Ольга Шульчева-Джарман
Нам становится как-то неловко за Иисуса. Как это Он так жестоко не позволяет сыну погребать отца, родного папу, отдать сыновний долг? Да и в конце концов, почему Иисус не утешает сына? Почему от Него не слышно слов утешения?
Неужели нельзя было подождать, когда сын закончит печальный свой долг – похороны, а потом сможет присоединиться к ученикам и будет благовествовать?
«Нет, – говорят нам суровые люди. – Иисус эту заповедь дает для совершенных, а совершенный не плачет над своими папой и мамой, умершим ребенком и умершей бабушкой. Совершенный не прилепляется ни к чему земному. Вот Иисус ему и говорит – исполни или отойди. Либо послушайся, либо не мешайся. А по папе-маме нечего тут плакать. Ты к Богу пришел!»
Ни мы, ни суровые люди никогда не хоронили близких по обычаям Древнего Израиля. Похороны у нас – через несколько дней после смерти, редко даже на третий. А после похорон – поминки, все расходятся. Кто-то придет на девятый. Еще раз соберутся на сороковой. Но никто не будет сидеть за столом и плакать до девятого, скажем, дня, а то и до сорокового, оставив работу и посвятив себя полностью оплакиванию отца и друга.
Похоронить отца – это не значит не оставить тело отца без погребения. Погребение должно было совершиться в день смерти, до захода солнца.
Да, и свадьба, и похороны – на Востоке событие не одного дня, люди целиком отдаются и радости, и плачу. Многие дни, а не один день, проводят они на поминках. В знак печали люди в Древнем Израиле надевали на себя вретище из грубой темной ткани, остригали волосы, посыпали голову пеплом и даже разрывали на себе одежду. Это было настолько принято, что запрет на подобные действия первосвященнику по Закону Моисееву выделял его среди остальных израильтян.
Великий же священник из братьев своих, на голову которого возлит елей помазания, и который освящен, чтобы облачаться в [священные] одежды, не должен обнажать головы своей и раздирать одежд своих; и ни к какому умершему не должен он приступать: даже [прикосновением к умершему] отцу своему и матери своей он не должен осквернять себя (Левит, 21:10-11).
Вопрошающий Христа человек находится в погребальном трауре, продолжавшемся много дней после похорон (которые совершались в день смерти). Траур по отцу, главе семейства, – особенно глубок. Сын остался без отца, утрата незаменима, невосполнима – он теперь главный в своем роду, в своей жизни. Не к кому больше прийти за советом, за словом поддержки. После окончания траура начнется новая, печальная, совсем взрослая жизнь. А сейчас время плакать о смерти отца. Время целиком отдаться плачу.
И тогда Иисус подходит к нему, погруженному в глубочайшую печаль, в глубочайший плач по умершему.
Как Нафанаил под смоковницей размышлял о чем-то, что ему надо понять в делах Божиих и в своей жизни, этот неизвестный осиротевший юноша в скорби своей, наверное, вопрошал Бога, доколе же Он медлит и не устанавливает свое Царство, где не будет смерти, где будет все в Боге и Бог будет во всем – и оба они были услышаны Богом во Христе. Христос, Воскресение и Жизнь, приходит и говорит им: «Я слышал и слышу тебя, Я всегда был и буду рядом!»
И Сын Человеческий не утешает скорбящего сына теми словами, которые очень любим мы: «Да ну, не плачь, у всех умирают, таков наш путь, будь мужчиной, соберись, возьми себя в руки, старцы советуют не убивать себя печалью, наше призвание – выше, чем человеческая скорбь…»
Иисус говорит ему: «Ты иди, благовествуй Царствие Божие!»
Иди и расскажи, что сотворил тебе Бог – как похоже это на частый рефрен рассказов об исцелениях.
Что такое приход Царствия Божия для глубоко верующего иудея тех времен? Это исполнение всей мыслимой радости, которую ждали поколения за поколениями сотни лет, тысячи лет. Это значит – Бог пришел во всей Своей славе, но не обжигающей, а дарующей жизнь – и Он дает ее всем: и живым, и умершим.
«Воскреснет брат твой!» – сказал Иисус Марфе. – «Знаю, что воскреснет – только когда Царствие наступит», – так можно понять ответ Марфы. И понадобилось величайшее чудо, чтобы Марфа поняла, кто Он, друг ее брата Лазаря. Марии, своей сестре, которая любила слушать Иисуса, она, наверное, не верила и не понимала ее.
Он – здесь, и Он – Царство. Бог во Христе – среди нас, среди Своего народа, среди всего мира.
И поэтому блаженны плачущие – здесь употреблено слово, обозначающее неутешный плач над покойником. Как счастливы плачущие – ибо они утешатся! Пришло Царство, пришел Бог Живой, пришел Сын Человеческий. Видишь Его? Он говорит с тобою. Исполнилось время, здесь, рядом с тобой – Царство Бога, а не царство смерти.
