Православное воспитание детей в наши дни
Мы ежедневно с ужасом читаем в газетах о преступлениях подростков. Насилия, убийства малолетними преступниками родителей, братьев или сестер никогда не совершались в таком количестве, как в наше время.
Мне вспоминается одно особенно потрясающее преступление. Четверо подростков нашли в парке на скамейке неизвестного им молодого человека. Они без всякого повода напали на него, избили, поджигали ему ступни папиросами, истязали его и, наконец, утопили. Они совершили это преступление по какой-то извращенности своей природы, как искатели сильных ощущений. Они пошли в парк с тем, чтобы найти жертву для своего садизма.
Естественно, явилось подозрение, что они психически ненормальны. Однако газеты скоро сообщили, что эти юноши внешне совершенно нормальны. Они не были наркоманами, не происходили из подонков общества, а были детьми, казалось, совершенно нормальных, благополучных семейств. Родители говорили о них как о хороших мальчиках, их умственное развитие в школе расценивалось выше среднего.
Откуда же такой садизм, откуда такая преступная, бессмысленная жестокость? Есть что-то страшное в духовном состоянии молодого поколения, в котором мы видим растущее число таких чудовищ. Наряду с сотнями тысяч несовершеннолетних преступников, отданных под суд, есть еще множество молодых людей с изломанным нравственным устроением, которые страдают и приносят страдания другим, хотя они и неизвестны полиции.
Как и под каким влиянием вырастают эти несчастные юноши и девушки? Ответ следует искать в условиях, направлениях и методах современного воспитания.
В неслыханном доселе множестве книг и статей о воспитании детей и их психологии к детям стараются подойти со всем знанием их психической и физической природы. Но существует слишком много школ педагогики, психиатрии и модного некогда психоанализа. К настоящему времени Америка и Западная Европа уже пережили увлечение психоанализом, и, кажется, чем больше специалисты стараются найти лучшие пути воспитания, тем больше тревоги в обществе вызывают дети.
К сожалению, в современных теориях в той или иной степени сказывается влияние основоположника психоанализа Зигмунда Фрейда, поэтому мы не можем обойти его молчанием.
Когда в 90-х годах прошлого столетия он начал публиковать результаты своих исследований, то многим казалось, что он действительно нашел ключ к пониманию и излечению если не всех психических болезней, то, во всяком случае, большинства. Однако атеизм Фрейда ограничивал его понимание душевных проблем; многое он не мог и не хотел видеть или видел искаженно, хотя, возможно, и старался быть объективным. Основанный им психоанализ исходит из предпосылки, будто все трудности в жизни человека, в отношении к окружающему его обществу, непременно основаны на каком-либо невысказанном внутреннем конфликте, гнездящемся в подсознании.
Надо пояснить, что именно в психоанализе понимается как область подсознательного. Человеческое мышление здесь разделяется на эти два уровня, между которыми нет вполне определенной границы; мозг как бы делится на верхнюю и нижнюю части. В верхней, сознательной части мозга якобы сосредотачивается управление текущей деятельностью человека, а результаты опыта переходят вниз, в подсознание, откуда могут подниматься путем ассоциаций и воспоминаний. Таким образом подсознание — это как бы склад опыта и переживаний, которые записаны там точно и подробно.
Психоанализ сосредотачивается на функциях мозга. Но мы знаем, что с ним таинственно связана и наша невидимая душа как составляющая часть личности, и надо полагать, что многое из того, что психиатры относят к области подсознательного, на самом деле принадлежит не только и не столько мозгу, сколько именно душе.
Православная аскетика через свободное подчинение человеком себя Богу и постоянную молитву, совершаемую не только сознательно, но и подсознательно (так наз. умная молитва) сосредотачивает в подсознании благодатные переживания, мысли и чувства и таким образом делает подвижника внутренне единым в его устремлении к Богу. Но подсознание может скапливать и греховные переживания и чувства, с которыми не могут примириться душа и сознание. Впрочем, живущее в подсознании добро может бороться с греховным движением сознательной мысли даже прежде, чем человек воспримет внушаемый грех.
