Она шла вдоль трассы, а куда — не знала
Сначала это была вполне стандартная для поиска ситуация: в Павловском Посаде пропала женщина 81 года, которая жила одна. Отсутствие матери обнаружил сын Константин, который 9 мая приехал ее навестить. Он подумал, что она ушла по делам, приехал на следующий день. Не найдя маму, он поехал по павлово-посадским больницам, чтобы найти ее. Все обошел, везде ответ – «нет и не было». 11 мая Константин отправился в отделение полиции и написал заявление на розыск, а также обратился в «Лиза Алерт».
Мария Дорощенко, информационный координатор отряда:
Мария Дорощенко
— Заявка на поиск пришла поздно, спустя несколько дней после пропажи. Отряд начал работу, стандартную для такой ситуации: общение с заявителем, обзвон медицинских учреждений параллельно с распространением ориентировок, проверка свидетельств, проверка мест, где может оказаться пропавшая. И сразу же, на следующий день после начала поисковых действий, по горячему номеру «Лиза Алерт» позвонила Ирина, чтобы сообщить: 7 мая она видела пропавшую и даже вызвала ей скорую помощь!
Ирина ехала на машине в сторону Фрязево и заметила, что вдоль трассы, где фуры ездят с большой скоростью и нет никаких домов, идет бабушка с палочкой и с легоньким пакетиком.
— Я подошла и спросила: «Бабуля, куда вы идете?», но увидела, что она мне вообще не может ответить, куда она идет – просто идет, а куда – сама не знает. Я позвонила в 112 и вызвала скорую помощь, назвала с ее слов имя и фамилию. Она не понимала, где находится.
14 мая Ирине знакомые прислали ссылку на пост о поиске Нины Георгиевны Бычковой, который вела «Лиза Алерт». Ирина сразу же позвонила инфоргу Марии Дорощенко и сообщила все, что она знала.
Везде был один ответ: “ У нас такой нет и не было”
Поисковики обрадовались — скорее всего, бабушка сейчас лежит в больнице, куда ее привезла скорая помощь. Волонтеры начали с удвоенной силой прозванивать больницы, но везде получали все тот же ответ: “У нас такой нет”. В травмпункте тоже сказали, что такой нет и не было.
Добровольцы просили подстанцию дать хотя бы номер бригады скорой помощи, которая забрала бабушку, и в ответ услышали:
— Мы не обязаны предоставлять вам такую информацию.
Кроме того, сообщили, что в этот день вызова в то место вообще не было.
На подстанцию скорой поехал и сын пропавшей, Константин, поговорил с главврачом подстанции:
– Устно подтвердили, что вызов был и что они доставили ее в травмпункт. Когда я попросил написать мне официальную бумагу о том, что ее доставили туда, чтобы показать ее в травмпункте для поисков, мне сказали: «Мы все дали полиции, вам ничего не дадим, не имеем права». Но полиция потом сказала, что им тоже информацию не дали, потребовали от них официальный запрос. Наконец нашлась женщина – работник травмпункта, которая сказала, что вроде бы 7 мая у них была похожая женщина, посидела в приемном и ушла. Куда ушла и как уходила – никто не видел.
К сожалению, поиск результатов не приносил – до вечера 27 мая, когда автономная группа обнаружила Нину Георгиевну погибшей в 4 км от больницы, неподалеку от железнодорожного полотна.
Происходит нарушение схемы — и человек погибает
Григорий Сергеев, председатель поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт»:
Григорий Сергеев
— Проблема не в том, имеют право или нет больницы и подстанции скорой помощи давать информацию о том, куда они увезли человека и что с ним было дальше. Скорая помощь то сообщает нам об этом, то не сообщает, иногда пытается по голосу отличить родственника от неродственника, то требует бумагу, то нет… То же самое и с больницами. В большинстве случаев в медицине работают человечные люди, которым далеко не все равно, и это позволяет нам находить пропавших.
Проблема для нас с точки зрения поиска людей в другом: очень часто, когда кто-то пытается передать с улицы в больницу гражданина, который не может самостоятельно обеспечить собственную безопасность, скорая делает все возможное, чтобы его не забирать, или, если все-таки забирает, то нередко пациенты самостоятельно уходят с территории больниц. И далеко не все из них после этого выживают. И это большая проблема.
