Журнал «Harvard Business Review» опубликовал интервью с историком Ириной Карацубой под провокационным заголовком «Православие благословляет отсталость«. Ирина Карацуба, кандидат исторических наук, доцент кафедры региональных исследований факультета иностранных языков и регионоведения МГУ им. М.В. Ломоносова, высказала мысль, что все положительное, что Церковь принесла нашей стране, она принесла еще во времена Киевской Руси: «идею социального равенства…», «культуру, книжность, грамотность, мозаики, иконы». Но в последующие столетия и в настоящий момент Русская Православная Церковь, по мнению эксперта, «ничего не может предложить, кроме концепции так называемого русского мира, которая тянет нас на два века назад».
Портал «Правмир» открывает полемику на сложную тему, ставшую предметом многих споров в нашем обществе: «Благословляет ли православие отсталость?» Первое слово мы предоставляем Алексею Константиновичу Светозарскому, кандидату богословия, заведующему кафедрой церковной истории Московской православной духовной академии.
Прежде всего, по отношению к этой публикации следует сделать некоторую скидку на жанр — все-таки это интервью. Но, тем не менее, у меня вызвала большое удивление некоторая неориентированность автора в исторических реалиях, схематичность, использование штампов, которые, возможно, могли бы как-то пригодиться в каких-то самиздатских журналах 70-80-х гг., но не в современных условиях развития исторической науки.
Церковь все отдала и осталась ни с чем?
Прежде всего, совершенно не понятно положение о том, что «Церковь все отдала и осталась ни с чем». Это выражение требует определенной расшифровки. Спорным является и утверждение, что «Россия является европейской страной, но находящейся на окраине». Как пишет автор, мы — окраинная страна Европы. Даже если так, если геополитически присоединиться к этому положению (такая концепция есть), непонятно все же, при чем здесь православие? Вокруг нас исторически существовали и существуют страны и народы, которые примерно в одно и то же время с нами приняли католичество, что в этом такого принципиально отличного? Это момент, который мне непонятен.
Отсталый северо-восток?
Что же касается дальнейших положений, автор пишет о том, что, например, в Суздальской Руси, нашей Залесской Руси, восторжествовал монархический принцип, невероятно усиливший власть князя, и колыбелью нашей государственности стал отсталый северо-восток, который стал зачинателем Московского государства, где установился достаточно авторитарный режим. Но здесь нужно ввести все-таки в систему координат (чтобы она была достаточно объемной и соответствовала историческим реалиям) не только понятия аристократического начала боярской думы, демократического вече, монархической власти князя, но и центробежные и центростремительные силы, связанные с боярским сепаратизмом, с боярской олигархией, жертвой которой и стал, как и считается согласно классической точке зрения, святой благоверный князь Андрей Боголюбский.
Москва — третий Рим?
Не выдерживает критики положение о том, что «когда в 1453 году в Византии первое православное царство, где христианство стало религией, пало от рук неверных, московское церковное сознание, потрясенное этой катастрофой, спешно сконструировало идею Москвы как нового града Константина». То есть, выходит, что теория о том, что Москва — третий Рим уже совершенно признана всеми. Очевидный факт, что теория эта начала формироваться в 14 столетии и, пожалуй, первым, наиболее ранним памятником, где она получила отражение, является послание инока Акиндина, посвященная, так называемым, ересям «Мздо имания». Это тверской монах, книжник, путешествовавший в Константинополь, живший в первой трети 14-го столетия.
Речь ни в коем случае не идет о том, что книжники, как сотрудники, скажем, агитпроповеди соответствующего идеологического отдела ЦК КПСС, что-то стали придумывать. Дело в том, что теория эта была принята нами от византийцев, возможно через балканские народы — это теория вечного православного царства, поскольку «Господь Иисус Христос в Римскую власть вписася», и каждый народ в определенный момент своего развития примерял на себя этот центр, применительно к собственной истории. Объективно исторических поводов для этого именно Московской Руси было более чем достаточно. Это было единственное самостоятельное православное государство, и главным толчком было, конечно же, не падение Константинополя (это воспринималось как следствие), а измена православию со стороны «славных ромеев» на Соборе в 1439 году. Тогда эта теория уже была в полной мере востребована.
Церковь = самодержавие?
Автор говорит, что Церковь поддерживала самодержавие, самодержавие поддерживало Церковь, и, вступив в этот союз, Церковь совершила огромную ошибку. Хотелось бы услышать от уважаемого автора, где в рассматриваемый период (для нас это средние века по общепринятой хронологии), Церковь в союз с государством не вступала и действовала как независимая сила? Разве что в теократической монархии времен папы Иннокентия III, но есть отдельные вопросы к этой личности и к этой теории.