Такая внутренняя борьба может стать опустошительной для души человека, особенно если грех откроет диаволу путь для овладения мыслями, что мы называем беснованием и чего не признают психиатры-позитивисты. Возникает внутренний конфликт, причину которого психоанализ (и следующие ему школы психиатрии) видят в подавлении страстей полового характера. Действительно, борьба с этими страстями есть удел большинства смертных. В христианстве она вдохновляется стремлением к нравственной и сердечной чистоте, без которой невозможно соединение с Богом. Плотские инстинкты преображаются в молитве, труде и любви во славу Божию. Вместе с тем воздержание — необходимое средство духовной жизни, которое просветляет нашу природу, коль скоро соблюдается добровольно и во имя любви к Богу. Но если воздержание от страстей попросту навязывается внешним законом или правилами приличия, то оно становится для человека тяжким бременем.
Именно так и рассматривает воздержание психоанализ. Его цель — не входя в нравственную оценку страстей, устранить страдания, вызываемые внутренней борьбой в человеке, успокоить его, примирить с обитающей в нем страстью, указать ему, как спокойно жить в обществе, не нарушая внешних законов и приличий, но не осуждая своей страсти и не отказываясь от нее. Преодоление страстей и греха признается необходимым лишь постольку, поскольку неумеренность вредит здоровью. Таким образом страсти не подлежат искоренению, а ограничение в их удовлетворении диктуется в сущности не высшими принципами морали, а практическими соображениями.
Психоанализ проповедует жизнь, направляемую инстинктами, подавление которых считает ненормальным и угрожающим явлением. Отсюда и проповедь раннего обучения детей половой физиологии, и покровительство раннему проявлению романтических отношений между молодыми людьми и девушками, на которое теперь жалуются многие разумные родители. При этом исходят из того, что страсти рано или поздно овладевают человеком и ради того, чтобы оградить его от слишком бурного их воздействия, надо постепенно и возможно более рано знакомить его с той областью, где они разгораются. Если такая цель и достижима, то с христианской точки зрения детям приносится не польза, а вред, ибо область греха становится для них привычной, а чистота страдает.
Я коснулся мрачной области психоанализа только для того, чтобы выяснить, действительно ли он может стать средством духовно-нравственного оздоровления человечества. Конечно, ответ должен быть отрицательным, однако некоторые данные психоаналитических исследований могут оказаться для нас полезными. Прежде всего надо заметить, что даже неверующий Фрейд обнаружил у человека какую-то скрытую от материалистов душевную жизнь. Некоторые из его оппонентов пошли дальше и пришли к заключению о врожденном религиозном чувстве человека. Карл Юнг говорил, что тот, кто этого не видит — слеп.
Фрейд и его ученики не могли получить полной картины внутренней жизни человека потому, что, исследуя людей с поврежденной грехом природой, лишенной внутреннего единства, не располагали критерием нормы. Нет ясного понятия о норме и у тех педагогов-психологов, которые ищут в психоанализе путей преодоления детской преступности и воспитания полезных членов общества. Видя отклонения от нормы, они не могут их исправить, не зная, какова же эта норма. Так, можно заметить, что хор фальшивит, но, не будучи регентом и не зная исполняемой композиции, нельзя указать, как он должен звучать. Поэтому так примитивны и неглубоки их заключения о причинах болезни молодого поколения и о методах его лечения. Главные причины, которые они находят — это так называемый эдипов комплекс ^неосознанная влюбленность детей в родителей противоположного пола), неблагополучие семьи, какой-то тяжелый опыт раннего искушения в области пола. Редко кто видит, что при правильном религиозном устроении души с младенчества эти искушения не оставляли бы тяжелых последствий для психики или вовсе не были бы столь сильными. Отсюда и преувеличенное значение, придаваемое спорту как якобы дающему выход энергии и отвлекающему занятию. Однако ученые Иельского университета пришли к выводу, что среди преступников гораздо больше доля тех, кто занимался плаванием, коньками, футболом, бейсболом и т. п., чем среди законопослушных граждан.
