Поездка в Америку

Прошёл уже почти год, однако впечатления от этой поездки в моей памяти не блекнут. Возможно, потому, что совсем не оправдались ожидания… Но не будем забегать вперёд и расскажем обо всём по порядку.

На чемоданах

Ещё летом 2008 года передо мной замаячила возможность поехать в Америку: епископ Бронницкий Амвросий спросил меня, не хочу ли я принять участие в молодёжном православном съезде. Тогда не было известно даже, где будет проходить этот ежегодный Свято-Германовский съезд, да и вообще никаких подробностей. Я с готовностью откликнулся на предложение. Однако перевод Владыки в Санкт-Петербургскую митрополию и финансовые затруднения перечеркнули, казалось, все планы. Не могу сказать, что я сильно расстроился. Знаете, как бывает, что вроде бы и хочется посмотреть на диковинного зверя, а не вышло — и Богу слава. Ведь, пожалуй, нет в мире другого государства, которое бы казалось православным русским людям столь же монструозным. Подобно тому, как Москва — Третий Рим, так и Америка — Новый Вавилон. Разве не так? А потому в глубине души я даже порадовался, что Господь отвёл.

“Было бы хорошо, отец Дионисий, если бы Вы всё-таки поехали!”, — услышал я в октябре и снова покорился обстоятельствам — во всём есть свои плюсы. Вскоре выяснились и некоторые детали запланированного предприятия: молодёжный съезд будет проходить в Сан-Франциско (Калифор­ния) в конце декабря, на “католическое” Рождество — у всех в это время каникулы.

Вопреки опасениям, получить американскую визу не составило большого труда. Консул, узнав о целях посещения страны, расчувствовался, сказал, что и сам учился в семинарии, протестантской, разумеется, а увидев в документах название и адрес храма, в котором я служу, вспомнил, что бывал в нём: “Это жёлтенький такой?” — “Да, да”.

Да, чуть не забыл рассказать о своих спутниках, двух юношах и двух девушках, которые были не только отличной компанией в пути, но и представителями православных молодёжных движений Москвы и выступали на съезде с сообщениями.

Возвращаюсь к описанию некоторых организационных моментов, которые могут быть интересны любителям путешествий. Лететь на самолёте в США — дело довольно накладное и даже физически нелёгкое. В общей сложности в небе мы провели, думаю, часов пятнадцать: одиннадцать из них на маршруте Москва-Чикаго и ещё четыре между Чикаго и Сан-Франциско на тихоокеанском побережье США. Вторую часть перелёта не помню почти совсем — “выключился”, как только сел в самолёт. Надо сказать, что такие быстрые перемещения в пространстве скорее неестественны для человека, но всё-таки интересны. Самолёт сначала берёт курс на северо-запад, за полярный круг, потом, преодолев Атлантику, через Канаду на юго-запад — получается дуга. Таким образом, поднявшись в воздух часа в два пополудни, уже через пару часов попадаешь в полярную ночь, затем, взяв курс на юго-запад — снова в день, а в точке назначения оказываешься к девяти часам вечера. И это при том, что в Москве уже на одиннадцать часов больше… Пожалуй, испыта­ние временем — одно из наиболее сложных в переездах из восточного полушария в западное: устав от дороги, с удовольствием ложишься спать, но встав утром от сна, обнаруживаешь, что твой организм уверен — сейчас ночь! Дальше хуже. Дорожная усталость, позволившая первую ночь крепко спать, прошла, а ты ещё не перестроился: ночью бессонница, а днём хоть спички в глаза вставляй. В общем, примерно три дня нужно для “перенастройки системы”¹.

Да здравствует весна!

Представляете себе Сан-Франциско в конце декабря? Я не представлял, только имел общее предположение, что должно быть теплее, чем у нас. А поэтому честно пошёл в “Yahoo” смотреть погоду. Прогноз мало вдохновлял. Практически каждый день сулил дожди (showers — ливни!), а температура не превышала 12 градусов тепла по Цельсию, ночи обещали заморозки. Тёплая куртка, тёплые носки, зонт — всё это заняло своё важное место в чемодане. До сих пор не понимаю, в чём же была ошибка. Нет, Сан-Франциско — это действительно не Лос-Анджелес, в котором круглый год +22, ведь город святого Франциска находится на севере штата Калифорния. Но выйдя утром на улицу, я довольно скоро снял лёгкую куртку. Самая настоящая весна! Солнечный майский день, солнце буквально играет, отражается от вод залива, от белых стен домов. В воздухе стоит удивительный аромат каких-то цветущих растений и хвои, смешивающийся с запахом океана в необыкновенный южный букет. Высоченные эвкалипты, целые эвкалиптовые заросли, разношёрстные кипарисы — воздух хочется смаковать как вкусный обволакивающий нёбо напиток.

