Православие в Уганде

В предрассветный птичий гомон врезаются звуки колокола. Через десять минут в церкви, смиренно опустив головы, стоят семинаристы в застиранных подрясниках. Открыты царские врата. Окутанный клубами кадильного дыма, священник возглашает. На его возглас семинаристы отвечают нараспев: «Мукама сасира!» На языке народа баганда это означает «Господи, помилуй!». Это православная церковь в Уганде. Здесь, где по красной глине проходит экватор, все почти как у нас и совсем по-другому.

Язык богослужения: луганда. В Уганде 1,5 млн. православных верующих. Православие — самая молодая и самая малочисленная из местных христианских конфессий. На первом месте по популярности стоит Католицизм, с ним конкурируют англикане. Митрополия находится в пригороде столицы Кампалы под названием Намунгона. Клир насчитывает 37 священников и 8 диаконов. При том что у Церкви 80 приходов, многие общины живут без священников и управляются катехизаторами. В некоторых приходах нет храмов. Основная часть прихожан — дети-сироты.

Если от столицы проехать четыре часа по ухабам проселочной дороги через джунгли и заросли папируса, попадешь в довольно большой город Форт-Портал. Но свернув в сторону от города, вновь оказываешься в глуши. Режущая глаз зелень, глиняные домики, во дворах привязаны козы. Дорога лезет вверх, на крутой холм. Заросли расступаются, на вершине обнаруживается церковь — дом с покатой крышей, из стены выделяется полукружье алтаря. Здесь служит православный священник отец Павел Бальеку. Он опекает еще три православные общины в округе. «Тут у нас одна, но очень большая проблема, — говорит батюшка. — Совсем нет транспорта. Это на машине все близко, а пешком, если меня вызывают к больному или еще за чем-нибудь, я трачу на дорогу часа по три». Потом еще столько же ему нужно, чтобы добраться домой. «Вот был бы у меня мотоцикл! А так — иногда прихожане одолжат велосипед», — продолжает отец Павел.

У него девять детей, все живут в крохотном домике. Гостей о. Павел потчует в офисе. Его матушку наверняка можно найти на кухне — это навес во дворе церкви, он больше дома священника. Сидя на табурете в углу, пападия (слово греческое, как и наша «попадья») раздает указания помощникам, которые готовят пюре из бананов и рис. «Нужно очень много терпения и любви, чтобы принимать всех, кто приходит сюда. Всех накормить, утешить», — рассказывает матушка. Приходят в основном женщины. Как и у нас, они — самые активные прихожане, организуют приходскую жизнь, помогают священнику и матушке. «В деревне многих бьют мужья. Жены приходят с этим к нам сами, а мужчины считают себя королями и в церковь не идут. Приходится нам к ним идти разговаривать», — говорит о. Павел. Зарплата православного священника в Уганде — 100 долларов в месяц. Временами клирики не получают и этого и вынуждены питаться с приходских земель. Все священники работают в огороде.

По праздникам и в воскресенье в церкви многолюдно. Места внутри не хватает (храм в длину метров 30), и даже на улице собирается толпа. Хор есть, и очень большой (человек сорок), певчих с удовольствием поддерживают все прихожане. Поют народно, от души, сипловатыми африканскими голосами. Регентов не бывает, зато есть запевала, иногда его роль выполняет священник. Дети из хора слегка раскачиваются в такт мелодии. Священник, встав пред Царскими вратами, чтобы читать Евангелие, возлагает его на головы двух коленопреклоненных подростков. Все благоговейно внимают.

Богослужение в угандийской церкви ведется на греческом, английском или на одном из местных языков. При этом официально существует только перевод на язык луганда, на нем говорит народ баганда, живущий в центральной части страны. На остальных языках священники служат, переводя богослужебные тексты прямо с листа. Пока на луганда переложены не все церковные песнопения, но уже разработана система гласов для угандийской церкви. Правда, ею практически не пользуются: даже в семинарии нет профессионального преподавателя пения. «Вот если бы можно было прислать нам пару человек из России, чтобы они научили нас петь! Нам так нравится ваше пение», — говорил нам каждый, от митрополита до семинариста. Хоры состоят в основном из сирот, которых воспитывает церковь. «Нашей африканской душе нужны свои ритмы», — объясняли нам.