Психоанализ, подчас претендующий на роль религии, не может поднять уровень нравственности потому, что не имеет ни моральных, ни религиозных основ. Он старается преодолеть внутренний конфликт, усыпив совесть и примирив человека с живущим в нем грехом. Поэтому глубокий критик психоанализа Арвид Рунестам в книге «Психоанализ и христианство» пишет, что поскольку психоанализ отстаивает право на жизнь, управляемую инстинктом, то нравственность он представляет скорее как неизбежное зло, нежели как положительное добро.
Тем самым мы видим, что причину роста преступности и способы с ней бороться ищут вне проблемы преодоления греха. Между тем падение первых людей ввело грех внутрь природы каждого из нас, привнеся в нее разделение, которое преодолевается только благодатью.
Преп. Иоанн Дамаскин указывает, что в каждом человеке действует закон Божий, привлекающий к себе наш ум и возрождающий совесть, — и закон греха, то есть внушения лукавого, входящие через телесную похоть и склонность и ставящие неразумную часть души в состояние борьбы с законом совести. Человек желает закона Божия и любит его, а диавол обольщает его и убеждает сделаться рабом греха (Точное изложение православной веры, кн. 4, гл. 22).
Об этом раздвоении выразительно говорит апостол Павел: «знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим 7:18,21-23).
Вот это внутреннее разделение в каждом грешном человеке и преодолевается подвигом христианской жизни, цель которой — достижение такого состояния, когда жизнь во Христе осуществляется уже почти без внутреннего конфликта, и праведник вместе с ап. Павлом может сказать: «не я живу, но живет во мне Христос».
Отметим некоторую искусственность подбора лиц, подвергающихся психоанализу: в основном это те, в ком грех значительно нарушил внутреннюю целостность. А каково было бы заключение, если бы подвергнуть психоанализу нормальных людей, и тем более святых? Несомненно, это показало бы совершенно новый для исследователей образец нормальности.
Психоаналитики забывают или не знают, что человек был создан безгрешным, и тем самым нормальным для его природы следует признать состояние Адама до грехопадения. Грех увел человека от нормы и, следовательно, чем он греховнее, тем ненормальнее, хотя мы можем этого не замечать, ибо судим о людях по совершенно другой мерке: нормальным представляется тот, кто не выделяется из зараженного грехом окружения. Когда Варнава, продав свою землю, принес деньги и положил их к ногам Апостола (Деян 4:36— 37), для общества первохристиан это было нормальным, между тем как человека, совершившего такой поступок в нашем очерствевшем обществе, многие сочли бы ненормальным. И напротив, вполне нормальным представляется, если человек все свои силы направляет на наживу даже в ущерб ближним.
Точно так же блуд был для первохристиан настолько противоречащем норме, что ап.Павел призывал коринфян не общаться с теми, кто, став по имени христианами, не оставил блуда (1 Кор 5:9-10). Ныне же многие считают этот грех обычным и в терпимости к нему недалеко уходят от современных Апостолу язычников.
А вот случай, характерный для американской школы. Русская школьница лет 16-ти, первая ученица школы по успехам и общему развитию, не красится и не имеет приятеля-мальчика (англ. boy friend). Вообще-то она обычная, ^нормальная для прежних времен в России православная девушка. Этой девушке педагоги несколько раз указывали, что-де нужно иметь такого приятеля, но она не видела в этом никакой необходимости. Наконец, педагоги пришли к ее родителям и, стараясь через них повлиять на свою ученицу, говорили, что ее поведение несколько ненормально. Вот яркий пример того, насколько извращенным может быть понятие о норме в области морали и воспитания.
Итак, говоря о правильном развитии христианина и о его воспитании, мы прежде всего должны условиться о той норме, которую хотим воплотить в жизнь.
Среди русских эмигрантов в Америке приходится иногда слышать суждения о том, что дети не должны расти чуждыми среде. И вот, ради этого готовы жертвовать и церковностью. Таким родителям не стоит удивляться, если их дети, утратив основы православной морали, из окружающего общества позаимствуют лишь самые худшие навыки.
