Доклад Фредерики де Грааф, психолога и рефлексотерапевта Первого московского хосписа, на IV международной конференции Фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» по наследию митрополита Антония Сурожского «Учиться видеть»
Владыка Антоний говорит о том, что на Фаворе ученики увидели Христа таким, каким они никогда Его не видели. Преображение случилось в момент, когда начался Его крестный путь, о котором Христос говорит с пророком Илией и с Моисеем. Это, говорит Владыка, «момент, когда Божественная Любовь, как бы перелилась через край сиянием света, так как это момент крестной, жертвенной любви, когда Любовь до конца Себя отдавала на смерть, до смерти крестной».
Но продолжает Владыка Антоний, это событие тоже касается видения величия человека:
«Ученики тоже увидели, что представляет собой человек, который неразрывно, до предела един с Богом. Они увидели, что представляет собой истинный Человек, каким они никого не знали, но в Ком они увидели свое собственное призвание, выраженное до конца».
Дальше Владыка говорит, «когда они это увидели, Христос послал их в долину, где они встретились с человеческом горем», с отцом, который в отчаянии привёл к ученикам Спасителя своего тяжело больного сына».
Мне хотелось выделить несколько важных аспектов в этом событии, таких, которые, как мне кажется, прямо связаны с моей работой с тяжелыми и умирающими больными.
Первое, что бросается здесь в глаза — божественная, жертвенная любовь проявляется как свет на фоне страдания, добровольно взятого на себя, как крест. Это говорит о взаимосвязи между любовью, светом и страданием, крестом.
Видение, свет даны за ценой, за ценой жертвенной Любви.
Второе, что мы видим — это величие человека. Христос, как совершенный Человек и одновременно Бог преобразился — отсюда становится ясно, к чему мы как люди, ученики Христа, призваны. Владыка подчёркивает, что это наше призвание, но для этого от нас требуется, чтобы мы были всегда едины с Богом, едины с Ним до конца, до предела.
Последнее достигается лишь молитвой, молчанием и слушанием. В другом месте Владыка говорит, что мы призваны стать сынами Света и мира, так как Сам Христос пришёл в мир как Любовь и Свет.
В работе с умирающими и их родственниками эти четыре аспекта — страдание, жертвенная любовь, видение (свет), единство с Богом в молитве, которая говорит о призвании человека — становятся особенно важными перед лицом смерти.
В Хосписе люди умирают, и, как это ни странно, именно потому, что они стоят перед неизбежной смертью, здесь бывает больше света, чем в миру.
Это тоже мнение Владыки, он считал, что именно потому, что перед лицом смерти, при умирании, происходит что-то настоящее, и этим является больше света. Владыка часто говорит, что подготовить человека к смерти никто не может, так как у нас самих нет опыта смерти. Однако он подчёркивает, что надо с ранних лет готовить человека к тому, что смерть является частью жизни, что именно благодаря факту смерти мы можем начать жить по-настоящему, жить глубиной, дорожа временем.
Он считает, что каждому из нас необходимо найти свое отношение к собственной смерти, дать смерти место в своей жизни. Цитирую: «Человек, который боится смерти, боится жизни». И Владыка продолжает: «Смерть является краеугольным камнем нашего отношения к жизни».
Люди, которые боятся смерти, боятся жизни. Невозможно не бояться жизни со всеми её сложностями, со всеми её опасностями и с её совершенным и окончательным риском, если есть страх смерти.
Итак, разрешить проблему смерти — это немаловажно по отношению к жизни. Если мы боимся смерти, неизбежно мы никогда не будем готовы идти до самого конца, рискуя жизнью. Мы тогда переходим через всю жизнь трусливо, осторожно, робко.
Только если мы в состоянии смотреть смерти в лицо, найти смысл в ней и дать ей своё место в жизни, мы найдём наше отношение к ней и сможем жить, бесстрашно развивая свои способности до конца.
По моему опыту, дать или не дать место смерти в жизни — играет решающую роль, глубоко влияет на состояние души и тела больного и его родственников. Тесна связь между душой и телом.
