«Именно любовь — ни вера, ни догматика, ни мистика, ни аскетизм, ни пост, ни длинные моления не составляют истинного облика христианина. Все теряет силу, если не будет основного — любви к человеку».
Св. Лука Крымский
…Крестилась я поздно. Мне было за шестьдесят. Надеялась на чудо, но его не произошло.
Воцерковлялась старательно, вникая в правила, во все эти «можно» и «нельзя». Купила иконы, стала ходить на службы, выбрала себе духовника, нашего настоятеля. Он меня, кстати, и крестил. Поначалу я несла к нему все свои недоумения и то, что меня отталкивало.
Надо отдать должное отцу Роману, он отвечал на все мои вопросы подробно и обстоятельно. Например, меня интересовали труды Блаватской. На что он ответил:
— Вам это читать нельзя, душевредно, а я, как пастырь, все же ознакомился. Если придется вести полемику, то я должен быть в курсе дела.
Мне он посоветовал убирать в церкви. И я этим занялась очень тщательно. Чистила подсвечники, мыла полы. И работа была мне в радость. Но тут возникла другая проблема.
Близко наблюдая людей, работающих в церкви, видишь их не самые лучшие стороны. Потому мне стала понятна ранее случайно услышанная фраза: «Держись подальше от церковной кухни, иначе легко потерять веру».
С верой у меня и так было не ахти как. Я старалась веровать, но получалось плохо. Держала посты, исповедовалась, причащалась. Не могу сказать, что я стала лучше. Может быть, мне мешало развитое критическое мышление. Просто так слепо веровать у меня не выходило никак.
Мой духовник не грузил меня своими требованиями. Узнав, что мы с мужем не венчанные, посоветовал пройти это таинство. Но мой муж был против, считал, что у нас и так все хорошо, живем в любви и согласии, а показуха в нашем возрасте не нужна.
И священник согласился:
— Оставьте как есть. Насильно ничего делать не надо.
И больше к этому вопросу не возвращался.
Так прошло несколько лет.
Помню случай, который меня потряс до глубины души.
Из-за домашних забот опоздала на службу. Подхожу к нашей церкви, а оттуда выходит моя старая подруга с двумя внучками. Мы не виделись давно, и я очень обрадовалась этой неожиданной встрече.
— Ой, как твои внучки выросли! — и я бросилась их обнять.
Валя замахала на меня руками, как на тифозную.
— Не трогай, не трогай! На них благодать! Они только что причащались. Их нельзя целовать! — и дернула их за руки. — Пойдемте быстрее домой!
Я отошла как оплеванная.
Потом случилось непредвиденное. Нашего настоятеля, моего духовника, перевели в церковь на другом конце города. Ездить туда я не могла в силу возраста.
Вместо него пришел молодой священник. На вид ему было лет двадцать пять, не больше.
Я подошла к нему на исповедь. Вначале он слушал меня молча. Потом остановил на полуслове.
— Почему у вас помада в вашем возрасте?
— Я ее стерла.
— Но я же вижу, что вы пользуетесь помадой.
— Я еще работаю, преподаю и хочу выглядеть прилично.
— Это грех, — нахмурился этот мальчишка.
— Наш настоятель никогда об этом не говорил.
— Он у вас тут развел либерализм! Здесь храм Божий!
— Я знаю. Но я правда все стерла.
— Это не имеет значения! — сердился он. Потом задал вопрос: — Вы с мужем венчаны?
— Нет. Он не хочет.
— Значит, в этом ваша вина. Вы недостаточно с ним говорите о необходимости таинства!
Я опять вспомнила лояльную политику моего духовника и этим вызвала дополнительное недовольство.
— Значит так, я не разрешаю вам сегодня причащаться. Вы не готовы! Пока вы не обвенчаетесь, я вас причащать не буду.
— Но отец Роман никогда так категорично не требовал! Я готовилась и все читала, что нужно.
— Он много чего делал неправильно, а мне приходится переделывать, — отрезал он.
Я отошла, поняла, что спорить бессмысленно.
Какое-то время еще продолжала ходить в церковь, но, встречая глазами этого молодого священника, старалась отойти от него подальше. На исповедь не подходила, помня о запрете.
Потом приходила все реже и реже. Потом и вовсе все сошло на нет. Сейчас для меня просто из дома выйти — событие. А куда-то дальше, в церковь и вообще — дело непосильное…