В местных храмах нет свечей, отчего атмосфера богослужения теряет привычную для нас таинственность. Здесь у православных нет традиции ставить свечи перед образами, да и своих свечей не производят. Диаконские свечи привозят из Греции священники, когда отправляются в командировку. То же и с иконами. Иконостас украшается минимальным количеством необходимых образов, несколько икон висят по стенам, при входе на подставках выставлены еще несколько репродукций. Писаные иконы почти не встречаются, они стоят слишком дорого. Расписан только иконостас для кафедрального собора во имя святителя Николая в Кампале. Те образки, которые привозят из Греции, здесь раздают прихожанам «за так». В храмах полно детей. Они сидят в проходах между рядами скамеек, в ногах у певчих и прямо у амвона. Младенцы здесь тихие, если кто иногда и всплакнет, то как-то очень нетребовательно. В храмах установлены скамьи, и священник взмахом ладони указывает пастве, когда сесть, а когда встать. Дверей на Царских вратах нет, а завесу во время службы не закрывают. Как нам объяснили, иначе людям неинтересно стало бы ходить в церковь: они хотят видеть, что происходит в алтаре.

Во время Причастия поют все так же охотно, по-прежнему сочными голосами. Причастники — человек двадцать, в основном дети и бабушки — выстраиваются в очередь, сложив руки на груди. Прямо как у нас! Но, подойдя к Чаше, они сгибают колени и резко запрокидывают вверх голову. По окончании службы, пока прихожане выходят из храма, тоже поют. Предпочтительно песнопения, сочиненные местными священниками. Покидая храм, некоторые прихожане, забывшись, подтанцовывают.

«Мне трудно убедить паству, что они недостойны причащаться, если до этого не покаялись в грехах», — отвечает о. Павел на мое недоумение по поводу того, почему до Причастия я не видела исповеди. «Они знают, что ко мне можно прийти каждый вечер в храм и покаяться в грехах, но приходят немногие и не всегда». Может быть, это связано с тем, что большинство верующих перешли в Православие из Католицизма и Протестантизма, где исповедь не является условием для допуска к Причастию? Африканское общество крайне традиционно, и, чтобы перекроить здешние умы, требуются годы терпения. С другой стороны, Церкви приходится подстраиваться под местные реалии. Например, во время поста здесь не едят соли: угандийцы и так в основном питаются растительной пищей.

Под экваториальным солнцем растет все как на дрожжах. Из красной глины Уганды прут банановые плантации, кофе и картофель, маниока, манго и папайя, ананасы, бобы и чай. И цветет чуть не каждое растение — яркими, неизвестными нам цветами. С гигантских деревьев падают, засыпая землю вокруг, лепестки — красные, оранжевые, желтые, сиреневые. Птицы орут, не прекращая, днем и ночью. В сумерках к ним присоединяются цикады. В ветвях кувыркаются обезьяны. Еще здесь водятся жирафы, крокодилы, зебры, бегемоты и дикие слоны, но нам увидеть их не довелось.

На фоне роскошной природы нищета людей поражает. Угандийцы живут тем, что собирают на своих делянках. А чтобы заработать хоть какие-то наличные деньги и приобрести на них элементарные блага цивилизации, они нанимаются на крупные плантации за 10 долларов в месяц. Большинство населения живет в хижинах из все той же красной глины. Каркас для дома сооружают из бамбука, затем его облепляют землей. Крышу делают из соломы. Такой дом может простоять до семидесяти лет, если за ним хорошо ухаживать — подмазывать стены после проливных дождей и перекрывать крышу. В домиках по три-четыре крохотных комнатки, места в них хватает лишь для того, чтобы разместить буквой «Г» две кровати. Люди спят по несколько человек на каждой. Малыши — вместе с родителями, чтобы не занимать много места. Окон в таких хижинах почти нет, их закрывают ставнями от солнца. Поэтому в домах угандийцев всегда полумрак, но все равно душно от испарений человеческих тел и нестираного белья. Люди побогаче строят себе дома из кирпича, сделанного кустарным способом, и устраивают в доме столовую на европейский манер. И даже самые бедные стараются посадить у своего дома какое-нибудь цветущее дерево.

