Есть тексты и люди, которые разбирают вас на мельчайшие детали и собирают заново в другом, стройном и прекрасном порядке. Они проходят сквозь вас, и рассыпанная мозаика вашей жизни складывается внезапно в красочное сияющее полотно, где нет ничего лишнего и каждый кусочек смальты ярок и совершенен.
Мне кажется… нет, на самом деле, я уверена, что таких людей называют святыми, а такие тексты – ну, скажем, апокрифами.
Счастлив тот, кому доводилось встречать на своем веку и первых, и вторые.
Обе книги дилогии «Повесть о Ходже Насреддине» попались мне в довольно раннем детстве, давно истрепаны, выучены наизусть, сохранены в памяти и сердце.
До сих пор при каждой встрече с узбеками, таджиками, казахами я расспрашиваю: «Откуда вы приехали, где жили?» – и слушаю как музыку эти названия: Бухара, Фергана, Коканд, Самарканд, Ходжент… Волшебная сказка моего детства про те края, где снег лежит на горных перевалах, арыки бегут вдоль пыльных дорог, зреет сладкий виноград, караваны идут через пустыню…
История дедушки Турахона, конечно же, самая любимая.
Перечитайте ее со мной вместе еще раз:
«По старинному преданию, Турахон, родом кокандец, остался уже в пятилетнем возрасте круглым сиротой и пошел скитаться по базару, выпрашивая милостыню. До самого дна испил он горькую чашу безысходного сиротства; такое испытание может либо ожесточить человека, превратив его сердце в камень, либо направить к возвышенной человеческой мудрости, если обиду и горечь за себя он – силой своего духа – сможет переплавить в обиду и горечь за всех. Так и случилось с Турахоном: в зрелость он вошел с душою, раскаленной гневом к жестокосердым богачам и жалостью к бедным, особенно к детям, бессильным помочь себе.
Ему было двадцать пять лет, когда он с одним караваном ушел из Коканда; вернулся же в родные края уже сорокалетним. Все это время он провел в Индии и Тибете, изучая тайны врачевания, и достиг в своем деле необычайных высот. Рассказывали, что он исцеляет прикосновением, говорили еще, что с богатых людей он неукоснительно берет за исцеление большую плату, но тут же все полученное тратит на детей бедноты.
Он ходил, всегда сопровождаемый толпой ребятишек всех возрастов; когда у него бывали деньги, он подходил к лавке торговца игрушками или сластями и покупал ее сразу всю для своих маленьких друзей. Если же денег у него не было, а на глаза попадался какой-нибудь полуголый босой малыш, Турахон без дальних слов вел его сначала к продавцу халатов, затем к продавцам сапог, поясов, тюбетеек и всюду произносил только два слова: «Будь милосердным!» И продавцы, трепеща под взыскательным взглядом старца, – а ко взрослым он был весьма строг, – обували и одевали ребенка, не осмеливаясь даже заикнуться о деньгах, памятуя, что дедушка Турахон волен не только исцелять, но и наказывать жестокосердых болезнями.
Когда он умер, тысячи детей, заливаясь слезами, провожали старца на кладбище. Ученые мударрисы и муллы не согласились причислить Турахона к сонму праведников: он-де не соблюдал постов, нарушал-де правила и установления ислама и за всю жизнь не пожертвовал ни гроша на украшение гробниц, говоря, что живым беднякам деньги нужнее, чем мертвым шейхам. Но простой народ сам, своей властью, признал Турахона праведником; слава его распространилась далеко за пределы Коканда, по всему Востоку. А майский праздник его имени принадлежал детям.
Поверье говорило, что в канун своего праздника дедушка Турахон ходит по дворам и разносит ребятишкам, достойным его внимания, подарки, оставляя их в подвешенных для того тюбетейках. Дети начинали готовиться к торжественному дню задолго до весны. Еще дули пронизывающие ледяные ветры, еще летел с мглистого неба сухой колкий снег, еще стояли черными, безжизненными сады и звенела под арбными колесами земля, превращенная морозом в камень, – а ребятишки стайками уже собирались по утрам за стенами, заборами и в других местах, укрытых от ветра, и с посиневшими, хлюпающими носами, ежась в своих халатиках и зажимая ладонями уши, вели степенные длительные разговоры о Турахоне.
Ребятишки знали с достоверностью, что он весьма разборчив, – получить от него подарок было делом очень хитрым и удавалось не всякому. Для этого за пятьдесят дней, предшествующих празднику, требовалось: во-первых, ни разу не огорчить родителей, во-вторых, ежедневно совершать какое-нибудь одно доброе дело, например – помочь слепому перейти мостик или донести какому-нибудь старику его поклажу, в-третьих, на эти пятьдесят дней нужно было отказаться от сладостей, что так соблазнительно красовались на лотках разносчиков, и накопить денег для покупки новой красивой тюбетейки (известно было, что дедушка Турахон не любит старых, засаленных тюбетеек и обычно оставляет их без внимания, делая исключение лишь для самых бедных детей).
