебя видели. Снова пешком шла? И что, тебя никто не подвез?»
Долго выбивала проездной. В первый год его дали где-то в середине марта, а во второй — в середине февраля. С проездным в месяц могло уходить 480 рублей, а без него — 1200. Зарплата оставляла желать лучшего. У молодых специалистов есть доплата в половину от оклада. За голую ставку оклад 8600–8800, вместе с доплатой, с премиями выходило где-то 18 тысяч, а так — 16–17.
Постоянно надо было присылать-пересылать какие-то отчеты, письма. Без конца звонки и СМС: это в интернет выложи, там зарегистрируйся, это пройди, потому что срочно. Могли сбросить какое-то письмо ночью. И когда объясняешь, что не было времени, тебе говорят: «Ну, ты могла встать пораньше, проверить почту, воды попить? Села бы и сделала». А вставала я каждый день в полшестого.
При учителях и учениках меня могли отчитать, когда я, например, просила что-то подсказать: «Ты в вузе штаны просиживала?» Моя ученица, троечница, прошла в олимпиадный центр, но в свой адрес я услышала только: «И что, считаешь, что чего-то добилась? Хочешь показать, что ты из себя что-то представляешь?» Если что-то не успевала и обещала сделать вечером или завтра, завуч заламывала руки: «Посмотри, вот такой-то со всем справился. А чем ты ночью занимаешься?»
Я еще была студенткой, а меня уже отправили на курсы по ЕГЭ — по биологии и по физике, хотя не имели на это права. Для регистрации нужен диплом — у меня его не было. «А что, ты не можешь как-нибудь выкрутиться?» А как я выкручусь? Получу диплом, а потом пойду его защищать? Помогла куратор — курсы продлили еще на месяц, и я успела. Завуч только улыбалась: «Ну, ты же прошла, все же хорошо?»
Во время отпуска нас вызывали на ремонт, потому что «коллективный договор», а уже в августе началась работа. Из-за диплома, курсов и ремонта отдыха у меня не было и недели. К тому же еще с зимы до конца августа меня поставили замещать математика.
В августе сказали, что я должна сидеть до трех часов на работе: «Ты там читай учебники, готовь конспекты, составляй рабочие программы». А я составляла и думала: вот, зарплата будет побольше. И в итоге заплатили только за мои основные часы. Разбираться было бесполезно: «Где ты сидела? Ты уходила еще раньше остальных. Ты ничего не докажешь».
На второй год меня поставили замещать профильный труд у детей с ограниченными возможностями здоровья, и это тоже был ад, потому что у меня есть уроки биологии, физики или химии, а параллельно — труд. Условно, сидит мой 9-й класс, сидят дети с ОВЗ и мальчик с умственной отсталостью. У всех разные учебники, разные программы, разные темы. Ученики ходили на ушах, я пряталась в подсобках и плакала, потому что ничего не получалось, а завуч подливала масла в огонь: «Ты показываешь свою некомпетентность. Все так работают, и у всех все хорошо». У меня эти уроки считались как совмещение, а не отдельные, и доплачивали за них 20%.
Тогда же меня поставили перед фактом: «На вас будут “Точки роста” по физике и биологии» (образовательные центры на базе школы в селе или небольшом городе. — Прим. ред.). Но там должно работать минимум три-четыре человека, в том числе руководитель с опытом не менее пяти лет, а у меня стаж всего второй год. Меня долго водили за нос, обещали дать информацию…
И оказалось, что с февраля 2022 года меня назначили руководителем «Точки роста» и ее единственным работником, но не было ни приказа, ни консультаций, а узнала я об этом в середине июня от знакомой, которая зашла на сайт школы! Я звонила завучу, директору, ходила в роно. Но все говорили одно и то же: «А кто, если не ты?» Это стало последней каплей, и я уволилась.
Сейчас я работаю в офисе, профессия в какой-то степени связана с биологией и экологией. Появилось время на себя, на отдых, на творчество, на друзей. Иногда думаю о школе — только из-за учеников. Мне нравилось с ними работать, но веры в другие школы у меня нет. Первый блин был чересчур комом, на это глаза просто так не закроешь. Я все равно не хочу забывать свои предметы и буду следить за педагогикой — может, когда-нибудь вернусь, но точно не сейчас, а через много лет.
«Шла в школу как на каторгу»
Мария (имя изменено), 22 года, Тамбовская область:
— Летом 2021-го меня через родственников искали бывшая классная руководитель и завучи школы, где я училась. Сказали, что им нужен учитель английского — уже была одна девушка, но она не справлялась.
