Артемий Троицкий
Артемий Троицкий уже 15 лет выступает с лекциями, его темой всегда была русская и советская рок-музыка. Но в какой-то момент ему стало скучно ограничивать себя только музыкальным аспектом и захотелось поставить русскую бунтарскую музыку, рок-н-ролл, в более широкий исторический контекст. Так и возникла идея сделать курс о молодежных субкультурах в русской истории. Англичане предложили на основе этого курса выпустить книгу. Она вышла осенью 2017-го в Англии, а теперь издательство «Белое яблоко» решило издать эту книгу на русском языке.
«Я бы сначала присоединился к декабристам»
Итак, углубимся в историю. До 10-х годов XIX века никаких субкультур, никакого молодежного «шевеления» в России не наблюдалось.
Первой субкультурой были денди. Их выделяла манера одеваться и вести себя. Когда говорят «денди», то имеют в виду прежде всего «пижон», который одет во что-то яркое, вызывающее. Но у них была и очень своеобразная манера поведения: слегка издевательская, надменная, циничная. И это было для них не менее важно, чем знаменитые шейные платки и необычные фасоны одежды.
Три принципа, по которым определяется принадлежность молодежи к субкультуре: как молодые люди одеваются, что слушают и какие имеют политические пристрастия (иногда у них есть идеология, иногда нет).
Еще, конечно, очень сильно влияла на молодежь литература. В середине XIX века на нее стала оказывать влияние также идеология, началось русское демократическое движение — Чернышевский, нигилисты.
В XIX веке все молодежные движения были очень материалистичны и идеологизированы. Когда все это зашло в тупик, повесили народовольцев, началось «благополучное» царствование Александра III, в России стало скучно.
Часть молодежи увлеклась теорией малых дел: «Давайте делать малые дела, ничего большого мы все равно не осилим!» С другой стороны, расцвела пышным цветом эзотерика, мистика и соответствующее им декадентское искусство.
Эскиз «Декабристы». Петр Игнатьев, 1971 г.
Если бы я жил в XIX веке, я бы сначала присоединился к декабристам, поскольку ненавижу самодержавие. Потом я бы присоединился и к революционерам-демократам. Был бы в компании людей вроде Писарева, Чернышевского. Нигилисты были очень забавные ребята, такие панки XIX века, они мне близки по духу. Народники тоже: идеалист во мне вел бы меня помогать обездоленным, просвещать неграмотных. Ну и народовольцы — само собой — были бы в моей тусовке.
У нас часто говорят о всевозможных явлениях и в российской истории, и в культуре, забывая о том, что их творили очень молодые люди.
Декабристы — это офицеры, аристократы, которым было от 18 до 27 лет. Единственным возрастным из них был Сергей Волконский, на момент восстания ему было 36 лет. И он был единственным героем войны 1812 года. Подростки были отсечены от движения, потому что в армию брали позже, а декабристы — это все-таки офицерское движение.
То же самое и с Серебряным веком. Символисты, акмеисты, а потом футуристы — все были очень молодыми людьми. Дебютировали в среднем возрасте 20-21 года Брюсов, Гиппиус, Мережковский, Мандельштам, Маяковский.
Голодная, но свободная уличная жизнь
Молодежь послереволюционного и предвоенных десятилетий вовсе не была монолитна. С одной стороны, обычная спокойная карьерная молодежь, которая лояльно относилась к коммунистической идеологии, училась, работала и потом почти вся полегла в Великую Отечественную войну. Это были нормальные лояльные комсомольцы.
С другой стороны, молодежь, которая к советской власти относилась скептически, но никак себя не проявляла. Они не делали карьеру, не вступали в комсомол, тихо работали и не высовывались, поскольку было понятно, что в годы сталинского террора достаточно самых небольших поводов, чтобы угодить в ГУЛАГ.
Беспризорники Москвы. 1920-е гг.
Часть маргинальной молодежи (их были десятки миллионов) — это беспризорники. Многие знают о них в основном из книги «Республика ШКИД» Л. Пантелеева и Григория Белых, по которой был снят фильм с незабвенным Сергеем Юрским.
