Мы не учимся на ошибках родителей
– Марьяна, как вы относитесь к своей героине Жене из фильма «Нелюбовь»? Уж простите, но все, кого я спрашивала, видят в ней монстра. Некоторые, правда, жалеют.
– Это сложный вопрос. Мне часто говорят: Женя – негодяйка, она так не любит сына, настоящая тварь… Но я постфактум анализировала и думала: ребенок живет в хорошей квартире, у него полная игрушек комната, у него есть друзья… Есть, конечно, какой-то неизвестный родителям штаб, но у кого из нас его в детстве не было. Да, он получил затрещину от матери – что, ни у кого такого не бывало? Я всегда пытаюсь защитить свою героиню. Мы все – адвокаты своих ролей, потому что невозможно играть негодяев, в любом случае нужно искать для них какое-то оправдание.
– Сталкивались ли вы когда-нибудь с ситуацией нелюбви, похожей на ту, которая показана в фильме?
– Мне кажется, для ребенка любое проявление недовольства со стороны взрослых, в том числе элементарный легкий подзатыльник, сродни апокалипсису, даже если взрослый не имеет этот апокалипсис в виду. В детстве, когда я совершала какой-то проступок, даже совсем пустячный (например, разбила чашку), мне казалось, что мама меня убьет, и я думала, что по-настоящему, реально убьет.
Естественно, меня никогда не били, не наказывали, все это глупости и такого не бывает, но мне кажется, для детей родители – это такой безусловный авторитет, что любое строго сказанное слово для них уже катастрофа. Я сужу по своему сыну Грише – я могу что-то сказать чуть-чуть суровее, чем обычно, и у него уже квадратные глаза, и он пытается понять, что не так сделал. Поэтому очень важно не давать своему плохому настроению и проблемам выплескиваться на них, потому что они это воспринимают в тысячу раз острее, чем мы.
– В одном из ваших интервью вы сказали вещь, которая меня сильно удивила – что, на ваш взгляд, ваша героиня все-таки любит своего сына.
– Да, я убеждена в этом.
– И говорит, что отдаст сына в интернат, исключительно чтобы позлить мужа.
– Да, я в этом уверена. Даже ее текст «Я не хотела этого ребенка. Я бы хотела сделать аборт. Господи, он мне вообще был не нужен» – тоже от отчаяния. Я уверена, что она не могла все 12 лет не любить сына, не полюбить его за эти годы.
– Вы не верите, что есть матери, которые не любят своих детей?
– Верю, но не могу этого до конца понять, потому что безумно люблю своего ребенка каждую секунду своего существования. Поэтому не могу принять и понять эту позицию. Наверное, поэтому я ее так и защищаю, поэтому я и пытаюсь найти в ней эту любовь – потому что не могу принять то, что у нее нет этой любви к своему ребенку.
Я ее оправдываю тем, что это обида на мужа, боль, разочарование в жизни, думаю о том, что ее больно побили разные социальные и жизненные камни, что это ее настроение. Ей тяжело, и она в этом винит всех вокруг – в том числе и сына, и хочет новую жизнь, хочет, чтобы у нее было все с чистого листа. Неужели она бы отдала ребенка? Никуда бы она его не отдала. Когда она кричит в морге: «Никогда бы я его не отдала!» – это искренне, это нутро ее, по крайней мере, так я ее играла и транслировала.
– Когда вы перечисляли причины, по которым героиня так себя ведет с сыном, вы не назвали ее отношения с матерью, которые тоже показаны в фильме, о них довольно подробно рассказано, и они чудовищны. На мой взгляд, это как раз причина, по которой она восприняла эту нелюбовь и передала ее по цепочке дальше, это так?
– Это то, что на поверхности, и это естественно. Мы все совершенно не учимся на ошибках родителей, и мы все превращаемся в своих родителей. В детстве, когда ты смотришь на свою бабушку, на маму, на своих кровных родственников, на то, что они говорят и делают, ты думаешь: «Когда я вырасту, я никогда так не сделаю». Ты вырастаешь и вдруг ловишь себя на том, что ты делаешь точно так же. И я не знаю, можно ли этого избежать или нет.
«Уйду, и пусть меня ищут»
– Насколько я понимаю, в вашей семье эта поколенческая цепочка совсем другая?
