Доклад на Десятых международных Успенских чтениях
Церковный год основан на праздниках: «сердцевиной» его является пасхальный цикл, а кроме того, в течение года рассеяны свыше десятка великих и множество меньших по своему значению праздников. Что же значит праздновать? Что делает Церковь: пытается вернуть нас памятью в празднуемое событие, воспроизвести его вновь в настоящем времени, или что-то еще?
Немецкий ученый Михаил Кунцлер пишет [1], что сутью любого праздника является «утверждение бытия». Люди празднуют для того, чтобы снова осознать свое бытие и бытие других и мира в целом в зависимости от ситуации и повода. В этом смысле даже похороны и поминальный обед являются праздниками, и любое событие, переживаемое людьми как такой праздник, даже светское, будет обязательно иметь религиозное измерение. А если праздник не раскрывает Божий замысел о бытии, не утверждает бытия и не объединяет человека с Богом, то такой праздник очень быстро или отмирает или превращается просто в выходной.
Но нас интересует не праздник вообще, а праздник, совершаемый Церковью и выражающийся, прежде всего, в ее литургии. Под литургией мы здесь понимаем не только Божественную литургию в узком смысле этого слова, но любое богослужение, которое предполагает участие всей местной общины — вечерню, утреню и пр.
Порой можно услышать, что церковное богослужение бывает двух видов: «эсхатологическая» Евхаристия, устремленная к концу — Царству Божию, и «богослужение времени» — все службы суточного круга, целью которых является так называемое «освящение времени». Кроме того, церковный год содержит ряд «исторических» праздников — событий из земной жизни Иисуса Христа и Богородицы.
Чтобы разобраться во всем этом, начнем с христианского понимания времени. Время — одна из основных категорий нашего мира. Богослужение совершается в какое-то время (сегодня), кроме того, каждое богослужение имеет определенное, предписанное уставом, время своего совершения, как и каждый из праздников в течение года имеет строго определенный день, подвижный или неподвижный. Во времени же совершается и «эсхатологическая» Евхаристия, и снова же, устав регламентирует время ее совершения в разные дни.
Что мы знаем о времени из Писания? Здесь и далее я буду опираться на работу крупнейшего современного литургиста о.Роберта Тафта «К богословию христианского праздника»[2]. В Новом Завете мы не найдем какой-то особой, отличной от Ветхого Завета, концепции времени. Библейские свидетельства согласны в следующем:
1) Библия предлагает нам линейную, а не циклическую, концепцию времени, из которой можно вывести целое «историческое богословие»: последовательность исторических событий не случайна, она имеет смысл; это движение к определенной цели.
2) Библия описывает исторические события с целью показать историю отношений Бога и человека. Главная библейская история — это история встречи человека с Богом.
3) Возникшие позже на основе исторических событий богослужения и праздники показаны в Библии как средства преодолеть разрыв во времени и пространстве между сегодняшней общиной и спасительным событием из прошлого. Спасение, совершенное Богом когда-то в прошлом, и сегодня живо и действенно, если и в нашей жизни происходит та же встреча, на которую мы отвечаем верой.
Настоящая цель праздника, как литургии и Церкви вообще, — это сегодняшняя встреча Бога и человека. Отмечая праздник, мы не отправляемся в прошлое сами и не приносим прошлое в настоящее, повторяя изначальное событие в мифической драме. Событие, которое лежит в основе праздника — не мифы, а история. Оно произошло однажды и навсегда, ephapax. В истории был один исход из Египта, одно Распятие и Воскресение Иисуса Христа, и нет и никогда не было нужды в повторении этих событий. Впрочем, мы и так никогда не можем ни повторить их, ни вернуться к ним. Но в то же время эти события — не исчезнувшие и не «мертвые». Через них явилось в мир новое и неизменное качество бытия, именуемое спасением, с них началась непрекращающаяся диалектика призыва и ответа между Богом и человеком. Событие, с которого началось действие Бога в мире, может уйти в прошлое, но явленная через него реальность всегда остается в настоящем: Божие обетование дано «тебе и потомству твоему навеки» (Быт. 13:15). Литургия же сообщает эту реальность каждому новому поколению, чтобы и сегодня мы могли ответить на Божий призыв своей верой и любовью.
Воспоминая литургически событие из прошлого, мы не возвращаемся к нему и не воссоздаем его. Прошлое для нас — свидетельство о спасающей силе Божией, всегда живой и действенной. Прошлое указывает нам на реальность, всегда сущую в Боге, которая через веру открывается и нам в каждый миг жизни. Литургическое воспоминание, таким образом, — это обращение к одной и той же вечной реальности, совершаемое сегодня и имеющее силу соединить нас с тем, что оно являет. Это соединение в единое целое прошлого, настоящего и будущего во всегда продолжающемся «времени Божием».
