1
Универсальный критерий преподобного Силуана Афонского, его свидетельство, “свидетельство свидетеля верного” — любовь к врагам.Помимо экклезиологии мы будем касаться и вопросов сотериологии, то есть рассматривать эту проблему в плане личного спасения, будем касаться, хотя и немного, вопросов эсхатологии и некоторых моментов церковной истории.
В 1998 году исполняется 50 лет со времени написания отцом Софронием (Сахаровым) книги “Старец Силуан”. Книга была написана в 1948 г. и издана в количестве 500 экземпляров только 4 года спустя, в 1952 г. По-настоящему читаемой она стала в России в последние 20 лет. Но сейчас, пожалуй, не найдешь ни одного православного москвича, который бы не прочел эту книгу сначала от начала до конца, потом от конца до начала, и книга эта почти у всех настольная или, в крайнем случае, находится в пределах близкой досягаемости. Часто приходится слышать, что это слишком высоко. Я хочу напомнить, что отец Софроний (Сахаров) неоднократно называл свидетельство преподобного Силуана “жестоким”. На мой взгляд, само свидетельство свидетеля или свидетеля о свидетельстве (то есть отца Софрония) я бы тоже, в некоторых моментах, должна была бы назвать жестоким. В частности, у отца Софрония мы читаем: “…Любовь к врагам есть единственный достоверный критерий истины, и при том не только в смысле сотериологическом, то есть такого строя духовно-нравственной жизни, который спасает человека, но и в плане догматическом, то есть отвлеченно-идеальных представлений о Бытии” (с. 100) 2. Так вот, если бы любовь к врагам была одним из критериев, то, я думаю, эту мысль принял бы каждый православный человек. Но когда мы читаем, что это критерий единственный, некоторым становится все-таки страшно, а многим — не по себе.
Схема рассуждения отца Софрония, в сущности, очень проста. Действительно, Церковь Бога Живого — столп и утверждение Истины, и в силу бытийной связи Церкви с главой ее, Господом Иисусом Христом, мистическим Телом Которого она является, в силу непрестанного благодатного присутствия в ней и действия Духа Святого, по обетованию Божиему, таковым критерием Истины должна являться сама Церковь. Далее он как бы мысленно перелистывает страницу и добавляет: “…Нет внешнего признака, бесспорно отличающего истинную Церковь от лже-церквей” (с. 100). И это обнаруживается сразу в земном, историческом плане бытия: многие церкви или какие-то образования (не всякая церковь имеет смирение назвать себя согласием, как некоторые старообрядческие объединения) могут указать на свою преемственность от апостольских времен, на преемство рукоположений, на догматическое вероучение, почерпнутое из Священного Писания, но, добавляет отец Софроний, “с привнесением того, что чуждо Божественной истине и Божией воле” (с. 101).
И вот, указанный преподобным Силуаном критерий любви к врагам каждому молящемуся, каждому искреннему человеку позволяет познать правду или неправду своего индивидуального пути пред Богом и отличить учение истинной Церкви от всего, что привносится в это учение чуждого или извращенного.
В плане сотериологическом, в плане личного спасения, как будто бы продолжая ту же простую схему рассуждения, Церковь совершает спасение людей, и спасение достигается на пути хранения заповедей Христа о любви к Богу и любви к ближнему. Вторая заповедь включает в себя и повеление Христа — любите врагов ваших (Мф 5:44). Мы знаем и веруем, что Церковь всегда хранит учение Христа неповрежденным, но не все, считающие себя членами Церкви и тем более говорящие от имени Церкви, разумеют учение Церкви, Истину церковную. Врата Церкви действительно раскрыты для каждого крещенного и ищущего спасения. Но свидетельствуют Истину сильные, славные члены Церкви, каковым и был старший современник многих из нас преподобный Силуан Афонский. Существуют немощные члены Церкви, которые приносят туда то, что уже принадлежит им самим — их страстям, их грехам, их заблуждениям. И вот эти-то повреждения Христовой Истины, которые иногда выступают как “вторая истина”, которую пытаются “вдвинуть” в церковное сознание, — вот их и позволяет обнаружить критерий преподобного Силуана Афонского. Это критерий любви к врагам выявляет волю, чуждую воле Божией, ибо Господь хочет, чтобы все люди спаслись.
