Максим Соколов
Суд над дамами, устроившими кошачий концерт в храме Христа Спасителя, подтвердил давнее правило: не умеешь — не берись (есть более выразительный вариант, но здесь мы его приводить не будем).
Концерт выявил очевидную брешь в законе: за оскорбительное бесчинство в месте религиозного культа, могущее нарушить гражданский мир (знающие историю могут рассказать, как с таких инцидентов начинались религиозные войны), законодателем по максимуму было предусмотрено 15 суток. Чтобы применить более суровый УК, необходимо было доказывать наличие у концертанток субъективных мотивов религиозной ненависти. Что является весьма сложной, а часто и неразрешимой задачей.
Напрашивающийся ответ мог бы заключаться в том, чтобы по факту концерта применить содержащуюся в КоАП санкцию, уж какая есть, а затем для предупреждения дальнейших концертов ввести в УК статью, карающую за бесчинства в местах религиозного и гражданского (кладбища, мемориалы) культа. Это позволило бы в будущем избежать хитросплетений по поводу мотивов бесчинства и избавить суд от доказывания недоказуемых мотивов. Пьяный дурак, гений современного искусства, сознательный разрушитель общественного мира (террорист-лайт), хлыстовская богородица — без разницы. Нагадил в охраняемом законом месте — получи. А о величайшем значении провокативного акционизма можете рассказывать потом соседям по камере. Если захотят — послушают.
Здесь был бы автоматизм воздаяния по самому легко устанавливаемому факту грубого бесчинства. Крайнюю необходимость приносить в синагогу свиную голову даже политический адвокат вряд ли докажет, а если кто невменяем по причине буйной бесноватости, пусть санитары отчитывают. Но власть не ищет легких путей, и на вооружение был взят более присущий ей метод — не отступать ни за что и ни под каким видом, но добиваться желательного решения безотносительно к тому, сколь это соответствует действующему на этот момент закону. Если в законе брешь — будем делать вид, что ее нету.
Такая не слишком правильная тактика оказалась сугубо неправильной, когда самонадеянность власти натолкнулась на изготовленность и отмобилизованность другой стороны. Военная история знает случаи, когда наступающая сторона сама лезет под уже занесенный неприятельский топор; так, например, случилось с Красной армией весной 1942 г. под Харьковом. Топор не топор, Харьков не Харьков, но то, что у прогрессивной общественности есть только одна и открыто выраженная претензия к православию, заключающаяся в том, зачем оно, православие, вообще существует, сделалось очевидным еще на рубеже 2011–2012 гг., т. е. еще до всякого концерта. С конца 2011 г. оппонентами РПЦ окончательно был выбран язык не к ночи будь помянутого Минея Израилевича Губельмана, последующее развитие церковно-общественной дискуссии все больше напоминало то ли наезд по полной программе (© Б. А. Березовский & В. А. Гусинский), то ли систему имплозии ядерного заряда, когда расположенные на поверхности сферы линзы делящегося вещества синхронным направленным взрывом обычного ВВ вдавливаются в одну точку, создается критическая масса и начинается процесс. Самое время для испытанной судебной практики.
Дело тут уже не в хлыстовских богородицах, о которых, скорее всего, быстро забудут, а о снятии остаточных табу, которые в отношении церкви до этого худо-бедно существовали. Прогрессивная общественность осознала: «Теперь — можно».
Адвокат защиты М. З. Фейгин стал прямо говорить о необходимости переменить набор «религиозных хромосом» путем «тотальной вестернизации», которая «может принести нечто такое, что есть в душе западного человека», когда «даже борьба с христианством является продолжением христианского культурного кода». Причем если генетика, по Фейгину, еще предполагала похвальность 20-вековой христианской традиции — но только в ее западном исполнении, тогда как на Востоке и христианства-то нет, поскольку хромосомы не те, то другие мыслители шли далее. Патронирующая культуру сестра богатого капиталиста М. Д. Прохорова прямо указала: «Мы сейчас находимся в том самом западноевропейском XVIII веке, когда жизненно необходимо сформулировать новую гуманистическую систему ценностей, сделать ее этической нормой для всего общества и тем самым оградить светскую культуру от клерикальных нападок… События последних месяцев показывают, что здравомыслящая часть общества готова к этой серьезной работе». При том что иллюминатство XVIII в., предложенное И. Д. Прохоровой в качестве образца, является уже прямым отвержением и Бога, и церкви, по отношению к которым исповедуется принцип «Раздавите гадину!». В парижском музее Клюни по выставленным там изуродованным статуям царей и пророков можно узнать, как эту гадину давили конкретно.
Чуткое к мнениям века сего радио «Эхо Москвы» развивает тему насчет гадины совсем открытым и при этом универсальным текстом, уже никак не связывая свои претензии с конкретными особенностями русской церкви и недостатками ее священноначалия. Идет самое открытое ecclesia delenda est. Всякая. Любая.
Еще более прогрессивный журнал «Зэ нью таймс» публикует экспертизу доцента-философа: «Согласно Символу веры, Бог сотворил “все видимое”, а следовательно, и экскременты. Таким образом, с точки зрения православной догматики словосочетание “срань Господня” является истинным, если его рассматривать как предложение, утверждающее тварность экскрементов». Каковая экспертиза действительно свидетельствует, что здравомыслящая, согласно И. Д. Прохоровой, часть общества действительно готова к серьезной работе по снятию всех и всяческих табу.
Это не повод ужасаться. Всего лишь повод вспомнить, что конец земной истории будет отмечен отнюдь не торжеством христианской веры, но совсем другим торжеством. «Все ясно услышали бесчисленные голоса, тонкие и пронзительные, — не то детские, не то дьявольские, — восклицавшие: “Пришла пора, пустите нас, спасители, спасители!”».
А также повод вспомнить, что дуроломное «как пожелаем, так и сделаем» и во всякую пору мало уместно, но в пору совсем неблагоприятную неуместно сугубо и трегубо.