Дорога
Алтай, дорога среди разноцветных полей с зелеными гривами из лесополос. Мы: я, бабушка и дедушка — куда-то едем в их бежевом «Москвиче-412». Я на заднем сиденье, это мой зрительный зал. Наблюдаю знакомую картину.
— Володь, стучит, — осторожно обращается бабушка к дедушке, который сейчас за рулем.
Она с ним рядом, на переднем сиденье. Он — водитель, она — его надежный штурман.
Дедушка вслушивается, но не отвечает.
— Володь, точно что-то стучит! — нажимает бабушка.
Она облокотилась на окно боковой дверцы и по привычке постукивает по раме пальцами, внимательно смотрит на дорогу и подсказывает деду, как лучше проложить маршрут, чтобы не угодить в лужу, яму, не заплутать в паутине тоненьких грунтовок, если мы ищем ягодные или грибные места. Летом ездит с открытым окном, не терпит духоту. На ее голове в солнцепек обычно кепка. «Кепи» — называет ее бабушка. Дед предпочитает фуражки. Оба выглядят по-деловому, настоящая автокоманда.
— Дед! Оглох? — требует внимания бабушка.
— Да ничего не стучит! Все нормально! Я не слышу! — раздраженно заговаривает он.
— Остановись и проверь! — в бабушке просыпаются ее 40 лет педагогического стажа. Трудно не послушаться.
Дед, опять-таки по традиции, психует, но все же останавливается, выходит и начинает кружить у машины. Замирает у багажника, ныряет вниз и хмурым возвращается к нам, чтобы сделать объявление о причине поломки.
— Глушитель отвалился!
Сколько раз этот глушитель отваливался, сколько раз случались иные неполадки из твердо устоявшегося репертуара, на ходу открывался багажник. Бабушка быстрее деда определяла, что машина снова что-то выкинула. И деда, который с юности за рулем, это раздражало. Почему она более чутка к технике, а не он? Его водительский авторитет опять был подорван.
Я обожала наблюдать за их совместными выездами, меня они веселили и умиляли. Каждую стычку в машине я воспринимала как подтверждение того, что бабушка и дед — две половинки. Один дополнял другого, а к старости они окончательно срослись.
Танго
…Мне кажется, зазвучало танго. Дед встал из-за стола и пригласил бабушку на танец. Бабушка поддержала его неожиданный порыв.
Я в первый и в последний раз вижу эту пару танцующей. Им далеко за семьдесят, мы на свадьбе у родственников. Старики под руку выходят в зал.
Дедушка делает жест обольщения — театрально приглаживает волосы правой рукой, а на большей части головы — лысина.
Голова деда облетела одуванчиком на службе в танковых войсках на Дальнем Востоке.
Бабушка рассмеялась в ответ, и танец начался: бабушкины глаза искрятся, когда она заглядывает в лицо партнера (она ниже его ростом и приходится смотреть вверх). У деда вид самодовольный, словно он покорил и увел танцевать настоящую царицу.
Я слежу за ними и заранее знаю: это сохранится во мне навсегда.
Жених и невеста
Говорят, что дед мог ходить налево. В зрелости он работал на руководящих должностях, носил элегантные костюмы и галстуки, нравился женщинам. С бабушкой мы не касались этой темы. Мне было неудобно, а сама она об этом молчала.
Я видела, что ей нравится вспоминать о другом — как она была для него самой красивой и желанной. Теперь-то она «на всех чертей похожа, на одного два раза» — бабушка говорила про себя, выйдя на пенсию. С юмором и горечью она сожалела о том, что старость делает с людьми. Почему так меняет? Чтобы легче было смириться с уходом из жизни? Но по отношению к женщине это слишком жестоко.