Христианское устроение человека не должно зависеть от окружающего мира; первые христиане, будучи одинокими в языческом мире, с которым не могли не общаться, преодолевали его влияние.
Апостол Павел, предостерегая от общения с блудниками, подчеркивает, что имеет в виду только тех из них, которые претендуют на принадлежность к Церкви, но не язычников. Таким образом он не ставит перед нами невыполнимого требования: нельзя жить в мире и не общаться с его людьми. Однако христиане могут жить своей обособленной от мира культурной жизнью, к чему и призывает Апостол. Мы живем среди людей иной морали и не можем с ними не общаться, но должны оберегать от их влияния душу и сердце.
Задача православных родителей — способствовать развитию христианского чувства и сознания в детях с самого раннего возраста, в каких бы условиях они ни жили.
…Нет ничего привлекательнее чистого, неиспорченного младенца, и не напрасно Спаситель поставил детскую чистоту образцом для христиан, как мы читаем в Евангелии: «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18:3). Но зато как ужасно бывает видеть ребенка, который вследствие неправильного воспитания уже утратил свойства непорочного младенца и развивает в себе задатки греха!
Вспомним, что говорил преп. Иоанн Дамаскин о законе греха, который входит в нашу жизнь через телесную похоть, а неразумную часть души подвигает бороться с законом совести. Наблюдения врачей показывают, что с двух лет ребенок уже испытывает явственное раздвоение, вступает в область противоречии, вынужден выбирать между двумя противоположными побуждениями. Сознательной греховной воли у него еще нет, но искушение уже способно проникать в «неразумную часть души».
Таким образом, формирование человека как нравственной личности начинается очень рано, и не напрасно с давних пор ожидающую ребенка мать так оберегали от всяких нервных потрясений: нравственное состояние матери далеко небезразлично и для пребывающего во чреве младенца.
Заметим, что и Пресвятая Дева Мария, и великие святые родились у матерей, которые вымолили их у Бога и вынашивали с постоянной усердной молитвой. Природа младенца, подготовленная верой родителей, очень рано становится способной познавать Бога и почитать Его как Небесного Отца (напротив, порочное поведение матери при беременности зачастую тяжело отражается на психике младенца). Даже Фрейд, будучи атеистом, признавал, что детскому сознанию присуще представление о Всемогущем Отце; правда, он пытался дать этому факту надуманное, явно несостоятельное объяснение, но практически вынужден был признать, что вера присутствует в сознании человека изначально. И одно это признание уже разрушает все его атеистические построения.
Наряду с природной способностью верить у человека есть и свободная воля, на направленность которой влияют разнообразные причины. Православный опыт (и, кстати, вполне согласующиеся с ним данные современных научных исследований), в противоположность позитивистски-протестантскому рационализму, придает особое значение религиозному воспитанию до сознательной поры. Нет взгляда более ошибочного, чем тот, согласно которому обращение ребенка к религии должно откладываться до сознательного возраста, до тех пор, пока он сам не будет в состоянии принять разумное решение. Поступать так — значит пропускать важную фазу в развитии ребенка, наносить его психике невосполнимый ущерб. Данные Л. Линн и Л. Шварца, авторов книги «Психиатрия и религиозный опыт», позволяют им утверждать, что родители должны в этом вопросе принять решение еще до того, как ребенку исполнится пять лет. Психолог Э. Льюис утверждает, что родители грешат, если не руководят религиозным развитием ребенка с самого раннего возраста, и пишет, что если оставить решение этой проблемы до зрелого возраста, то человеку нечего будет решать: у него не будет для этого оснований в его опыте и сознании и не будет необходимых сведений. Между тем эта проблема особенно часто возникает при межрелигиозных или межконфессиональных браках, когда родители откладывают решение вопроса, который может сказаться на их взаимоотношениях с детьми, — а те вырастают безразличными к вере.
