Правословие как религия новых чутких

Читайте также: Феминизм: от дела к слову!

В Америке всегда существовало много общественных движений: против войны во Вьетнаме, в защиту психического здоровья нации, против ядерных испытаний, в защиту китов… Но ни одно из них не пропитывало все сферы жизни великого американского народа так, как движение за политическую корректность (political correctness), ни одно не претендовало на то, чтобы стать духом этой страны.

Суть политической корректности можно выразить словами не обидь — не обидь слабого, угнетенного, ближнего, дальнего, инакомыслящего, инаковыглядящего… Не обидь ни делом, ни словом. То есть в основе этого движения лежат, казалось бы, благие намерения. Однако, как показывает история, с благими намерениями всегда происходит одно и то же: ими мостят дороги, которыми лучше не ходить.

 О политической корректности столько уже писали[1], что она давно вошла и в российскую жизнь. Да и сами эти идеи не так уж чужды нашей культуре. Особенно политической. Не в смысле: «не обидь», а в смысле «затушуй резкость (читай: однозначность, понятность) высказывания». Впрочем, преломление идей политической корректности в русском политическом (и, шире, любом публичном) дискурсе — тема, достойная отдельного рассмотрения. Здесь же речь идет о движении за политическую корректность в США.

Своим появлением на свет оно, безусловно, обязано двум другим мощным движениям: за права женщин и за права негров. Оба они увенчались успехом, и к началу 70-х годов общество признало справедливость требований как «слабой», так и «чернокожей» составляющих американской нации. Это раззадорило и других выделенных по какому-либо признаку американцев. Началась активная борьба за права различного рода этнических групп, людей с физическими недостатками, сексуальных меньшинств, пацифистов, аллергиков и т. д. За права тех, кто не мог бороться сам (дети, душевнобольные, животные), боролись сочувствующие.

Трудно переоценить результаты этой борьбы. Америка стала страной, чуть ли не идеально приспособленной для жизни всевозможных меньшинств. Проблема, однако, в том, что Америка становится страной, всячески провоцирующей и поддерживающей — в том числе юридически — комплекс вины у различного рода «большинств».

Неизвестно, кому первому пришло в голову, что несправедливо (политически некорректно!) устроены также американский (английский) язык и культура. Что они проникнуты духом патриархата, созданы белыми европейскими мужчинами для белого мужского мира и никоим образом не годятся для воспитания человека и общества в духе политической корректности.

В 90-е началась борьба за изменения в языке, за создание новой, политически корректной лексики и соответствующих словарей, за изменения в учебных программах школ, колледжей и университетов (введение специальных курсов типа “Women’s Studies”, изгнание традиционных литературных произведений и переписывание учебников).

Теперь в Америке называть слепых слепыми, толстых толстыми, а собак собаками — все равно что расписаться в своей ненависти к светлым идеалам человечества. Более того, борцы за справедливость сочли, что некорректно и называть женщину женщиной, woman, поскольку это слово — производное от слова man, мужчина, а стало быть, те, кто его употребляет, подчеркивают вторичность дам, тем самым нанося им оскорбление. Решено было заменить опальное слово на womyn: изменив гласную в корне, отмежеваться от однокоренных мужиков. Ассоциация с мужчиной в Америке вообще стала подвергаться безоговорочному и повсеместному искоренению. Морфема -man изгоняется из всех названий профессий, ее заменили на бесполую person. Так, chairman (председатель) канул в Лету, его место занял(о?) chairperson. На смену salesman пришел (пришло?) salesperson. Словарь Генри Бирда и Кристофера Сэрфа, о котором говорится ниже, имеет следующее посвящение: Бывшей Донне Эллен Куперман, которая после года доблестной борьбы с судебной системой штата Нью-Йорк стала Донной Эллен Куперперсон.