Беспризорников было огромное количество. Вот у них как раз существовала своя яркая субкультура — фольклор, песни, четко регламентированный образ жизни. Летом они жили в Москве, зимой в Ташкенте или на Черном море. И в общем-то это оказалась на удивление культурная прослойка. Самое интересное, что осталось от молодежной культуры тех лет — это культура беспризорников. Для официальной культуры писали Николай Островский и другие идейные борцы за советскую власть. А беспризорники писали для себя сами.
Из книги:
«Многие беспризорники предпочитали голодную, но свободную уличную жизнь коммунистической дисциплине и бежали из приютов и колоний на волю. Советская власть решительно и кардинально взялась за ликвидацию “субкласса” беспризорников и его субкультуры в конце 20-х годов, когда началась коллективизация. Сотни тысяч “уличных” мальчиков и девочек насильно депортировали в сельскую местность, где их определили в новосоздававшиеся колхозы. Сколько беспризорников при этом погибло — не уточнялось».
Тайные марксистские организации
О них известно очень мало. Оказывается, в Советском Союзе в 30-х годах, с перерывом на Великую Отечественную войну, а потом во второй половине 40-х и в начале 50-х годов существовало многочисленное молодежное подполье. Про него знают почти исключительно по роману Анатолия Жигулина «Черные камни», который впервые был напечатан в конце 80-х годов во время перестройки. Это автобиографический документальный роман, в нем речь идет о короткой поре деятельности и жестоком разгроме организации «Коммунистическая партия молодежи» в Воронеже.
Лидер этой организации — сын секретаря Воронежского обкома. В нее входили даже не студенты, а старшеклассники. Аналогичные «партии» существовали в Москве, Харькове, Ульяновске, Ленинграде, Казани, Тбилиси и многих городах СССР.
Что интересно? Все это были коммунистические организации, не юные монархисты или капиталисты. Они искренне верили коммунистической идеологии, но видели, что сталинизм — никакой не марксизм, не ленинизм, а феодально-бюрократическое перерождение диктатуры пролетариата.
Целью идеологии этих групп молодежи было возвращение к ленинским и марксистским нормам, к настоящему ленинизму вместо сталинского беспредела.
С ними разобрались самым жестоким образом: несовершеннолетних отправили на 25 лет в ГУЛАГ, а совершеннолетних, студентов-первокурсников, должны были приговорить к расстрелу. К счастью, после смерти Сталина всех их амнистировали, и они вернулись кто в школу, кто в институт.
Почему об этом так мало известно? О них не вспоминают, потому что никому не выгодно. Для правых — потому что все эти организации были левые, коммунистические. А для коммунистов вроде КПРФ это тоже не с руки, потому что они все были антисталинцами, а наши левые — сталинисты.
«Еретики» и «язычники»
Очень важная концепция для книги. Ее придумал великий английский драматург Том Стоппард. По Стоппарду, есть два типа бунтующей молодежи. «Еретики» — это антисталинское подполье: молодежь, у которой имеются какие-то идейные устои. Диссиденты, борцы за права и так далее.
А «язычники» — это молодые люди, которым вся эта политика и идеология по барабану. Они слушают музыку, балдеют, не выходят на манифестации, а комсомол для них — пустой звук. Хиппи, панки существующую политическую систему просто игнорировали.
Требующие гласного суда над Даниэлем и Синявским и плакаты, вырванные из рук демонстрантов.
Кто опаснее для существующей власти — «язычники» или «еретики»? С одной стороны, вроде бы «еретики». Но они играют с властью, в отличие от «язычников», на одном поле. КГБ оправдывает свое существование тем, что существуют «еретики». А вот эти «язычники» — с ними вообще не понятно, как бороться. И в результате получается, по крайней мере, исторически, хотя это и спорный тезис, что «язычники» для падения и полного развала советской власти сыграли даже большую роль, чем благородные героические «еретики». Хиппи сделали больше, чем диссидентское движение.
Диссиденты с их маленьким журналом «Хроника текущих событий» — это была секта. Прекрасная, благородная, но секта. На жизнь миллионов они серьезно не влияли. В отличие от битломанов, которые у сотен тысяч молодых людей породили недоверие и презрение к советской власти. Они разложили страну гораздо более эффективно, чем диссиденты.
