Помочь тому, кто согрел любовью других

Она выросла в детдоме. Она усыновила ребенка из детского дома. Сейчас она тяжело больна, и ей неоткуда ждать помощи. Это может случиться с каждым из нас.

Фрагмент из Интернет-дневника Елизаветы Глинка: «Письмо в фонд. Ей 48 лет. Диагноз — онкологический. Прооперирована. Провели химиотерапию. Облучили. Добилась ремиссии, хотя о выздоровлении говорить рано. Детдомовка, сама усыновившая ребенка, которому сейчас 9 лет. 

Из её разговора с доктором из Саратова.
— Почему в результатах моего обследования вопросов больше чем ответов?
— А правильный диагноз Вам поставит патологоанатом.

Участковый онколог отказывается осматривать больную, сказав, что ничего не понимает.
На просьбу о выдаче бесплатных лекарств отвечено отказом. Так решила зам. главного врача.
Пособие на усыновленного ребенка не выплачивается.  
Когда мы говорили по телефону, она только плакала.
Боли. Маленький неустроенный сын. И полная неясность, что делать дальше»

С 2004 года этой женщине, назовем ее вслед за редакцией сайта Милосердие.ру Мариной, пытается помочь Епархиальная   комиссия по церковной социальной деятельности:

Эта женщина просила не называть своего настоящего имени. На сайте «Милоcердие.ру» мы называем ее Мариной. Первый раз Марина пришла к нам году в 2004-м. Вся в слезах. что делать? Сыночку соседи сказали, что он не родной, а усыновленный. Поэтому и переехали в большой город, в Поволжье, продав квартиру. Устроилась на работу на рынок. Но не могла успокоиться — может быть рассказать сыну всю правду? С ней беседовал священник, мы не знаем, что он ей посоветовал, но ушла она успокоенная.

Однако, на этом испытания не закончились. Через два года она появилась с просьбой помочь пристроить сына на время операции. Рак – такой диагноз поставили врачи. Увольнение с работы, на глазах истаявшие сбережения, тяжелая операция и тяжелое последующее восстановление. Колостома – это кишечник, выведенный наружу — всю оставшуюся жизнь Марина будет носить калоприемник под платьем. Снимать квартиру она больше не могла, некоторое время жила с сыном в приюте для бездомных, потом, благодаря одному неравнодушному чиновнику, получила квартиру (правда, в ужасном состоянии).

Несколько раз к Марине ездила корреспондент Милосердия.ру Алиса ОРЛОВА. Вот несколько ее отчетов о визитах к этой удивительной женщине:

Январь 2007:
Марина одинокая, с 10 лет воспитывалась в детском доме, ее приемному сыну 13 лет, она усыновила его, когда ему было 2 месяца. Недавно Марина перенесла тяжелую операцию, онкология, теперь у нее у нее колостома, всю жизнь ей будут нужны калоприемники. Недавно городская администрация выделила Марине квартиру, скоро Марина и ее сын переедут туда из социального приюта, где сейчас находятся.
Это вся информация, которой я располагала, когда приехала в город, где живет Марина.
Я представляла Марину совсем по-другому, думала – она тихая, грустная, вся в темном. А оказалось – она часто улыбается, выглядит моложе своих лет, у нее светлое и открытое лицо, она в джинсах и куртке. Самое удивительное – ни малейшего ропота на судьбу, «слава Богу за всё».
Теперь могу сказать, что видела счастливого человека. Чиновнику, который гнал ее из кабинета, ссылаясь на то, что на документе «нечеткая печать», Марина говорила «Я живу на иждивении у Господа Бога. Как хотите, так это и понимайте! Кроме ребенка у меня ничего нет».
Мы вместе с Мариной поехали смотреть ее новую квартиру. «Десять минут от центра»– уверяла она. Сегодня Марине еще Антошку из школы забирать, у него рюкзак совсем порвался, надо новый покупать.
Марина быстро шагает, я включаю диктофон:

— Когда я усыновила Антошу, мне было 35 лет. В 1994 году это был уникальный случай, одинокому человеку тогда невозможно было усыновить ребенка. Это Божья воля. Я молилась, просила, чтобы у меня был сын. Почему? Я сама прошла все эти сиротские заведения – в Ярославской области, во Владимирской области … Я жила в детдомах с 10 лет до совершеннолетия, моя мама отказалась меня воспитывать…
Когда я увидела Антошу, ему было два месяца. Мальчик был буквально изуродован женщиной, которая ее родила. Мама не хотела, чтобы Антошка родился, она его травила, перетягивала живот. Это мне рассказал зав. родильным отделением. Она надеялась, что он родиться мертвым, а Богу было угодно, чтобы он остался жив. У него тяжелая травма спинного мозга. По воле Божьей мне попался хороший микропсихоневролог, пока костная система не сформировалась, многие проблемы разрешимы. Когда я услышала его диагноз, я была в ужасе, за что все это такому маленькому? Он не мог ни ползать, не сидеть… А потом, в год с небольшим, сразу встал на ножки.

– То есть если бы не Вы, он бы сейчас лежал?

– Ой, ну нет, при чем здесь я? На все воля Божья.

– Сейчас он нормально ходит?

–Не только ходит, Он бегает, прыгает, он нормальный ребенок!
Это даже не счастье, а я не знаю, как это назвать. Когда он был маленький, встанешь ночью, невозможно пройти мимо, чтоб его не погладить, не поцеловать… Я не могу сказать, что я состоялась, как мать, ребенок еще не вырос… Но оказалось так. Что я хорошая мать, Господь дал мне это. Может быть меня трудно понять, но я Богу за все благодарна и за болезнь тоже, за все. За все…
Про рак я не знала до последнего, лечилась от другой болезни. Неправильное лечение усугубило ситуацию, спровоцировало рост опухоли. Но я даже мысли не допускала, что у меня рак… Как это принять? Мне кажется наша беда в том, что мы думаем, что у нас времени достаточно, что мы еще успеем покаяться и получить прощение. Каждый думает,
Потом, завтра, через неделю, пойду в храм, я исповедуюсь… А самом деле времени у нас не то, что бы… Его просто нет! Когда тебе говорят, что у тебя рак, очень четко это осознаешь. Сейчас я счастлива, я безумно благодарна Богу, что я иду. Что я вижу эти деревья… Мне говорили, что в июле я умру, открытым текстом.
Совсем плохо стало мне в марте. Я просто не встала с кровати. С Божьей помощью меня опредилили в хорошую клинику, стали готовить к операции. Когда мне сказали, что у меня рак, я начала дико орать, просто орать: «Я не могу умирать, у меня ребенок! Я не могу его оставить!» Самой мне ничего не надо было вообще, я твердила, Господи, не сделай больно Антоше. Некоторые спрашивают: «За что, Господи?» Я, конечно, таких безумных вопросов не задавала. Я знала, за что…
Я безмерно благодарна Богу за все страдания. За все страдания последних месяцев.
После операции я осознала точно и четко, что жизнь мне Господь сохранил. Спасибо всем, кто за нас молился! Очень многие молились за нас… Не знаю, смогу ли я отблагодарить Бога за это. Сейчас невозможно получить квартиру, безусловно, но Господь даровал мне это. На Рождество. Теперь у нас с Антошей никаких новогодий, новолетий, только Рождество!
Как это было? Я все трезво взвесила и пришла на прием… Ну как без жилья? Не на улице жить. Я пошла на прием в администрацию области. И мне там предложили – меня в больницу, Антошу – в приют. А Антоша сидит тут же! Я чиновнику говорю: «Мой ребенок похож на нелюбимого? В приют? Возьмите! Вот он сидит. Берите за руку, ведите в приют!» Как ребенка без матери оставить?
Потом я пошла в городскую администрацию, к заместителю мера. Пришла и чисто по человечески объяснила свою ситуацию. Просила помочь с кредитом. Конечно, все за меня просили, письма писали… Выписка моя из истории болезни до безобразия откровенная, вопиющая…
И вдруг на Рождество мне позвонили, предложили посмотреть однокомнатную квартиру… Боже мой! Какая это была радость, просто щенячий визг!
Потом начался сбор документов, сейчас вот все собрали.