Это не смешно. В Америке разворачивается охота на политически некорректных ведьм: преподавателей и журналистов, писателей и политических деятелей — всех тех, чья профессия непосредственно связана с использованием языка. Но именно эти люди не могут не смеяться над подобными обвинениями. Они издают издевательские словари политически корректной лексики, пересказывают старые детские сказки «правильным» языком, сочиняют сатирические пьесы и памфлеты.

Вниманию читателей «ОЗ» предлагаются фрагменты одного из самых известных произведений этого жанра — «Официального словаря и руководства по использованию политически корректной лексики» Генри Бирда и Кристофера Сэрфа[2]. Этот признанный бестселлер был издан в 1992 году, а к настоящему моменту только в США выдержал уже 16 переизданий (общим тиражом 200 тысяч экземпляров, что для словаря очень немало). Недавняя редакционная рецензия на Amazon.com называет его «руководством по выживанию в мультикультурной Америке в чуткие 90-е» и утверждает, что он предлагает толкования, которые, «несмотря на свою явную гротескность, закрепляются в употреблении и помогут вам уберечь ваши мысли от полицейского вмешательства».

В предисловии, озаглавленном «Выбирай выражения!», авторы называют время расцвета идей политической корректности «чуткими девяностыми». Нормы же языка, навязываемые провозвестниками новой американской религии всеобщей чуткости[3], Г. Бирд и К. Сэрф обозначают словом correct-speak — по аналогии с оруэлловским newspeak (новоязом). Казалось бы, правильно перевести этот термин как правояз, сохранив традиционную для переводов Оруэлла структуру неологизма. Однако в русском словообразовании аналогичные сложные слова выглядят иначе: злословие, славословие, суесловие и т. д. Таким образом, наша языковая традиция подталкивает к выбору другого эквивалента: правословие.

Борцы за политическую корректность — адепты правословия, проповедники всеобщей чуткости — отнюдь не смиренны. Не случайно авторское предисловие к «Словарю…» начинается с житейского примера, показывающего, к чему приводит пренебрежение принципами политкорректности. Так что не следует думать, будто высмеивать нелепость политкорректного языка — легкое и безопасное занятие. И еще. Поскольку в каждой шутке — только доля шутки, не исключено, что некоторые слова и выражения, кажущиеся сегодня анекдотичными, в недалеком будущем займут в языке прочное место.

* * *

Генри Бирд, Кристофер Сэрф[4]
Официальный словарь и руководство по использованию политически корректной лексики

Предисловие. Выбирай выражения!

Профессор Родерик Нэш из Калифорнийского университета Санта-Барбара полагал, что шагает в ногу со временем. Он не раз слышал о том, что неуважительно называть домашних животных нечеловеческого происхождения домашними любимцами (pets), и знал, что корректное наименование в данном случае — партнер животного происхождения (animal companions). Так что однажды на занятии по нравственным проблемам экологии он решил пошутить — как ему казалось, вполне безобидно. «Любопытно, — заметил он, — хотят ли дамы, позирующие для “Пентхауза”, чтобы их называли “пентхаузовскими партнерами животного происхождения?”»[5]

Надо думать, вы уже поняли, что случилось дальше. Несколько бдительных студенток подали иск против профессора Нэша, обвинив его в половой дискриминации. «Возможно, это событие привлечет общественное внимание большого количества людей, а также заставит других университетских сотрудников выбирать выражения!» — заявила Сьюзен Роуд, одна из студенток, подписавших официальную жалобу.

Нам не хотелось бы показаться нескромными, но, скажем прямо, если бы у профессора Нэша был экземпляр «Официального словаря и руководства по использованию политически корректной лексики», он никогда бы не допустил столь чудовищно неуместного высказывания. И не обольщайтесь мыслью, что с вами такого произойти не может.

Неважно, угнетатель вы или жертва (или даже сами не знаете, кто именно), но в наших «чутких девяностых» вам отчаянно нужна эта книга.

«Официальный словарь и руководство по использованию политически корректной лексики» удобно разделен на части, которые научат вас, что и кому говорить можно, а что и кому — нельзя, и почему. В нем даже есть раздел, рассказывающий о том, какие мнения и представления приемлемы в обществе, а с какими вам придется расстаться. Волнующие подробности — ниже.