Фото: unsplash.com
Да, бабушка знала, что она красавица. С юности, а не задним числом. Она увлеченно рассказывала об ухаживаниях деда. Они жили в одном селе. Бабушка Зина — молоденькая учительница младших классов, маленькая и стройная, куколка. С прической и в строгом наряде. Дедушка Володя — молодой шофер, управлял единственной в округе полуторкой. «Каждый день буду возить тебя на работу», — заманивал дед замуж. В клубе он играл на аккордеоне, работал избачом (открывал и закрывал клуб, устраивал танцы). Если бабушка шла танцевать не с ним, музыка резко прерывалась. Так деда Володя завоевывал женщину.
Свекровь не одобрила выбор сына. «Володь, она такая маленькая. Даже рубашку тебе не сможет постирать», — сокрушалась прабабушка Шима. После свадьбы сват, прадед Ваня, наблюдал за тем, как бабушка будет печь хлеб. Молодые первое время жили с родителями. В тот день прадед специально не пошел на работу. Пробыл на кухне, пока невестка не поставила опару и не вымесила тесто. Убедился, что сын не будет голодать, и принял невестку в семью.
«Мал золотник, да дорог», — нахваливала себя бабушка. И ни капли не обманывала — хозяйкой она была замечательной.
И бабушкой она была чудесной. Из тех, что обогреют, накормят, «обвяжут» с ног до головы — крючком и спицами, а еще много чему научат, кататься на коньках в том числе.
А особенно я благодарна ей за то, что она находила силы водить внуков на речку. Проще было усадить нас в ванну и оставить хлюпаться во дворе. Нет же. Она шила нам, внучкам, купальники из ярких тряпочек, собирала в сумку еду для перекусов и в пекло, со своей-то гипертонией, шла вместе с нами на вечно прохладную и быструю Обь. Вместе мы заходили первый раз в воду и погружались с головой под «Баба сеяла горох и сказала деду: “Ох!”». Затем бабушка шла на берег и зорко следила за нашими головами. «Алинка! Танюшка! Ну-ка ближе к берегу! Ох, а им все буби — козыри!» — ее звонкий голос с фирменными вставками не умолкал.
Самая большая любовь
Детей и внуков она любила настолько горячо, что нам казалось: мы для нее — главные. А дедушка? Конечно, она любила его, и мы об этом знали. Но ведь уже не жених и невеста. И мы думали, что самые сильные чувства у нее для нас.
Ошибались. В 70 с лишним бабушка на ногах перенесла инсульт. Моя мама, что живет в другом селе, забрала ее к себе домой выхаживать. Возможность двигаться и говорить у бабушки сохранилась, но что-то случилось с сознанием. Ни гулять, ни общаться нашу бабушку не тянуло. Дни напролет она лежала на диване, равнодушно смотрела по сторонам или спала.
Отправляясь в гости к маме, я надеялась, что, увидев меня, бабушка обязательно оживет. Но — ничего не произошло. Приехал издалека дядя Женя, сын бабушки, с которым она встречается раза три в год (у бабушки и дедушки родилось двое детей — «Женя и Люда»). И снова в ней ничего не поменялось.
Звоним дедушке, рассказываем. Слышно по голосу, что переживает и скучает по своей «Зинушке». Так он называл супругу, когда выпивал, а детей и внуков — «Эх, голуби вы мои сизокрылые!». В другое время он такими ласковыми словами не одаривал, больше любил молчать, чем говорить.
Дядя Женя повез деда к бабушке повидаться. Заметив его в дверях, бабушка тут же присаживается, он — к ней. Глаза у обоих счастливые, улыбаются. Бабушка гладит деда по спине, и он сияет еще сильнее.
Домой они уехали вместе. Мы, родные, были потрясены.
Возвращение к деду помогло бабушке восстановиться. С тех пор она уже не могла заниматься тонкой работой, к примеру, вязать ажурные салфетки крючком. Полностью перешла на спицы и вязала лишь простые вещицы — носки. Но зато носки вылетали будто из пулемета.
Записки на шкафу
А потом, видимо, снова случился инсульт. Господи, как же бабушка боялась старческого слабоумия, боялась стать обузой! Детям и внукам она наказывала: «Тогда меня сразу убивать!» Однако страшное случилось — крепкий бабушкин рассудок стал ее покидать. А дедушка начал оставлять на шкафу записки с делами: он понял, что память ее подводит.