Я, недолго думая, согласилась. Обещали ставку с хвостиком, около 20 часов — это идеально, потому что училась я в Тамбове, а работать нужно было в области, то есть я могла бы ездить туда на несколько дней в неделю.
Но в начале августа выяснилось, что другая учительница увольняется, а мне отдают все часы. Почему-то это меня не остановило, хотя в экстренном порядке пришлось искать квартиру рядом со школой.
Начался учебный год. У меня 32 часа, репетиторство на дому, институт. Ко второй четверти я вообще перестала готовить, убираться в квартире и в принципе радоваться жизни, потому что слишком много на себя взяла. К декабрю уже сидела у завуча в кабинете и плакала, что уволюсь. Она божилась, что найдет еще одного учителя. Нашли. Обещали разделить нам часы, разбить большие классы на группы.
Но вторая учительница взяла всего несколько часов, классы никто не делил. Я уже тогда поняла, что уйду, решила просто довести дело до конца. Да и зарплата устраивала, не хотелось терять такой доход.
За 32 часа мне платили 25 тысяч, когда снизилась нагрузка — выходило 23. Зимой даже прислали премию в 20 тысяч, я еще немного отложила и купила стиральную машину и пылесос. Учитывая, что жила я с молодым человеком, нам хватало на все и даже больше. Но это в Тамбовской области, где мало куда сходишь и тратить деньги можно либо на еду, либо на покупки через интернет. Объективно, конечно, этого мало. Если бы я жила одна на той же съемной квартире, ситуация была бы другая.
Зимой меня записали на курс повышения квалификации (какой квалификации, если у меня даже диплома нет?), я не стала ничего делать. Было дико сложно справляться с четвертыми-шестыми классами. Тот самый возраст, когда дети в состоянии «все мне враги», с ними невозможно договориться, крик на них не действует, жалость — тем более. Я шла в школу как на каторгу, а уходила с головной болью, это было невыносимо.
У меня был мальчик на домашнем обучении. В начале года, когда он еще учился со всеми, как-то раз на уроке этот ребенок просто снял штаны и всем показывал пятую точку. Не вспомню, что я делала, но как-то сама справилась. В пятом классе был слишком гиперактивный мальчик, он часто психовал, плевался на других, чуть ли не переворачивал парты. Справки или диагноза у него не было. Да и четвероклассники крови попили, с ними каждый урок был «ярким».
Я просто доработала год и убежала. После школы стала очень чувствительна к звукам: засыпаю периодически только в берушах, любой громкий звук, кроме музыки, раздражает. До сих пор снятся уроки, на которых я не справляюсь, школа. Почти каждую ночь.
Сейчас я занимаюсь репетиторством в свое удовольствие: учеников мало, но я подняла ценник, и пока мне хватает. Начала вязать, уже есть один заказ.
«У вас не будет проблем, пока вы сидите тихо»
Артем, 26 лет, Екатеринбург:
— Больше всего в школе мне нравилась литература, у нас ее вела славная, наичудеснейшая женщина. Именно из-за нее в итоге я выбрал филфак (хотя не буду отрицать, поначалу она меня отговаривала туда поступать).
Итак, отучившись четыре года, я встречаю любимую учительницу на улице. Она вскользь упоминает, что в нашей школе есть вакантное место, которое с радостью мне отдадут. Привлекла меня в ее предложении не столько зарплата, сколько знакомая атмосфера — все же я там учился и знал практически всех. Она убедила меня, что условия великолепные: умные, талантливые дети, доброжелательная администрация, поддержка коллег, адекватные родители, оборудованные классы. Я согласился.
Я был окрылен и думал, что горы сверну и моря переплыву, однако все мои планы начали рушиться как карточный домик. Мне дали пятые-шестые классы. На мои уроки ходила завуч, которая придиралась к каждой буковке конспекта, каждому моему слову, к каждому действию, к каждой презентации. Естественно, она требовала делать отчеты по контрольным работам, работать с теми, у кого выходила тройка. Даже когда ребенок явно не тянул на четыре, она заставляла ставить эту оценку, поскольку тройка «портит рейтинг школы».
В отношениях с директором и администрацией все сводилось к одной формуле: «У вас не будет проблем, пока вы делаете все, что вам скажут, и сидите тихо». Почти каждый месяц мы должны были проходить бесполезные семинары, посещать никому не нужные вебинары, присутствовать на выездных мероприятиях, участвовать в профессиональных конкурсах (причем как минимум в двух за год), проверять олимпиады, проводить открытые уроки, сидеть в качестве эксперта на итоговом собеседовании в свободный от уроков день и отмечаться на сверхважных летучках каждую неделю, которые длились от часа до двух (педсоветы — отдельно).