Специфически новозаветный акцент при таком понимании времени и истории — на том, что «Божие время» исполнено во Христе. Новозаветная «теория» времени — не какая-то особая теория, но утверждение полноты времени: «пришла полнота времен» (Гал. 4:4). Новый Завет открывает не новую концепцию времени, но его полноту (pleroma), и вместе с ней — новое качество жизни. Новый Завет – «водораздел» во времени. В самом деле, мы больше не ожидаем спасения. Оно здесь, рядом – во Христе. В Нем получила свой смысл вся предшествовавшая история спасения. Из Нового Завета совершенно очевидно, что всё бывшее до него в священной истории — события, объекты, священные места, богоявления, культ — всё оказалось соотнесено с личностью воплощенного Сына Божия. Он есть предвечное Слово Божие (Ин 1:1), Его новое творение (2 Кор 5:17), новый Адам (1 Кор 15:45), новая Пасха и ее Агнец (1 Кор 5:7, Ин 1:29, 36, 19:36), новый Завет (Мф 26:28), новое обрезание (Кол 2:11), небесная манна (Ин 6:30-58), новая жертва и ее священник (Еф 5:2, Евр 2:17–3:2), исполнение субботнего покоя (Кол 2:6–17) и имеющее прийти мессианское «лето Господне» (Лк 4:16–21). Все, что было прежде Него, достигло полноты во Христе.
Что же касается ветхозаветного Храма и жертвенника с их ритуалами и службами, они заменены не новым набором святынь и богослужений, но жертвой Самого Сына Божия. Жизнь, смерть и воскресение Сына Божия — вот единственная истинная жертва, угодная Отцу. И наше богослужение — такая же жертвенная жизнь в нас самих, как пишет апостол Павел: «Как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор 15:49). Познать Христа и силу Его Воскресения можно только через «участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его» (Флп 3:10).
Апостол Павел неоднократно подчеркивает необходимость личного участия в искуплении, используя глаголы с приставкой syn (с-): я со-страдаю со Христом, с-распинаюсь, со-умираю, с-погребаюсь, со-воскресаю и живу вместе со Христом, со-возношусь с Ним на Небеса и со-восседаю по правую руку от Отца (Рим 6:3–11, Гал 2:20, 2 Кор 1:5, 4:7, Кол 2:20, Еф 2:5–6). Я должен «облечься во Христа» (Гал 3:27), так или иначе испытать действие благодати Божией и в своей жизни повторить основные события, через которые меня спас Христос. Именно в этом, кажется, для апостола Павла и заключается христианская литургия. Он использует богослужебную терминологию (литургия, жертва, священник, приношение) не для чего иного, как только для жизни в «отвержении себя» и служении ближним, подобной жизни Христа. И именно в литургии Церкви, в служении слова и таинства, община верующих становится объединенной под главою Христом.
Литургия — это продолжающееся во все века «место существования» спасительного дела Христова. Как и Евангелие, она обращена не в прошлое, не к ушедшим событиям или истории, но к дню сегодняшнему, к тому «днесь», когда только и возможно созидать наше спасение. Новый Завет — не «жизнеописание» Иисуса, но богословская интерпретация жизни и дел Христовых апостольской Церковью, написанная в свете Воскресения и Пятидесятницы. И для нас сегодня, как и для Церкви во времена апостолов, Новый Завет — не рассказы о давно минувших событиях, но «сила Божия для спасения всякому верующему, во-первых, иудею, потом и эллину» (Рим 1:16), а также и нам с вами.
Это же происходит и в литургии. Мы совершаем «анамнезис» (воспоминание)[3] этой спасительной силы Божией, действующей в нас, чтобы она еще глубже проникла в нашу жизнь и чтобы мы возросли в Тело Христово. После Своего Воскресения Иисус всегда с нами и одновременно на Небесах, мы ожидаем наступления Его Царства и уже предвкушаем его как «приблизившееся». Иисус — Тот, «Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века» (Деян 3:21), и Он же — сказавший: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф 28:20). Все это мы переживаем в литургии, веруя, согласно Мф 18:20, что «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», и вместе с тем, помня о том, что всякий раз, когда мы совершаем Трапезу Господню, «смерть Господню возвещаем, доколе Он придет» (1 Кор 11:26). Последние времена наступили сразу после Пятидесятницы, но священная история еще не окончена: она продолжается во всех поколениях христиан, и наша жизнь тоже должна стать ее продолжением.
И вот, церковные праздники, таким образом, имеют ту же цель, что и Евангелие: они являют нам новую реальность, открывшуюся в Иисусе Христе, через «анамнезис» — как вечный символ не прошлого, но всегда живой и действенной силы Божией, нашей жизни во Христе. «Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (2 Кор 6:2). Да, Рождество, Крещение, Преображение, Воскресение или другие события из священной истории повторить невозможно, но сама священная история никогда не прекратится. Как сказал св. Лев Великий: «Что сотворил Иисус видимо во время Своего земного служения, теперь стало таинствами»[4]. Литургия Церкви хороша не тогда, когда соответствует каким-то историческим образцам, но когда с ее помощью община верующих созидается в Тело Христово, становится духовным храмом. А это возможно через служение в любви Богу и ближним, через умирание для себя, чтобы жить для других, как это делал Христос.
__________________________________________
[1] Кунцлер Міхаель. Літургія Церкви. Львів, 2001.
[2] Toward a Theology of the Christian Feast. Глава из книги «Beyond East and West. Problems in liturgical understanding» (2nd ed., Rome, 2001), русский перевод готовится к изданию в Москве.
[3] Anamnesis — одна из частей молитвы анафоры, в которой воспоминаются спасительные дела Божии, начиная от сотворения человека, включая воплощение, Распятие и Воскресение Иисуса Христа и Его будущее второе пришествие. В широком смысле слова: литургическое воспоминание событий из священной истории.
[4] Sermo 74 (De ascens. 2) 2, PL 54, 398.