С Алексеем, который в итоге стал ее мужем, Людмила знакомилась дважды – первый раз в только что открывшемся полуразрушенном Крестовоздвиженском храме в селе Воздвиженское.
– Нам было лет по шестнадцать, мы, молодежь, приезжали на службу, помогали. Леша приезжал как-нибудь экстравагантно, например, зимой – на лыжах, и так, в лыжных ботинках, стоял на службе в неотапливаемом храме. На предложения бабушек надеть специально для него приготовленные валенки категорически отказывался. А я думала: «Ну как же можно быть таким невоспитанным!» – улыбается Людмила.
Следующее знакомство, закончившееся свадьбой, состоялось, когда Алексею и Людмиле было по 21 году, в Суздале.
Из родительских семей в собственную семейную жизнь молодые супруги взяли такое имущество: Людмила – рюкзак книг и сезонную одежду, Алексей – целый компьютер. Жили сначала по знакомым, потом тетя Алексея пригласила их в Королев, в одну комнату своей двухкомнатной квартиры, где у них родился первый ребенок. Тетя, риелтор, помогла Алексею и Людмиле купить и первую небольшую однокомнатную квартиру – какие-то деньги были подарены на свадьбу, какие-то заняли у друзей.
В этой квартире родилось четверо детей Пигаревых.
– Я как-то говорю нашему детскому врачу, что вот, дочка старшая подрастает, собираемся отдавать ее в музыкальную школу, а в квартире площадью 29 квадратных метров пианино негде поставить, – рассказывает Людмила. – «Да ладно, будет вам место, где пианино поставите», – ответила доктор. И все разрешилось каким-то чудесным образом. Мы вложились в долевое строительство, собирались продать нашу квартиру и взять кредит, чтобы полностью расплатиться. Но тогда, в 2004 году, цены на квартиры вдруг взлетели так, что мы после продажи однокомнатной квартиры в старом доме не только расплатились за большую двухкомнатную в 65 квадратных метров, но и купили машину. Ремонт в новой квартире делали, уже въехав. Сейчас я вспоминаю то время – какое оно было замечательное! Новогодние праздники, муж собирается класть плитку на пол на кухне – плохо ходить по бетону. Тщательно изучает вопрос, смотрит ролики в интернете, а потом ползает, выравнивает каждую плиточку…
Один в коляске, а двое стоят по бокам
– Поскольку я была изначально нацелена на семью, привыкнуть к быту мне было проще, проще где-то уступить, что-то сделать по дому, – вспоминает Людмила. – Например, муж очень редко мыл посуду, только когда я болела, объясняя, что в детстве намылся на всю жизнь. А я как раз люблю, когда из грязного превращается в чистое, так что мне было это не сложно.
Мужу нравилась ситуация, что я дома его жду, мы разговариваем, я заочно знала все про его работу, всех сотрудников. Единственное, я жалею, что у нас не было возможности выйти куда-нибудь вдвоем: не с кем оставить детей.
Семья становилась больше, и супруги радовались рождению каждого ребенка.
– Помню, как пару лет назад, после публикации статьи отца Павла Великанова о многодетности, в СМИ пошла волна статей о том, что это сложный выбор, надо думать и все просчитывать. Я расстроилась, читая все это: неужели все было неправильно, и мы такие безответственные – решились родить столько детей! Но, если бы мы сели разговаривать об этом сразу после венчания, возможно, тут же и развелись бы. В начале семейной жизни муж не был настроен на большую семью.
Помню момент, когда он стеснялся идти с тремя первыми маленькими детьми, когда один в коляске, а двое стоят по бокам и держатся за коляску. А потом его отношение изменилось, и он везде, в том числе на работе, проповедовал многодетность, рассказывал, как это чудесно, когда в семье много детей.
Главная сложность многодетности, считает Людмила, – когда она не успевает со всеми пообщаться. Ведь всем нужна поддержка – и подросткам, и маленьким.
– Этот сентябрь оказался тяжелым – младшая пошла в первый класс, надо проследить, чтобы была физкультурная форма, линейка в портфеле… Другая дочка пошла в лицей в пятый класс, ей учеба в сильной школе дается непросто. Старшая дочка переходит с платного отделения вуза на бюджет, пересдает экзамены. На второй учебный день умерла мама, я ездила в Рязанскую область, где она жила последние годы.