Фото: miass-hram.ru
Иди же и благовествуй! Уходи от безутешного плача тех, кто отвергает радость Вести о Царстве Бога Живого – их никто не утешит, и даже если кто-то из мертвых воскреснет, они не поверят.
– Здесь нет темноты, она только в твоем воображении, глупец! – вскричал Тириан. – Выйди же из нее! – И, нагнувшись, он схватил Диггла за пояс и капюшон и вытащил из круга гномов. Но стоило Тириану его отпустить, как Диггл бросился на прежнее место, потирая нос и вопя:
– Ох-ох! Что вы такое делаете! Ударили меня о стенку, чуть нос мне не сломали. (…)
– Вот видите, – сказал Аслан. – Они не дадут себе помочь. Они выбрали хитрость вместо веры. Их тюрьма – в их воображении, но они – в тюрьме. Я не могу вывести их наружу, потому что они слишком много думают о том, чтобы не дать себя провести.
К.С.Льюис, «Хроники Нарнии»
Юношу, похоронившего отца, наполнила радость – радость блаженства плачущих, которые наконец и навсегда утешены Богом. Иисус коснулся самых глубин его души, самых тайных мыслей и сомнений, которыми он ни с кем не поделился бы никогда, кроме как с Богом.
«…Я никогда не плачу и не горюю об умерших… Это со времени смерти батюшки и матушки. Они умерли через две недели друг от друга… Когда узнал об этом, какое налегло тяжелое и мрачное облако! Но в тот же момент пришли мысли не мрачные, всю тьму разогнали… Утешился, и ни слезинки… Я верую, что это мне внушил Ангел Хранитель. С тех пор я делюсь этою верою со всеми» (свт. Феофан Затворник).
Интересна еще одна деталь – осиротевший юноша не приходит к Иисусу, но Иисус приходит к нему, призывая следовать за Собою. Не возвращался ли этот человек с похорон отца? Если предположить, что это так, то он был еще более одинок.
Дело в том, что погребающий мертвеца (даже самого дорогого, даже самого близкого!) был нечист. Так гласил Закон Моисеев.
Кто прикоснется к мертвому телу какого-либо человека, нечист будет семь дней: он должен очистить себя сею [водою] в третий день и в седьмой день, и будет чист; если же он не очистит себя в третий и седьмой день, то не будет чист; всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа: истребится человек тот из среды Израиля, ибо он не окроплен очистительною водою, он нечист, еще нечистота его на нем (Чис. 19:11-13).
Нечистота – главное препятствие для приближения к Богу в Ветхом Завете:
И сказал Господь Моисею, говоря: повели сынам Израилевым выслать из стана всех прокаженных, и всех имеющих истечение, и всех осквернившихся от мертвого, и мужчин и женщин вышлите, за стан вышлите их, чтобы не оскверняли они станов своих, среди которых Я живу… всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа (Чис. 5:1-3; 19:13).
К нечистому человеку нельзя было подойти слишком близко: «И все, к чему прикоснется нечистый, будет нечисто; и прикоснувшийся человек нечист будет до вечера» (Чис. 19:22). Такой человек не мог спать под крышей дома. Так, например, поступил Товия: узнав, что на улице лежит непогребенный израильтянин, он оставил устроенный им самим пир в честь праздника Пятидесятницы и отправился совершать погребение. Потом, как нечистый, он не вошел в свой собственный дом, а лег спать на улице у стены и ослеп из-за несчастного случая (см. Тов. гл. 2). Ослепнув, он стал еще более нечистым – слепота считалась знаком гнева и проклятия Божия (вспомним евангельскую историю о слепорожденном).
Над Товией смеялись, как и над Христом.
«И смеялись над Ним» (Лк. 8:53), когда Он шел прикоснуться к умершей и ставшей нечистой девочке, чтобы воскресить ее.
…Не был ли этот человек самим Нафанаилом, лежавшим бессонной скорбной ночью после похорон отца под смоковницей и молящимся в своем отчаянии Богу? Мы никогда не узнаем этого.
«Следуй за Мною!» – зовет его за Собой Христос.
«Потом, – говорит юноша, – потом, Господи! Я нечист. Как же я с Тобой? Выйди от меня, я человек грешный! Как нечистому благовествовать близость Бога к людям?»
Но Иисус дает всем, кто следует за Ним, неколебимую радостную силу благовестия. Он не смотрит на нечистоту – Он Сам очищает всех тех, кто приблизился к Нему в доверии. Или, вернее, кто не оттолкнул Его, приближающегося ко всякому. Кто же дал Ему силу эту? «Христос не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником, но Тот, Кто сказал Ему: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя» (Евр. 5:5).