Часть I. Словарь политически корректных терминов и выражений

Дает базовые знания. Используйте для ознакомления с неизвестными словами «безувечный» (handi-capable), «пигментная недостаточность» (melanin-impoverishment) и т. п. — и с их значениями. Часть I также исключительно полезна для выяснения, какому именно виду угнетения вы подверглись и как следует называть угнетателя.

Некоторые политически корректные термины и выражения:

Animal companion (партнер животного происхождения) — вместо pet (домашний любимец, домашнее животное).

Ингрид Ньюкирк, национальный директор фонда «Люди за этичное обращение с животными», предпочитает словосочетание companion animal (дружественное животное). Согласно “US News and World Report”, оба эти термина приобретают плохую репутацию из-за своей антропоцентричности, ведь они подразумевают, что роль человека во взаимоотношениях некоторым образом важнее. Сторонники этой точки зрения предлагают в качестве альтернативы friend (друг) или protector (защитник). Слово companion (партнер), используемое отдельно, в некоторых кругах также рекомендуется, но поскольку этот термин может употребляться и в качестве негетеросексистской, свободной от половой определенности замены слова lover (любовник), выбирая его, целесообразно проявлять определенную осторожность.

Anthropocentrism (антропоцентризм) — представление, согласно которому животные человеческого происхождения превосходят животных нечеловеческого происхождения, а потому имеют право их порабощать, экспериментировать над ними и есть их.

Пример: Проводя эксперименты на коровах и овцах, доктор Луи Пастер поступал чудовищно антропоцентрично, хотя его прививки и спасли сотни миллионов животных человеческого происхождения (It was grossly anthropocentric of Doctor Louis Pasteur to experiment with cattle and sheep, even if his vaccinations did happen to save hundreds of millions of human animal lives).

Birth name (фамилия, полученная при рождении). Термин, рекомендованный Волом Дюмондом, автором книги «Основы несексистского словоупотребления», в качестве менее уничижительного, нежели maiden name (девичья фамилия).

Body decolonization (деколонизация тела). Отказ от навязываемых обществом гетеросексуальных отношений в пользу лесбийской ориентации.

Часть II. Словарь политически некорректных выражений и их политически корректных соответствий

Сочетает в себе тезаурус и двуязычный словарь. Неоценим в тех случаях, когда нужно узнать, какие оскорбительные слова, употреблявшиеся вами прежде — например, черный (black), заключенный (prisoner), толстый (fat) или старый (old), — ныне из употребления вышли, и найти для них современные недискриминационные (unexceptionable) аналоги: «афроамериканец» (African-American), «клиент исправительной системы» (client of the correctional system), «обладатель иного телесного облика» (possessing an alternate body image) или «хронологически обогащенный» (chronologically gifted).

Гарантируем: изучив Часть II, вы уже никогда никого не обидите — разумеется, кроме тех, кто этого действительно заслуживает!

Некоторые примеры:

Alcoholic (алкоголик) — substance abuse survivor; person of differing sobriety (индивидуум, пострадавший от неправильного употребления спиртосодержащих препаратов; индивидуум иной трезвости).

Animal trainer (дрессировщик зверей) — interspecies communicator (специалист по межвидовой коммуникации).

Bald (лысый) — differently hirsute; folicullarly challenged; hair disadvantaged (иной волосатости; фолликулярно озадаченный; не обладающий преимуществом волосистости).

Clumsy (неуклюжий) — uniquely coordinated (со специфической координацией).

Dead (мертвый) — terminally inconvenienced; nonviable; no longer a factor (претерпевший заключительный дискомфорт; нежизнеспособный; полностью утративший деятельное начало). Отделение риторики Калифорнийского университета в Беркли предпочитает термин metabolically different (наделенный иным метаболизмом).