То есть, получается, что человека уже доставили в медицинское учреждение, он готов к оказанию помощи, его жизнь вроде уже спасена, а далее происходит нарушение схемы, и человек погибает.
Причем речь в данном случае идет не только о бабушках и дедушках с потерей памяти, а обо всех людях с травмами, которые не могут обеспечить собственную безопасность. Да, никто не может насильно приковать человека к койке, однако есть диагноз, при котором человек не может сам за себя отвечать, и на основании этого диагноза он должен быть доставлен в больницу и получить там должное лечение и уход.
Поэтому наша претензия не в том, что не давали информацию – ее давали, хоть и разную, — а в том, что человек откуда-то ушел и умер, и теперь никто не может понять, как это могло произойти, если он должен был оказаться в медицинском учреждении и там остаться.
Сегодня врач расскажет о дезориентированной бабушке — завтра к ней придет черный риэлтор
Врач-реаниматолог скорой помощи, иеромонах Феодорит (Сеньчуков):
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков)
— Мы не знаем, почему бабушку отвезли именно в травмпункт и что именно там случилось. Судя по описанию, женщина не проявляла формальных признаков психического заболевания — она была более-менее ориентирована (по крайне мере, помнила название села, в котором жила), могла назвать свои имя и фамилию. Это больше похоже на деменцию, чем на острое психическое заболевание. Поэтому, возможно, сотрудники скорой не могли по этим признакам отвезти ее в психиатрию, а, увидев синяк, повезли ее в травмпункт — по принципу “привезем хотя бы туда, а там разберутся”.
В травмпункте, скорее всего, была очередь и бабушка, не понимая, зачем ее сюда привезли, просто ушла. Я знаю, что в Москве существует достаточно продуманная система психиатрической помощи, встроенная в систему скорой помощи (то есть любая бригада скорой помощи при необходимости может вызвать психиатрическую бригаду), но не уверен, что в области дело так же четко налажено.
К тому же, Закон о психиатрической помощи не позволяет просто так взять человека и отвезти его в психбольницу. Пациент должен представлять опасность для себя или для общества, чтобы врачи имели право туда его отвезти. Да, возможно, ошибка фельдшеров скорой помощи в том, что не была вызвана психиатрическая бригада, но опять же — женщина не проявляла признаков психиатрического заболевания, поэтому их действия вполне понятны.
Что касается, непредоставления информации: по-хорошему, сыну врачи должны были давать информацию — хотя бы о том, где находится пациентка (возможно не называя диагноз и т.д.). Но, действительно, наше законодательство не позволяет врачам давать сведения посторонним людям. В ФЗ № 323 и в статье УК о разглашении врачебной тайны не до конца четко прописано, что именно можно говорить родственникам, а что нет. В московских подстанциях скорой помощи чаще всего дается справка о том, куда именно отвезли пациента, а вся остальная информация выдается по официальному запросу. Но в Московской области эта система может быть устроена совсем по-другому. Более того, в каждом регионе могут быть свои протоколы и инструкции.
Есть такое выражение: “Хорошие люди думают о людях хорошо, а плохие люди этим пользуются ”. Так вот, если мы будем иметь систему, где все данные абсолютно прозрачны, этим могут воспользоваться те самые “плохие люди”. Сегодня мы сообщаем кому-то неизвестному, что дезориентированная бабушка попала в больницу, а завтра к ней придет черный риэлтор и заставит ее подписать документы на квартиру.
Я считаю, что здесь нет виноватых. Это просто несчастное стечение обстоятельств. Сейчас представители “Лизы Алерт” считают врачей виноватыми в этой ситуации, но нам всем стоит помнить, что “Лиза Алерт” — добровольная общественная организация, не связанная никакими законодательными рамками. А любая медицинская организация связана многими рамками — и понятием “врачебная тайна”, и Федеральным законом, и определенными приказами. Хорошо, что если “Лиза Алерт” инспирирует какие-то изменения в законе — это необходимо. Но так же, к сожалению, должен признать, что полностью исключить подобные ситуации вряд ли удастся.