У меня не очень большой опыт путешественника, и всё же такого болотного, сдавленного и безвкусного воздуха, как в Москве, мои лёгкие не вдыхали, пожалуй, больше нигде. Может быть, тому виной не московские болота, а флюиды мавзолейного божка, поражающие всё тлетворным духом?

Накануне, обозревая Сан-Франциско из иллюминатора самолёта и пытаясь хоть что-то разобрать в наступающей ночной тьме, я представлял город “вавилонско-американским мегаполисом”, то есть городом небоскрёбов, верениц автомобилей, торопящихся куда-то и пытающихся укрыться под чёрными зонтами от декабрьского дождя клерков. Утром же я увидел провинциальный южный городок, сплошь состоящий из низеньких двух- или трёхэтажных домиков, утопающий в зелени, ужасно смешной из-за очень крутых улиц — настоящие “амери­канские горки”. Какие уж там “семь холмов”, здесь кто-то умудрился построить город на “седьмижды семи” горах! Помните американские боевики, в которых мчащиеся автомобили прямо-таки взлетают над землёй? Это, наверное, только здесь и можно снять. По причине эдакой крутизны улиц и одновременно их большой ширины машины здесь ставят на парковку не вдоль тротуаров, а перпендикулярно им — чтобы не укатились.

Небоскрёбы в городе есть, но всего несколько башен и только в деловом центре. Они в целом не меняют общего впечатления низенького города. Да и ни к чему городу высокие дома: он ведь стоит прямо на разломе земной коры (отсюда и горки), и землетрясения здесь не редкость. Двухэтажные домики создают ощущение уюта и, на мой взгляд, наиболее пригодны для нормальной человеческой жизни. Улицы нарезаны длинными пересекающимися под прямым углом лентами. Весь город поделён на кварталы, и жизнь каждого из них в определённой степени автономна и замкнута. Здесь, кажется, самый большой Чайна Таун (китайский квартал) в мире, — разумеется, за границами самого Китая. Очутившись в этом городе внутри города, прямо думаешь, что попал в Китай. На улице полным-полно народу — и всё почти исключительно китайцы; китайские магазины и лавочки с названиями товаров на китайском же языке. Итальянский квартал с устойчивым запахом пиццы повсюду и вывешенными из окон домов итальянскими трёхцветными флагами. Квартал “геев”, просто кварталы, в которых лучше не появляться. Все эти миры существуют бок о бок и одновременно как будто в параллельных пространствах. Китайская мафия, скажем, не сунется в итальянский квартал, да и вообще китайцев в других районах просто не видно.

Для православных, однако, главным символом Сан-Францис­ко является не китайский квартал и не Голден Гейтс Бридж, — кирпичного цвета мост “Золотые ворота”, соединяющий город с материком, а святитель Шанхайский и Сан-Францисский Иоанн. Святитель отошёл ко Господу в 1966 г., и многие из тех, с кем мне удалось познакомиться, помнят его живые глаза, улыбку, ласку и проницательность.

Перескажу здесь два чуда, не вошедших в жизнеописание святителя Иоанна по той причине, что каждое из них мог засвидетельствовать только один человек. Вспоминаю о них со слов Николая Владимировича Случевского, который лично знал как святителя Иоанна, так и свидетелей этих чудес. Рассказ мой не может отличаться точностью, но в общих чертах дело было так.

Как-то Владыка служил Божественную литургию в приходском храме. Служил один, без священников и диаконов. Всё шло своим чередом, только после причащения духовенства, когда уже совершающий литургию должен выходить из алтаря для причащения мирян, Владыка всё не выходил. Один из знакомых Владыки, присутствовавший в тот момент в храме, испугавшись, что, быть может, Владыке стало плохо, заглянул в алтарь. То, что он увидел, совершенно потрясло его. Святитель Иоанн находился перед святым Престолом на коленях, но не на полу, а в воздухе, на некотором расстоянии от пола, вокруг него блистал свет.

