Протодиакон православной церкви Андрей Кураев — о вере, времени и нашей жизни
Его самого за острый язык и прямоту суждений порой называют проблемой церкви — так же, как и другого необычного священника Ивана Охлобыстина, известного широкой публике по роли доктора Быкова в сериале «Интерны». Протодиакон Андрей КУРАЕВ — вполне себе медийная фигура: и на ток-шоу популярные приходит, и на рок-концерты. Днями он приехал в Костанай. Жаль, что знали об этом немногие.
Протодиакон Андрей Кураев
Кураев умеет разговаривать с кем угодно и о чем угодно. Эдакий Ларри Кинг в рясе. Если не круче. Просто и понятно он разъяснил прихожанам нового храма в Рудном смысл фресок, украсивших здание. Не обошел и тем пересечения религиозной и светской жизней общества. Попутно выразил скепсис по поводу идеи создания общего храма для всех религий.
— Объясню на таком примере: что будет, если смешать литр вишневого варенья и литр обыкновенного дерьма? С точки зрения науки, получится органическая суспензия. А с точки зрения богословия — выйдет два литра полного дерьма. Поэтому когда говорят о приведении религий к общему знаменателю, устроении для этого Площади согласия и всего тому подобного, я задаюсь вопросом: а что будет с «несогласными»?
— Сейчас в Казахстане горячо обсуждается новое религиозное законодательство. Вы слышали об этом?
— Да, я знаю, что президент его еще не подписал.
— А у вас есть позиция либо экспертное мнение по этому вопросу?
— Нет. Я специально не читал статьи на эту тему, зная, что мне предстоит поездка в Казахстан. Я не живу здесь, не знаю аргументов спорящих сторон и не могу давать советы.
— То есть, по-вашему, религиозное законодательство в цивилизованных странах не должно быть универсальным?
— Если оно отличается — это нормально. Я в этом уверен, и проблемы здесь нет.
— Отец Андрей, меня очень подкупило, когда на ряд непростых вопросов вы отвечали людям легко и открыто, произнося всего два слова «не знаю». И я вспомнил, как в телепередаче «Школа злословия» вы ни разу не употребили этой фразы в ответ на нападки ведущих. Вы специально вели разговор в таком ключе и не отвечали прямо на едкие вопросы?
— Надо отдать им должное, они четко понимали, чего я знаю, а чего знать не могу, и все вертелось как раз вокруг моей позиции по обсуждаемым темам. Но это был не просто разговор, а вариант псовой охоты.
— Мне показалось, что элементы такой охоты на вас были и на встрече в костанайском храме — когда выяснилось, что в зале присутствует немало сектантов. Они явно пытались своими вопросами вас посрамить. Общаясь с ними, допускаете ли вы, что они однажды примут вашу точку зрения?
— Эти — вряд ли. Это были не обычные сектанты, а сектанты в худшем смысле слова. Я ощутил это по оттенкам их речи, по обертонам, по тому, как они строили вопросы. Я допускаю, что можно быть нормальным протестантом или баптистом, адвентистом и так далее. Типа искать веру, думать. А здесь понятно было, что там нет никакой культуры мысли. А есть тупое необразованное начетничество. Одну фразу помнит из Писания и орудует ею. И не может понять, что текст может иметь множество смыслов. И вот талдычит… А то, что пробует сказать — это совершенно не библейское учение. Я понял, что это не обычные протестанты, а люди, которые свой особый рецепт клея изобрели, которым свои мозги склеили.
— Известно ли вам о том, что в последнее время в казахстанском обществе жарко обсуждают языковую проблему?
— Мне очень нравятся слова поэта Олжаса СУЛЕЙМЕНОВА: «Возвысить степь, не принижая горы». Я верю, что именно таковой является культурно-национальная политика в Республике Казахстан — возвышая казахские традиции, делать это тактично. По принципу «не вместо, но вместе». Тогда все у вас получится.
— На данный момент получается дискуссия, которая уже перешла на личности: например, все чаще высказываются мнения о том, что некоторые радетели госязыка под видом соблюдения исконных национальных интересов преследуют собственные политические цели…
— Если такие люди ведут речь о вытеснении русского языка прежде всего как языка культуры, то они должны понимать: тем самым выбирается определенное будущее для своей страны, своего народа. Предполагаю, это будущее Афганистана. Если их такой вариант радует — ну, я не знаю… Пусть… У них есть право выбора друзей: или с афганскими муллами, или с Россией.
