«Тогда женщины были неустрашимее львов и разделяли с апостолами труды проповедничества», — прочла вслух молодая княжна-игуменья, обращаясь к собравшимся вокруг нее девушкам из знатнейших княжеских семей. – «Так пишет святой Иоанн Златоуст. Неужели те апостольские времена миновали, сестры мои?»
«Я думаю, что Дух Святой в Церкви присутствует так же, как и во времена апостолов», — ответила задумчивая Градислава, отрываясь от переписываемой книги Златоуста.
Девушки-инокини занимаются не рукодельем – они переписывают книги. Это тяжелый труд, за который до этого брались только мужчины. Но теперь в монастыре Святой Троицы, в Полоцком княжестве, началось доселе неслыханное дело – девицы под руководством Предславы, дочери князя Георгия Всеславича, ставшей игуменьей Евфросинией, переписывают книги, для того, чтобы Евангельское слово могли услышать люди по всей Западной Руси.
…Предислава, двенадцатилетняя дочь Полоцкого князя, с детства полюбила читать книги. Хотя в Древней Руси книга была роскошью, князь Георгий мог позволить себе иметь не одну-две, а целую библиотеку. Глядя на склонившуюся над очередным кодексом юную дочь, князь грустно улыбался и говаривал: «Выйдешь замуж, дам тебе в приданое сундук книг!»
«А я не выйду замуж!» — отвечала Предслава.
«Как так?!» — смеялся князь. – «Так с книжкой и обручишься навек?»
И тогда девочка подняла на отца большие серьезные глаза, синие, как небо над рекой Полотой, и ответила:
«Не с книжкой. Со Христом».
Знал ли отец, что в одну из ночей его дочь убежит из дома – не с князем-красавцем или заезжим рыцарем в неприступный замок, а одна, в дальний монастырь?
…И в иночестве ей было наречено имя «Евфросиния», в честь святой преподобной Евфросинии Александрийской, совершившей многие подвиги в мужском образе.
Радость, о радость! Бьющий источник,
Радуга в пении ранних птиц.
Не умолкает ни днем, ни ночью
Призывный звон Его колесниц.
Радость – вовек! И неукротимо
Он привлекает сердце твоё –
Он, садами идущий мимо,
Он, чья свирель бессмертно поёт.
Радость – вовек! И что нам – до неба?
Ведь Он, склоняясь к земле, сошёл
Тайной воды и тайною хлеба,
Он, творящий всё – хорошо.
…Житие говорит, что Предслава решила посвятить свою жизнь Христу, когда ей было двенадцать лет. Этот возраст глубоко символичен – к двенадцати годам достигали совершеннолетия мальчики в Ветхом Завете, в двенадцать лет достиг его и Богочеловек, Сын Божий и Сын Марии, Иисус. Он беседовал в Храме Иерусалимском с учителями Закона, и они удивлялись Его разуму (Лк. 2:46-47).
И когда с плачем, ища ее, приехали за ней ее родители, князь с княгиней, Дух Христа научил Предславу-Евфросинию, что им сказать в утешение (Лк.12:12). И родители, неожиданно обрадованные, отправились домой. Не напрасно зовется их дочь теперь Евфросинией, что по-гречески означает: «радость».
Подражающи дванадесятолетна дванадесятолетну Христу…
Да, она пошла вслед за Ним, Отроком, читающим Писание, Отроком, который стал Мужем скорбей… В руке она держала Его Евангелие, другой рукой сжимала Крест. Неслучайно прекрасной работы Крест был завещан ею своей обители – той самой, которая начиналась с маленькой церковки, куда она переехала из монастыря своей тетки, княгини Романы (вдовы князя Романа Всеславича).
«Что у тебя за вещи?» — строго спросил епископ Илия. – «Не достоит инокине украшаться одеждами, а у тебя их целый сундук, как я вижу!»
«У меня нет иных одежд, которые на мне», — спокойно ответила Евфросиния.
«Что же у тебя в сундуке? Не золото ли?» — нахмурился Илия. Он скептически относился к постриженицам из благородных семей, считая это – не всегда необоснованно – глупостью и блажью.
«То, что дороже золота», — ответила Евфросиния, с усилием открывая кованую крышку тяжелого сундука. Митрополит заглянул и – онемел. Сундук был доверху заполнен свитками и кодексами на славянском, греческом и латинском языках.
«Дитя мое», — проговорил митрополит Илия, — «дитя мое, да как же ты это одна потащишь!»
Он приказал двум диаконам поднять сундук в келью Евфросинии.
«Вот сюда», — сказала она. – «Чтобы было удобно его открывать. И еще, владыка, я хотела бы стол, на нем я буду переписывать эти книги».
«Дитя мое», — епископ покачал головой, — «а есть ли у тебя хоть шубейка какая? Скоро морозы!»
«Владыко, я взяла с собою только книги», — ответила Евфросиния и добавила: — «И еще три хлеба».
Так, в 1128 началась ее жизнь при полоцкой церкви Святой Софии, Премудрости Божией. Евфросинии было тогда около 25 лет. Время летело, вокруг нее собирались другие девы – дочери князей и других знатных людей. Собирались для того, чтобы изучать Священное Писание, для того, чтобы читать слова Христовы. Епископ Илия передал княжне-инокине «место» при церкви Святого Спаса на Сельце, близ Полоцка, где возник девичий Спасо-Преображенский монастырь, игуменьей которого стала Евфросиния.
