Походные иконостасы для Балтийского военно-морского флота
Разработкой и изготовлением иконостасов занимается фонд «Омофор». По словам его президента – вице-адмирала Александра Бражника, сегодня храмами оснащены 25 судов на всех флотах, включая флагманский корабль российского флота атомный крейсер «Петр Великий».
В феврале отмечалось 110-летие подвига крейсера «Варяг». Фонд «Омофор» передал команде «Варяга» деревянный складной иконостас.
Иконостасы, готовые к освящению сейчас, – тканевые с вышитыми иконами, аккуратно сворачиваются в сумки и складируются. «Это особенно хорошо для подводных лодок – там свободного места ни на один метр не найдешь. А сейчас с большой благодарностью подводники у нас просят такие иконостасы», – говорит вице-адмирал Бражник.
Президент фонда «Омофор» вице-адмирал Александр Бражник«Обычно мы освящаем иконостасы перед строем экипажа. Собираем в установленном месте переносной храм, строится личный состав. Перед построением командирам мы рекомендуем: люди другой веры (или вообще неверующие) могут не участвовать в этом мероприятии. Они нас поддерживают. Последний раз в бригаде морской пехоты в Севастополе два молодых человека – мусульмане. Мы спросили: «Если кто не желает участвовать…» – два человека вышли. Наша вера никого не притесняет, не принуждает и не заставляет. Люди умом, своим сознанием доходят до того, чтобы прийти к вере».
Игумен Василиск (Горбуль), насельник Троице-Сергиевой Лавры, духовник фонда «Омофор»Игумен Василиск (Горбуль), насельник Троице-Сергиевой Лавры, духовник фонда «Омофор». Он сам проходил срочную службу в Афганистане, а став священником, бывал в нескольких командировках в Чечне во время войны, а также ходил на судах, оборудованных походными храмами и передвижными иконостасами:
– Отец Василиск, а нужен ли всегда иконостас? В принципе, в древних храмах, например, не было. В таких походных условиях можно же просто брать с собой одну-две иконы, главное ведь, чтоб антиминс был?
– Иконостас нужен. Когда человек смотрит на икону Спасителя или святого, мыслями он все равно возносится к этому святому, то есть это помогает человеку оторваться от земли.
– Это же не обязательно должна быть перегородка…
– Да, один из наших священников такой иконостас прямо к стене приставлял и перед ним ставил престол. И так служил. Но вообще-то, литургия – это таинство. То, что происходит за иконостасом, фактически в алтаре, когда совершается евхаристия, народ не видит.
– Служат же на Пасху с открытыми Царскими вратами.
– Это особый случай. Ведь Царские врата – это что? Это двери рая. И на Пасху двери рая открываются, они не закрываются вообще в течение всей Светлой недели, но это исключение. Как правило, всегда царские врата закрыты.
Потом, знаете, даже можно просто развесить такой иконостас, найти на корабле укромное место. Мы были недавно во Владивостоке на крейсере «Варяг», разместили там деревянный иконостас. Нам выделили «Комнату психологической разгрузки». Вроде бы, сначала как-то неправильно: заняли помещение. А с другой стороны, знаете, пришел матросик в эту комнату, он может просто посидеть там или постоять у иконы. Человек может постоять и помолиться. Тут же возможно и беседу провести с матросом, в том числе – и психологу. Может и священник прийти и послужить.
– А как же неверующие, мусульмане, например? Ничего, что их без комнаты оставили?
– Они могут туда прийти. Никто не запрещает им туда прийти, посидеть, пообщаться. Я не вижу здесь преграды. Психолог или тот, кто будет с ними общаться, не будет пытаться его склонить к православию.
Знаете, даже когда приходилось бывать в Чечне, там очень много (бывало до 50% доходило) мусульман-служащих. Духовность человеческая не выражается только в вере, а в поведении своем, в отношении к службе. Когда ты об этих вещах говоришь, они не смущаются, хотя они мусульмане и говорит им священник православный. Они даже иногда спрашивают: «Почему наш мулла не приезжает?» Они чувствуют, что есть такая потребность, но православный священник приезжает, а мулла к ним не приходит.
– Когда вы ходили в первый раз на корабле, какое было ощущение? Моряки сразу стали к вам заглядывать? Как вообще это все происходит? Вот у них появился храм. Ведь многие же никогда до этого вообще не были в церкви.
– Чтобы моряки подходили, надо какое-то время там побыть, пожить с ними. Так всегда бывает. Неважно, это на суше или на флоте. Но когда ты подольше с ними побудешь, они потихонечку-потихонечку начинают располагаться к тебе. Сразу ничего не дается.
Поэтому и должен быть полковой священник, который должен постоянно с ними общаться, иметь постоянный контакт. А так, как мы приезжали, – наездами, на день-два в каждой части, – это, конечно, вынужденно.
– На корабле есть храм, его освятили, вы там служите. Первое время, наверное, мало народу приходит? Они же не понимают, зачем, что там делать в большинстве своем?
– Знаете, наверное, первое время нужно как-то организованно эти вещи делать, потом, когда они уже узнают, что есть такое место, они уже сами идут.
– А вы им проводите какую-нибудь катехизацию перед этим? Вы беседуете, объясняете, что к чему?
– Конечно, беседуем обязательно. Как без бесед? Это невозможно. В Чечне, я помню, был такой случай. Мы там беседовали, тоже общались в полевых условиях. Ходили к разведчикам в горы, и там один говорит: «Батюшка, правда, что если 40 змей убить, то все грехи прощаются?». Какое-то поверье там ходит. Ну, я ему, разумеется, сказал, что неправда. Он говорит: «Как жаль! Я их столько тут перебил».
Конечно, людям нужно объяснять, рассказывать. Многие далеки от церкви. Хотя, знаете, в военных условиях они ближе к тому, чтобы расположиться к Богу, к вере, к познанию. Я раньше все время в сухопутных войсках был, а тут мы стали на флот приезжать. Мне понравилось, что здесь дисциплина, порядок. У меня даже появилось такое чувство гордости. Гордость с церковной точки зрения – нехорошее понятие, но, наверное, скорее всего, это не чувство гордости, а чувство радости. Мы называем гордостью, а на самом деле чувствуем: «Слава Богу, у нас все в порядке!». И у матросов есть уважение к священнику.
– Какие вопросы чаще всего задают, что их волнует?
– Вопросы? Конечно, когда подольше побудешь, начинают задавать духовные вопросы. А поначалу они смущаются, стесняются. У них есть вопросы, но они не могут сразу их задать. Им нужно расположиться к священнику, довериться.
Когда мы были, например, в Чечне, там были военные психологи. Но психолог – он сам военный человек, как правило. У психолога контакт с солдатом очень сложный, не налаживается, или доверия нет. А священник – он как бы человек нейтральный. Что ему скажешь, дальше не пойдет. Но там, конечно, чаще всего задавали вопросы такие: «Нам приходится убивать. Как это?» Людей это мучает.
Текст Елены Петровой