Часть III. Прочие подозрительные слова и понятия, которых следует избегать

Этот раздел выходит за рамки «неправильной» речи и языка: в нем исследуются те базовые элементы мышления, обычаев и верований («свобода личности», «свобода слова», «любовные свидания», «одомашнивание животных» и т. п.), ко торые в первую очередь и подточили нашу культуру. Устраните эти элементы из своего мировоззрения — хотя «мировоззрение» (beliefs system) также входит в наш каталог подозрительных понятий, которых следует избегать, — и вы продвинетесь далеко вперед по пути освоения правил новой чуткости.

Academic freedom (академическая свобода). Гарвардский профессор Барбара Джонсон объявила на симпозиуме, проходившем в этом университете и носившем название AWARE (букв. «осознающие»; акроним: Actively Working Against Racism and Ethnocentrism, т. е. «активные борцы с расизмом и этноцентризмом»): «Профессора не вправе притязать на такую же свободу выражения, как писатели и художники, поскольку они призваны совершенствовать мир».

The Book of Genesis ( Книга Бытия ). Книга Бытия, согласно Мэри Дэли и другим представителям феминизма, проникнута идеями патриархата как никакое другое сочинение; она безнадежно порочна и в принципе не может быть исправлена, поскольку в ней женщина представлена родившейся от мужчины, а не наоборот (Дэли называет это «мифом о мужском материнстве»), и, что еще хуже, — виновной в совращении мужчины.

Classics, literary (классика, художественная). «Мне надоело читать то, что напридумали все эти белые, которые сегодня, будь они живы, на меня, вероятно, и смотреть бы не стали», — пишет Джозеф Грин в своей программной статье «Западная культура пропитана расизмом», напечатанной в “Stanford Daily”. «Кроме того, — добавляет профессор Стэнли Хауэрвас из Duke Divinity School, — канон великой литературы создали высокородные англиканские засранцы для того, чтобы укрепить позиции своего социального класса». В самом деле, даже если бы «классики» евроцентристской литературы не стремились к тому, чтобы подавлять других содержанием своих произведений, предоставление им «привилегированного» места в литературном каноне противоречило бы центральному положению таких современных литературоведческих течений, как деконструктивизм и рецептивная эстетика, согласно которым ни одно произведение заведомо не может быть более ценным, чем другое.

Часть IV. Знай своего угнетателя: двуязычный глоссарий бюрократически корректного языка

Путеводитель по уникальной разновидности бренда «правословие», используемой нашими экономическими, политическими и военными лидерами. Здесь вы узнаете, к примеру, что надо говорить не кислотные дожди (acid rain), а недостаточно нейтрализованные осадки (poorly buffered precipitation); что никто не лжет, а всего лишь видоизменяет информацию в стратегических целях (strategically misrepresents); что ковровые бомбардировки (saturation bombing) — это просто-напросто модификация территории (terrain alteration); что инцидент с «Челленджером» был не аварией, но отклонением от плана (anomaly); и что существуют буквально десятки способов сказать «вы уволены» без употребления именно этих слов.

* * *

Еще один образец пародийной литературы, высмеивающей «политкорректный язык», — сказка Джеймса Финна Гарнера «Джек и бобовое зернышко»[6]. На русском книги Гарнера целиком не издавались, хотя некоторые его сказки появлялись в газетных публикациях и в Интернете. Чаще всего переводилась «Красная Шапочка» (в том числе и автором настоящего текста). Поскольку перевод политически корректной лексики на не приспособленный к этому (пока?) русский язык — задача нетривиальная, интересно было бы сравнить разные переводы одной и той же сказки. Возможно, когда-нибудь это и будет сделано.

Джеймс Финн Гарнер
Джек и бобовое зернышко

Давным-давно на маленькой ферме жил-был мальчик по имени Джек. Он жил там вместе со своей матерью, и оба они были полностью выключены из нормальной сферы экономической активности. Действительность была столь сурова, что они пребывали в крайне стесненных обстоятельствах, — пока однажды мать не велела Джеку отвести их единственную корову в город и продать ее как можно выгоднее.