Другое чудо произошло в далёкой от Америки Франции с духовной дочерью Святителя. Возвращаясь однажды поздно вечером домой, она увидела на углу у дома, мимо которого ей предстояло пройти, трёх подозрительного вида мужчин. Испугавшись, она стала мысленно призывать к себе на помощь своего духовного отца. А затем спокойно прошла мимо незнакомцев. Буквально на следующий день эту женщину вызывают в полицейский участок в качестве свидетеля. Оказывается, через несколько минут после того, как она миновала злополучное место, те самые подозрительные типы убили какую-то женщину. Между прочим, во время очной ставки с героиней нашего рассказа каждому из преступников в отдельности был задан вопрос, почему они не тронули её, ведь она прошла мимо них несколькими минутами ранее. Каждый из них ответил: “Она была не одна, с ней было трое рослых мужчин”.

Мощи святителя Иоанна находятся в Кафедральном соборе города, мне выпала честь послужить перед ними молебен.

Зарубежная Церковь

Собираясь в Америку, я почему-то не вполне представлял себе, кто же собственно приглашает нас в гости. То есть у меня было смутное предположение, что организатором молодёжного съезда является Православная Церковь в Америке. “Типич­ные американцы”, — подумал я, когда посмотрел интернет-сайт планировавшегося мероприятия и обнаружил следующий перечень необходимых для участников съезда вещей: молитвенник, иконочка, купальные принадлежности…

Наверное, даже хорошо, что аббревиатура РПЦЗ отчётливо проявилась в моей голове только после того, как мы приземлились в аэропорту Сан-Франциско и были встречены рослым батюшкой с рыжей с проседью бородой и телефонной радиогарнитурой “Bluetooth” в ухе. Поясню, в чём дело. Уж и не знаю, как это получилось, но ещё со студенческой скамьи в сознании твёрдо засел образ представителя зарубежной Церкви не только как ярого антисоветчика, но и как эдакого насупившегося и закрытого от всех “зилота”. Этот нелепый образ тем более был нелепым, что сложился под влиянием случайных факторов: каких-то книжек, разговоров, замечаний. Впрочем, вернувшись домой, я открыл учебник проф. Д. Поспеловского по истории Церкви — и именно такой образ недалёких ригористов рисуется уважаемым профессором. Эх, эх…

Как бы то ни было, я встретил настоящих друзей, радушных, открытых и честных. И ни у кого я не видел “двухслойных” глаз, а это многого стоит. Вот великан отец Борис, наполовину русский, наполовину ирландец, с маленькой матушкой Натальей. Он служит в штате Колорадо и является одним из организаторов съезда. Когда отец Борис начинает смеяться своим зычным и густым басом, — а делает он это регулярно, — хочется сказать: “да, есть ещё на свете настоящие люди”.

Отец Александр — весёлый и, когда нужно, строгий, подвижный, повелительно выкрикивающий “Ok, ребятки, sit down!”. И много, много других.

Эти люди живут очень цельной жизнью, они не отгородились от окружающего их мира, умеют принимать в нём всё то, что только может быть хорошего. И очень естественно реагируют на окружающее их зло. «А что, — рассказывает отец Роман, иеромонах Джорданвилльского монастыря, — у нас ведь в городе есть “храм сатаны”. Вот мы, будучи подростками, пришли как-то на Пасху под окружающую его бетонную стену и давай во весь голос петь воскресные песнопения». Нет, храм не упал у них на глазах, но и выйти из него побоялись. Кстати, православных храмов в городе, думаю, наберётся с десяток, включая храмы Зарубежной Церкви, Русской Православной Церкви, Православной Церкви в Америке, греков. И это при том, что население города — примерно семьсот пятьдесят тысяч человек.

Меня очень удивило, что священники ходят по городу в подрясниках. Я спросил об этом отца Стефана. “Так ведь иначе меня будут принимать за хиппи или байкера!”. Нужно представить себе отца Стефана! Крупного, с большим лицом, с длинными белоснежными седыми волосами, такой же бородой и одесским выговором. “Я как-то пошёл с сыночком в магазин, что-то ему нужно было для мотоцикла, он стоит, ждёт, к нему никто из консультантов не подходит, а мне только стоило зайти внутрь, так меня сразу облепили и стали рассказывать про преимущество какого-то байка. Извините, говорю, я в этом ничего не понимаю”. А ещё отец Стефан похож на Санта Клауса, особенно под Рождество. Сам был свидетелем, как на пирсе, в ресторанчике, в котором мы трапезовали, маленькая девочка с большим интересом и недоумением рассматривала нас — что это, мол, Санта тут делает, да ещё и в непривычном чёрном “халате”. Единственный день, когда отец Стефан предпочитает надевать мирское платье, — американский Хэллоуин: подумают ещё, что хиппи оделся в костюм волшебника. Это уже слишком.