Действительно, где есть ненависть к врагам (другими словами, если точно выразиться, есть ненависть к брату, почитаемому за врага), там нет Жизни Вечной. Всякий, сказано в Первом Послании Иоанна Богослова, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей (1 Ин 3:15). Архимандрит Софроний, сотаинник преподобного Силуана, вновь и вновь свидетельствует: “Он (старец Силуан — В. Е.) категорически утверждал, что в ком нет любви к врагам, тот вне Бога, тот Бога не познал. Его невозможно было обмануть. Там, где была ненависть к врагам, там видел он лицо темной бездны, какою бы «службою Богу» (см. Ин 16:2), каким бы пророческим пафосом она ни прикрывалась” (с. 116).
Очень осторожно отец Софроний упоминает об исторической обстановке, в которой проходило свидетельство преподобного Силуана, его последние восемнадцать лет. В эти последние годы хлынула в Европу русская эмиграция, в эти года произошло карловацкое собрание со всеми его решениями, в эти года православные иерархи, говорящие от имени Церкви, исходили потоками ненависти. И вот, на Афоне, так сказать, на краю цивилизованного мира и во втором уделе Божией Матери, раздался голос — и не просто голос, а “свидетельство свидетеля верного”, — что люди, говорящие так, мыслящие так, чувствующие так, находятся вне Бога. Бога они не познали.
Сделав необходимое вступление, мы попытаемся вскрыть милосердное отношение преподобного Силуана к заблудшим, а именно, как получилось, что люди, исповедующие свое Православие, и даже чистоту Православия, оказались вне Христовой Истины и отвернулись от Божией благодати. Сказано: в конце веков по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф 24:12). В любви надо устоять. И для того, чтобы устоять в любви, необходимо, чтобы гнев и то, что отец Софроний берет в кавычки — “ненависть”, достигли последнего напряжения и направлялись на живущий во мне грех, на действующее во мне зло, во мне, а не в брате. Таким образом, любовь к врагам, как тоже приходится слышать, не есть ни равнодушие, ни теплохладность, и никак не противоречит ревности по дому Божиему.
Вернемся к той проблеме, перед которой вплотную встала породившая преподобного Силуана Русская Православная Церковь; к ней принадлежал и его отец, и ближние по крови, и те, кому он был обязан своим первоначальным воспитанием, — и на исходе своем из земного бытия он говорил, что хотел бы иметь такого старца, то есть монастырского начальника, который был бы похож на его родного отца (с. 8). И здесь преподобный Силуан неминуемо подводит своих сотаинников, своих слушателей и тех, кто хочет поверить его свидетельству, к двум другим проблемам — о послушании начальству, в том числе мирскому, и о смиренной любви и молитве за весь мир.
Когда мы читаем “покаянную песнь” преподобного Силуана, то поневоле задумываемся о том, что кроме непосредственного, монашеского восприятия может быть ведь отчасти и какое-то, например, филологическое рассмотрение. Давайте попробуем прочесть как стихи:
“И если бы Адам сохранил послушание,
то и он, и род его пребыли бы в раю.
Но и ныне возможно вернуть себе рай покаянием.
Господь много нас любит,
несмотря на наши грехи, лишь бы мы смирялись
и любили врагов” (с. 175).
И тут же вступает абсолютно прозаический отрывок: “А кто не любит врагов, тот не может иметь мира, хотя бы его и в рай посадить”.