Завуч мог позвонить на мой личный номер и на повышенном тоне заявить: «Вы почему трубку не берете? Вы обязаны брать, когда вам завуч звонит». Я не говорю о том, какое море отчетов приходилось составлять, а ведь порой эти отчеты даже не проверяли.
Никакой поддержки со стороны коллег я не увидел. Были и понимающие учителя средних лет, которые старались мне помочь советом или делом, но их можно пересчитать по пальцам. Подавляющее большинство было либо безразлично-равнодушно, либо злобно-агрессивно.
Моя любимая учительница посетила мой урок всего один раз, и то дистанционный. После пробного собеседования в 9-м классе она прибежала ко мне в кабинет и чуть ли не с криком заявила, что я бездарен, что я неумеха, не понимающий, как надо проверять работы, и что спорить с ней по поводу ответа девочки, которую я оценивал, я права не имею, ведь «она — магистр, а я — всего лишь бакалавр».
Дети все видели и слышали, после этого разговора мой авторитет как учителя пострадал неимоверно, потому что они посчитали: мной можно вертеть как угодно. В тот день я хотел написать заявление об уходе, но меня отговорил директор.
И самое главное — отношения с родителями и детьми. За время работы на меня вылили тонны грязи, мне угрожали, пугали прокуратурой, принуждали извиняться. Говорю начистоту, я за всю жизнь не оскорбил ни одного ученика или родителя, не высказался некорректно о внешности, умственных способностях, родственниках, никого не тронул и пальцем. При всем при этом администрация лепила из меня чуть ли не морального насильника. Администрации всегда проще свалить вину на педагога и заставить его признать свою неправоту, чем перевоспитать ребенка или родителя.
Сейчас я работаю репетитором и вспоминаю школу как страшный сон. Ничуть не жалею, что ушел.
«Это не стоит состояния живого трупа»
Татьяна (имя изменено), 23 года, Брянская область:
— После университета я попала в школу по знакомству с завучем. Я приходила с работы и выключалась, как лампочка или телевизор, спала до вечера, а потом готовилась к урокам. У меня было несколько нервных срывов, хоть я и стрессоустойчивый человек.
Директор предпочитала решать проблемы криком. Она часто приходила ко мне в кабинет (который принадлежал учителю музыки и ИЗО) посреди урока и заставляла детей двигать стулья и парты, чтобы они стояли на расстоянии трех метров от доски. И вот кто-то кому-то на ноги наступил, кто-то шутки ради учебник скинул, в итоге дети расхорохорились и уже не думают об учебе. Оставшуюся половину урока ты пытаешься их успокоить.
По неопытности я ввела правило: чем лучше дети себя ведут на уроке, тем меньше домашней работы. Сначала они это всерьез не восприняли — и я задала достаточно много. Родители пожаловались на меня в департамент. Еще поступила жалоба на то, что я поставила колонку двоек за тест по литературе, о котором я предупреждала заранее несколько уроков подряд: «Пожалуйста, займитесь».
У тебя нет возможности ни поесть, ни сходить в туалет. На уроки я носила свой ноутбук, потому что школьный не работал. С принтером — напряженка, бумаги нет. Бумага — это реально самый ценный подарок учителю, дороже конфет и цветов, потому что все пособия и материалы к занятиям учитель печатает за свои деньги.
Точка кипения наступила через полтора месяца. В тот день на пятом уроке у меня были пятиклассники после физкультуры. Пришла директор, сказала, что у меня парты стоят не на три метра от доски, и заставила их двигать. Началась драка, я отвела двух учеников к завучу, а меня вызвали из-за очередной жалобы родителей: «Либо вы исправляетесь, либо уходите». Я ушла.
На новую работу устроилась очень быстро. Сейчас я менеджер, меня все устраивает. Жалею только, что потратила много времени на диплом филолога и сразу не ушла в продажи. Работа намного комфортнее. Никто ни на кого не орет, а твои косяки не будут обсуждать на глазах у всех. Я иду в офис без напряжения и после чувствую себя живым человеком, а не лампочкой.
Возвращаться в школу не собираюсь. Да, дети милые. Классно, когда они заинтересованы и ты как-то меняешь их мировоззрение, круто обсуждать со старшеклассниками литературу, воспитывать их вкус. Но все это не стоит состояния живого трупа. Возможно, во мне не хватает альтруизма. Я не спорю, я люблю себя и считаю, что это нормально.
Фото: freepik.com, pexels.com