Кстати, забавная история произошла с владыкой Нектарием (Концевичем) в 60-е годы. “Старый собор”, в котором тогда находилась Сан-Францисская кафедра, стоит на улице Фултон, пересекающейся с улицей Эшбери, известной родиной движения хиппи, в те же годы и зародившегося. Как-то раз, когда Владыка вышел из автомобиля у дверей Собора, к нему подошёл “хипарь” и сказал: “Ты — король хиппи!”. Владыка не только не оскорбился такой выходкой, но и сам неоднократно с улыбкой повторял: “Я — король хиппи!”.

Съезд

Теперь немного о самом съезде. На него приехали православные ребята, старшеклассники и учащиеся колледжей, из разных американских городов, всего человек тридцать-сорок. В основном это потомки русских эмигрантов первой и второй волны. Но есть и американцы, принявшие Православие.

Русские стараются не забывать свой язык, но не у всех это получается одинаково хорошо. Даже в семье у многих говорят по-английски. Знание языка поддерживается и благодаря богослужению. Данное обстоятельство заслуживает особого внимания. Богослужение упорно проводят на церковнославянском языке, хотя это требует определённого усилия. Дело в том, что приход, как правило, состоит из потомков русской эмиграции, к которым изредка примыкают эмигранты девяностых годов, и некоторого количества обращённых американцев. Ясное дело, что принявшие Православие американцы, не имеющие, кроме веры, ничего общего с русскими, хотят, чтобы богослужение проводилось на английском языке. Священник отвечает таковым вполне резонно, что они могут пойти на соседнюю улицу в такой-то храм Православной Церкви в Америке, в котором всё богослужение проходит на английском. Те так и поступают, но вскоре возвращаются обратно со словами, что у себя в приходе им лучше. Некоторое время “амери­кан­цы” смиряются, а потом история повторяется опять.

Однако и среди борцов за использование церковнославянского языка можно найти разный народ. Так, некоторым не нравится слышать чтение и пение на английском языке только потому, что всё становится очень понятно. А значит, становится понятным весь радикализм Православия, его аскетическая проповедь, которая совсем не нужна тем, кто хочет только помолиться “за здравие” и за успех какого-нибудь коммерческого предприятия.

Но, в отличие от богослужения, съезд проходил на английском. Попробуйте затащить молодых людей на какую-нибудь нашу конференцию. Докладчик бывает очень учёным, но ужасно скучным, и это всё совершенно портит. В Санта-Розе (чуть не забыл сказать, что съезд проходил не в самом городе Сан-Франциско, а милях в двадцати от него, в небольшом городке Санта-Роза) всё было устроено так, чтобы “серьёзные” темы не омрачили вконец радости совместного общения. Беседы со священниками, по-настоящему интересные, чередовались практическими занятиями по выпечке просфор, церковному пению и чтению, работе на токарном станке. Каждый рабочий день четырёхдневного съезда начинался в 8 утра и заканчивался поздним вечером. Все были совершенно довольны.

Форт Росс

Съезд венчался совместной экскурсией в Форт Росс, “Русский Форт”, исторический американский парк. Это первое русское поселение на территории Калифорнии. В этом штате вообще осталось довольно много следов пребывания здесь русских в начале девятнадцатого столетия. По пути в Форт Росс дорога идёт вдоль Рашн Ривер — Русской речки, которая сначала называлась Славянкой. Быстрая и полноводная река, вдоль которой повсюду натыканы дачки, впадает в Тихий океан. Не часто такое увидишь: с разгона речной поток врезается в неспешно сопротивляющуюся ему громаду океана, образуется водоворот, коли попадёшь — сгинешь.

Я всё думал, насколько это впечатление субъективно, но как бы то ни было, океан — это вам не море. Дух захватывает! Дорога — серпантин, вьётся по склону скалы над океаном. Ясное высокое небо, на горизонте, там где оно сливается с синей водой, переходящее в белизну, сочная зелень декабрьской, не выжженной ещё солнцем травы, строгий стальной цвет скал и простор, простор… Летом здесь можно увидеть выпрыгивающих из воды китов.

