Тезис 1. Как известно, провокаторы в соцсетях призывают школьников выйти на митинги
Алексей Кузнецов
В тех социальных сетях, где много подростков (в первую очередь, это ТikТоk и «ВКонтакте»; Facebook и «Одноклассники» заметно «взрослее», а Instagram вообще не по этой части), действительно, обсуждается нынешняя политическая ситуация, быть аполитичным вновь стало «не модно». Однако обсуждений этих гораздо меньше, чем может показаться после ознакомления с официальными призывами различных властных структур и волнами тревоги в родительских чатах. Причем совершенно очевидно, что в подавляющем большинстве случаев инициатива исходит от самих школьников и младшекурсников, которым — само собой! — очень нравится публиковать суровые и мужественные инструкции из серии «что взять с собой в тюрьму» (примеры приводит ВВС). Штабы же оппозиции от подобных призывов открещиваются; более того, перед 23 января ряд региональных штабов прямо предложил детям не ходить на протестные акции; перед вторыми «гуляниями» такой призыв прозвучал.
Зато невероятная активность была развернута по линии педагогической — школы и управляющие ведомства буквально завалили родителей обращениями разной тональности — от страстных призывов «оградить детей» до угроз-напоминаний об ответственности вплоть до лишения родительских прав. Очевидно, на уровне федерального минпроса решение о методах воздействия не принималось, поэтому региональные управления давили на школы, действуя в основном обещанием различных кар руководителям образовательных учреждений, чьи школьники-студенты будут задержаны на митингах. Школы же «креативили» кто во что горазд: где-то (например, в Брянске и Омске) объявляли учебный день, якобы из-за переноса 23 февраля (чистая выдумка, в соответствующем постановлении правительства ничего подобного не значится); где-то назначали тренировочные ЕГЭ, где-то организовывали мероприятия (например, в одной из школ Подмосковья — субботник по уборке снега на пришкольной территории); в большинстве школ и колледжей просто засыпали родителей смс-предупреждениями.
А вот самих призывов к «крестовому походу детей» так представлено и не было, за исключением нескольких постов, очень напоминающих провластную провокацию и широко не разошедшихся.
Тезис 2. Как известно, на митингах было много «школоты»
23 января подростков на митингах было немного; по данным детского омбудсмена, по России было задержано около 300 несовершеннолетних, из них по Москве — около 70.
Трудно сказать, что повлияло на такой невысокий уровень «митинговой активности» старшеклассников — родительские увещевания и прямые запреты, учительские «страшилки», собственные опасения или нежелание/несогласие с целями акций — пока непонятно. Ясно только, что на отсутствие интереса к теме среди школьников надеяться/пенять (кто как) не приходится — подростки все обсуждают и делают выводы. Какие? Ну, они нас когда-нибудь поставят в известность…
Тезис 3. Как известно, оппозиция ни перед чем не останавливается
В субботу 23 января по Сети и различным СМИ разошлась реплика уполномоченной по правам ребенка в РФ Анны Кузнецовой: «Теперь я знаю все о человеческой подлости. Владивосток. Дети стоят живой цепью. Из-за их спин взрослые бросают в ОМОН дорожные конусы и прячутся снова. Кто эти люди? Они люди?» — написала Кузнецова в «Фейсбуке». Поскольку сама детский омбудсмен находилась в Москве, а кадры с «живой цепью» показаны не были, стало ясно, что Анна Евгеньевна использовала сообщение коллеги — уполномоченной по правам ребенка в Приморском крае Ольги Романовой: «С первой и до последней минуты сегодняшнего события я находилась в центре происходящего. Я видела все своими глазами. Как в первой фазе митинга его вели люди, способные отвечать за свои поступки в силу возраста и убеждений. И я видела своими глазами, как к моменту появления подразделений ОМОН они вывели перед собой в качестве «живого щита» детей. Подростков. Старшеклассников. Взрослые растворились в толпе, оставив детей впереди».
Нужно ли объяснять, что журналисты и иные заинтересованные лица перерыли все видеозаписи протестов во Владивостоке и ничего похожего не обнаружили.
Никаких кадров «живого щита» из детей так и не появилось, и это при том, что в таких случаях всегда ведется оперативная съемка с нескольких точек. Но есть кадры, которые эту информацию опровергают, как подробно писала антрополог Александра Архипова. Да и свидетели не подтверждают. Можно было бы списать на эмоциональность — Ольга Романова не то увидела, Анна Кузнецова не усомнилась, но…
Оказывается, вполне официозная «Российская газета» под 22 января (пятница!) сообщила: «Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова считает, что организаторы несанкционированных акций намеренно подвергают участвующих в них детей опасности, используя в качестве живого щита для своих незаконных действий. Она написала об этом на своей странице в Facebook. — Родители очень обеспокоены призывами в интернете детей к участию в несанкционированных митингах. Мне поступают сообщения в социальных сетях, высылают скрины, они хотят остановить эту вакханалию! — рассказывает она. При этом Кузнецова сообщает, что правоохранительные органы и Роскомнадзор уже занимаются этим вопросом».