Я была выбита из колеи, а тут и младших утешать, и старшую, и сын старший вернулся из путешествия, хочет поделиться, и у других детей свои вопросы и просьбы.
Но все-таки тогда я послушала, почитала все дискуссии и подумала: нет, все правильно, все хорошо. Я довольна своей жизнью. Если бы еще наш папа был с нами, если бы не этот удар под дых…
Когда вся ответственность только на тебе
О том, что у Алексея рак, супруги узнали почти тогда же, когда поняли, что в шестой раз станут родителями. Изначально врачи сказали, что оперировать бесполезно, что времени осталось мало. Но была ремиссия, Алексей прожил еще шесть лет, супруги получили субсидию от правительства Москвы, приобрели на нее дом, родили седьмого ребенка.
– Дом ремонтировался под руководством Алексея. Он вообще работал до последнего дня, за пять дней до смерти еще работал. Я очень боялась, что он сляжет – было бы тяжело видеть беспомощным всегда активного мужа, папу, который был мозгом нашей семьи. Такого не произошло. После химиотерапии он ехал на работу.
Он очень любил жизнь, любил радость, дружеские компании и, мне кажется, до последнего не хотел верить, что умрет.
Буквально до последних минут, даже когда за сутки до смерти удалось его устроить в Первый московский хоспис.
Так же, как мы не говорили о количестве детей, о том, какие у нас представления о семейной жизни в самом ее начале, так и тогда мы не говорили о том, что он умирает и как нам жить дальше, без него. Меня это даже расстроило, хотелось по-книжному каких-то наставлений, завещаний. Но потом с помощью друзей я поняла – он просто боролся до последнего и давал Богу возможность совершить Его волю.
Людмиле пришлось учиться жить без мужа, без его поддержки. В материальном смысле проблемы особенно остро не стояли – помогает государство, друзья. Но вот в остальном без здешней, земной поддержки оказалось сложно.
– Я привыкла жить «за мужем», который нес на себе груз ответственности за семью, решал все. Я занималась детьми, ходила в магазин, готовила, и это положение мне очень нравилось. Все внешние контакты – с чиновниками, например, какие-то бумажные дела – были на нем. Сейчас все это делаю я.
И всегда можно было посоветоваться. Даже, например, если я внутренне почти приняла решение, подойду, спрошу: «Ну как, папа, ездим на занятия фигурным катанием с детьми?» А он отвечает: «Знаешь, я бы тебе не советовал, слишком много, устанешь». Сейчас все, абсолютно все приходится решать в одиночку. И к этому я до сих пор не могу привыкнуть.
В самые тяжелые минуты с Людмилой были друзья…
– Раньше я не ходила на похороны и поминки, если речь не о близких людях, думала: зачем идти, мы давно не виделись. А когда умер муж, я посмотрела, сколько людей пришло, даже не очень знакомых! А сколько людей переводили деньги – по имени и отчеству можно понять, кто это, и среди них были те, кто не был знаком со мной лично, а знал Лешу. Теперь я обязательно хожу на похороны: близкие умершего должны видеть, что вокруг них есть люди, которые готовы поддержать.
Вообще поддержки было много, я просто не могу выразить словами, как я благодарна всем за нее, как я благодарна Марии Маркиной, которая помогла меньше чем за сутки устроить Лешу в хоспис – сильные боли были сутки, но когда ты это видишь и не можешь помочь близкому человеку… В итоге он ушел почти без боли. Потом местные СМИ написали небольшие заметки о нашей семье. Вроде бы, что такое – заметочки, но, когда ты их читаешь, понимаешь – ты не одна, люди знают, поддерживают.
После смерти мужа с нами жила бабушка, свекровь – готовила, помогала с детьми, но потом дети подросли, мы сами начали справляться с бытом, с другой стороны, и она устала от ежедневных обязанностей и ответственности.
С малышами справляться совсем не трудно, считает Людмила, другое дело – подростки.
– Я и не справляюсь с подростками. Просто говорю: «Господи, помоги!» К мужу обращаюсь, когда совсем нет сил, бывает и поплачу, закрывшись в комнате. Особенно когда подростки начинают немного грубить. Я понимаю, что это такой возраст, все через это проходят. Но мне обидно, что никому не пожалуешься, никто не пожалеет. То есть жаловаться-то можно только мужу, чтобы он обнял, сказал что-то утешительное.