Есть смерть души и смерть тела. Все отрицательные эмоции, явления в душе, такие как страх и зависть, гнев, обида, непрощение, отнимают жизненные силы тела. Кроме того, состояние души родственников и сопровождающих умирающего человека, также передается ему и может снимать или увеличивать его собственные страхи.
На практике можно различать три группы людей.
Первая группа — это люди (больные и их родственники), которые с ропотом или пассивно принимают свою судьбу. Они не берут на себя ответственность за свое отношение к страданию, болезни, смерти — и к жизни. Это те, которые спрашивают: «Зачем это со мной случилось, я всегда был хорошим человеком, больше не верю в Бога, и т. д.»
Это состояние жертвы: «смерть их победила». К сожалению, большинство людей принадлежат к этой группе. Это группа людей, по словам Владыки, которые верят на четвертушку, люди незрелые, которые не верят в Жизнь, в Вечность, но в то же время не уверены, что умирание означает полное уничтожение. «Как ужасно думать о том, что меня больше не будет!»
Вторая группа. Есть очень редкая группа людей, которые стойко смотрят смерти в лицо — как Сократ. Но они не победили смерть, только мужественно приняли её. У меня лично мало опыта встреч с такими людьми.
Третья группа людей — это истинно верующие, которые опытно знают, что Вечная жизнь (т. е. Христос) есть. Знают Его, желают встречи с Ним — для них смерть является успением и вратами в Вечную Жизнь. Это тоже редко встречается: это те, которые победили смерть. Сам Владыка стопроцентно принадлежал к этой группе людей.
Когда его привезли в собор после его смерти, гроб стоял в середине храма. Глубочайшая тишина и молчание, его молчание, царило вокруг него. И впервые в жизни мне стало так ясно, что он не может умереть, что он жив, так как он был пронизан Духом Святым, был единым с Богом и стремился все глубже соединиться с Ним в течение всей своей жизни.
Эти три группы людей:
Первая — где царствует страх смерти;
Вторая — те, которое стойко, без страха относятся к смерти;
Третья — которые победили смерть, зная на своем личном опыте, что Христос жив, для которых смерть является успением в вечную жизнь и встреча с Ним.
Мне хотелось бы остановиться на первом и третьем типах людей.
В моём опыте с больными я вижу, как губительно влияет неприятие смерти на состояние умирающего и его близких.
Отрицание или замалчивание диагноза оставляет умирающего в полном одиночестве. Я уверена, что все больные знают по состоянию их тела, из которого утекают силы, что они умирают. Часто они оберегают своих близких, и играют с ними в эту фальшивую игру. Но нередко именно из-за этих защит, ложных масок физическое состояние умирающего ухудшается, и бывает, что симптомы не могут быть сняты, так как причина лежит не в теле, а в состоянии души больного.
У нас в Хосписе лежал Петя — ему было 20 лет, диагноз: саркома лёгких. Его мама сама была врачом, отец много работал и приезжал редко. Была и бабушка, которая была близка Пете, и младшая сестра, которую Петя не хотел видеть, так как там была, по словам бабушки, какая-то ревность с его стороны.
Никто не говорил ему, что он умирает, и не давали никому об этом говорить. Очевидно, Петя боялся, поэтому ночью ещё больше задыхался, не спал. Я попросил отца, чтобы он с ним, с сыном, поговорил о том, что происходит, так как я была уверена, что Петя всё знал и понимал.
Мама сама отрицала то, что происходит, до самых глубин своей души, и от страха окаменела, она всё время была рядом с ним, но не могла его приласкать, как будто замёрзла окончательно. Бабушка же гладила его, молилась за него, плакала. Он задыхался, ему становилось всё хуже и хуже. В последние дни никакое обезболивание, препараты не помогали. Страхи и у мамы, и у бабушки, и у Пети увеличивались.
Когда стало ясно, что настали последние его вздохи, и он умирает, «лёд» у мамы тронулся, она закричала на весь Хоспис: «Нет, нет, Петя, нет, нет!» Он умер, и тогда мама долго ласкала его. Она отвергла Бога до конца из-за страданий своего сына.