Иисус, приходя, уничтожает Своим присутствием любое проклятие, любую нечистоту. Он – не такой первосвященник, который, как и его паства, нуждается в избегании нечистого и в регулярном очищении, чтобы Бог мог хоть немного, хоть в образах и тенях, в глухих отзвуках, говорить с ним.
Там, где Он, – там является Бог Живой. И Бог во Христе становится близок, невероятно близок каждому, находящемуся во тьме, в отчаянии, отделенному непреодолимым рвом нечистоты от милости и любви Божией, от Его Царства. Царство Божие – среди нас, и посреди нас стоит Христос Бог.
Он единственный Первосвященник – и поэтому Он не разделяет безутешный плач о мертвых, но не из презрения или правильности суровых людей, запрещающих «совершенным» плакать над умершим отцом. Он – единственный настоящий Первосвященник, и этой силой Он претворяет безутешный плач в радость.
Он Сам – не только Первосвященник, но и Жертва. Жертва и Жрец, Приносящий и Приносимый.
Фото: kazpds.ru
В сложных, тяжелых для чтения и понимания книгах Пятикнижия описывается таинственная и священная жертва – жертва рыжей телицы (Чис. гл. 19). И эта жертва, и пепел, и тот, кто касался его, – нечисты, далеки от Бога. Но пепел проклятой жертвы очищает тех, кто коснулся смерти. Не стал ли Христос на Кресте – проклятый, как виделось знающим Закон – великим очищением и разрушением последней преграды между Богом и людьми – смерти? Не потекли ли от Него, прошедшего тропою смерти и вырвавшегося из смерти в сиянии Воскресения, потоки живой воды?
«..И пусть окропит чистый нечистого в третий и седьмой день, и очистит его в седьмой день; и вымоет он одежды свои, и омоет [тело свое] водою, и к вечеру будет чист» (Чис. 19:19).
Подробный разбор этого сложного места Священного Писания есть у А. П. Лопухина:
Жертвоприношение рыжей телицы, вопреки правилам для других жертв, совершалось вне стана. Кропление жертвенной кровью производилось по направлению к дверям скинии. На сожигаемую телицу священник бросал кедровое дерево, иссоп и нитку из червленой шерсти.
Следуя указаниям св. Ап. Павла о прообразовательном значении жертвы рыжей телицы (Евр. 9:13-14, 13:11-13), отцы Церкви выясняют, что кедровое дерево было знаменованием креста Господня; червленая нить – Владычней крови; иссоп – животворящей и освящающей силы благодати Христовой; «окропи меня иссопом, – говорится в Пс. 50:9, – и буду чист; омой меня – и буду белее снега». Заклание же телицы вне стана предуказывало страдание Спасителя вне стен Иерусалима (блаж. Феодор., Толк. на кн. Чисел, вопр. 35; такое же объяснение дает и блаж. Августин).
Пепел сожженной телицы, разбавленный «живой (ключевой) водой», являлся средством для снятия с человека законной нечистоты, прознаменуя собою тайну новозаветного крещения водою и духом. Всеочищающая благодать Св. Духа в новозаветном Писании символически изображается под образом «живой воды» (Ин 7:38-39). Первосвященник освобождался от принесения в жертву за грехи народа рыжей телицы, дабы избегнуть законной нечистоты (Чис. 19:7), недопустимой в первосвященнике. Обязанные участвовать в жертвоприношении, как нечистые до вечера, должны были предварительно совершить обряд очищения и затем уже присоединиться к стану. Труп рыжей телицы (как и труп человека) почитался нечистым, оскверняющим прикоснувшегося к нему, – как вообще в силу тесной связи смерти с грехом, породившим смерть (Быт. 3:19), так и в силу особенного, специального, предназначения рыжей телицы, символа сжигаемого греха.
А. П. Лопухин, «Толковая Библия» (Книга Чисел, 19 глава)
«Итак выйдем к Нему за стан, нося Его поругание, ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13:13-14) – пойдем благовествовать Царствие Божие и Воскресение Христово, победу силы Божией над всякой преградой на пути к Нему. Наше имя носит частицу Его имени, мы называемся христианами по имени Христа, Великого Первосвященника и великой Жертвы.
«Но вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Пет. 2:9).
Видишь – завесой задернута твердь,
Скверны – и в рощах, и в чащах.
Руку простри, обреченный на смерть,
И исцеляй приходящих.
Что же – огонь? Это – жертва вовек,
Пасхи восход и зарницы.
То – исцеленье твое, человек,
Пеплом от рыжей телицы.
Север, и запад, и моря восток –
Радость границ не имеет.
Отрока парус – из Чаши глоток –
Ветром исполненный, реет.