Прессинг врачей растет, и теперь им приходится выбирать “букву закона”, а не “человеческое участие”
Полина Габай, учредитель Факультета медицинского права:
Полина Габай
— В законодательстве действительно существует запрет на разглашение врачебной тайны. А к врачебной тайне, согласно ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» относятся сведения о факте обращения гражданина за оказанием медицинской помощи, состоянии его здоровья и диагнозе, иные сведения, полученные при его медицинском обследовании и лечении. Таким образом, сведения об оказанной бабушке помощи и о её пребывании в медицинской организации являются врачебной тайной и информацией с ограниченным доступом.
В частности, в случае совершеннолетнего и дееспособного пациента врачебная тайна не может быть разглашена даже ближайшим родственникам пациента – даже таким как супруг, родители, дети. Что уже говорить о совершенно чужих людях. Существует очень ограниченное количество случаев, когда разрешается распространение врачебной тайны вне согласия пациента (по запросу органов, дознания, следствия, суда, при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и т.д.).
Конечно, в Федеральном Законе «Об основах охраны здоровья граждан» есть такое основание для разглашения врачебной тайны как «в целях проведения медицинского обследования и лечения гражданина, который в результате своего состояния не способен выразить свою волю». Однако обращу внимание на формальный момент – даже если удалось установить, что пациент не способен выразить свою волю (если пациент в сознании – то это, в большинстве случаев, требует заключения психиатра, а я сомневаюсь, что на станции скорой помощи или в травмпункте присутствовал психиатр), то распространение врачебной тайны возможно исключительно в целях проведения медицинского обследования и лечения гражданина. И ни с какой иной целью.
То есть законодательство запрещает разглашать врачебную тайну даже если это делается с такой благородной целью, как розыск родственников пациента, потерявшего память (или пациента с нарушенным сознанием). Плюс данное основание относится только к случаям оказания экстренной медицинской помощи. Конечно, разглашение врачебной тайны возможно еще с письменного согласия пациента…но я весьма сомневаюсь, что в нашем случае бабушка давала такое согласие.
Законодательство о врачебной тайне требует усовершенствования, об этом я говорила не один раз. Однако, что же делать сейчас? Как мы видим из описания событий, предшествующих этому прискорбному случаю, с формальной точки зрения медицинские сотрудники, отказываясь давать сведения о поступившей пациентке, действовали в рамках закона. И если раньше работники медицинской сферы при столкновении между «буквой закона» и «человеческим участием» выбирали последнее, то теперь ситуация изменилась. И изменили её сами пациенты, постоянно жалуясь на врачей, а иногда даже подавая на них иски в суд.
Давайте встанем на место абстрактного врача скорой. Он не знает, кто именно у потерявшейся бабушки родственник. Сейчас он предоставит сведения волонтеру (который на самом деле может оказаться совсем не волонтером), а потом выяснится, что один из внуков бабушки олигарх, или генерал полиции. или судья. И внучок совершенно не хочет, чтобы кто-то узнал, что его бабушка была в невменяемом состоянии. В итоге, сострадательный врач получит вместо благодарности гражданский иск о компенсации морального ущерба и увольнение с работы за разглашение врачебной тайны и нарушение врачебной этики. А в худшем – уголовное преследование за нарушение неприкосновенности частной жизни (сведения о лечении и нахождении в медицинских организациях – тоже частная жизнь).
Проблемы в этой сфере — не в последнюю очередь реакция на нарастающую тенденцию прессинга врачей со стороны пациентов и руководства, попытки заставить медицинское сообщество «придерживаться каждой буквы закона». Однако, как мы видим в данном случае, закон далеко не всегда совершенен. И не следует забывать о старой армейской пословице о том, что «уставщина хуже дедовщины». А сегодня мы сталкиваемся с тем, что врачей заставляют действовать по «уставу», имеющему недостатки, которые, к тому же никто даже и не собирается исправлять.