Стариковский «москвичонок» с годами чудил все чаще, и деду сложнее было за ним следить. Бабушку же беспрерывно накрывало высокое давление и заставляло подолгу лежать в спальне с занавешенными окнами. Так, со временем, у дедов остался единственный маршрут: до моей мамы и обратно.
Летом, может быть в 2005-м, деды завалили маму румяными ранетками со своего садика. Яблоня бешено плодоносила, а бабушка уже не варила компоты и варенье, не заготавливала сухофрукты. Но старики не могли дать яблочкам пропасть и ведрами, мешками возили их нам. Помнится, мама расплакалась, увидев, что родители подъехали и волокут очередную партию. Она тоже не могла позволить яблочкам пропасть, а перерабатывать их дальше не было никакой мочи. А еще она опасалась, как бы по дороге с родителями чего-нибудь не случилось, просила их перестать ездить на машине.
Но их визиты не прекращались, и, завидя деда и бабу у своих ворот, мама ужасалась, а проводив их, молилась, чтобы они доехали до дома целыми и невредимыми, чтобы больше не раскрывали свой гараж.
И вот поездки закончились. Стариковская память стала еще хуже, и теперь они начали ходить до дома дедушкиной сестры бабы Ани, с которой и сам деда, и бабушка были очень близки. Баба Аня умерла минимум лет восемь назад, но, похоже, старики про это забывали. Поддерживая друг друга, они медленно топали до ее опустевшего деревянного дома, натыкались на закрытые ворота и долго стояли, непонятно чего дожидаясь.
Единственным развлечением стариков остался телевизор. Дедушка сидел с одного края дивана, бабушка — с другого, чтобы оба могли облокотиться. Из бабушки по-прежнему сыпались смешные замечания. К примеру, сериал «Санта-Барбара» сопровождался фразой: «Не хочу я этого Мэйсона!» Во время рекламных пауз черный кот, которого деды по ошибке назвали женским именем Малу (Малу — героиня бразильского сериала — в итоге превратилась в Малуна), получал от бабушки команды: «Малун, мигни!» Она была уверена, что ей удалось выдрессировать кота. Бог знает почему, кот подмигивал, и стариков сие восхищало.
«А где дед?»
Первым умер дедушка. Мне повезло быть с ним рядом в последние дни его жизни.
От пищи дед отказывался. Но когда я ему предложила сладкие мандарины, с удовольствием начал их есть. Как же я радовалась от того, что ему сейчас хорошо.
Фото: unsplash.com
В основном же ему было плохо. Он лежал круглыми сутками в спальне, мучался от болей в ноге — ее терзала сухая гангрена. Как-то, обрабатывая рану, я погладила ногу. Дедушка прошептал: «Легче», — и попросил повторить. Я гладила, сколько могла.
Бабушка слабо понимала, что происходит. Мама умоляла ее посидеть рядом с дедом, чувствуя, что ему это нужно. А она торопилась снова убежать в зал к телевизору.
…«А где дед?» — очнулась бабушка на поминальном обеде. Каждый раз, точно заново, она узнавала о его кончине и принималась плакать и приговаривать: «Как же я без него?»
Все супружество бабушка ела с дедом из одной тарелки. Похоронив его, она редко садилась за стол.
Ей понравилось ходить в фартуках с карманами, в которые она набирала конфеты и украдкой их лопала, шуршала в карманах фантиками.
Мне было плохо от того, что я не могу с ней поговорить как прежде. Эта тоска по ней при живой бабушке меня мучила. Февральским вечером, в 2016-м, я заплакала: невыносимо по ней соскучилась. Спустя несколько дней я узнала, что бабушка умерла.
И моя жизнь впервые разделилась на две части: когда были живы старики и когда их не оказалось рядом, когда была жива их любовь и когда она ушла туда, где хранится все, что греет сердце.
Текст был впервые опубликован 8 июля 2021 г.