Что касается изоляции страны от окружающего мира, действительно таковы были реалии времени. Уже со времен правления Ивана III человек аристократического происхождения, уезжающий со своими домочадцами за рубеж (это была, как правило, Литва), считался предателем.
С 18 века без собственнности?
Что касается положения о том, что Церковь была лишена собственности еще в 18 веке — не выдерживает никакой критики. В 18 столетии, в царствование императрицы Екатерины II, прошла подготовленная еще при Петре III секуляризация монастырских земель и другой недвижимости, находившейся в пользованиях архиерейских домов и монастырей. Собственность эта, как некое Божие достояние, формировалась в течение многих столетий. Церковные структуры, действительно ставшие в определенном смысле частью государственных структур, пополнив ведомства православного вероисповедания, получали компенсацию или установленные штаты содержания монастырей, даже штаты содержания епархий.
Существовало это все до середины 19 столетия. Понятно, что штаты не соответствовали реальным требованиям, но, тем не менее, никто от этих дотаций не отказывался: ни Церковь, ни государство. Кроме того, у тех же монастырей, у приходов была собственность, которая обеспечивала также функционирование структур на основании процентных бумаг, находящихся в банках, и начисляемые проценты шли на конкретные церковные нужды. То есть это были не только пожертвования. А то, что при большевиках эти дотации прекратились, и вообще все церковное достояние было национализировано — это вопрос уже другой, но к 18 веку никакого отношения не имеет.
Далее следуют те самые стереотипы, которые обычно в качестве обвинений выдвигаются нашими, я уж так скажу, застарелыми диссидентами. Я никогда не думал, что идеология, являющаяся рефлексирующей на некое явление в виде существования советского строя, коммунистического государства, переживет само это государство, распространившись уже на реалии нового времени.
За кого молиться?
Прежде всего, это, конечно, обвинения в том, что до 17 года Церковь молилась за Царя, а через три дня после отречения Николая 2-го Синод призывает молиться о Богом хранимой державе Российской. На самом деле эта форма в молитвенное употребление была введена несколько позже. Однако, естественно, здесь могут возникнуть разного рода вопросы исторического характера. Но в самой форме не содержится ничего, за что можно было наших иерархов того времени обвинять.
На пороге разгрома
«Проходит еще 10 лет, и митрополит Сергий Страгородский выпускает декларацию 1927 года и благодарит власть за участие к делам и нуждам верующих» — без этого, конечно, нельзя обойтись, был такой известный камень преткновения. И далее автор пишет: «Это в 1927 году, когда все священники уже перестреляны и брошены в тюрьмы». Явное преувеличение. Да, репрессии, связанные с кампанией вскрытия мощей, особенно связанные с так называемым сопротивлением изъятию церковных ценностей, были. Но, в целом, любой объективный не только историк, но и человек, интересующийся историей Церкви того периода или даже просто элементарным краеведением, может засвидетельствовать, что закрытие приходских храмов в то время не практиковалось, и даже многие монастыри продолжали существование в форме так называемых сельскохозяйственных артелей, которые регистрировались по конфессиональному принципу. К тому же в стране проводилась политика НЭПа, что внушало митрополиту Сергию определенную надежду. Поэтому явно не таким был разгром Церкви. Начинается наступление от года Великого перелома, на рубеже 1928-1929 гг.
Стряхнуть пыль со справочника
«В сентябре 1943 года на даче Сталина при участии Берии, чекиста Карпова и трех уцелевших митрополитов…» — оставим это на совести автора . В определенной мере Церковь действительно солидаризируется со Сталиным, в той степени, в какой с ним волей или неволей солидаризировался весь наш народ в годы Великой Отечественной войны. Что касается встречи, во-первых, она произошла не на даче Сталина, а в его кремлевском кабинете в ночь с 4 на 5 сентября без всякого участия Лаврентия Павловича Берия. Но это уже момент совершенно хрестоматийный. Я полагаю, что автор просто не заглянул в какие-то справочные издания, где все это давно прописано.
Коллаборационизм в Церкви?
Очень большой интерес у меня вызвал термин «коллаборационизм» в отношении нынешнего сотрудничества Церкви с государством. Такое впечатление, что нас оккупировали, в лице каких-то церковных деятелей появились коллаборанты.
Автор пишет: «Обратите внимание на позицию Церкви в крупных социальных делах за последние 10 лет: Беслан, Дубровка, процесс над Ходорковским«.
Весь мир обошла фотография (хотя человек, который на этом снимке изображен, никак к этому не стремился), где православный епископ выносит раненых детей из-под огня. Также лично мне известно, и это подтверждают многие свидетели, что примчавшийся к месту трагедии православный архиерей на своей машине вывозил детей, да и взрослых раненых в больницы.