Они даже не вспомнили о сотнях литров молока, которые украли у нее! Не вспомнили о радостных минутах, которые им дарил этот двурогий партнер животного происхождения! О навозе, который они присваивали, чтобы удобрять свой сад! Сейчас корова была для них всего лишь предметом собственности. Джек, не сознававший, что животные нечеловеческого происхождения имеют столько же — если не больше — прав, что и животные человеческого происхождения, подчинился матери.

По дороге в город Джек повстречал старого волшебника-вегетарианца, который попытался предостеречь его, напомнив об опасностях, сопряженных с потреблением говядины и молочных продуктов.

— О, я не собираюсь есть эту корову, — сказал Джек. — Я хочу отвести ее в город и продать.

— Но тем самым ты увековечиваешь культурные мифы, связанные с говядиной, игнорируя социальные и медицинские проблемы, которые обусловлены потреблением мяса, и отрицательное воздействие индустрии животноводства на на шу экологию. Впрочем, на вид ты слишком прост, чтобы видеть все эти связи. Вот что я тебе предлагаю: продай эту корову мне за три волшебных бобовых зернышка, которые содержат столько же протеина, сколько вся твоя корова, но не содержат жиров и натрия.

Джек с радостью согласился, взял бобы и отнес их домой матери. Когда он рассказал ей о состоявшейся сделке, мать очень расстроилась. Она привыкла к мысли, что ее сыну свойственно скорее образное, нежели логическое мышление, теперь же окончательно убедилась в том, что он полный «альтернативно одаренный». Схватила три волшебных боба и с отвращением выкинула их в окно. Вечером того же дня она посетила собрание группы поддержки матерей сказочных персонажей.

На следующее утро Джек высунулся в окно, чтобы посмотреть, взошло ли солнце и в этот раз на востоке (он начинал обнаруживать в этом какую-то систему). И тут он заметил, что бобы проросли: огромные ростки верхушками уходили в облака. И поскольку ему больше не надо было по утрам доить корову, Джек взобрался по бобовому ростку на небо.

На самой вершине, над облаками, Джек обнаружил огромный замок. Он был не просто большим — он соответствовал самым высоким стандартам; здесь должен жить тот, кому выпало быть великаном. Джек вошел в замок и услышал прекрасную музыку. Он пошел на звук и шел до тех пор, пока не нашел его источник — золотую арфу, которая играла сама по себе: никто ее не касался. Рядом с этой самодостаточной арфой сидела на кучке золотых яиц курица.

Возможность легкого обогащения и бездумного развлечения всколыхнула буржуазные чувства Джека; он схватил арфу и курицу и бросился к входной двери. Тут же сзади послышались тяжелые шаги и громовой голос произнес:

УХИ, АХИ, ОХИ, ВЗДОХИ,
Чую кровь британской особи,
Жажду познакомиться с ее культурой и взглядами на жизнь
И со всею прямотой поделиться собственными видами на будущее!

К несчастью, Джек слишком ополоумел от жадности, чтобы принять предложение великана о культурном взаимообмене. «Не иначе надуть хочет, — подумал Джек. — Кроме того, зачем великану такие прекрасные, замечательные вещи? Наверняка он все это у кого-то украл, так что у меня есть полное право забрать их себе». Его безумные самооправдания, поразительные для человека с настолько истощенными ментальными ресурсами, демонстрируют чудовищную нечуткость по отношению к личным правам великана. Очевидно, Джек был непреклонным ростистом[7], полагавшим, что все великаны неуклюжи, интеллектуально неразвиты и могут на этом основании подвергаться эксплуатации.

Когда великан увидел Джека с волшебной арфой и курицей в руках, он спросил его: «Почему ты забираешь то, что принадлежит мне?»

Джек понял, что убежать от великана не удастся, поэтому думать надо быстрее. Он выпалил: «Я ничего не забираю, мой друг! Я всего лишь беру их под свой контроль, чтобы они могли получить должный уход и наилучшим образом рас крыть свой потенциал! Прости за прямоту, но вы, великаны, слишком простоваты и не имеете представления о том, как обращаться с вашими же собственными ресурсами. Я просто блюду твои интересы. Ты сам будешь мне потом благодарен».