Впрочем, к работникам скорой помощи тоже много вопросов. И первый из них – почему явно нездоровая пожилая женщина была отпущена домой? Могу предположить, что в физическом плане никаких опасных симптомов у неё не было и сама бабушка вызвалась самостоятельно добраться до дома. Но ведь необходимо было обращать внимание и на психический статус! Почему не был приглашен психиатр? Было ли ей предложено пройти консультацию у психиатра, рассматривался ли вопрос о недобровольном психиатрическом освидетельствовании вследствие беспомощности пациентки? Однако опять же, вспомним недавнее дело Ольги Андроновой, когда третировали и пытались «посадить» врача-психиатра оставившую на одну ночь в больнице такую же пожилую женщину, точно так же поступившую по «скорой».
И вообще, в подобном случае, чтобы говорить что-то определённое, необходимо иметь доступ к первичной медицинской документации, которой ни у кого из нас нет. Из имеющихся сведений непонятна даже причина смерти женщины. Я не исключаю, что в больнице ей стало лучше, её психическое состояние стало полностью адекватным и она, вспомнив свой адрес, потребовала выписки, сказав, что самостоятельно доберется до дома. А её смерть могла наступить от факторов, совершенно не связанных с потерей памяти – например с внезапным инфарктом миокарда, который никто не мог предвидеть. Да и что вообще могли сделать врачи? Насильно удерживать пациентку? Это уголовное преступление. Звонить родственникам? Но это возможно, только если сама пациентка разрешила бы это сделать письменно.
Я всецело поддерживаю деятельность таких волонтёрских организаций как «Лиза Алерт», однако следует признать, что наше медицинское законодательство совершенно не приспособлено для взаимодействия между медицинскими организациями и волонтерами. Врачи отказывались давать данные пациентки не по своей особой злобности, а потому, что не могли нарушить закон.
Поэтому, пока мы не внесем в законодательство ряд изменений (направленных в том числе на обеспечение правового поля деятельности волонтерских движений), будут повторяться подобные печальные ситуации. Самое грустное тут то, что и волонтеры, и врачи, желающие пациенту самого лучшего, должны быть естественными союзниками. В реальности же недостатки законодательства и стремление «формализовать» оказание медицинской помощи заставляют их, вместо совместной помощи пациентам, тратить время, силы и ресурсы на противодействие друг другу. Поэтому выход из этой ситуации ровно один – усовершенствование законодательства, ликвидация формального подхода к правоприменению норм медицинского права, ослабление давления на врачей со стороны правоохранительных органов и пациентов (чтобы последние наконец-то смогли заниматься своим делом и думали о том, как помочь человеку, а не о том, как распутать юридические коллизии и «в случае чего» подтвердить свою невиновность).
Екатерина Лесс, юрист, защитник прав пациентов в гражданских и уголовных делах. С 2014 года – Президент Тверского регионального отделения Общероссийской общественной организации «Лига защитников пациентов»:
У меня, как у юриста, в этой ситуации больше вопросов все таки к приемному отделению. Как на данный момент устроена схема передачи пациента от скорой помощи в больницу? Сотрудники скорой доставляют пациента в приемное отделение, передают его врачу, который ставит свою подпись, и уезжают. Дальнейшее развитие событий происходит уже при участии самих сотрудников приемного отделения — регистрация, осмотр, при необходимости госпитализация.
Сотрудники полиции должны запросить карту вызова скорой помощи, в которой содержится информация о пациенте, в том числе и подпись врача приемного отделения, который принял пациента, доставленного бригадой скорой помощи. Опять же сотрудниками полиции могут быть запрошены записи с видеокамер, имеющихся в приемном отделении. Сейчас они есть практически везде.
По поводу предоставления информации — здесь закон на стороне врачей.
Разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, в том числе после смерти человека, лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении трудовых, должностных, служебных и иных обязанностей, не допускается (ч. 2 ст. 13 Закона N 323-ФЗ). В ч. 3 ст. 13 Закона N 323-ФЗ установлено, что сообщение этих сведений другим гражданам, в том числе должностным лицам, в целях медицинского обследования и лечения пациента, проведения научных исследований, их опубликования в научных изданиях, использования в учебном процессе и в иных целях допускается только с согласия самого пациента или его законного представителя, за исключением случаев, установленных в ч. 4 ст. 13 Закона N 323-ФЗ. При этом согласие пациента или законного представителя должно быть выражено в письменной форме.
Подготовили Ксения Кнорре Дмитриева, Ольга Лунина