Но даже если ребенок знает несколько молитв и знаком с некоторыми библейскими повествованиями, то вне Церкви, вне церковных таинств он лишен богатства благодати. Он не может осознавать значение причастия, но благодать таинства тем не менее освящает глубины его души, в том числе и «неразумную» ее часть.
Церковный писатель V в. св. Проспер Аквитанский говорит, что всякая человеческая душа, обладая волей, желает того, что приятно, и отвращается от неприятного. Поскольку природные импульсы человека ослаблены первородным грехом, воля эта бывает двух родов: животная и естественная. Но по благодати прибавляется третий вид воли: по дару Божию. Тогда воля становится духовной и управляет влечениями согласно законам высшей мудрости. Согласно св. Просперу, животная, или телесная воля не поднимается выше тех импульсов, которые происходят от телесных чувств, как у младенцев, которые, не пользуясь разумом, способны показать, что они желают и чего не желают. Если у взрослого присутствует только эта животная воля, то он ненормален, а в нормальном случае человек, в котором проснулась разумная природа, восходит на ступень естественной воли, которая хотя и способна подниматься над животными импульсами, но занимается предметами земными и тленными. Только причастившись Божественной любви и благодати, воля может подняться на высший уровень и побуждать человека бороться со своими грехами, греховными чувствами и побуждениями.
Эти наблюдения вполне согласуются с тем, что пишет о детях свт. Феофан Затворник. В своем замечательном творении «Путь ко спасению» он останавливается на значении крещения, говоря, что через крещение в младенце полагается семя жизни во Христе, которая до времени действует в нем как образующая сила. Духовная жизнь становится для него своею с того времени, когда он сознательно и свободным произволением посвятит себя Богу и добровольно, с радостью и благодарностью усвоит себе обретенную им благодатную силу.
Иначе говоря, врожденное религиозное чувство и данная в крещении благодать нуждаются в помощи (родителей, восприемников, воспитателей) для того, чтобы расти и принести плод.
Святитель Феофан дает ценные практические указания о том, как следует вести ребенка. Приведем вкратце некоторые из них в применении к современным проблемам.
Через крещение младенец вырывается из-под власти сатаны и приобщается к жизни в Боге, ради чего ему даются дары благодати. Но коль скоро благодатное настроение умаляется, грех снова начинает обладать сердцем, а через грех налагаются узы сатаны и отъемлется благоволение Божие и сонаследование Христу. Поэтому те, кто обязан блюсти христианское дитя, должны направить все внимание на то, чтобы не допустить над ним обладания греха, но возбуждать и укреплять направление к Богу. «Младенец живет, следовательно, можно влиять на его жизнь», — пишет Святитель. Это влияние оказывается через св. Тайны, через церковность и через веру и благочестие родителей.
Здесь необходимо отступление.
Все родителя хотят, чтобы дети у них были благонравными. Родители-христиане хотят, чтобы дети были верующими, почтительными и послушными, чтобы они выросли добродетельными и полезными для общества.
Однако родители должны помнить, что «ученик не бывает выше своего учителя» (Лк 6:40). Поэтому религиозность детей будет измеряться религиозностью родителей, которые не могут дать детям больше того, чем обладают сами. И они должны думать как о своей ответственности, так и — в этом свете — о повышении собственного духовного уровня.
Таким образом христианское воспитание детей начинается с работы родителей над собой. С ростом их собственного религиозного сознания и с укреплением их церковности будут духовно расти и дети; в противном случае в семье не будет условий для их религиозного развития.
Давая советы о том, как искать благодатного воздействия Церкви на детей, свт. Феофан делает оговорку, что неверие, небрежность, нечестие и недобрая жизнь родителей могут лишить плода все усилия по воспитанию. Непостижима связь душ родителей, и особенно матери, с душой детей, и степень родительского влияния определить невозможно.
Главное средство благодатного воздействия на душу младенца — возможно частое причащение; многие замечают плоды его благого влияния на младенцев, которое нередко проявляется в чудесах. Далее, детей следует часто носить в церковь, прикладывать ко кресту, Евангелию и иконам, а дома — подносить под иконы, осенять крестным знамением (как и постельку, и пищу, и все, с чем дитя соприкасается), окроплять святой водой и окуривать ладаном; нужно, чтобы младенца чаще благословлял священник, чтобы по возможности в дом приносили иконы из храма и служили молебны. «Вообще все церковное чудным образом возгревает и питает благодатную жизнь дитяти и всегда есть самая безопасная и непроницаемая ограда от покушения невидимых темных сил…».