Итак, преподобный Силуан Афонский по условиям своей жизни был связан и с теми братьями из своего народа, которые оказались за границей. К нему многие приходили советоваться. Ему часто приходилось слышать, уже по свидетельству отца Софрония: “Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне”, что произносилось с удовлетворением. И ответ преподобного: “Любовь не может этого понести… Нужно молиться за всех” (с. 23). Изречение преподобного Силуана “Молиться за людей — это кровь проливать” (с. 103), конечно, известно широчайшему кругу православного населения страны. Но я обратила внимание уже как педагог, что не все дочитывают это изречение до конца; а дальше там сказано: “…но надо молиться… Все, чему когда-либо научила благодать, надо делать до конца жизни… Господь иногда оставляет душу, чтобы испытать ее, чтобы душа показала свой разум и свое произволение, но если человек не будет понуждать себя на делание, то потеряет благодать, а если проявит свое произволение, то благодать возлюбит его и уже не будет оставлять”.
Отец Софроний любил повторять, что в книге “Старец Силуан” нет ни единой его мысли. Некоторые, даже профессора духовных академий, думали оспаривать это утверждение текстологическим анализом: сначала книги отца Софрония, а потом писаний преподобного старца. Надо иметь в виду, что, конечно, преподобный Силуан Афонский учил отца Софрония апостольски, то есть со многими слезами, день и ночь, учил всем своим существом, учил непрерывно, и недаром же отец Софроний оказался к нему ближним человеком, разумеется, не по человеческому выбору самого Преподобного, а только по Промыслу Божию. Именно поэтому все-таки “свидетельство свидетеля”, то есть покойного отца Софрония, представляется нам необыкновенно ценным.
Говоря об историческом фоне свидетельства преподобного Силуана, я хочу отметить еще одну точную зарисовку. “Лукавство совести у страстного человека — велико и тонко. В религиозной жизни человек, одержимый страстью, часто выставляет ее как искание правды и пользы (разумеется, пользы Церкви — В. Е.), и нередко как борьбу за славу Божию. Во имя Христа, предавшего Себя на смерть за врагов, люди иногда готовы стоять даже до крови, только крови не своей, а «брата-врага». Так бывало во все времена, но жизнь Старца совпала с таким моментом истории, когда подобное извращение выявлялось с особенною силою. «Это ли путь Христа?», — говорил он со скорбью” (с. 86).
Свой критерий преподобный Силуан применял во многих планах жизни Церкви, жизни церковного общества, в обыденном плане. Преподобный Силуан действительно никогда не отступал от того, чему был научен Богом. Но если это перевести в план повседневных отношений, то получается удивительная повесть, похожая на притчу. “Если вы жалуетесь ему на обидчиков, то он хотя и понимает вашу скорбь и печалится вместе с вами, но гнева вашего не разделит. Если вы думаете воздать злом за понесенное вами зло, то он опечалится уже на вас. Если вы считаете вредным ответить злому человеку добром, то он недоумевает, как вы, именуя себя христианином, считаете, что поступок, согласный с заповедью Христа, может принести какой-либо вред” (с. 86). Другими словами, преподобный Силуан Афонский в особое, чрезвычайно ответственное время напомнил и современникам, и последующим поколениям, что только это есть подлинное христианство, и другого — нет.
Это дало ему великое дерзновение отличать и в трудах почитаемых Церковью людей, членов Церкви, даже и прославленных иногда во святых, — отличать Христову Истину от неизбежных для каждого человека каких-то заблуждений, больших или меньших. Каждый член Церкви, хотя бы и говоривший от имени Церкви, мог ошибаться и заблуждаться. Поэтому преподобный Силуан учил не выискивать цитат, но знать, что сама Церковь в свое Священное Предание этого не включает.
То, что вновь напоминал человечеству преподобный Силуан Афонский, — это чистейшее апостольское учение. Здесь слышен голос апостола любви Иоанна Богослова: Возлюбленные! пишу вам не новую заповедь, но заповедь древнюю, которую вы имели от начала <…> Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза (1 Ин 2:7,9–11). Это то самое “лицо темной бездны”, каким бы пророческим пафосом человек ни прикрывался.