Помните старый анекдот про советского генсека, который жалуется на то, что из-за часовых поясов все время происходят накладки? «Звонишь товарищу Хонеккеру поздравить с днем рождения, а оно вчера было, звонишь президенту Рейгану выразить соболезнование в связи с катастрофой «Шаттла», а она завтра будет…»?
А вариантов, как нам кажется, всего два: либо Ольга Романова захотела подтвердить опасения федеральной коллеги (региональные омбудсмены формально не подчинены федеральному, но…), а та поверила и не проверила; либо совсем уже нехорошо: сценарий дискредитации оппозиции был заранее роздан причастным к «детской теме» лицам, и Анна Евгеньевна… эээ… несколько перестаралась. Думаем, это когда-нибудь будет прояснено.
Вообще поведение уполномоченных по правам ребенка в связи с митингами вызывает, мягко говоря, недоумение. Та же Кузнецова на следующий день после первых протестов дала комментарий про задержанных детей: «Сейчас уже эти дети и родители возвращаются к обычной жизни, организаторы и агитаторы, вероятно, получат свои гонорары, а мы не исключаем, что получим обращения от участников незаконных акций, так как могут возникнуть различные затруднения из-за участия в подобных мероприятиях». Ее региональные коллеги, в массе своей, высказывались в похожем ключе.
Очень жаль, что полное неумение уважительно разговаривать с молодыми людьми, признавать за ними право на мнение и вообще действовать чем-либо, помимо репрессивных мер, составляют «фирменный стиль» нашей «государственной заботы о детях».
А теперь давайте позанимаемся анализом всего вышенаписанного.
Призыв выйти на митинги впервые прозвучал 18 января. Уже 21-го все властные структуры, имеющие хоть какое-то отношение к проблеме, бьют во все барабаны, и тема «использования детей» лидирует с большим отрывом; настолько очевидным, что ее провокационность торчит наружу. Оно и понятно. Напирать на формальную незаконность мероприятий можно, и это делалось, но вяло: закон в этой области сегодня настолько вызывающе и антиконституционно запретителен, что изображать из себя Фемиду — не лучшее решение. С коронавирусом, на который нередко ссылалось преимущественно региональное начальство, — примерно та же история: два парада и голосование по поправкам провели, а тут вдруг забеспокоились. Иное дело — дети.
Тема детей у любого нормального человека (даже необязательно родителя) вызывает реакцию в первую очередь эмоциональную. Родители подростков — вообще напряженная аудитория: непослушание, дерзость, прощание с моделью «слушай меня и делай, как я говорю», табак-наркотики, а тут еще и это. Кроме того, демонизация оппозиции — а выбрана именно эта, на наш взгляд, далеко не оптимальная стратегия (мы сейчас не обсуждаем вопрос, кто в этой ситуации хороший, а кто нет — речь идет именно о практической достижимости результата) предполагает, что она должна совершить нечто мефистофельское; например, как гамельнский крысолов увести детей неизвестно куда. Так что в краткосрочной перспективе решение, пожалуй, эффективное.
А вот в долгосрочной оно убийственно, как любая ложь. После того, как проходит первое эмоциональное состояние, спадает паника, — люди начинают понимать, что их обманули. На фоне раздражения, вызванного объективно снижающимся уровнем жизни, грабительской пенсионной реформой, неспособностью и, видимо, отсутствием желания решать проблемы простых людей, в сочетании с множащимися фактами чудовищной, запредельной коррупции (да-да, «дворец» сюда же), и, как следствие всего этого — невеселых перспектив большинства жителей России, подобные меры — примерно то же самое, что лечить высокое давление коньяком.
Кстати, похоже, что наверху поняли, что перестарались и выдали себя: это прекрасно видно по отсутствию даже приблизительно похожего информационно-запретительного «навала» накануне протестов 31 января.
Конечно, оппозиционеры всё (или почти всё) это понимают; они вообще, как нам кажется, очень быстро учатся, в том числе и на своих ошибках. Думается, они поняли, что подростковая аудитория, с которой они ранее, действительно, заигрывали, особых плюсов им не принесет, разве что когда подрастет, но это дело не слишком верное. Их «группа поддержки» начинается со студентов, во все времена бывших протестной силой — здесь и стремление продемонстрировать самостоятельность, и жажда Поступка, и много всего другого. Ну, а уж основа — и вовсе люди в возрасте 30+.
Похоже, что детей в связи с протестной активностью-2021, действительно, используют. Но не как живые существа — Ваню, Машу, Гюзель, Аслана и т.д. — а как элемент большого пугала.
Как нам кажется, следы этого лезут буквально изо всех щелей; как, например, в истории с Анной Кузнецовой (поэтому же, например, при очевидном стремлении занизить число протестующих число безымянных задержанных подростков у нее в полтора раза больше практически поименно посчитанных данных «ОВД-Инфо»).
С доказательствами же обратного пока — большие проблемы.