Стиляги и золотая молодежь
История с разделением советской молодежи по кастовому и материальному цензу началась именно со стиляг. Недаром их еще презрительно называли «папина победа». Это были молодые люди из привилегированных слоев, дети академиков, дипломатов, известных писателей и художников.
Фильм «Стиляги» Валерия Тодоровского по сценарию Юрия Короткова в целом убедителен. Но главный герой этого фильма — простой рабочий парнишка из коммунальной квартиры, который стал видным стилягой и игроком на саксофоне — наверное, такие тоже были. Однако таких было меньшинство.
В основном стиляги — это молодежь из привилегированных семей. У них было больше информации, и это было главное, что их определяло.
У них был доступ к закрытой информации: их родители привозили из-за границы пластинки, иностранные журналы. Они приобщались ко всем прелестям заграничной жизни, которые простой советской молодежи были недоступны, а пропаганда их не только не поощряла, а наоборот, всячески осуждала. Они вели себя нагло и вызывающе. Стиляги — это очередная реинкарнация дендизма, на этот раз на советской почве. Так же, как денди обычно ходили с высоко задранными носами, так и стиляги смотрели на всех свысока.
После фестиваля молодежи и студентов 1957 года стиляги поняли, что придуманный ими американский стиль и сама западная молодежь на самом деле совсем другие. Стиляги разделились на «штатников» и «битников», а потом уже 60-е годы — взошли и расцвели пышным цветом битломания, хиппари и другие субкультуры.
Кадр из фильма «Стиляги»
Оттепель и танки в Праге
Хрущевская оттепель, причем ее не только политические, но и культурные аспекты, очень повлияла на молодежь. Взрыв молодежной поэзии и прозы шестидесятников — Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина, Аксенов, братья Стругацкие. С другой стороны, нельзя не отметить и объективные достижения советской власти в 60-е годы. Последний раз советская власть что-то стоящее предъявила — и не только всему миру, но и своей собственной стране: успехи науки, полет Гагарина в космос.
Вопросы из зала:
— Правда ли, что вас дважды исключали из пионеров?
— Да, так и было. В шестом классе, это было осенью 1967 года, началась моя «музыкальная карьера». Дело происходило в школе при советском посольстве в Праге, где я учился с 1963 по 1968 год. Мы издавали свой музыкальный журнал, выпустили 39 номеров. Мои родители работали в Праге, и мы там жили.
В школе была своя радиорубка, и по большим переменам шло вещание. Я имел к ней доступ и ставил свою любимую музыку, западные группы, Beatles, Rolling Stones. Мы с моим другом Колей Крестовским были вызваны к директору, нас призывали покаяться, а я стал ерепениться, доказывать, что это правильные ребята поют, они против войны во Вьетнаме. Коля был из семьи белоэмигрантов, которые жили в Праге, но хотели, чтобы Коля хорошо говорил по-русски. Так меня исключили из пионеров в первый раз.
Потом наша семья вернулась в Москву в 1968 году. Я пошел в московскую школу. А 21 августа 1968 года советские танки вошли в Чехословакию. Для меня это была трагедия. Я стал доказывать одноклассникам, что это никакая не братская помощь чехословацкому народу, а интервенция.
Чехи хотели строить социализм с человеческим лицом, весь народ был за эти реформы.
Естественно, одноклассники стукнули, меня вызвали к директору. Вызвали также и моих родителей, членов КПСС. Меня исключили во второй раз из пионеров, я второй раз каяться не стал. Мне сильно повезло, что мне было 13 лет. Если было бы 17-19, на 100 процентов меня исключили бы из университета, а могли бы и в психушку упечь. Кстати, Вацлав Гавел меня пригласил в 1990 году на празднование первой годовщины бархатной революции.
— Прокомментируйте, пожалуйста, высказывание Андрея Звягинцева о том, что свободный человек на наших глазах превратился в человека потерянного.
— Андрей Звягинцев — отличный парень и прекрасный режиссер. Мне особенно нравятся его фильмы «Елена», «Левиафан» и «Нелюбовь». Между ощущением свободы и потерянности имеется определенная диалектика. Что может быть ощущением, противоположным этому? Несвобода, непотерянность. Когда тебя вложили в узкие рамки, надо быть таким, а не другим, делать то и не делать это.