Июль 2007:
Марина никак не может привыкнуть к тому, что у нее есть дом. Она радуется всему и благодарит за каждый прожитый день: «Я хожу, прикасаюсь к предметам, и радуюсь, что я – живу». Желтые обои, занавески на окнах, уютная кухня, в комнате – диван и кровать, маленький телевизор, для Антоши есть рабочий уголок. Настоящий дом, удивительно, ведь еще зимой тут были только голые стены. «Про все, что со мной было, я бы написала книгу, я бы назвала ее «Деньги для Марины»,– говорит она мне.

Для больных раком кишечника операция – последний шанс. Делают колостому – кишечник выводят на живот. И человек этот всю оставшуюся жизнь носит под одеждой калоприемник. Такой больной может прожить еще много лет, но часто от этой операции отказываются. Марина свою колостому зовет «розочкой». «К этому надо относиться немножко с юмором, принимать как дар Божий», – говорит она. Это очень тяжело. Марина сидит на ковре возле открытой балконной двери, вытянув ноги. Мы пьем чай и разговариваем. Вот что записал мой диктофон:

…Я знала четко, что хоть на коленях каждый день я буду Бога благодарить, что жива, что Антоша у меня, что дом – все мало будет. Собрались, поехали в Дивеево. Долго ехали – и ничего у меня не болело, представляешь? Как там, в Дивеево, красиво… По тропочке по Матушкиной прошли, счастье-то какое! Я приложилась к мощам Серафима Саровского – и не могу отойти. Расплакалась, ой… Говорю: «Серафимушка, дорогой, моли Бога о нас, пожалуйста!» За всех помолилась, и за Оксану, мы с ней в больнице лежали, когда я облучалась. Сутки были на ногах, и ничего у меня не болело!

… А я ведь, сначала, когда диагноз поставили, думала – не буду лечиться…Господь же не принимал обезболивающие. А батюшка сказал: «Не мудрствуй! Господь благословляет руки врачующего». И я пошла на операцию.

…Я спокойна сейчас. Никогда не была такой спокойной. Господь нас с Антошей не оставит… Я вот, бывает, наору на Антошу, а потом его обниму и пожалею. Вот я сейчас себя точно так же чувствую – будто у меня мать есть и Отец есть… Чувствуешь эту бесконечную любовь, и она по совести сильно бьет. Потому, что мы так любить не умеем.
Вот как бы я Антошу не любила, я так любить не могу, потому что у нас любовь человеческая, не бескорыстная – мне хочется, чтобы он вел себя пристойно, чтоб любил меня. А нас Бог любит – любых.

…Наколки-то? Я их марганцовкой сводила. Знаешь, как больно!
Мне 11 лет было. Братались мы тогда, накалывали инициалы, ангелочков накалывали. Я в детдомах была до 15 лет. Все это ужасно, конечно, но спас ведь Господь! У меня память на лица хорошая, я до сих пор иногда замечаю наших среди бомжей вокзальных. Меня в карцер за хулиганство сажали, я дралась. А карцер – это комнатушка узенькая, цемент покрытый инеем. Я там все себе застудила, ну как я могла потом родить… Выкидыши, были. Вот, в 11 попала я в детский приемник-распределитель… Как там нас били… Мне один мужик запомнился, приторный, слащавый, даже волосы у него блестели, маслом он их что ли мазал – так бил нас… Там надо было выживать. Воспитание через коллектив. Непрерывные бойкоты. Ничего хорошего не было.