— А может ли позиция церкви повлиять на то, чтобы столь сложные вопросы, как языковой были решены быстро и безболезненно?
— Надо разочаровать здешних русских: церковь не станет политическим фактором, не будет фактором консолидации и защиты. Церковь будет жить в мире с властями, прислуживать им. В церкви можно брать только то, что там есть. Есть возможность молиться о благодатном укреплении в испытаниях. И не стоит возлагать на церковь политические надежды. Я знаю, что, например, некоторые казачьи организации выказывают недовольство нашей позицией. Им нужно понять, что это вопрос очень серьезный. Это вопрос о том, что есть церковь, каково ее призвание и что она не может дать людям.
— Присутствие русской православной церкви на казахстанской земле никого не удивляет. Но появление здесь миссионера, человека, несущего и распространяющего веру, заставляет задуматься: что это означает? Может быть, некоторую опаску патриархии: как бы не потерять своего влияния и вообще — себя на этих землях?
— Да, в чем-то здесь с вами я соглашусь. Видите ли, мои лекции проходят где угодно: в Москве, Владивостоке, Киеве, дальнем зарубежье… Я вижу ситуацию, и она такова: сегодня земли, некогда бывшие вполне православными, нуждаются в особых усилиях к просвещению. Поэтому нельзя сказать, что какой-то регион выделяется. Проблема общая. Вот я и езжу.
— Не удручает ли вас, что большинство пришедших на встречу с вами — люди пенсионного возраста?
— Это не правило. Все зависит от того, как оповещали людей. Если об этом объявили только с амвона, то вот и пришли традиционные прихожане.
— А если бы сейчас перед вами сидело множество молодых — вот как на том знаменитом стадионном концерте «ДДТ», который вы предварили своим выступлением? Как бы вы с ними сейчас говорили?
— Я всегда говорю на языке университетском. Это совсем не язык шпаны, не жаргон…
— А может нужно, чтобы появилось больше священников, интересных молодежи, умеющих быть ей понятными? Вот как вы, как Иван Охлобыстин?
— Как сказал классик, «попы разные важны, попы разные нужны»!..
Мы общались с о. Андреем на ступенях нового рудненского храма. В какой-то момент к нему протиснулся человек, сказавший, что приехал на встречу из Лисаковска. Он обратился к Кураеву: « Объясните, как могло такое случиться: мне из Москвы привезли «Молитвослов». Очень хорошо изданная книжка, в середине которой — я глазам своим не поверил! — обнаружились всякие заговоры, заклинания, рецепты колдунов. Как такое может быть?».
— Очень интересно, — изумился Кураев и попросил: — Подарите мне экземплярчик.
— А у нас уже нету, мы его в церковь сдали… Вы когда в Москву вернетесь, там наверху разберитесь, накрутите хвосты тем, кто такие книжки издает.
— Отвечу вам анекдотом: Карабас-Барабас заходит в театр и видит там полный хлам: Буратино висит с обугленным носом, Пьеро валяется в своей блевотине, пудель Артемон за хвост подвешен к люстре, Мальвина лежит с задранной юбкой, кресла порезаны, занавес… Карабас-Барабас смотрит на это дело и говорит: «Да, не о таком театре я мечтал…». Вы знаете, Христос, глядя в том числе и на нашу церковную жизнь, мог бы сказать то же самое. Знаете, всякое случается, и все мы грешны. От меня елей тоже не исходит…
Все общество больно, его разъедает раковая опухоль эгоцентризма. Общество, в котором девочки не хотят быть матерями, а мальчики — солдатами, обречено. Я не знаю универсального выхода. Конечно, можно говорить об утверждении нравственности, но это все будут общие слова. Поэтому я говорю: слава Богу, что я не патриарх, и не мне это решать. Слава Богу, что я не президент. Есть замечательная французская пословица, отчего-то переведенная на русский язык только наполовину: «Делай то, что ты должен, и будь что будет».
Стас Киселев