Форт Росс окружён высоким частоколом. Это укрепление и несколько пушек во дворе — пожалуй, всё, что делает Форт Росс фортом. Русская компания в этих местах имела промысловый и отчасти исследовательский характер. Добывали здесь шкуру морских котиков, которые и поныне в большом количестве нежатся на прибрежных утёсах и представляют из себя деликатес для огромных белых акул, мигрирующих, впрочем, на зимовку в более теплые воды юга Калифорнии. Пушки форта ни разу не стреляли. Как-то, говорят, испанский отряд подошёл к форту и уже собирался брать его приступом, когда наши открыли большие деревянные ворота и пригласили испанцев на чай. Военный конфликт был исчерпан. Помимо нескольких двухэтажных деревянных домов, в углу крепости пристроился небольшой деревянный храм, в котором раз в год совершается Божественная литургия.

Спустившись в небольшую гавань под крепостью, можно полюбоваться не только греющимися на солнышке котиками, весьма пугливыми, но всякой мелкой живностью, прячущейся среди камней в воде и на берегу: крабиками, морскими звёздами, какими-то непонятными морскими хищниками, которые, если сунуть палец в их похожее на цветок нутро, стремительно закрывают свои лепестки и немного обжигают выпускаемым ядом. На камнях попадаются роскошные перламутровые раковины, то тут, то там растут развесистые кактусы, а повсюду — кипарисы и эвкалипты. Жёлтыми цветочками по-праздничному усеяны большие зелёные поляны. Здесь хочется сесть на какой-нибудь валун и просто смотреть и смотреть на безбрежный океан.

Неподалёку от форта расположено старинное православное кладбище — около ста двадцати одинаковых деревянных крестов без привычных холмиков. Кладбище было обнаружено в восьмидесятые годы минувшего столетия. Благодаря произведённым раскопкам удалось установить точное количество могил и выяснить, что большинство похороненных тут людей — аборигены, то есть индейцы, принявшие Православие вследствие контактов с русской миссией. Это обстоятельство тем более замечательно, что русские поселенцы не занимались активной религиозной проповедью и уж, разумеется, никого не принуждали к принятию своей веры.

Вечером, в предзакатных лучах солнца серые деревянные кресты на фоне океана тихо, но убедительно говорят: “Вечная память, вечный покой, достоблаженные отцы, братия и сестры наша…”.

Форт Росс — настоящая жемчужина Калифорнии. Однако мы совершили паломничество не только на “русский” север Калифорнии, но и на юг, в сторону города Монтерей и дальше. Юг представляет из себя несколько иную картину по сравнению со строгим “северным” пейзажем Форта Росса. Роскошные виды, напоминающие немного Крым, какая-то вальяжность всего окружающего даже в конце декабря — красота!

Русские или американцы?

Мне посчастливилось послужить в Кафедральном соборе города, освящённом в честь иконы Божией Матери “Всех скорбящих радосте”. Возглавлял Божественную литургию архиепископ Сан-Францисский и Западно-американский Кирилл. Удивил же меня даже не глубоко молитвенный настрой Владыки, но простота в обхождении и какой-то “домашний” уют обстановки. Наиболее яркое переживание — это впечатление, что я вдруг перенёсся на фантастической машине времени в дореволюционную Россию, и что нету никаких большевиков, революций, а есть тихая русская православная жизнь.

Русская церковная община не превратилась здесь в этнический или политический клуб. Этих людей связывает не общая борьба или общие страхи, а живая православная вера. А потому они с радостью принимают американских греков, эфиопов, американцев, не боясь раствориться в них и не стараясь переплавить тех на русский манер. Вот классическая зарисовка: трапезная, в углу, как полагается, икона, а по бокам два флага, американский и российский.

При всём том церковная община остаётся русской, то есть люди, по преимуществу составляющие эту общину, считают своей отчизной Россию, переживают за судьбы своей родины, хранят традиции, завещанные отцами. Для меня это пример настоящей церковности, которая, с одной стороны, никогда целиком не совпадает с границами этноса, культуры, языка, национальных традиций, но, с другой стороны, выражается средствами национальной культуры, реализуется в условиях исторической самобытности того или иного народа. Мне был преподан урок настоящего национального самосознания, лишённого равно глупых и беспочвенных национализма и космополитизма.

Ах, как жаль, что для того, чтобы приобщиться этому опыту русской жизни, иногда нужно уехать из России за десять тысяч миль.