Другой пример принадлежит к третьей группе людей: тех, которые «победили» смерть — и тех, которые через страдания и жертвенную любовь сумели передать своих любимых в руки Божии. Тесно связано с этим осмысление страдания.
Цитирую Владыку:
«Если я живу ради чего-то, если я готов умереть за что-то, если для меня существуют ценности больше, чем я сам, вещи более значительные, чем то, что случается, тогда у меня есть опора, и я могу смотреть в лицо страданию».
«Решающее слово является любовью, не долгом, не мужеством».
Тот же вывод Виктор Франкл сделал из своего опыта в концлагере во время Второй мировой войны. Он пишет, что в жизни, даже перед неминуемой смертью, важен не вопрос «как выжить?», а «для чего стоит жить?» Не «что я могу ещё взять из жизни?», а наоборот: «Что я ещё могу дать жизни?».
Он тоже был уверен, что осмысление страдания даёт силу почти всё переносить. Для него существенным было именно понятие ответственности за свое отношение к жизни, включая неминуемую смерть.
Осмысление страдания — это видение, куда и ради чего, ради кого я живу.
Мне припоминается Данила — ему было сорок с лишним лет. Опухоль в позвоночнике — долго лежал у нас прикованный к постели, так как его ноги отказали. Его жена Анна после работы приезжала, чай пили с медперсоналом — всё было тепло, весело. В один день Данила мне говорит: «Фредерика, я больше не могу, хочу покончить с собой». Я только ответила: «Ну, Данила, это не решение проблемы», — и ушла. В следующий день он торжественно мне объявил: «Фредерика, я больше не хочу покончить с собой». Я: «А что случилось?». И он мне рассказал, что ночью Бог ему дал понять, что у него есть задача. «Какая у тебя задача?» — спросила я. «Я буду путеводителем для своей жены и для всех тех, которые после меня приходят!».
И этого было достаточно, у человека появилась задача, т. е. осмысление своего страдания, чтобы ждать своей смерти без попытки покончить с собой.
Очень удивительно для меня было увидеть, как именно дети и подростки умеют жить жертвенной любовью, несмотря на их страдания. Для них разлука с родителями — самое тяжёлое. Они редко, очень редко жалуются, как-то спокойно принимают неизбежную смерть, а только глубоко и с болью переживают разлуку с родителями: «Как они будут справляться без меня?» Дети больше всего думают о них. Часто они не умирают, пока родители не готовы их отпустить. Их страдания в это время продолжаются, и они добровольно идут на это ради близких, особенно ради мам. Бывает, что подростки сами подготавливают своих родителей, помогают принять их предстоящую смерть.
Был у нас Серёжа. Ему девятнадцать лет. Обычный подросток. Хотел стать механиком. Из верующей семьи — но не особенно воцерковленный.
У него рак лёгких — тоже задыхался, покашливал. Его мама Маргарита всегда была рядом с ним, обсуждалось всё открыто. Он надеялся, что станет лучше. Ещё дома к ним приезжал священник, он исповедовался и потом маме сказал, что не боится смерти.
Лежал он у нас недолго — недели две. Был старший брат Вадим, и отец, который работал по ночам, и днём иногда спал у сына в его одноместной палате, но не особенно участвовал в том, что происходило. Снизился у Серёжи гемоглобин, и они решили в другой больнице сделать ему переливание крови. После этого вернулся к нам в одну субботу. Когда я пришла в понедельник в Хоспис, его мама меня встретила: «Он умер рано утром».
Она мне потом говорила: «Серёжа знал, что он скоро умрёт, он не боялся, страха у него не было. Он задыхался, даже после переливания крови, много кашлял, особенно ночью. В один момент, я больше не выдержала, вышла и помолилась Богу, сказала Ему: «сделай так, чтобы ему стало лучше, я его отпускаю». Когда она вернулась к Серёже, она ему сказала, что она попросила Бога сделать так, чтобы ему стало легко, и что она его отпустит. Серёжа на это воскликнул: «Наконец-то, мама, ты поняла!» Он после этого, по словам мамы, подготовился к смерти, дал указания, как его похоронить, что подарить друзьям, попросил брата Вадика, чтобы он ухаживал за мамой, и маму, чтобы она была рядом с Вадимом.