И напротив, родители могут воздействовать на ребенка любовью в тот ранний период его жизни, когда он еще недоступен другим воздействиям. Но нужно, чтобы родители не просто любили свое дитя, но и верили в то, что оно доверено им Богом как дар и сокровище, и надеялись на то, что Тот, Кто вручил им этот дар, снабдит их и силами для того, чтобы сохранить его, и непрерывно в духе молились.
По мере роста у ребенка являются греховные движения души, поначалу совершенно бессознательные; однако если за этим не следить, то они могут переходить в привычки. Достаточно рано могут проявляться капризность, ревность, гнев, леность, зависть, непослушание, упрямство, стяжательство, иногда — хитрость и даже ложь. Пятилетний ребенок уже выказывает задатки своего будущего характера, которые развиваются, и с ними развиваются как страсти, так и добродетели. Нужно терпеливо бороться с недостатками, стараясь, чтобы они не вошли в привычку, и одновременно способствовать развитию добрых душевных и сердечных свойств. Согласно некоторой психологической закономерности, ребенок в процессе возрастания возвращается к некоторым своим недостаткам, казалось бы, преодоленным, и вновь избавляется от них, чтобы через некоторое время снова к ним вернуться (здесь возможны возрастные видоизменения этих недостатков). От родителей в таких случаях требуется и бдительность, и терпение.
Главное — не сердиться на детей, а останавливать их с терпением, любовью и твердостью; дети должны видеть, что их проступки не столько сердят родителей, сколько огорчают. Но если не исправлять проступки детей, пусть даже незначительные, то они легко переходят в дурные привычки, а с годами — в греховные навыки.
В младенце, чистом и неиспорченном, рано могут зарождаться начала будущих страстей, но одновременно чистота детского сердца открывает и безграничный простор для насаждения в нем веры и благочестия; главное — не потерять драгоценного времени.
Но даже если в детях, воспитываемых правильным образом, будет расти тяготение к Богу, то в них не дремлет и будущий грех. Своими силами они с ним не справятся; вести эту брань и направлять ее должны родители. Но для разумных действий им следует знать, «чего ищет оставшийся грех, чем питается, через что именно завладевает нами». Основные возбудители греха, по свт. Феофану, — «своеумие в уме, своеволие в воле, самоуслаждение в чувствах». Поэтому развивающиеся силы души и тела нельзя отдавать в греховный плен плотоугодливости, своеволию и услаждению, но приучать отрешаться от них и преобладать над ними. Потребности плоти следует поставить в некоторые пределы, закрепив их навыком. Для телесного и душевного здоровья полезны правила питания, приспособленные к возрасту и определяющие время, количество и способ питания; без крайней необходимости от них нельзя отступать.
Еда вне определенного времени, по первой просьбе ребенка, вредна и для тела, но еще больше — для души, так как приучает к своеволию и распущенности. Важно подчинить все дневные дела точному расписанию, что обычно нравится и самим детям. По расписанию (и под надзором старших) должны быть и подвижные игры, потому что в противном случае в одних детях могут развиться непомерная резвость и рассеянность, а в других — вялость, безжизненность и леность. В первом случае это ведет к своенравию и непокорности, с которыми связаны задор, гневливость и неудержимость желании, во втором — погружает в плоть и рождает тягу к чувственным наслаждениям. Всем знакома картина, когда чрезмерно набегавшийся и наигравшийся ребенок становится непослушным и капризным. Отсюда следует, что движение следует держать под определенным контролем, не чрезмерно строгим, но без всякого попустительства.
