Монахиня Елизавета (Сеньчукова)
Откуда возникла дата празднования – 25 марта (7 апреля по новому стилю) – сейчас сказать трудно, но факт остается фактом: уже в III веке Тертуллиан и священномученик Ипполит Римский говорили, что Христос был распят 25 марта.
Более того, Ипполит Римский и святитель Афанасий Великий считали, что ровно 25 марта Бог сотворил Адама. И святитель Афанасий уточняет, что в этот же день и произошло Благовещение – зачатие Нового Адама.
Немного позже 25 марта стали считать уже датой не Распятия, а Воскресения Христова. Сейчас совпадение Благовещения и Пасхи – Кириопасха – крайне редкое, в последний раз оно было в 1991 году, а в следующий будет в 2075-м. А когда-то это был один праздник.
Логика всех этих совпадений укоренена еще в древней иудейской традиции, согласно которой дата рождения и смерти праведника должна быть одинаковой. Что в принципе чисто интуитивно понятно: во всем должен быть порядок, а праведник на несколько десятилетий своего земного бытия упорядочивает хаос окружающего грешного мира – и просто на уровне чувства прекрасного хочется симметрии в его жизни.
Развитие богослужений Благовещения – процесс очень долгий и географически неоднородный. В середине IV века, например, кроме традиции празднования Пасхи 25 марта вместе с Благовещением в одних Церквах, в других Церквах существовала традиция празднования Пасхи только в воскресенье и строго соблюдалось правило Лаодикийского Собора, согласно которому Литургия в течение Великого поста может совершаться только в субботы и воскресенья.
Поэтому если Благовещение выпадало на будний день, его празднование переносилось на ближайшую субботу. Очень вероятно, что любимый Великопостный праздник Похвалы Пресвятой Богородицы (Суббота Акафиста) – напоминание об этой ушедшей в прошлое богослужебной практике. И только Трулльский собор (691-692) окончательно постановил: Литургия в праздник Благовещения совершается день в день, вне зависимости от дня недели.
В современном богослужении закрепилась эта традиция: Благовещение не может никуда переноситься, ради него совершается полная Литургия, даже если оно выпадает на Великую Пятницу, когда Литургия вообще не положена. К слову, в редких случаях, когда на первую неделю Великого поста выпадает праздник Сретения Господня (тоже двунадесятый) – он переносится.
Итак, в ранней Церкви Благовещение считалось событием почти такой же значимости, как и Воскресение. В современной, похоже, ничего не поменялось. Логика понятная: в Воскресении Христос, Бог-Слово, Бог – Любовь совершенная, умерший ради нашего спасения, вышел на землю из ада, а в Благовещении Христос приходит на землю, во чрево Девы, также ради нашего спасения.
Представим себе, что Дева Мария отвечает не «Се, раба Господня», – а: «Польщена, но нет». Страшно? Некому было бы родиться в Вифлееме, омыть природу человеческую в Иордане, показать путь обожения на Фаворе, установить Таинство Евхаристии, умереть за нас и воскреснуть. Ад бы остался заперт, человечество бы продолжило двигаться по кругу, а конкретный человек – по сужающейся спирали уходить в центральную точку – смерть. Не было бы европейской культуры, не было бы фресок Микеланджело и «Мадонны» Рафаэля, не было бы взращенного христианской психологией представления о значимости и уникальности личности, не было бы науки в современном понимании, потому что природа бы оставалась неприкосновенно-обожествленной…
Если с точки зрения богослова важнее всего для человеческого спасения – события последних дней Страстной седмицы и Пасхи, то для историка – Благовещение Пресвятой Богородицы, потому что оно – вообще условие для всей истории Спасения.
И когда богословие и история встречаются, оказывается, что одно другому не противоречит. Смерть Христова неизбежна, как Его Любовь, которую Он питает к нам по Своей Божественной природе. Но жизнь Его, от Назарета и до самой вечности, во веки веков – сильнее смерти, тоже как Любовь, которую Он питает к нам как по Своей человеческой, так и по Божественной воле.