Наталья Лосева побывала в городе, который теряет символы и смысл.
Летом здесь пусто и нежарко. Тянешь на себя тяжелую дверь церкви и из июльской сушилки окунаешься в холодный шелк. Старые стены «держат воздух». Только сразу два удивления. Первое — заходишь в храм, а попадаешь в разноцветный хрустальный то ли театр, то ли развал. Второе — с противоположной восточной стены жгут глаза и точно знаешь, что где-то их встречал.
Младшие купцы Мальцовы, когда заказывали при своих хрустальных заводах в Гусе фабричную церковь, продолжали строить город-чудо. Вообще это была фамильная миссия Мальцовых — сделать город-чудо. С тех пор как в середине XVIII века царским приказом погнали заводы из Подмосковья и весь стекольный бизнес семья перевела в мещерские леса, которые и сейчас, три века спустя, так же дремучи и мрачно изящны. Поэтому собор был заказан гению Леонтию Бенуа, на 3 тыс. прихожан, странной для этих мест базиликой в русском стиле. Стены красного гжельского кирпича, нефы с лабрадоритовыми колоннами. Расписать храм позвали Васнецова — глаза, которые жгут с восточной мозаики, — его, васнецовские, неожиданные здесь, в мещерской глуши. Три поколения Мальцовых строили не заводы, а возводили гусь-хрустальную цивилизацию.
Мальцовы все делали по-своему: и производство, и уклад. Ездили в Европу за технологиями, привозя оттуда то богемские техники, то рецепты выкрашенного медью рубинового стекла, а потом уранового, желто-зеленого. Строили темного кирпича добротные дома для рабочих. Добросовестным давали жилье окнами на улицу, лентяям — во двор. Бились за мастеров, искали, приманивали, не отпускали. Открывали при заводах аптеки и больницы. В дальней высылке, в лесах, выстроили мир, где был создан такой крепкий внесословный культ образования, меценатства, просвещения иинакости, что смог пережить и революцию, и голод, и войну, и советские стандарты искусства, и раздел 90-х. Центром мира был завод.
Гусь-Хрустальный до сих пор странный город. Глушь глушью, а на каждом углу банкоматы. По новостям — криминальный центр, по ощущениям — концентрация провинциальной интеллигенции. На 60 тыс. населения около 30 производств, большинство с иностранным капиталом. Без капитала только главный, стекольный завод. Поворот на Гусь не проскочишь, он обозначен нелегальными прилавками со стеклом. Чем ближе к городу, тем дешевле. В первых рядах на столах пошлятина, в углу — изыск для знатоков.
Апофеоз жизни здесь по воскресеньям, на Хрустальном рынке. Вазы, бокалы, фужеры, люстры, хрустальные зверюшки. Мы покупаем хрустальные конфетницы, хрустальную люстру для мамы и хрустального лося. У него ломается ножка. По периметру ходят мужики и продают разносортицу с рук. Большая часть товара без заводских упаковок. Удивляемся, думаем, что воруют или получают зарплату стеклом. Позже рассказывают, что мастера приспособились открывать мастерские дома. В сенях или сарае во дворе. Я пытаюсь представить, как это — выдувать хрусталь дома, в сенках.
Летом городская жизнь на озере, в самом центре. Здесь променад, лодки на прокат и дешевые кафешки. Солнце садится и красит озеро коралловым, в рифму заводских стен.
Говорят, что завод давно бесконечно убыточен и бесперспективен. Мастера ушли в свое домашнее подполье; властям — бремя; криминалу уже неинтересно, больше возни. Говорят, что завод умертвляли иезуитски — из-за долгов отключили электричество, остановилась единственная работающая печь. Стекломасса застыла…
Говорят, что кто-то уже знает, как переориентировать производство на бытовое стекло.
…Сомнений нет, стекло здесь будут делать, и автомобильное, и бытовое, и даже, может быть, мелкой партией дорогой хрусталь. Это будет другой завод и другой мир. Без символов и странностей. Хорошо если кто-то напишет книжку о том, как это было.
В Георгиевском соборе роскошный музей хрусталя — коллекция, перенесенная из образцовых палат завода. Стеклянная история города. Как будто крутишь время: царский тяжелый хрусталь, тонкий богемский, матовая, как шифон, зеленая и голубая гладкая роспись. Агитки советского времени: вазы с партизаном на лыжах и вспотевшим пролетарием, синие с белым графины, как у бабушки в буфете, и модерновые напольные вазы-абстракции. Местные музеем гордятся, но редко сюда заходят. Скоро будет весна, город оттает, и жизнь вернется на озеро. За озером темного кирпича заводские стены. Центр мальцевской гусь-хрустальной цивилизации. Культурной аномалии. Там в какой-то печке застыло последнее стекло.