Основная часть жизни угандийцев проходит на улице, поэтому большие дома им в принципе не нужны. Отдельно они устраивают кухоньку, где готовят на открытом огне. Едят здесь же или сидя на корточках на площадке возле дома. Основная пища — пюре из вареных зеленых бананов (матоке), вареные корни маниоки (кассава), рис, бобы, густая каша из кукурузной муки (наподобие грузинской мамалыги). Разводят кур и коз. Те, кто побогаче, держат коров — таких, как на рисунках из древнего Египта, светло-коричневых с огромными торчащими вверх острыми рогами. Лошадей и ишаков здесь нет, и поэтому люди передвигаются пешком или на велосипедах, временами — на мотоциклах. Авто считается роскошью. Тяжести традиционно переносят на голове.

Нам показывали отдаленные деревни, куда провели асфальтовую дорогу. И что бы вы думали? Жители этих деревень ушли в лес, дальше от машин. Теперь можно разглядеть в зарослях джунглей крыши домов и банановые плантации. Разумеется, в этих домах нет ни водопровода, ни электричества. В деревнях устраивают колонки с водой, собирают дождевую воду. Вообще-то Уганде принадлежит часть второго по величине в мире озера Виктория, в котором берет свое начало Нил, но пить эту воду небезопасно. В Кампале, в отличие от европейских столиц, нет реки, которая «организовывала» бы вокруг себя жизнь города. Зато угандийская столица — настоящий «град на семи холмах»: огромные земляные бугры не сгладила цивилизация.

Люди встают вместе с солнцем и ложатся спать с его заходом. В погоне за электричеством и другими удобствами, которые принес с собой белый человек, они переезжают в города, но там, лишенные земли, которая бы их кормила, вынуждены нищенствовать. В школе при митрополии детей учат высаживать бобы и томаты в большие пластиковые мешки и расставлять их вокруг дома, чтобы обзавестись хоть каким-то подсобным хозяйством. К тому же в городе нужно платить за жилье. Получить приличную работу можно, только владея английским (это официальный язык в Уганде). Для этого необходимо выучиться в школе, а образование здесь платное и достаточно дорогое.

В пригороде столицы под названием Намунгона на вершине крутого холма стоит первый православный храм, возведенный в Уганде, — собор во имя святителя Николая. До его появления строили временные церкви-мазанки. Такие и до сих пор существуют во многих приходах. Землю вокруг собора Церковь получила в дар от короля народа баганда. Номинально король у баганда есть и сейчас, но он не имеет никаких полномочий. Король раздал земли католикам, англиканам, мусульманам и православным для того, чтобы они строили свои храмы, обучали его народ и заботились о людях. Когда при православной митрополии появилась поликлиника и больница на 50 человек, где лечение стоит в несколько раз дешевле, чем в городе, к ней приписали всех жителей этого холма и окрестностей. Каждую среду двор больницы заполняется людьми, которые терпеливо ждут приема. Это зараженные ВИЧ. Таких пациентов в больнице около трехсот человек. До 40% населения страны страдают от этой заразы. Врачи и священники ждут, когда соберется побольше людей, и начинают осматривать больных и разговаривают с теми, кто пришел за моральной поддержкой. Основная часть пациентов — вдовы. Мужчины сгорают от СПИДа года за два, а их жены протягивают еще около десяти лет. Они становятся изгоями общества и опускаются, уже не в состоянии содержать по семь-пятнадцать детей. В поликлинику при митрополии идут все — и православные, и нет.

У каждого здесь есть своя история, связанная с гражданской войной, которая продолжается по сей день. Семинарист Патрик вспоминает о страшных картинах из детства: к ним в деревню вошли боевики из «Господней армии сопротивления» — полусектантского военизированного движения, знаменитого своими зверствами. Всех жителей деревни выстроили на улице. Отец Патрика был врачом. Его заподозрили в том, что он разведчик, и увезли в неизвестном направлении. Больше Патрик его никогда не видел и не знает, что с ним произошло.

В поисках Истины

«Это был Дух Святой. Он принес Православие в Уганду. Если бы это было не так, в Африке до сих пор не было бы Православия», — улыбаясь, говорит митрополит Кампальский и всей Уганды Иона. Он православный в третьем поколении, его дед — о. Обадия Басаджикитало — был одним из тех искателей истины, с которых началась история Православия в Уганде.