– Да – наверное, поэтому я и оправдываю свою героиню. Я убеждена, что в жизни каждого родителя случаются плохие дни, когда он что-то неосторожно или в сердцах скажет, от чего ребенок будет страдать, мучиться и зажиматься. Естественно, и у меня были такие моменты, и у мамы моей были такие моменты с ее мамой, может быть, даже целые периоды, и это, наверное, нормально – так родители реагируют на подростковые взбрыки.
Но оглядываясь назад, я могу сказать, что у нас в семье, среди нас троих всегда царила любовь. Мы всегда жили втроем, женской коалицией – бабушка, мама и я, потому что мои папа с мамой разведены с моего раннего детства. Когда я была маленькой, он приходил регулярно, но только по выходным, и был отдушиной от воспитания мамы и бабушки, папа-праздник.
– Удалось ли вам пройти без потерь для отношений с бабушкой и мамой подростковый период?
– Да, у нас не было крупных скандалов, и мне никогда не хотелось всерьез уйти из дома. Только один раз было что-то такое – из-за чего же это было? То ли я задержалась из школы, то ли не позвонила, не предупредила, в общем, случилась какая-то ерунда. Я подхожу уже к дому, а мама выходит гулять с собакой в лес и, хлопнув передо мной дверью, говорит: «Тебя уже и не ждали!» И я подумала, что я тогда тоже уйду в лес, там и останусь…
Мне кажется, у всех детей возникает такое желание: «Уйду, и пусть меня ищут». Или: «Я умру, а вы потом пожалеете».
Но через пять минут становится очень страшно, и ты надеешься, что за соседним деревом стоит мама и выглядывает тебя, и понимаешь, что ты без них никуда, ни на что не способен, ничего не можешь и не хочешь, и так далее.
– Что ваша мама сказала про «Нелюбовь»? Как она восприняла эту вашу роль, как оценила вашу работу?
– Она смотрела не раз, она очень нервничала, переживала. Говорит, что гордится, что такие фильмы должны быть.
Детские дома – свидетельства нелюбви
– Мы с подругой сильно спорили по поводу фильма. Он очень тяжелый, и я говорила: «Искусство должно делать людей лучше», а она сказала, что искусство никому ничего не должно, что оно просто выражает то, что хотел сказать автор фильма, и не более того. Это так?
– Да, во-первых, согласна. Во-вторых, я встречалась со зрителями после фильма – у нас сразу после показов были встречи, на которых зрители могут задать вопросы, поделиться впечатлениями и так далее, и на них был очень большой процент людей, которые ревели и говорят: «Нам бы очень хотелось с вами поговорить, но, вы знаете, у нас ребенок дома, и мы очень хотим сейчас вернуться к нему».
Клянусь – каждый раз, когда мы встречаемся со зрителями, в зале есть несколько человек, которые после просмотра сломя голову бегут домой. И для меня это самый главный хеппи-энд этого фильма, это результат, ради которого стоило работать.
Может быть, у этих людей и так все хорошо, и они не меняются, но это же прекрасно, что они не меняются к худшему, что они, увидев такую другую жизнь, понимают, куда не надо идти.
Есть зрители, которые закрываются, выпускают колючки и говорят, что таких людей, как в фильме, не существует, это неправда: «Мы не знаем ни одного такого человека в своем окружении. С детьми так не обращаются, все не такие, все хорошие». И я сразу думаю: «Как же так? Разве детские дома с отказниками – это не подтверждение того, что такие люди существуют? Как мимо этого пройти?»
И хотя искусство действительно не имеет цели никого учить или спасать, а констатирует факт или показывает какое-то видение, я считаю, что даже если мы никого не спасем, очень хорошо, что мы сняли этот фильм, чтобы предотвратить скатывание туда, в этот ужас, в эту нелюбовь, и мы все сделали правильно, если после просмотра кому-то вдруг захочется пойти и обнять своего ребенка и попросить у него прощения.
Андрей Петрович Звягинцев рассказывал: он дал на пробах сценарий одной актрисе, она принесла его домой, прочитала ночью и после этого побежала в детскую, стала обнимать и целовать свою двухлетнюю дочку и просить у нее прощения. Звягинцев тогда подумал: «За что она просит прощения – вряд ли она успела так уж провиниться перед ребенком за два года?» И понял, что она просит прощения впрок, потому что наверняка у нее будут какие-то родительские проколы.
