Почему мы больше не верим новостям размышляет публицист The Guardian Уильям Дэвис.
Мы хотим увидеть все своими глазами
Это не просто недоверие. С появлением цифровых платформ, смартфонов и повсеместного наблюдения, установилось новое общественное настроение инстинктивно подозрительно относиться к любому, кто утверждает, что описывает реальность справедливым и объективным способом. <…>
Общественная жизнь стала похожа на пьесу, зрители которой постоянно говорят «не верю».
Любое высказывание общественного деятеля изучается на предмет скрытого мотива. По мере роста цинизма даже судей — по идее нейтральных сторонников закона — публично обвиняют в личной предвзятости. Как только сомнение проникает в общественную жизнь, люди становятся все более зависимыми от собственного опыта и собственных убеждений о том, как на самом деле устроен мир.
Одним из последствий этого становится то, что факты больше не имеют значения (явление, ошибочно названное «постправдой»). Но кризис демократии и правды — это одно и то же: люди все чаще и чаще подозрительно относятся к «официальным» историям, которые им рассказывают, и хотят сами быть свидетелями событий.
…Как именно отличить просто критический менталитет от менталитета заговорщика, убежденного в том, что только он один насквозь видит официальную версию событий? Или, если подойти иначе, как можно признавать самые вопиющие случаи предвзятости в поступках репортеров и экспертов, но не признавать, что то, что они говорят, часто является разумным изображением мира?
Информации стало слишком много
Заманчиво обвинять интернет, популистов или пришлых троллей в том, что они наводняют наше рациональное общество ложью. Но так мы недооцениваем масштабы происходящих технологических и философских преобразований. Самое большое изменение в нашей общественной сфере заключается в том, что прежний дефицит сменился невообразимым избытком новостей и контента. Внезапно аналоговые каналы и специальности, от которых мы зависели в нашем представлении о мире, стали казаться ограниченными, запоздалыми и незначительными.
И все же, вопреки первоначальному ажиотажу вокруг больших данных, взрыв доступной нам информации затрудняет, а не облегчает достижение консенсуса о том, что нужно считать правдой.
По мере увеличения количества информации, потребность в выборе крошечных кусочков контента соответственно возрастает. В наш век радикального скептицизма мы все чаще стремимся сами, без помощи посредников, отвечать на вопросы, где искать, на чем сосредоточиться и кому доверять. Это своего рода освобождение, но это же ложится и в основу нашего увеличивающегося недоверия к государственным институтам. <…>
Нельзя отрицать угрозу дезинформации и пропаганды. Как рассказали в своей книге «Network Propaganda» ученые Йохай Бенклер, Роберт Фэрис и Хэл Робертс, сегодня существует самоподдерживающаяся информационная экосистема, через которую теории заговора и измены перерабатываются в Breitbart, Fox News, радиобеседах и социальных сетях.
А тем временем антипрививочное движение, которому способствует онлайн-распространение теорий заговора и лженауки, становится серьезной проблемой для общественного здравоохранения во всем мире. Вот ситуация, когда простая дезинформация представляет серьезную угрозу для общества. <…>
Цифровые данные записываются ежесекундно
Причина, по которой сегодня так много данных, заключается в том, что все больше и больше нашей социальной жизни опосредовано в цифровой форме. Интернет-браузеры, смартфоны, платформы социальных сетей, смарт-карты и любые другие интеллектуальные интерфейсы записывают каждое наше движение.
Независимо от того, осознаем мы это или нет, мы постоянно оставляем следы своей жизни.
…В прошлом записывающие устройства в основном обучались на событиях, которые уже были признаны важными. Журналисты не просто сообщали о новостях, но и определяли, что считается достойным освещения в прессе. Телевизионные группы появлялись на мероприятиях, которые считались общенациональными. Остальные из нас держали наши камеры для примечательных случаев, таких как праздников или значимые события в жизни семьи.
Повсеместное распространение цифровых технологий уничтожило эту практику. Вещи больше не нужно оценивать как «важные», чтобы фиксировать их. Сознательно мы фотографируем события независимо от их важности. Бессознательно, мы оставляем след нашего поведения каждый раз, когда мы используем смарт-карту, обращаемся к голосовому помощнику или касаемся нашего телефона. Впервые в истории человечества запись теперь происходит по умолчанию, а вопрос о значимости рассматривается отдельно.
Этот сдвиг вызвал нереалистичные ожидания относительно возможностей человеческого знания. Как любили утверждать многие первоначальные евангелисты больших данных, когда все записывается, наши знания о мире больше не исходят от профессионалов, экспертов, институтов. Данные могут просто «говорить сами за себя». Как блестяще сформулировал австралийский ученый-наблюдатель Марк Андреевич, это фантазия истины, не загрязненной каким-либо преднамеренным вмешательством человека, — высшая научная объективность.
С этой точки зрения любой спор в принципе может быть урегулирован благодаря огромному массиву данных — видеонаблюдения, записей цифровой активности и т. д. — теперь доступных нам. Реальность во всей своей полноте записывается.
Все хотят получить фото и видео
Фотографии и видео стали арбитрами истины вместо письменных показаний и цифр. «Покажи мне фото или этого не было», — слышат пользователи соцсетей в ответ на истории, кажущиеся неправдоподобными.
Теперь везде есть камеры. И мы верим, что «камера не врет». В обществе камер видеонаблюдения и смартфонов записывающих устройств больше, чем людей. Поток данных усиливает ощущение, что истина рядом, но мы игнорируем ее. Поэтому публика вновь и вновь требует — «покажи мне». <…>
Но фотографии и видео тоже могут вводить нас в заблуждение.
Что случилось до или после того, как включилась камера? Что было за кадром? Эти вопросы вызывают подозрения, и часто они не напрасны.
Несмотря на то, что мы можем видеть доказательства, у нас у всех есть противоречивые представления о том, какие из них нужно учитывать. Камера не может врать только потому, что вообще не говорит. По мере того, как мы зацикливаемся на золотом стандарте объективности, количество интерпретаций растет. Чем больше мы верим в неопровержимые доказательство, тем сильнее сомневаемся в официальных данных и отчетах. Частое обвинение в предвзятости порой значит одно — «Это не моя точка зрения».
Перевод Марии Строгановой
Источник: The Guardian
Фото: rawpixel.com