Г-жа Рузвельт, описывая свою поездку в Советскую Россию, рассказывает, как она была поражена, когда в детском доме двухлетние дети, показывавшие ей гимнастические упражнения, действовали как хорошо выдрессированные зверюшки. Такая дрессировка нужна, чтобы легче было склонить человеческую природу к чувствам и действиям, противным ее естеству, чтобы воспитывать беспрекословных, послушных роботов.
Православное воспитание, напротив, призвано формировать личность, свободно следующую по путям правды, которые она любит и вне которых себя не мыслит. В детях нужно воспитывать волю, направленную к добру. В каждом случае интуиция и рассуждение, диктуемые любовью и поддерживаемые Божией помощью, должны подсказать родителям меру свободы и меру разумного принуждения и надзора. Там, где этой меры нет, последствия бывают печальными.
Многочисленные показания юных преступников свидетельствуют, что у 70% из 500 опрошенных отцы отличались чрезмерной строгостью и неумеренностью в наказании, а 20% отличались попустительством, и только 5% соединяли в своем отношении к детям твердость и любовь, но, очевидно, не могли преодолеть посторонние вредные влияния.
В русской калифорнийской газете было опубликовано трагическое письмо матери, духовно утратившей сына. Родители-эмигранты, поставив своей целью как можно быстрее достичь материального благополучия, были только рады, что сын весь день проводит с соседскими мальчиками, тем более что, как они считали, это позволит ему быстрее овладеть английским языком. Слишком поздно они заметили, что он резко изменился, отстал от веры и утратил любовь к родителям, от которых затем и отказался.
В семье должна царить разумная дисциплина в сочетании с атмосферой взаимной любви. Не напрасно апостол Павел учит родителей не раздражать детей (см. Еф 6:4). Но так же важно и родителям не раздражаться на детей. Раздражение — признак ослабления любви, в основе его заложены гневливость и эгоизм. Раздраженный человек не думает о ближнем и не сочувствует ему, а занят только собой. Больше всего родители раздражаются на детей за то, что те им в чем-то мешают, отрывают от дел или интересных занятий, требуют от них усилия или жертвы. Но раздражение родителей, будучи грехом против любви, вместе с тем крайне вредно действует на психику детей. Наказание, наложенное в состоянии раздражения, даже заслуженное, теряет значительную часть своей воспитательной силы и вызывает у детей ответное раздражение.
Но не менее вредно и попустительство, в котором точно так же проявляется недостаток любви к детям. У многих детей причиной их преступлений стало безразличное отношение родителей к их поведению. Сами дети иногда понимают, что такое отношение продиктовано недостатком любви, и часто строгие родители пользуются большей любовью, чем те, которые все позволяют детям.
Важно, чтобы дети никогда не были свидетелями родительских ссор и не выслушивали жалобы родителей друг на друга, равно как и родительские жалобы на них посторонним. Все недоразумения следует обсуждать только наедине, и дети всегда должны видеть родителей едиными.
Свт. Феофан пишет, что образование ума нужно начинать вместе со словом, то есть с момента, когда ребенок начинает говорить; у нас же слишком принято занимать детский ум только пустыми вещами. Между тем в обыкновенных разговорах можно сообщить ребенку здравые понятия и суждения по началам христианства, говоря обо всем окружающем, что зло и что добро, что хорошо и что плохо. Святитель советует говорить прямо о том, например, что такое современная жизнь, чем она кончается, что такое удовольствие, каково достоинство тех или иных обычаев. Полезно спрашивать мнение детей и поправлять их ошибки. Им нужно читать жития, Священную историю, назидательные рассказы.
Родители, желающие дать детям православное воспитание, часто ощущают, что в этом им мешает среда и, в частности, школа. Это естественно, поскольку в Америке православные семьи живут в окружении иноверцев и инославных, а школьные преподаватели воспитаны в принципах, чуждых православию, и часто находятся под влиянием фрейдизма и сходных с ним школ. Такого рода мировоззрение редко терпит противоречие и стремится себя навязывать. К тому же детям стараются внушить, что на первом месте у них должен быть авторитет школы, а мнение родителей второстепенно. Некоторые эмигранты говорят, что им было бы легче оберегать душу и ум детей в советской школе, нежели в западной. Это объясняется тем, что в России эти семьи были гонимыми, поэтому вся официальная система не только взрослыми, но и детьми ощущалась как чужое и враждебное начало. На Западе самосохранение не требует изоляции; здесь отсутствует угроза физическому существованию членов семьи, зато существуют опасности для сердца и ума.