«Некоторые африканцы были людьми думающими. Они читали книги по истории христианства и обнаружили, что католики и протестанты борются друг с другом так, как не подобает истинным христианам. И тогда они начали внимательно изучать Библию в надежде найти там ответ на мучившие их вопросы», — продолжает свой рассказ владыка. В те времена лучшая Библия, которую можно было найти в Африке, была на английском, его они знали не в совершенстве и поэтому читали со словарем. Однажды один из них, англиканин по имени Ребейн Мукаса, обнаружил в словаре слово «Orthodoxy» — «Православие» — и заинтересовался его значением. Там было написано: «Истинная Церковь, мать-Церковь». И тогда он показал своим друзьям то, что нашел в словаре, и с тех пор начал искать более подробную информацию о Православии.

Произошло это в 1919 году. Эта группа ищущих африканцев состояла из четырех человек, среди них был и дед нынешнего митрополита. Они начали рассылать письма по всему миру с вопросами о Православии. Одно из них дошло до американца африканского происхождения по имени Александр Макгвайр. Он отправил им некоторую литературу о Православии. Тогда Ребейн Мукаса и его друзья окончательно укрепились в том, что хотят, чтобы в Африке появилась эта вера. Макгвайр направил их к чернокожему епископу по имени Джордж Уильям Александр, который жил в Южной Африке. Тот приехал в Уганду и рукоположил друзей в священники. Ребейн Мукаса стал называться отцом Спартасом. Под этим именем он вошел в историю. Но южноафриканский епископ оказался униатом. Это выяснилось, когда один греческий бизнесмен, живший в Уганде, захотел крестить дочь и пришел к ним. Грек сразу понял, что тут что-то неладно.

О. Спартас и его единомышленники нашли священника из Вселенского Патриархата, который ездил по Африке и крестил греческих младенцев. Тот приехал в Уганду и пробыл здесь примерно полгода, наставляя о. Спартаса и его группу в православной вере. Это было в начале 30-х годов. Он посоветовал им обратиться в Александрийский Патриархат, чтобы таким образом обрести материнскую Церковь. Они слали в Александрию многочисленные письма, но ответа не было. Тем временем они крестили людей и открыли множество приходов, передвигаясь в основном пешком или на велосипедах. Православие проникло в соседние страны — Кению и Танзанию. Африканцы с радостью переходили в Православие, так как устали от постоянного конфликта между католиками и протестантами. Но без помощи со стороны о. Спартас и его друзья не могли продержаться долго, часть священников умерли, и основанные ими приходы начали приходить в запустение.

В 1959 году неожиданно пришел ответ из Александрии, и в Уганду был направлен епископ Николай, митрополит Кампальский и всей Восточной Африки. Ему пришлось снова рукоположить местных священников — в соответствии с канонами наконец обретенной материнской Церкви. О. Спартас еще до того женил ближайшего друга Обадию на своей сестре. Это был тесный круг единомышленников. Сначала те четверо друзей, с которых началось Православие в Уганде, обратили своих родственников, и от них новая вера начала быстро распространяться дальше. О. Спартас понимал, что новой Церкви необходимы образованные люди. Он начал преподавание английского языка в основанной им школе, которая официально была частной и принадлежала Церкви. Колониальные власти (Уганда обрела независимость от Великобритании только в 1962 году), пытаясь закрепить за собой монополию на образование, издали закон, по которому английский язык можно было преподавать только в государственных школах. Это не остановило о. Спартаса, и за нарушение законодательства ему пришлось провести пять лет в тюрьме. Мы обедаем в доме приходского священника. На столе — матоке (пюре из вареных бананов) и свежие бананы. Митрополит смеется: «Терпеть не могу бананы. Я в детстве их так объелся, что в жилах у меня течет банановая кровь!» Я прошу владыку рассказать что-нибудь о его детстве, об о. Спартасе и о. Обадии. «Я вырос в доме своего деда, Обадии. Конечно, я часто видел и о. Спартаса. Это были очень активные люди, которые много заботились о других. Отец Спартас был прирожденным лидером. Он окончил несколько классов школы, а всему остальному научился сам. А мой дед вообще никогда не ходил в школу. Он был самоучкой», — рассказывает митрополит. «Нам просто необходимы образованные люди. В первую очередь женщины, потому что они всегда более активны и составляют основу общины», — говорит владыка. К сожалению, многие из тех, кого на средства митрополии отправляли учиться в Европу, так и не вернулись в Уганду. Теперь митрополит отправляет людей учиться в местные вузы. Пока таких всего несколько человек.