Этот фильм попадает в души людей, родителей, матерей, поэтому я считаю, что он обязательно должен быть, его должны смотреть.
Где искать любовь?
– Для меня очень тяжелым моментом в фильме была абсолютная узнаваемость среды в кадре – и улиц, и погоды, и телевизора, и домов, и машин, и людей… Очевидно, что Звягинцев выстроил всю композицию так, что она подчеркивает эту нелюбовь. Поэтому, даже если у вас в жизни все хорошо, как можно любить в этих серых домах, в этой отвратительной погоде, в этом климате, когда серое небо на голове, как можно любить этих людей, где брать ресурсы для любви? Где вы их находите?
– Это правда, что и небо серое, и в телевизоре мусор, поэтому люди все чаще отказываются от телевизора, и мы его практически не смотрим. Мы стараемся все время уезжать в какое-то солнце, чтобы хотя бы немножко подпитаться солнечной энергией, потому что особенно в последнее время у нас такой климат, что можно постоянно тосковать.
У Чехова в «Трех сестрах» Маша говорит: «Живешь в таком климате, того гляди, снег пойдет». Маша тоже в этой вечной депрессии, потому что и так все плохо, а тут еще и погода. У всех всегда в России все было плохо. Всегда так было. Если почитать классиков, то у них все мучаются. Где искать любовь? Только друг в друге, подпитываться от близкого человека.
– Где вы ищете любовь?
– В ребенке. В муже. Энергию дают солнце и море, искусство, тот же театр или что-то еще. А любовь – это люди. Когда у меня не было ребенка, я всегда очень его хотела. Я верила, что у меня будет семья, в которой обязательно будут дети, которых я буду любить. Я не хочу останавливаться на достигнутом, я собираюсь любить еще какого-то человека, помимо моего сына.
Любовь – это Бог, это продолжение, не только себя: вот я продолжилась в своем ребенке; это продолжение любимого человека, ты любишь его и хочешь, чтобы вас было больше.
– Вы сказали, что любовь – это Бог. Можете сформулировать про ваши отношения с Богом? Есть ли в вашей жизни этот ресурс – вера, которая тоже дает вам силы?
– Конечно, есть. Я верующий человек, но, может быть, недостаточно воцерковленный. Я не соблюдаю строго посты, праздники, но бывают моменты, когда жизненные камни сильно побьют и нужно освободиться от этого, и тогда хочется прийти в церковь. Я слушаю себя, и когда мне хочется, я туда иду. У меня очень много личных моментов, связанных с тем, что я там оказывалась как-то вовремя, но не в поучающей церкви, а в спасительной, понимающей, где ты ничего никому не должен, просто можешь обрести здесь какую-то поддержку и очищение.
При съемках ни один ребенок не пострадал
– Когда я читала о вашей семье, меня поразил тот факт, что вы – дочь Алены из «Вам и не снилось», актрисы Екатерины Васильевой (Малышевой). Второе поразившее меня обстоятельство – что ваша мама работает звонарем. Расскажите, пожалуйста, о маме.
– Она актриса, она никуда не уходила из профессии, о чем писали желтые газеты, когда стало известно, что она звонарь. Это было так. Она живет за городом в доме своего отца, и там строили церковь. Однажды она проходила мимо и увидела, что привезли колокола. Спросила: «Кто будет звонить?», и тогдашний батюшка сказал: «Хочешь, ты будешь звонить?» Она сказала: «Хочу». У нее от рождения прекрасный музыкальный слух. И она пошла на курсы звонарей в Храм Христа Спасителя, прошла там практику, звонила там же чуть ли не на Патриаршей службе и стала звонарем. Теперь помимо того, что она звонарь, она еще поет в хоре, там же, у себя в церкви.
– Получается, она постоянно привязана к этому храму?
– У нее есть какие-то отпуска, естественно. Но это совершенно не денежное занятие, и долгое время она звонила, что называется, для себя, а потом ей стали за это давать какую-то буквально копеечку. Сейчас, так как у нее нет постоянной работы, она поет в храме и занимается с детьми в местном ДК актерским мастерством, делает с ними киношколу, снимает маленькие сюжеты, как в «Ералаше». Но она никуда из актерской профессии не уходила, всегда открыта к предложениям.