Джек затаил дыхание, пытаясь понять, спасет ли этот блеф его шкуру. Великан тяжко вздохнул и сказал: «Да, ты прав. Мы, великаны, разбрасываемся нашими ресурсами. Представь себе, мы даже не можем спокойно видеть новый бобовый росток — сразу перевозбуждаемся и начинаем теребить его, пока совсем не вытащим бедняжку из земли!..»

Сердце Джека ушло в пятки. Он обернулся и выглянул наружу из двери замка. И оказалось, что великан действительно сломал его бобовый росток. Джек испугался и закричал: «Теперь я застряну здесь, в облаках, на всю жизнь!»

Великан отвечал: «Не волнуйся, дружок! Мы все строго придерживаемся вегетарианства, а в бобах тут у нас никогда нет недостатка. Кроме того, ты не будешь одинок. Уже тринадцать людей твоего калибра точно так же залезли к нам по бобовому ростку и точно так же остались здесь».

И пришлось Джеку подчиниться судьбе, став членом заоблачной коммуны великана. Он не слишком сильно скучал по матери и по ферме, поскольку наверху, в небесах, работы было немного, а еды — вдосталь. И постепенно он научился не судить о людях по их росту — разве что о тех, кто ниже него.

[1] В том числе и автор настоящего комментария, см.: Бурас М. Борьба не на жизнь, за политическую корректность // iностранец. 1996. № 38 (147).

[2] Beard H., Cerf C. The Official Politically Correct Dictionary and Handbook. Villard Books, 1992.

[3] Ни одно слово в «Словаре…» не выдумано авторами, каждое из них — это реально навязываемая живому языку альтернатива, о чем свидетельствуют многочисленные ссылки.

[4] Генри Бирд (Henry Beard) — журналист, писатель, автор множества юмористических и сатирических произведений (среди которых — «Утомленный кольцами» (“Bored of the Rings”), пародия на толкиеновского «Властелина колец» (“Lord of the Rings”), объемом не уступающая оригиналу). Был соучредителем (вместе с Кристофером Сэрфом) и ведущим автором журнала “National Lampoon” — в 70–80-е годы самого популярного в американской университетской среде издания. Признанный мастер пародии. В настоящее время живет в Нью-Йорке. Кристофер Сэрф (Christopher Cerf) — писатель, композитор, телевизионный продюсер, неоднократный лауреат премий «Грэмми» и «Эмми», один из создателей знаменитой образовательной ТВ-программы “Between the Lions” («Среди львов») на канале PBS, бывший ведущий редактор издательства “Random House”. Соучредитель (вместе с Генри Бирдом) культового журнала “National Lampoon”. Автор и соавтор множества замечательных книг, среди которых “The Experts Speak” («Говорят эксперты» — «компендиум авторитетной дезинформации»), “The Pentagon Catalog” («Каталог Пентагона») и др., всего более 30 наименований, включая “The Official Politically Correct Dictionary and Handbook”. В настоящее время живет в Нью-Йорке.

[5] Эти фотомодели по-английски называются Penthouse pets: шутка профессора Нэша основана на каламбуре.

[6] Автор (James Finn Garner) называет себя живущим в Чикаго «потомком умерших белых европейцев», а о своих сказках говорит, что они печатаются на «переработанных трупах деревьев». Американский тираж сборника Гарнера «Политически корректных сказок для чтения на ночь» (“Politically Correct Bedtime Stories”), куда входит «Джек и бобовое зернышко», перевалил за 2,5 миллиона. Книга поставила рекорд, не покидая в течение 64 недель списка бестселлеров “The New York Times”. Переведена на 20 языков (совсем недавно — на фарси).

[7] Ростизм (в оригинале sizeism — от англ. size, размер) — дискриминация по росту.

Отечественные записки, №2 (2005). Публикуется с сокращениями