В течение пятидесяти дней во всех семьях царили тишина и благонравие. Дети беспрекословно слушались, ходили на цыпочках и разговаривали полушепотом, боясь прогневить дедушку Турахона. Даже самые отчаянные шалуны превращались на это время в кротких овечек; не слышно было воплей, криков, не видно драк, игры в камешки и лихих скачек в развевающихся халатиках, с гиканьем и свистом, на спинах друг у друга.
А в канун праздника повсюду начиналась великая суета и беготня – таинственные встречи, пугливый шепот, учащенное биение маленьких сердец. Дело в том, что муллы весьма неодобрительно относились к этому празднику, а в иных местах – запрещали его совсем, что придавало ему в глазах юных почитателей Турахона еще большую заманчивость. Нужно было пришить к тюбетейке три ниточки: белую – знак добра, зеленую – знак весны и синюю – знак неба; затем, с наступлением ночи, тайно выйти из дому куда-нибудь в сад или виноградник и там повесить тюбетейку, стоя лицом к усыпальнице Турахона и не отрывая взгляда от созвездия Семи Алмазов. Затем следовало трижды прочесть тайные слова, обращенные к Турахону, и трижды поклониться земно, – и только совершивши все это, можно было возвращаться домой и ложиться спать. Строжайше запрещалось вскакивать ночью и бегать к тюбетейкам, – вот почему эта ночь для многих маленьких нетерпеливцев была мучительна.
Зато праздничное утро искупало все! Радостный визг стоял в каждом доме. Одним дедушка Турахон оставлял в подарок шелковые халатики, другим – сапожки с красными или зелеными кисточками, третьим – игрушки и сласти; девочкам – туфли, перстеньки, платья… Вот каким он был добрым и заботливым, дедушка Турахон! И целый день в садах, в легком зеленом дыму весенней листвы, кружились пестрые детские хороводы и слышалась песенка, сложенная детьми в честь своего покровителя».
История праведника Турахона и Одноглазого Вора (поразительного персонажа, у которого нет даже имени, а есть только обозначение греха, за искуплением которого он и идет к Святому) – часть второй книги дилогии. Она называется «Очарованный Принц» и написана была Леонидом Соловьевым в Дубровлаге, в Мордовии. Попал он туда так, как попадало в те годы большинство – приговор Особого совещания при НКВД от 9 июня 1947 года гласил: «За антисоветскую агитацию и террористические высказывания заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет».
Родителям и сестре Зинаиде он писал в мае 1948 года, что присылать ему ничего не надо, кроме бумаги: «Я должен быть дервишем – ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать – в лагерь! Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости».
Воистину, ничего нет на свете удивительнее человека.
Казалось бы, к отчаянию, злобе и унижению должны «располагать» такие места, и человек не должен никогда и ни за что испытывать ничего подобного, ни ради каких целей. Но вот из этой темноты, из безнадежности, выходит к нам дедушка Турахон с этим невероятным, строгим, неотменяемым приказом: «Будь милосердным!»
Его история поразительна сама по себе, но еще более удивительной кажется мне история прощения Одноглазого Вора.
Может быть, среди вас есть кто-то, кто еще не читал или давно не перечитывал эту невероятную книгу, поэтому пересказывать ее не буду. Скажу только, что мудрец Насреддин помог Вору на одну ночь стать самим праведником Турахоном и одарить сотни кокандских детишек подарками от имени святого.
«Велики, неисчислимы для мира были последствия этой ночи! Может быть, даже и сейчас многие люди неведомо для себя носят в сердцах ее отзвук. Эта ночь вернула многим кокандцам веру в истинность и несомненность добра на земле, – какое другое дело может по высоте сравниться с таким?»
Почему для меня так невероятно важно, что Турахона Соловьев выдумал? Нашими «усилиями» совершенный Божий мир превращен в место, довольно далекое от совершенства. Одного дервиша в мордовских лагерях хватит для доказательства этого очевидного постулата. Но все же человека, несущего в себе образ Создателя, уничтожить невозможно. Он поднимет глаза «к созвездию Семи Алмазов» из самой страшной темноты и выдумает такую сказку, что ею одною вернет людям «веру в истинность и несомненность добра на земле»…
Пожалуйста, почитайте эту сказку своим детям, напомните ее своим старикам.
Впереди – Страстная неделя и Пасха.
Мне кажется, это очень хорошее чтение для этого времени.