Это Страстная Неделя для христиан. Кенийские студенты, убитые за то, что они христиане, встают рядом с пакистанскими верующими, погибшими в церкви две недели назад, в воскресенье, когда молились. На расстоянии в тысячи километров являет себя потрясающая преемственность ненависти к тем, чья единственная вина в том, что они носят «имя христиан». Они граждане разных стран, у них разные истории, они принадлежат к разным конфессиям (католики, православные, протестанты и неопротестанты). Но все они убиты только потому, что они христиане, убиты трусливым насилием против безоружных людей.
Христиан часто варварски убивают, чтобы проявить свою страшную власть, как обезглавили коптов на берегу Средиземного моря. Убивают или похищают, как Боко Харам в Нигерии. Это поразительный крестный путь, Via Crucis целого народа женщин, детей, мужчин, молодых и старых. Напоминает Страстную пятницу в католических церквях. Папа Франциск совершал вчера богослужение Страстной Пятницы в Колизее, месте древних мучеников, и вспоминал мученичество сегодняшних христиан. Мученичество – не археология, но современность. Via Crucis мучеников делает трагическую остановку в этом крестном пути на Ближнем Востоке. Здесь была колыбель зарождающегося христианства. Остаются древние церкви, как в Малуле в Сирии (где до сих пор говорят на арамейском, на языке Иисуса), там молятся, совершая древнейшие литургии, которые пелись веками. Эти общины сегодня исчезают, изгнанные и пораженные терактами.
По крайней мере в Сирии и в Ираке. Это жестокое и бессмысленное насилие вопрошает христиан на эту Пасху 2015 года, когда бросается в глаза подобие несправедливого смертного приговора Учителю и преследования Его сегодняшних учеников: между Распятым и распятым человечеством. Начал замечать это Иоанн Павел II, вызвав удивление в западном мире, мыслившем христианство в торжествующем ключе. Затем, особенно после 11 сентября 2001 года, была попытка обратиться к христианским мученикам как к знамени борьбы с исламом, чтобы вернуть идентичность цивилизации, которая для существования нуждается в определении врагов.
Христианских мучеников нельзя использовать для обоснования сражений или идеи, что мы жертвы. Они не знамя цивилизации. Они радикально отличаются от исламских мучеников: они не лишают себя жизни, чтобы убить других, и главное – они не ненавидят. А потому их смерть ставит сильные вопросы – не только перед теми, кто принадлежит к Церкви, но и перед европейцами, привыкшими к христианству, перед «христианами по-своему», немного перед всеми. Что за вера у этих людей, которые умирают ради того, чтобы продолжать быть верующими? И еще – что можно сделать для них?
От этого последнего вопроса нельзя уходить во всех международных организациях и на всех международных встречах. Недавно об этом впервые говорилось на Совете Безопасности ООН. Но как вмешаться в сложное положение в Нигерии или в Кении, если не просить правительства гарантировать безопасность всех граждан?
Эта Пасха преследований не оставляет равнодушными многих европейцев, несмотря на рассеянность благополучного мира. Есть что-то, что глубоко поражает и позволяет открыть иной лик христианства и христиан, не такой, как раньше себе их представляли. И это не только реакция: когда преследуют христиан, мы все чувствуем себя немного «христианами», есть глубокое отождествление себя с теми, кто претерпевает серьезную несправедливость. И есть прежде всего новое открытие смиренного лика христианства в этих преследуемых людях, живущих в странах Юга мира. Поражает их духовная сила, выраженная в верности воскресной литургии несмотря на угрозы, как в Нигерии или в Пакистане. Возможно, вид преследуемых христиан на нашем горизонте сопровождается и словами папы Франциска, который показывает простое и привлекательное христианство, не ставя на первый план запреты и противопоставления.
И так, не через громкие слова, вырисовывается – такое мое впечатление – обновленное, более внимательное и уважительное, восприятие реальности христианства. В общем, другой образ христианской жизни, который говорит сегодня древним и обновленным языком.