Такого рода проблемы стояли перед церковными людьми и в дореволюционной России, где значительная часть интеллигенции была заражена тем же материалистическим духом. Дети из воцерковленных семей ощущали себя скорее меньшинством, что помогало им отстраняться и от содержания преподавания, и от последовавшего революционного безумия, охватившего страну.
Итак, прежде всего нужно с раннего детства внушать детям, что они чада Православной Церкви, в которой свои законы и свои воззрения, во многом чуждые окружающим. Еще до школы дети должны понять, что лояльность по отношению к государству не должна касаться их религиозных взглядов и быта и что не следует стесняться того, что они в чем-то отличаются от большинства. Если они придут в школу предупрежденными в этом отношении и понимающими, что такое подвиг свидетельства и исповедничества, им будет легче противостоять натиску чуждого мировоззрения. При чересчур сильном натиске родители могут потребовать, чтобы школа уважала православные вероисповедные принципы.
Конечно, особенно важна при этом доверительность между детьми и родителями, при которой родители входят в жизнь детей. Это нелегко, но любовь, вера и постоянное внимание вкупе с молитвой подскажут родителям, как оградить детей от вредных влияний.
Пусть дети дружат с православными детьми из здоровых семей, пусть важнейшим центром интересов для них станет приходский храм. Родители должны поддерживать в глазах детей духовный авторитет пастыря. Дети должны ограждаться от всякой критики священника.
Но воспитание в детях сознания того, что они принадлежат к особому церковному организму и к особой культуре, не должно вызывать у них презрения или осуждения других; оно должно определяться только любовью и преданностью своей Церкви. Такие чувства можно воспитать не столько наставлениями, сколько установленным в доме порядком, семейной атмосферой, которая питалась бы православными обычаями и установлениями.
Если это возможно, то полезно знакомить детей с историей семьи, с жизнью их предков, особенно если среди них были люди благочестивые и добродетельные. Семейные рассказы важно связывать с историей России. Митрополит Антоний (Храповицкий) писал о том, что Святая Русь не погибла, — ее составляют люди, которые могут жить в разных странах, но духовно соединены Православием.
Воспитывая ум, не следует забывать и о чувствах ребенка. Прежде всего детей нужно приучить к домашней и церковной молитве. Чем раньше приводить их в храм, тем легче они научаются молитве и тем прочнее будет их благочестие в последующее время. Дети должны быть насыщены благочестивыми мыслями и чувствами в раннем дошкольном возрасте, чтобы подготовиться должным образом к мощному внешнему влиянию, перед лицом которого родителям необходимо, с одной стороны, проявлять к детям как можно больше внимания, с другой — работать над своим духовным состоянием и образованием.
Можно уподобить детей растениям, которые Бог вручил их родителям как садовникам. И если те привьют им добрые ростки церковности, позаботятся о том, чтобы они росли на доброй почве христианской семьи и православного быта, если будут заботится об искоренении сорняков, способных заглушить все доброе, и поливать их живой водой Слова Божия, то тем самым они выполнят свой долг себе на радость и в утешение.
Но пусть ни на кого, кроме себя, не сетуют родители, если по их невниманию малый росток вырастет бесплодной смоковницей. Не услышат ли они тогда тот грозный глагол Божий, который пророк Самуил возвестил первосвященнику Илию за небрежение воспитанием сыновей: «Я накажу дом его на веки за ту вину, что он знал, как сыновья его нечествуют, и не обуздывал их; и потому клянусь дому Илия, что вина дома Илиева не загладится ни жертвами, ни приношениями хлебными вовек» (1 Цар 3:13-14)?
Одноименная глава книги: Домашняя Церковь.,М.: Зачатьевски монастырь, 1997