– Вы снимались вместе?
– Да, мы снимались в сказке у папы – она играла эпизод, а я Василису, а папа был режиссером. Но в первый раз мы снимались вместе, когда мама еще была беременная, а я у нее в животе. И однажды снимались все втроем с бабушкой в сериале у Ройзмана, причем бабушка играла бабушку, мама – маму, а я внучку.
– И ваш сын тоже рано начал сниматься – ведь он играет двухлетнего малыша в эпизоде «Нелюбви». Как он пережил этот момент?
– Это было совершенно случайно. Я не предполагала, что он будет сниматься – просто мне в последний момент кастинг-директор сказала: «Приводи своего, у нас завтра будут дети». Я сказала: «Приведу». У них уже была подготовлена площадка, глубоко в шкафу спрятана камера, чтобы не отвлекать детей. Один ребенок уже не справился с задачей и отвалился, второго тоже уносили уже уставшего и готовенького, и запустили нашего. И он стал там так органично существовать, что они сказали: «Все, всех отпускаем, снимаем этого».
И они стали его снимать. Я немножко его направляла, а вообще он прекрасно себя чувствовал, просто играл, и все. Ему ничего не надо было объяснять или что-то его заставлять делать, он просто сидел и играл. Там есть момент, когда он плачет, но это было такое мгновенное детское переключение, когда он хотел играть, а ему не дали.
– Это было сознательно сделано, то есть нужно было, чтобы он заплакал?
– Там ничего не предполагалось – да, это было желательно, и это было бы здорово, вот оно и получилось. Причем как только говорили «стоп», он моментально переставал плакать и бежал играть. Никакого насилия над ним, конечно, не было, иначе я всех поубивала бы. Все это только выглядит так страшно, а на самом деле никто детей не мучил.
Более того: Матвей Новиков, мальчик, который играет 12-летнего сына моей героини, не присутствовал при той страшной сцене, когда родители обсуждают, что они отдадут его в интернат. В фильме он стоит за дверью и подслушивает, но на самом деле он этого диалога не слышал. Ему просто была поставлена актерская задача: сейчас откроется дверь, и ты должен быть зареванный. Уж что он там себе думал в этот момент, мы не знаем, но он такой артист, который может заплакать по щелчку. И фильм не видел, поскольку его запрещено смотреть до 18 лет. Так что ни один ребенок при съемках этого фильма не пострадал.
После фильма люди пошли в поисковики
– В фильме есть собирательный герой – поисково-спасательный отряд. Андрей Звягинцев говорил, что исполнители главных ролей ездили на поиски. Это правда?
– Я не ездила, а Алексей Розин, Варя Шмыкова и другие актеры анонимно участвовали в поисках «Лиза Алерт», не афишируя, что они делают это для фильма, чтобы понять, как это выглядит изнутри. И я обязательно когда-нибудь тоже поеду, у меня скачаны приложения «Лиза Алерт», куда приходит информация о текущих поисках, и я жду, когда у меня появится такая возможность.
– Марьяна, а есть ли какая-то социальная сфера, которая вам особо близка?
– Я не могу пройти мимо объявлений о больных детях, которые нуждаются в финансовой помощи. Я знаю, что там очень много мошенников, но я не могу видеть эти лица, эти глаза, это всегда как серпом по сердцу, и я каждый раз отправляю деньги.
– Есть ли у вас ощущение, что вы, снявшись в «Нелюбви», сделали что-то очень важное и правильное, может, самое важное в жизни (не считая Гриши, конечно)?
– Для меня это, безусловно, очень большой шаг – и в профессии и, наверное, в жизни. Я очень благодарна судьбе за то, что она окунула в эту историю, потому что, в частности, до съемок я не знала об отряде «Лиза Алерт». Я очень надеюсь, что после нашего фильма многие, кто тоже не знал о них, поинтересуются и хотя бы будут знать, куда бежать, если что, и многие присоединятся.
Мне, кстати, пишут представители «Лиза Алерт» из разных городов и говорят, что действительно многие стали больше участвовать в деятельности отряда. Мне кажется, что это одна из целей этого фильма. Поэтому из многих городов нам пишут с благодарностью за «Нелюбовь» и за то, что все действительно честно и точно показано. А значит, наш фильм работает.
Ксения Кнорре Дмитриева