…Я до сих пор не знаю, отказалась мама от меня, или нет. Я не хочу этого знать. Вызвали в комиссию по делам несовершеннолетних, сказали, что мама больше не хочет меня воспитывать. Нет, мама не пила, не гуляла, она порядочная была, что ты! Это была просто нелюбовь. Помню, мне было два годика, я украла монетку, 15 копеек, светленькую такую. В садике воспитательница в ее в руках вертела… Монетка блестит, я увидела куда она ее положила и взяла домой. Как меня мама била! Вот, до сих пор на голове шрам. Чем она меня… Коньком она, что ли саданула…И вот, когда мне было 38 лет, мне Бог даровал то же самое. Такой же вышел случай. Антоша, три года ему было, принес из садика руль. Знаешь с кнопочками такой, бибикает… Вот он взял его под курточку, я даже не заметила, принесли мы его домой. И я вспомнила себя маленькую с этой монеткой. Господи! Это же даже не воровство! «Мама, я хотел поиграть…» – глазки вылупил. Я говорю, сынок, не беда, отнесем завтра в садик, мы ж туда тоже игрушки свои носим».

…С мамой общаюсь. Хожу к ней… Мы же в одном городе живем! У нее нас трое было, отдала меня. Вот у меня Антошка у меня один, а если бы несколько детей было, может, я тоже одного любила, а другого – нет, я не знаю. Может, я и смогла бы понять ее, кто ее знает, как любовь там распределяется, в душе…

…В Бога я все время верила. Сейчас понимаю, что это Он меня вел, Он мне не дал погибнуть. Сколько людей умерло, сколько спились! А меня спас. Совсем одна, без фундамента под ногами без плеча рядом, без какого-то тыла, а не оставил меня Господь…

… Мне кажется, любая женщина ребенка хочет. А у меня шансов не было совсем. 35 лет, одинокая, тогда одиноким не давали детей. Я молилась: «Господи, дай мне ребенка!» Прости меня Господи, обещания всякие Ему давала. Конечно, ничего из обещанного я не выполнила… А сына Он мне дал! Антошка больной был, мать его не хотела, живот перетягивала, это мне в роддоме рассказали. Господи, ночью встанешь, поцеловать его, посмотреть, как он дышит, это ж счастье-то какое!

…Людям, которые денег пожертвовали, низкий от нас с Антошей поклон. Передай, что мы каждый день за них молимся. Мы, конечно, их не знаем поименно, но Господь их всех знает.
Спасибо им огромное!

Сейчас Марина оформляет пенсию, ей по прежнему нужны калоприемники «Конватек» те, что выдают бесплатно, ей не подходят – от них болит шов.

Мы можем ей помочь.

Мы не можем пройти мимо.

Наталья Волкова, Саратовская епархия :

Сейчас Марине очень плохо. У нее боли, которые не проходят, мы пытались найти ей адекватных и неравнодушных врачей в Саратове, но удалось это сделать только недавно и то, в платной клинике. По какому-то странному стечению обстоятельств у нее до сих пор нет инвалидности, поэтому и никакой пенсии. В буквальном смысле она с сыном живет на те деньги, которые дают добрые люди. Ей нужно продержаться хотя бы еще месяц. Лечение стоит недешево, сами понимаете, сына нужно собирать в школу, а еще нужно как-то питаться, чтобы не умереть с голоду. И конечно же, Марине нужны друзья, с которыми можно было бы пообщаться, излить душу.
Она бесконечно верующий человек, после того, что с ней случилось – по-другому и быть не может. Человек с титановым стержнем внутри. Но ей так больно сейчас! Так одиноко и страшно! Но она верит, молится и не теряет надежды. Она знает, что добрые люди на свете есть. Хотя в этом пытались ее разубедить некоторые саратовские врачи – своими словами, своим равнодушием и безответственностью…  

Сейчас, в августе-сентябре 2007 года, Марине предстоит очередная операция. И она сама, и все предварительные процедуры платные — каждый визит к врачу обходится в 250 рублей, томограмму сделали за 3 000. стоимость самой операции пока не определена, но уже ясно, что без нашей помощи Марине не справиться.

Если кто-то из Вас хочет написать Марине письмо, пишите на адрес Комиссии, мы передадим:
Адрес: 119049, Москва, Ленинский пр-т, д.8, кор.12, Алисе Орловой для Марины.