Что касается Дубровки — я могу назвать священнослужителей, которые не просто присутствовали на месте происшествия, не только молились, но и предлагали себя в заложники взамен освобождения тех, кто находился под прицелом террористов.
Также приведен очень странный факт: «Отец Сергий Таратухин в Краснокаменске отказался освящать административное здание в колонии, где содержится Ходорковский. Его тут же лишили сана». Если он так поступил, он просто не выполнил свой пастырский долг, в чем и принес в 2001 году покаяние: «После долгих размышлений я пришел к выводу, что вел себя неправильно. Я считаю, что не должен был заниматься политикой, это не дело Церкви. Этим должны заниматься правозащитники»».
Освящение какого-либо помещения обосновывается тем, что там будет возноситься молитва православных христиан. Поскольку есть люди, которые причисляют себя к православной Церкви, и таковые есть среди заключенных, пастырь обязан был освятить, в том числе, и административное помещение, где тоже есть верующие сотрудники.
Следующий момент: автор сожалеет, что лишенный сана священник ушел в апостольскую Церковь Глеба Якунина. Если уж такая религиозная организация зарегистрирована под именем Церкви, для православного христианина в данном случае, я полагаю, все-таки должна быть некоторая разница. И отношение к этой самой апостольской Церкви должно быть соответствующим.
Что касается дальнейших положений, автор противопоставляет позицию официальной иерархии и реальность некоего низового мирянского движения. Упоминается община княгини Шаховской «Утоли моя печали» и Марфо-Мариинская обитель Елизаветы Федоровны. И то, и другое начинание изначально получило благословение Церкви в лице высшей иерархии, получило устройство именно как церковной структуры с соответствующими требованиями к лицам, которые в ней участвуют. Но если говорить о Марфо-Мариинской обители, то это, конечно, начинание, связанное с личностью Великой княгини, поддержанное сразу митрополитом московским Владимиром Богоявлинским (погибшем в Киеве в 18 году) и московскими викариями того времени: епископом Трифоном Туркестановым и Анастасием Грибановским.
Что касается «положительных моментов нашего времени»: кочетковцы и меневцы — это личная симпатия автора. Но фраза о том, что «у отца Георгия Кочеткова вообще практически сетевые структуры от Мурманска до Волгодонска и от Калининграда до Владивостока. Но кто про это знает?» — меня очень заинтересовала. Действительно, кто про это знает, и кто доподлинно знает, что в этих самых структурах происходит?
Автор, насколько я понимаю, против введения ОПК в школах, поскольку «в учебниках Бородиной и Кураева написаны страшные вещи». Учебник Бородиной мне не нравится, а учебник Кураева читал и даже был одним из его рецензентов. Честно говоря, никаких уж страшных вещей я там не обнаружил, в любом случае, такой разговор можно вести только приводя конкретные цитаты, которые кажутся страшными.
Диссидентский несессер
Дальше идет обычный либерально-диссидентский набор, куда включается выставка «Осторожно, религия» и судебные решения по ней. Ну что ж, если по кощунству выставки, оскорбляющей чувства верующих, принято соответствующее решение, можно только порадоваться правосудию.
Что касается того, что «пути культуры и Церкви у нас разошлись и разошлись давно», в какой-то мере действительно культура наша была во многом секулярной. Но то, что приводится как пример — «перебранка Пушкина с Филаретом в стихах«, с этим никак не могу согласиться и предлагаю автору пусть даже не в академическом, а в каком-нибудь популярном издании эту «перебранку» все-таки перечитать. Ничего похожего на перебранку нет, есть почтительный ответ Пушкина.
Пушкин:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Митрополит Филарет ответил на эти стихи:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум —
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!
В ответ митрополиту Филарету Пушкин написал «Стансы»:
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт.
Первоначальный текст последней строфы, измененный по требованию цензора, был таков:
Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.
Модернизировать?
В качестве некоего положительного примера предлагается «модернизация». Очень интересное и модное словечко, которое произносится с самых высоких трибун. Все-таки у человека с церковным сознанием это слово вызывает некоторый напряженный трепет. Мы хорошо помним модернизацию, которой Церковь пытались подвергнуть обновленцы в 20-е — 30-е гг. В данном случае речь идет об опыте зарубежных епархий в Русской Православной Церкви — Сурожской епархии, которая у РПЦ МП всегда была бельмом на глазу. Действительно, Владыка Антоний — человек высокой жизни, являл собой замечательный пример и самоотречения, и попечения о нуждах своих прихожан, и просто аскезой, которая проявлялась на самом обычном, даже бытовом уровне.