Когда мама ему говорила, что в среду мы будем то-то и то-то делать, он ей просто ответил: «Нет, мама, в среду меня уже не будет». Умер он в понедельник.
Когда я пошла в ту комнату, где хранят тело умершего до перевозки, он выглядел, как будто ему всего десять лет, а не девятнадцать, очень был спокойным, юным и светлым. Такая царила тишина вокруг него.
Последний пример — это Саша. Ему всего шесть лет. У него была опухоль мозга, он ослеп. Мама Анна верила в Бога, но в храм не ходила. «Я знаю Его по-своему», — говорила она.
Когда Саша заболел, его мама была беременна. Мы с ней проводили много времени в палате, и я лечила не только её сына, но и её саму. Часто те мамы, которые долго ухаживают за своими умирающими детьми, говорят мне, что они никогда не думали, что это возможно: почти не спать в течение многих месяцев подряд, не выходить на улицу — и всё это только с целью, чтобы ребёнку было легче. Они все по любви забывали про себя, перерастали себя, даже пели любимые песни своему ребёнку, несмотря на горе, раздирающее сердце, только чтобы ему стало спокойнее.
Анна также день и ночь была рядом с Сашей. У него были судороги, и часто она брала его на руки. Он долго был в коме, а за час до смерти вдруг открыл глаза, посмотрел вверх, его губки шевелились, он кивал головой — и вдруг его тёмно-синие глазки засверкали неземным светом. Мы с мамой с трепетом, молча смотрели на всё, что происходит. Это длилось долго — больше получаса. Потом он снова закрыл глаза и ушёл глубоко в себя. Я оставила маму, чтобы она могла побыть наедине со своим сыном.
Через полчаса он умер, мы с мамой были рядом с ним. Когда он умер, я услышала, как она еле внятно про себя говорила: «Спасибо Тебе, Господи».
Вечером мы с ней сидели, и она мне говорила, что она Саше сказала, когда она была наедине с ним: «Сашка, если ты сейчас с Боженькой, иди, возьми Его за руку, иди, я тебя отпускаю». Немного спустя он так и пошёл за Богом.
Господь преобразился, Он стал именно Светом, когда принял Своё страдание по любви к нам.
В какой-то мере это происходит и с теми умирающими, у которых получится перед смертью жить не в состоянии беспомощной жертвы, а осмысленно, для того чтобы последним в их жизни стало проявление любви к тем, кто ещё останется на земле, кто будет переживать горе разлуки, их смерть.
Такие люди забывают даже про своё страдание, чтобы помогать близким и их утешать — побеждает жертвенная любовь.
Мы обсуждали, что бывает три разных группы людей: неверующие, истинно верующие и те единицы, которые стойко смотрят смерти в лицо, идя, по их мнению, в небытие.
Больше всего меня поражает, что после борьбы и тела и души почти все умирающие, верующие или нет, знают ли они Бога или нет, видят свет Того мира, и с удивлением, бывает, и с радостью смотрят на Того, Кого они видят, и часто у них незадолго до смерти наступает спокойствие и мир. Свет победил. Они перешли ту грань, куда мы ещё не призваны.
Хочу закончить свой доклад с последней цитатой Владыки Антония, где он ясно говорит про наше призвание:
«Бог нас не вырывает из скорби земли, из той жизни, которая чередуется радостью и горем — для того, чтобы наше сердце стало глубоко, верная непоколебимая любовь, чтобы не осталось в нашей душе и в нашей жизни ничего, кроме любви. И нам тоже говорит Господь: „Не плачь!“ Не в том смысле, что Он требует от нас забыть своё горе, а в том смысле, чтобы мы верой в Него, уверенностью в вещах невидимых, могли перерасти себя, перерасти время, перерасти горе и вырасти в меру подлинного, истинного человека, который способен жить любовью к усопшим и любовью к земным, равной любовью, ничем не различающейся, потому что и на земле она вечна, и после смерти она остаётся неколебима». (Из книги митр. Антония Сурожского «Бог в нас верит»).