Подражающи дванадесятолетна дванадесятнолетну Христу,
учившему во святилище Божию слову, последовала еси, Евфросиние…
Не случайно названа была юная Евфросиния в честь Александрийской подвижницы. Александрия – это и знаменитый оазис учености, прославленный библиотекой и Мусеем, родина великого богословов раннего христианства Климента и Оригена, родина святителей Александра Александрийского и Афанасия Великого, борцами с ложью Ария, учившего, что Сын – не Бог. В Александрии жила и великая женщина-ученый четвертого века, Гипатия, одним из учеников которой был епископ Немесий, написавший сочинение «О природе человека». Сама Гипатия, трагически погибшая от рук толпы, так и не успела стать христианкой…
В то давнее время, в четвертом веке — за восемь веков до Евфросинии Полоцкой — жила и преп. Макрина, сестра свт. Василия Великого, которую сейчас многие исследователи называют «Четвертым Каппадокийцем». Она основывала монастыри, занималась просвещением и творила дела милосердия. Ее образованность позволила ей поспорить с братом, когда он, приехав из Афинской Академии, с юношеской хвастливостью, стал кичиться своей ученостью – и выйти из спора победительницей.
Не был ли этот спор со старшей сестрой и судьбоносным для дальнейшей жизни Василия, ставшего защитником Православия, глубоким богословом, заботящимся о бедных епископом, получившего имя «Великого»?
Св. Макрина была наставницей своих младших братьев, Григория, которого Церковь прославляет под именем святителя Григория Нисского, и Петра, впоследствии тоже святого, епископа Севастийского. Макрина была не только ученой монахиней, но и вела строгую аскетичную жизнь. Не случайно второе ее имя было «Фекла», в честь мученицы-девы, последовавшей за проповедником Евангелия, апостолом языков, Павлом.
В мудрости и аскезе подражала Предслава-Евфросиния всем великим женам прошлого, и, безусловно, своей покровительнице, преп. Евфросинии Александрийской. Эта девушка была единственной дочерью знатного александрийца. Имея все возможности прожить жизнь блистательно, она удаляется в монастырь, и, для того, чтобы ее не нашла безутешная семья, избирает мужской монастырь – она знает, что во Христе нет ни мужского пола, ни женского. Братия приходят к ней за советом, за поддержкой, за Евангельским словом о Христе – и все находят просимое.
Преподобная Евфросиния Полоцкая тоже находила слова для братии основанного ею монастыря – кроме девичьей обители, названной в честь Преображения Господня, она была основательницей и обители мужской, во имя Пресвятой Богородицы.
Кроме братии монастыря к ней приходят за советом и судом все – ссорящиеся в бесконечных распрях князи, попавшие в беду купцы, и совсем простые люди. Рядом с Евфросинией ее верные сподвижники и друзья – младшая сестра, единомысленная с ней Евпраксия и брат Давыд.
Евфросиния имеет связи с Византией, ведет широкую переписку, общается с такими великими святыми и христианскими просветителями своего времени, как свт. Мина Полоцкий и свт. Кирилл Туровский.
Евфросиния смотрит на свою жизнь, как на путь, как на бесконечное следование за Христом, странствующим и учащим о Своих грядущих Страстях и о Царстве. Ее отроческий побег в монастырь, ее переселение без вещей – только с книгами! – в Сельце в конце ее жизни венчаются последним странствованием – в Иерусалим. Она едет туда умирать, прощаясь со всеми, оставляя две обители, как две зажженные свечи на берегах Западной Двины. Она едет туда, куда стремился Христос – в Иерусалим, на смерть.
«Створитеся, пшеница чиста, и смелитеся в жерновах смирением и молитвами и постом, да хлеб чист принесется на трапезу Христову», — говорит она братии и сестрам на прощание слова священномученика Игнатия Богоносца. Мартирия, мученический подвиг, свидетельствующий о Христе Воскресшем – вот исполнение ее монашеских обетов. Она вручает два своих монастыря покрову Богоматери-Одигитрии, оставляет сестру Евдокию игуменьей вместо себя и навсегда покидает родной Полоцк.
Она, уже старица, достигла Гроба Господня и зажгла на нем золотую лампаду. На следующий день она слегла – и уже не вставала. Ее омыли водой из Иордана, до которого ей не пришлось дойти. Последний, предсмертный жест-символ – просьба быть похороненной в мужском монастыре преп. Саввы Освященного – вызвал недоумение у монахов, предложивших похоронить ее на кладбище для женщин. Времена, когда «женщины спорили с мужами в мужестве», как говорил свт. Григорий Богослов, остались позади. Она смиренно приняла отказ. Пролежав около месяца в болезни, она скончалась 23 мая 1173 г.
Умерла Евфросиния, как и желала, в том городе, где умер и воскрес возлюбленный ею с детства Христос…
Что ты пришла – по земле и по морю,
с книгою в путь отправившись свой?
Что ты пришла, назвавшись сестрою –
Макрины и Феклы младшей сестрой?
Александрия – далёко на юге,
севера солнце кожу не жжет.
Путь твой узнали девы-подруги –
Путь среди ночи и путь среди вод.
Двенадцати лет, открываясь взору,
тебя нарек Он невестой-сестрой –
Отрок, толкующий в Храме Тору,
Новый Иона и Новый Ной.
Слышите? Бросьте направо сети,
сети закиньте в пучину вод!
Мачта и якорь – смотрите, дети, –
летучие рыбы ведут хоровод.
Будет путь твой стремительный длиться
так, как мчится из лука стрела.
Крылья голубки, крылья орлицы,
Крепкие крылья большого орла.
И ни к чему отныне рассказы –
Покрытый в Субботу морской волной
Унес на рассвете ворота Газы,
Ворота смерти унес с Собой.