Автор справедливо отмечает, что Владыка помогал прихожанам убирать храм, питался тем, что приносили ему прихожане. Однако скажу, что этот пример не уникален, это тоже один из расхожих стереотипов, связанных с тем, что человек знает или не знает о церковной жизни. Да, действительно, все это имело место и все мы, люди Церкви, почитаем память Владыки Антония, но лично мне известен епископ, который свободное от основных занятий время проводит в больнице, где просто моет полы в одном из отделений. Известен и епископ, который никак это не афиширует, но когда люди сталкиваются с его жизнью, с его бытовыми условиями, они проникаются к нему невольным уважением. Таких людей мало, но они есть, они всегда присутствуют в Церкви.
Что же касается опыта Сурожской епархии — это крайне неудачный пример, потому что не последнее место в деятельности Владыки Антония занимало создание, условно скажем, такой церкви из англичан. Некой такой британской православной поместной церкви, я говорю в переносном смысле. Чтобы люди, пришедшие в православие из англиканской католической церкви, полностью восприняли и православное вероучение, и красоту православного богослужения. Все это делалось.
Приходилось бывать мне в Успенском Соборе в Лондоне, где в солидном возрасте англичанки, похожие на тетушек Полли из Тома Сойера, в круглых очках, обложившись книгами на английском, славянском языках, следили за богослужением. Это было все очень трогательно, но английского православия не получилось. И я полагаю, что автору статьи в общем-то хорошо известна нынешняя ситуация в Сурожской епархии, которая стала самой обычной зарубежной епархией нашей Церкви, окормляющей соотечественников. Почему к этому шел и стремился владыка Антоний? Потому что этнических русских, традиционных православных хотя бы по корням, в то время на Британских островах еще не было. Англия была самой излюбленной страной для жительства наших беженцев: мигрантов первой волны и всех последующих.
Второй Ватиканский
Опять упоминается второй Ватиканский Собор, католики действительно оживили социальную деятельность, никто с этим не спорит. Но спорным является положение о том, что католики и протестанты действуют в храмах стран первого плана. Католическая Церковь давно сдала свои позиции. И эти реформы Второго Ватикана тоже имеют весьма дискутированные моменты, потому что они не привели к должной активности христианский мир передовых стран. Очень активно католическая Церковь действует как раз в странах третьего мира.
Что касается Поместного Собора, который нам предлагается как некий образец для дальнейшей церковной деятельности — это явление уж очень широкое. Потому что автор перечисляет на самом деле реформы, которые Собором не были приняты до конца. Автор правильно говорит, что революция, гражданская война помешали реализации этих реформ. Но не говорит о том, что там были весьма радикальные проекты, которые были вполне реализованы обновленцами.
По большому счету могу сказать, что автор вынудил сам сделать тот вывод, который он опубликовал в качестве заглавия. Все это мы уже слышали, есть у автора знаменитые предшественники в 19 и даже в 20 столетии. Я просто удивлен, что эти умозаключения настолько избитые, и простите, затасканные вызвали какую-то реакцию.
Ничего, кроме Русского мира?
Карацуба пишет, что Церковь не может предложить ничего, кроме Концепции Русского мира. Это та Концепция, которую постоянно озвучивает Святейший Патриарх, сейчас очень многое делается в этом направлении. Напомню все-таки, что эта Концепция призвана сохранить те бесценные духовные культурные связи на бывшем, как принято говорить, постсоветском пространстве прежде всего с теми, кому эти связи дороги, с нашими соотечественниками. Потому что последние 20 лет наш народ существует как народ разделенный.
Читайте также: Трудные вопросы и парадоксы Русского мира
Конечно, усилия Церкви традиционно направлены на то, чтобы сохранить это единство. Уверяю вас, поскольку знаю людей, которые работают в рамках этого проекта, что все это встречается с чувством глубокой благодарности. Связи эти потихоньку восстанавливаются, проходит этот политический обморок 90-х гг. Люди смотрят реально на то, собственно говоря, кому они нужны. Речь идет не только о русскоязычных, но и о эмоциональных интеллигентах, которых просто нигде больше не ждут и их нигде не готовы слушать, потому что они работают совершенно не на том поле, которое вызвало бы интерес, скажем, где-нибудь в Западной Европе. С таким явлением мне приходилось встречаться не раз при участии в международных конференциях, проводимых как раз в бывших республиках Советского Союза.
Загнать танками молиться?!
Ну, и конечно, на совести автора вопрос о том, что «кого-то мы загоняем проповедями, — в это некое будущее единое пространство, — а кого-то танками». Очень интересно, о ком автор здесь говорит? Я таких случаев из нашей истории не помню.
Помню борьбу с бандформированиями, с храбрыми джигитами, которые захватывают родильные дома, взрывают бомбы в аэропортах и берут заложников в Норд-Осте.
Если автор именно их и имел в виду, то это тоже оставляю на его совести.
Подготовила Елена Вербенина.