Сироты

С рассветом дети, одетые в яркую униформу, тянутся по улицам кучками, с братьями и сестрами. Колокол будит их в пять утра, чтобы они, живущие на соседних холмах, успели дойти до школы к утренней линейке. В классе по сто-сто двадцать человек, парты тесно сдвинуты. Окна распахнуты настежь. Учебник один на всех, да и тот у учителя. Все старательно переписывают в тетрадки то, что появляется на доске. Уроки, включая самостоятельную подготовку, которой дети предпочитают заниматься на лужайке во дворе, длятся до пяти вечера, чтобы ученики успели вернуться домой засветло. При такой системе обучения усвоить хоть что-то может только тот, кому это действительно нужно. Подавляющее большинство детей в приходских школах — сироты. Их в Уганде бесчисленное множество. Родители гибнут во время бесконечных военных конфликтов и от СПИДа, оставляя по десять-пятнадцать детей. Из двух миллионов угандийских сирот 1,2 млн потеряли родителей именно из-за этой страшной болезни. Дети не становятся беспризорниками, как у нас, а остаются на попечении родственников. Проблема в том, что те едва могут прокормить и собственных детей.

Заботу о сиротах берет на себя Православная Церковь. Школу при православном приходе в деревне Дегея, например, посещают чуть менее двух тысяч детей, в основном сироты. При этом священники рассказывали нам, что собрали пока не всех деревенских детей, оставшихся без родителей. Сироты могут бесплатно учиться, получают еду и одежду. Часть из них потом получает направление в семинарию или стипендию для обучения в вузе. Так получилось с семинаристом по имени Грейс. Он рано потерял родителей и считает отцом священника из своей деревни. Тот благословил его пойти в семинарию. Каждый день Грейс поднимается на колокольню и бьет в растрескавшиеся колокола языком, отвалившимся от одного из них. Некоторые из учащихся приходских школ живут у родственников, другие переселяются в общежитие. В огромном одноэтажном ангаре темно. Проходя между нагроможденными трехэтажными кроватями, то и дело головой попадаешься в силки белья, развешанного сушиться. На каждом из ярусов, рассчитанных на одного человека, спят по двое сирот. У каждого свой раскрашенный жестяной чемоданчик для личных вещей. В углу фанерой отгорожен закуток. Там живет воспитатель. Один (!) — сотни на две человек. «Я — православный священник и не могу отказаться от детей, которых ко мне приводят родственники. Я уповаю на то, что Бог поможет мне найти средства, чтобы воспитать их», — говорит о. Эммануил Мбалире из прихода в деревне Катенте. Часть своих подопечных он расселяет в дома прихожан. В деревне (вообще-то Катенте имеет статус поселка городского типа, но на вид это скорее деревня) большой дефицит — матрацы, не говоря уже о кроватях. Когда отцу Эммануилу из митрополии присылают несколько штук, он раздает их прихожанам. А те в благодарность принимают к себе в дом двух-трех сирот. «Иногда, — рассказывает о. Эммануил, — когда в приходском огороде неурожай, люди помогают нам тем, что у них уродилось. Они знают, что у меня много сирот».

В доме Макаты Викто (Виктории) и ее сестры-близнеца живут четверо сирот. Своих детей у сестер нет, и они готовы принять к себе еще несколько человек, но у них слишком маленькая хижина. Четыре комнатушки: прихожая (она же общая комната и склад), две для детей, в каждой из которых еле умещаются впритык по две кровати, и спальня сестер. Ни стола, ни стульев, ни уж тем более шкафов здесь нет. Приход в Катенте строит им дом побольше, не из глины и тростника, как теперешний, а из кирпича. Он уже почти готов, но у церкви нет денег на оконные рамы и двери.

Вдова Нала Роуз воспитывает четверых сирот и троих внуков. Роуз рассказала нам, что, если бы у них был дом побольше, она бы взяла себе еще четверых детей. Сын Роуз — инвалид с детства, у него атрофированы ноги, он передвигается на велосипеде с ручным приводом. Приход отстроил ему крошечный домик, где он живет с женой и двумя детьми. Это — единственный дом, за исключением дома священника, где мы увидели стол и диван, на котором сидели гости.

