«Сколько теплоты было в имени Франциск». Ольга Седакова

Он избрал себе имя «Франциск», и в этом было столько теплоты! Нет более контрастных орденов в католицизме, чем иезуиты и францисканцы. Начать с того, что в замысел святого Франциска входило то, что члены его ордена никогда не занимают высоких должностей в церкви, это один из обетов нищеты. Новый Папа назвал себя в своей первой речи римским епископом, а не Папой, и придерживался этого до самого конца. Он завещал похоронить себя в Санта-Мария-Маджоре, а не в соборе Святого Петра, как предыдущих пап. Это тоже говорит о том, что он, прежде всего, чувствовал себя римским епископом, потому что церковь Санта-Мария-Маджоре как раз и принадлежит римскому епископату. 

Он произвел очень много перемен в самом положении Папы, в его поведении и образе жизни. Все знают, как он умывал ноги изгоям, вплоть до заключенных в тюрьме, как отказался жить в папских покоях, всю жизнь прожил в каком-то, можно сказать, приюте. Здесь прочитывался францисканский отказ от богатства и любой официальной пышности. Это была, я бы сказала, музыкальная тональность его понтификата. 

Папа Римский Франциск во время ритуала омовения ног в центре для беженцев, Италия, 2016 г. Фото: l’Osservatore Romano / AP

Темой его папства была нищета

А главной темой была, конечно, тема нищих. Именно они были главными героями его мысли. И Бенедикт XVI, и Иоанн Павел II никогда не забывали об изгоях общества, как не может о них забыть ни один христианин. Но это все же не было для них самым главным. 

Многие мои знакомые европейские католики с удивлением восприняли эту тему Франциска, потому что в благополучных европейских странах граждане — именно граждане, не беженцы — как бы гарантированы от плачевного социального положения. Катастрофической нищеты там практически нет — не то, что в Латинской Америке. Я думаю, опыт общения с изгойством Папа принес в Ватикан со своей родины, где чудовищное и безнадежное положение человека в обществе — ежедневная реальность.

Некоторые видели в его действиях, вроде омовения ног заключенным, что-то вроде театрального действия, шоу. Но стоило посмотреть на его лицо, на его движения, как подозрение растворялось само собой. Это делалось всегда очень-очень искренне.

Папа Франциск приветствует верующего, одетого как Человек-паук, который работает волонтером в детских онкологических больницах, Ватикан, 2021 г. Фото: CPP / Global Look Press

Доверие и беззащитность

В самом начале своего понтификата он объявил «революцию нежности», что показалось мне замечательным. Современное общество не знает, что делать с нежностью, и задвинуло ее куда-то далеко, словно это не культурная и не христианская ценность. Зато настолько часто говорят о «цивилизации любви», что это стало звучать немного казенно. Увы, в языке проповеди многие великие темы стали терминами, расхожими понятиями. Но он нашел новое.

Все католические проповедники, с которыми мне доводилось общаться, чувствуют, что очень трудно говорить с современным человеком, слова проповедника переживают кризис, если они ничем не подкреплены. Любовь и даже вера, надежда, их повторяют, как всем известный рецепт, даже не уточняя, что имеется в виду. Получается какое-то упражнение в риторике. И вдруг — нежность! Это ведь про любовь, но по-новому. Со всей бережностью, со всем пониманием уязвимости. Можно любить пылко, страстно, но в нежности человек полон доверия и беззащитен перед тем, к кому он эту нежность испытывает. Это очень по-францискански. Ведь то, что делал Франциск Ассизский, тоже было поворотом к нежности ко всему миру, включая волков и птиц. 

Папа Франциск после встречи с ассиро-халдейской общиной в Тбилиси, 2016 г. Фото: Alessandra Tarantino / AP 33 56

Против пессимизма

Но и слово «любовь» Папа употреблял так, что оно звучало по-новому. Он говорил, что скептик нарушает закон любви, а пессимизм — грех против любви к человеку, потому что тот, кто несет эту весть людям, лишает их радости, надежды. Я это всегда внутренне так и чувствовала. Не люблю пессимизм, скептицизм, с которыми многие выступают. Мне не близка мудрость в духе Экклезиаста — «все уже было, и ничто ничего не значит». Когда встречаешься с таким, создается впечатление, что огонь погас. А он не погас, это иллюзия. Мы сами его гасим насильно. Об этом Папа много рассуждал. Я бы сказала, что это была настоящая пасторская мудрость, проистекающая из глубочайшего знания о положении человека в этом мире.

Папа Франциск молится в часовне Явлений в святилище Фатимы, Португалия, 2017 г. Фото: Pedro Fiuza / Global Look Press

Никогда не забуду той величественной сцены, когда он один в темноте, почти ночью, молился на площади Святого Петра в начале пандемии. Это было необыкновенное действие, и он всегда был готов к таким действиям — например, когда пошел пешком в посольство России в марте 2022 года.

Здесь не снижение, а какое-то реформирование статуса Папы. Он продолжал то, что начал Иоанн Павел II. Ведь до него Папа, как это было показано в фильмах Феллини, был всячески противопоставлен обычным людям. Он во время аудиенций как бы парил в своем кресле, не касаясь земли. Иоанн Павел II — теперь Святой Иоанн — это упразднил.

Но Папа Франциск продолжил и пошел еще дальше. Представить себе Иоанна Павла, умывающего ноги арестантам в тюрьме, я все-таки не могу.