Кадр из фильма «Левиафан»
С одной стороны, ты не потерян, ты уверен, что в твердых надежных руках, и вся твоя жизнь протекает под наблюдением большого брата и под опекой государства. Да, это дает тебе чувство уверенности. Но это рабское чувство, чувство марионетки. Огромное количество народа предпочитают его свободе.
Свобода предполагает выбор и определенную потерянность, куда идти. В этом смысле я думаю, что Андрей Звягинцев отчасти прав. Эта потерянность вызвана тем информационным шквалом, который нас всех просто накрыл, как девятый вал. Но я считаю, что это хорошо.
Для тех людей, которые в принципе ищут и не хотят быть куколками на ниточках, это хорошо.
Даже если им предстоят долгие метания, отчаянность, страдания, но рано или поздно они найдут то, что им нужно. Это гораздо более достойная участь, чем повиноваться чужой воле.
— Почему в Китае Beatles не стали так популярны, как у нас это произошло? Фестиваль «Вудсток» оказал большое влияние на молодежь в Советском Союзе?
— Я могу сказать, поскольку хипповую московскую жизнь я знал очень хорошо и сам в ней варился. Наши хиппи в идеологическом отношении очень проигрывали иностранцам. Часть информации доходила до нас, а часть нет. А в Китае был в это время пик культурной революции. За песню Beatles просто могли башки лишить. Я крутился на черном рынке, где фарцовщики продавали западные пластинки и постеры. Могли схватить, но неприятности были сравнительно мелкие. Музыка до нас доходила благодаря черному рынку.
Вторым по важности источником информации была советская пресса, которая очень любила писать про хиппи и про панков. Статьи журналистов-международников про хиппарей рассматривали это явление с двух точек зрения: одна — такая «сладкая», дескать, американская молодежь протестует против войны во Вьетнаме, милитаризма, требует вернуть солдат домой. С другой стороны, писали и «кисло», критически: что они волосатые, слушают жуткую музыку, ходят в тряпье, а их нравы — полный кошмар.
Для нашей молодежи и та, и другая информация была руководством к действию.
— А вы видели старых хиппи, панков? Что становится с теми, кто бывал в субкультурах?
— Да, вы знаете, таких людей очень много. Улицы и площади больших городов полны старыми хиппарями, панками, стилягами. Я одновременно старый хиппи, панк и антисоветчик. В общем-то ничего не становится с ними.
Они, насколько я могу судить, не отрицают своего прошлого, обычно даже по нему ностальгируют.
Они слушают свои старые пластинки, сидят в соцсетях, общаются со своими друзьями юности, вспоминают старые приключения. Они уважают то, кем они были.
Другое дело, что они не остаются этими панками. Старый панк — это уже не молодой панк. Это уже не та свежесть и совершенно иной образ жизни. Сейчас я представляю субкультуру взрослого, пожилого семейного человека, мне 64 года. Основные ценности для меня семейные. Даже я ухнул во взрослое болото. Все остальные сделали это с еще большим удовольствием.
Из книги:
«Но подросли новые поколения, ведь субкультура — это дело молодых. Реально боевое молодое поколение выросло в десятые годы. Пока они молоды, они не боятся... А когда на нашей части суши, наконец, наступят мир и гармония, наши счастливые потомки поднимут бокалы за них —
... За яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют!..»
Одно общее субкультурное русло распалось в конце прошлого века на несколько ручейков, а сейчас их вообще сотни. Несмотря на все перегибы, мы по-прежнему живем в открытом информационном пространстве.
Субкультур у нас сейчас огромное количество, в основном — заимствованные, имитационные. Одно время были популярны японские аниме. Сейчас популярны южнокорейские бойс-бэнды, которые имеют бешеный успех у молодых девушек. Любители японских мультиков — отаку. На премию «Национальный бестселлер» был выдвинут в прошлом году роман «Словянские отаку» автора Лихой Упырь.
Записала Маргарита Кобеляцкая
Текст был впервые опубликован 17 августа 2019 г.