Местные православные

История прихода в деревне Катенте началась с того, что в середине пятидесятых годов местный англиканин Иона Луганда отправился в столицу и там узнал о существовании Православия. Он вернулся домой и сообщил жене, что собирается принять другую веру. Она крестилась вместе с ним. Через некоторое время он стал священником и решил открыть приход в родной деревне.

У местного землевладельца о. Иона приобрел участок земли, сообщив ему, что хочет построить здесь церковь и открыть при ней небольшую школу. Землевладелец сказал ему: «Это благое дело, я не возьму с тебя денег». Через год священник пришел к нему для того, чтобы поблагодарить за этот дар, и сказал, что тот пожертвовал землю Самому Богу. Землевладелец ответил: «Раз так, я дам тебе еще земли». Итого получилось 42 акра.

Священник стал искать средства для того, чтобы оформить сделку на эту землю. Он пытался продавать кофе, выращенный здесь же, но у него ничего не получилось, денег он так и не выручил. Тогда землевладелец продал еще три акра своих угодий и на эти деньги оформил сделку, а священнику сказал: «Я делаю это тебе в научение, что ты должен торопиться, чтобы начать строительство церкви». Иона построил церковь из глины и тут же соорудил себе домик и начал проповедь. Так появился православный приход во имя Успения Пресвятой Богородицы в Катенте. Отец Иона похоронен здесь же. Один из его внуков, Эммануил, стал священником и теперь руководит больницей и поликлиникой при митрополии в Кампале. Второй его внук, Прокоп, работает водителем митрополита. До того Прокоп был учителем в школе в приходе своего деда. Взамен глиняной на вершине холма была построена новая церковь, из кирпичей.

Теперь приход возглавляет тот самый о. Эммануил Мбалире. Два года назад он построил новое здание школы и общежития для детей. В деревне, где живут около 4 тысяч человек, 300 православных. Основная часть из них — дети, которые учатся в приходской школе. При школе отца Эммануила существует детский ансамбль. Дети учатся танцевать, петь традиционные песни и играть на народных инструментах, которые делают сами. По признанию священника, местные жители любят народные гуляния и на выступлениях детского ансамбля всегда многолюдно. Такие мероприятия он частенько использует для проповеди Православия. Паренек в лихо заломленной шляпе бьет в барабаны, другой колотит по деревянному ксилофону. Ритм все быстрее. Появляются мальчики в белом и начинают яростно закидывать назад тощие ноги. Напор резко спадает с выходом девочек в ярких юбках. Сзади к поясам у них приделаны пучки высохшей травы и полосы из козьих шкур. Они ритмично двигают бедрами, приводя в движение сооружения на поясе. Нам, как почетным гостям, приходится сидеть с благосклонной улыбкой. Гость должен сидеть смирно, неприлично даже похлопать в такт мелодии, которая после окончания представления тревожно бьется в мозгу. Таким танцам обязательно учат в каждой школе, даже в воскресной. Иначе у детей пропадет интерес к ученью.

Православных учителей в школах не хватает, и приходится нанимать людей из других конфессий. Это тоже своего рода проповедь, так как многие учителя потом переходят в Православие. Как, например Глэдиш, молодая учительница Закона Божьего, воспитанная в семье католички и мусульманина. Ее приняли на работу в школу при приходе во имя Николая Чудотворца в Кампале. На нее настолько подействовала атмосфера прихода и катехизаторские беседы, что вскоре она решила креститься в Православие. Теперь Глэдиш руководит духовно-образовательным центром при митрополии и по-прежнему преподает в школе.

Неподалеку от деревни Дегея, где было официально провозглашено основание Православной Церкви в Уганде, в будущем году собираются построить женский монастырь. Для него уже отвели место на вершине зеленого холма. Сейчас будущие насельницы монастыря — четыре монахини и семь послушниц — живут в домике при приходе. Старшая из сестер, Анастасия, стала первой православной монахиней в истории Уганды. Митрополит долго не хотел постригать ее, но девушка стояла на своем. «Тогда я подумал, что, может быть, совершу большую ошибку, если не позволю ей стать монахиней», — говорит владыка. Первых угандийских монахинь решено было одеть в голубые тона — жилет потемнее и светлое платье. На головах у них платки цвета неба.