Со взрослеющими детьми Людмила придерживается принципа, что свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого.
– Самый свободолюбивый у нас второй ребенок, старший совершеннолетний сын. Постоянно приходится напоминать ему о рамках, выходя за которые, он мешает другим членам семьи. Например, у него нередко ночуют гости, знакомые ребята. Утром он может встать и сказать: «Я пошел, а они потом уйдут». Приходится говорить: раз пришли вместе, то и уйти должны вместе.
Или, например, сын или его друзья сломали что-то в доме, объясняю, что теперь они не маленькие, совершеннолетние, и раз сломали – надо починить, купить новое, в общем, исправить ситуацию. Не нужно ограничивать мою свободу и свободу других детей находиться в чистом доме. Перед уходом – убрали за собой.
В доме есть общая зона уборки – кухня. Каждому из детей достается день недели на вечернюю уборку – загрузить посудомойку, вытереть стол и помыть пол. Но есть дети, у которых занятия с утра до вечера, и те, кто освобождается раньше, и тогда Людмила предлагает искать компромисс – убраться в дежурство за другого тому, кто пришел раньше, а этот другой, в свою очередь, поможет тебе с английским.
В поисках хобби
Женщина должна заниматься не только семьей, но и делать что-то для себя, у нее должно быть хобби – звучит сегодня отовсюду, и в принципе, справедливо. Людмила решила, что раз надо, то – надо. И решила искать что-то «для себя», мысленно перебрала множество вариантов, начиная от столярного дела до лоскутного шитья, просмотрела специальные видеокурсы. Но так ни на чем и не остановилась.
– Последние три года у меня посвящены какому-то вопросу – как «год кино», «литературы» и так далее. Один год меня волновал вопрос – почему подростки уходят из Церкви. Я побеседовала с многодетными родителями, со священниками. Другой был посвящен как раз вопросу многодетности. Я подолгу беседовала с многодетными, кто-то говорил, что не увидел ничего особенного в словах отца Павла Великанова, кто-то рассказал, что сразу предупредил супруга: «Хочу много детей!» Вот тогда я поняла, что, возможно, если бы меня не окружало общество, благосклонное к детям, многодетные люди, не знаю, захотела бы я родить семерых.
Если бы мне, доверчивой, на заре семейной жизни священник сказал: «Знаешь, ты, конечно, хочешь детей, но подумай об этом, это очень большая ответственность», я бы задумалась.
Не знаю, хорошо бы это было. Кстати, в юности я помогала следить за детьми в семье иконописца Александра Соколова и художницы Марии Вишняк. Меня очень вдохновил пример их семьи, их поддерживающее нежное отношение друг к другу. Александр и Леша умерли друг за другом, в один год – в феврале Саша, в марте – Алеша.
А в прошлом году я почувствовала, что совсем ничего не хочу, и мне показалось это неправильным. Уже даже подумывала обратиться к психиатру, чтобы назначил препараты. Как же так, ведь не может человек ничего не хотеть: в театр – не хочу; в кино – нет; может быть, на теплое море? Хочу, но если вдруг там оказаться, а покупать путевку, складывать чемодан, ехать в аэропорт – не хочу! Тяжелая была осень…
А потом внезапно умерла свекровь, надо было устраивать похороны, помогать ее сыну – младшему Лешиному брату, который жил с матерью и буквально растерялся, когда ее скоропостижно не стало. И вот когда я начала помогать, меня отпустило.
Наступила весна, и я снова задумалась о хобби и – пришла к выводу: а почему семья не может быть и хобби? Если бы мне что-то нравилось очень сильно, я бы нашла время этим заняться. Не нахожу. Утром надо всех накормить и отправить по учебным заведениям, младших – отвезти. Потом – уборка или готовка, потом – кружки. От старших постоянно звонки – я доехал, уехал, выехал, а когда у меня музыка, а что взять? Это продолжается часов до четырех, потом они начинают один за другим приходить.
В общем, не нашла я такого, отдельного от детей и от семьи занятия, которое бы приносило мне удовольствие. И успокоилась. Почему я искусственно должна находить для себя хобби? Так я думаю сейчас. Возможно, со временем мое мнение изменится, дети подрастут и, может быть, мое хобби еще ждет меня на пенсии.