Далее, экклезиологическое свидетельство преподобного Силуана Афонского о том, что только члены Церкви, неопустительно, без малейших исключений исповедующие любовь к врагам, только они — в свете; только то и только тогда церковное образование, на какое бы правопреемство оно ни ссылалось, пребывает в Церкви, когда оно исповедует любовь к врагам и проповедует ее неопустительно. Вот это свидетельство преподобного Силуана Афонского по-настоящему не было прочитано его ближайшими, но я берусь утверждать, что как раз в России, за которую преподобный Силуан молился, Русская Православная Церковь была полна сомысленными ему, сочувственными ему и единосердными ему, его во Христе соработниками. Таковым является, по моему глубокому убеждению, и Патриарх Сергий. Но еще несколько соработников, может быть, менее знаменитых, я бы хотела назвать.
Давайте вспомним преподобного Феодосия Иерусалимского, пока что местночтимого. Вспомним 1925 год. Его пришли арестовывать. Ему было, по паспорту, 124 года. Но государственная машина тогда была похожа не на компьютер, а на мясорубку, которая молола, не соображаясь даже с анкетными данными. Старец Феодосий получил извещение свыше о том, что за ним сейчас придут. Вы помните, как он поступил далее. Он велел своим послушницам немедленно согреть тазик теплой воды. И когда явились эти “герои Солженицына” со своими голубыми кантами, он кротко попросил их разуться, чтобы он мог им вымыть ноги (дело было в Великую пятницу. Надо было бы, наверное, в Великий Четверг, но они на денек опоздали). Дальше произошло чудо. Не в том оно, что старец получил извещение свыше (по дару прозорливости он постоянно получал такие извещения), не в том чудо, что старец поступил так, как поступил — это святая обыденность святого человека; а чудо в том, что эти “голубые канты” без малейшего сомнения, вопроса или хотя бы усмешки стали послушно стаскивать друг с друга сапоги, чтобы старец совершил омовение ног, а потом уже сказали: собирайся.
Это подтверждает еще один аспект критерия преподобного Силуана, а именно аспект эсхатологический. Преподобный Силуан Афонский имел дерзновение утверждать, что доколе есть носители этой смиренной молитвы за врагов, дотоле существует мiр как мiроздание, дотоле Антихрист не будет иметь успеха (с. 98–99), что именно таковые носители благодати Божией являются “удерживающими тайну беззакония”, удерживающими ее от окончательного развития, что никак ни царь, ни другой государственный или политический деятель, а именно такой носитель молитвы за врагов и есть тот “удерживающий”, о котором пишет апостол Павел (2 Фес 2:7).
Отец Софроний пишет об этом так: “Молитву за врагов и за весь мiр он (преподобный Силуан — В. Е.) ощутил, как вечную жизнь, как Божественное действие в душе человека, как несозданную благодать и дар Святого Духа; и доколе мiр воспринимает сей дар, дотоле он будет существовать” (с. 98); здесь можно усмотреть аналогию с опытом исихастов. И далее отец Софроний продолжает от себя, что когда не останется ни одного из таковых носителей благодати, то кончится земная история.
Вот это, собственно, то, чем мне бы хотелось закончить. Мы знаем, что “свидетельство свидетеля верного” преподобного Силуана неминуемо действует и покоряет своей силой каждого, кто воистину хочет быть верным Христу. По образцу Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, преподобный Силуан, — это многажды было отмечено, — никогда ни на чем не настаивал, никогда никого не принуждал, даже соглашаться с ним никогда не просил — немедленно замолкал, если чувствовал в человеке хотя бы внутреннее противление. Но он обладал другим даром, даром святых: порабощать себя всем. И вот это порабощение всем и приводит к победе, которую не может отнять у нас никто и ничто.
Примечания