«Знаете, у нас так немного монахинь потому, что люди привыкли слушаться своих родителей. А те обычно хотят, чтобы их дети обзаводились семьями, а не принимали монашеский постриг», — объясняет сестра Анастасия. «Сначала нам приходилось сложновато быть первыми монахинями в Уганде, потому что мы до того не видели православных монахинь. К тому же нас слишком мало. Но все уладилось, теперь это уже несложно». Анастасии 23 года, она родом из Катенте, а постриг приняла в Намунгоне четыре года назад. Она приняла Православие в возрасте 15 лет. У нее жива мать, есть братья и сестры, с которыми они видятся нечасто. «Здесь, в приходе, очень шумно, в деревне живут светские люди, нам здесь сложно», — маленькая тихая Анастасия терпеливо отвечает на мои расспросы. Сестры занимаются церковным рукоделием — плетут из бисера и шнура крестики на греческий манер, четки, учатся писать иконы. Пока они только делают карандашные наброски на бумаге. В прошлом году сюда приезжали монахини из Греции, они давали местным сестрам уроки иконописи. Еще сестры ведут занятия по катехизису в приходской школе и помогают по хозяйству. Анастасия показывает мне сделанные ею крестики и жалуется на то, что в Уганде нет подходящего для такого плетения шнура, его приходится привозить из-за границы.

В одноэтажном домике на обочине дороги, где живут монахини, оборудована молельная комната с настоящими писаными иконами — для Уганды большая редкость. В первой комнате при входе практически все пространство занимает стол с лавками — что-то вроде трапезной. Отсюда дверь ведет в длинный коридор, по обе стороны от него расположены кельи. В каждой живут по три-четыре сестры. Здесь непривычно светло для угандийских хижин: в кельях устроены полноценные окна. Двухэтажные кровати аккуратно застелены, у каждой сестры над головой висят иконы. На подушке лежит зубная паста со щеткой. В ногах чемоданчик с вещами.

В семинарии при митрополии учатся пятнадцать человек. Обучение здесь длится в течение двух лет, набор — раз в два года. «Это впервые, что мы отобрали только самых лучших. До того особого выбора у нас не было, брали всех подряд», — говорит владыка. В 1995 году, когда семинарию открыли, на первый курс тоже поступили пятнадцать человек. Но закончили ее только четверо, остальные ушли. Сейчас преподаватели очень гордятся, что из семинарии пока не ушел ни один человек.

В половине седьмого утра семинаристы идут на службу в собор. Вплоть до позднего вечера у них идут занятия: Ветхий и Новый Завет, труды святых отцов, история Церкви, греческий и латынь, история, география, психология, церковная музыка. После ужина из бобов, каши из кукурузной муки и матоке все встают на вечернюю молитву во главе с митрополитом тут же, в трапезной. Приложившись к образу Спасителя, отправляются к себе.

Юноши живут в одной комнате, здесь же отделено место для небольшой библиотеки. Несколько человек лежат животом на столе перед телевизором — смотрят новости. При виде гостей они судорожно вскакивают. Рассаживаются вокруг нас и начинают расспросы: «Как вы думаете, согласятся с нами переписываться русские семинаристы?» «Можно ли нам прислать преподавателей из России?» Но больше всего их волнует, можем ли мы помочь Угандийской Православной Церкви и как. «Мы все хотим стать священниками. У нас будут большие семьи, их трудно будет прокормить. Нельзя ли нам из Москвы присылать какую-нибудь гуманитарную помощь?» — вопрос ставит меня в тупик.

«Сейчас было бы лучшее время для проповеди Православия, если бы у нас были для этого финансовые возможности. У меня три прихода, но я не могу поехать ни в один из них, потому что у Церкви нет денег мне на дорогу», — говорит о. Анастасиос Исабирье, он отвечает за миссионерскую работу и окормляет больных СПИДом пациентов поликлиники при митрополии.

«Опять все про деньги, — думаю я. — Ну чем, чем я могу им тут помочь?!» «Хотя бы молитесь за нас», — будто прочитав мои мысли, говорит семинарист Патрик, тот самый, у которого боевики увезли отца в неизвестном направлении.

«Молитесь за нас», — просит о. Анастасиос, показывая, как выращивать бобы в полиэтиленовых мешках.

«Молитесь за нас», — провожает нас в путь митрополит.