Преподобный Никодим Святогорец

Двести лет назад совершилась блаженная кончина Никодима Афонского. Земной путь святого составил всего шесть десятилетий, но в них поместилось удивительно много. Уже при жизни изобильные плоды от его трудов служили духовной пищей далеко за пределами Афона и Греции и достигли России, где приобрели повсеместное значение. Возможно, последнее утверждение покажется слишком громким. Обратимся к фактам.

Никодим Святогорец: факты

Сборник “Добротолюбие” стал известен благодаря Никодиму Святогорцу. Сборник был напечатан святителем Макарием Коринфским при участии Никодима. В энциклопедического формата том “Добротолюбия” поместились основополагающие аскетико-мистические наставления святых Отцов и церковных писателей. Сборником руководствовался преподобный Паисий Величковский. Паисий выпустил в России его церковнославянский перевод, и, без преувеличения, всё это послужило возрождению русской монашеской жизни в XIXв. Вспомним хотя бы, что преподобный Серафим Саровский читал славянское “Доб­ротолюбие”, а святитель Феофан Затворник подготовил издание “Добротолюбия” на русском языке.

В 1955 году греки канонизировали Никодима. Что же теперь? Для нас он не только святой, которому положено праздновать 14 июля по старому стилю. Никодим Святогорец может подать мудрый совет в непростых и злободневных вопросах, как возрождать православную жизнь на приходах, в монастырях. Недавно российские пастыри обсуждали животрепещущую тему: нужно ли всякий раз перед причастием, если мирянин часто причащается, предварительно совершать исповедь и последование к причастию со всеми указанными канонами? Весьма кстати во время обсуждения этих вопросов была опубликована “Книга душеполезнейшая о непрестанном причащении Святых Христовых Таин”. Книга эта, вышедшая когда-то стараниями преподобного Никодима, содержит ценные рассуждения о христианской жизни каждого из нас¹. Само её название настраивает читателя на непрестанное участие в церковных таинствах. Как при этом избежать профанации таинства?

Одним из препятствий на пути нелицемерного покаяния является превращение живого покаяния в регулярную, но формальную исповедь, на которой из месяца в месяц, из года в год перечисляются одни и те же грехи. Грехи прощаются нам, но… остаются с нами. И кающегося, и священника такой порочный круг смущает и тяготит. Духовная жизнь немыслима без регулярного причащения Христовых Таин, а перед причастием надо исповедоваться; человек встаёт в очередь кающихся, общее сознание и неотчётливое чувство присутствия греха в своей жизни у него есть, но ему приходится вымучивать, почти выдумывать, что о своих грехах конкретно он скажет на исповеди. Ясно, что наши затруднения на исповеди показывают, насколько мало в нас покаяния, как высоко находится подлинное покаяние и сколь трудно до него дотянуться. Каждая книга, которая объясняет верующему путь духовного восхождения от покаяния через борьбу со страстями к соединению со Христом своевременна и желанна. Везде, где появляется намерение возродить христианскую жизнь на прочном святоотеческом основании, труды Никодима Святогорца будут в помощь.

Никодим Святогорец: иконы

Одна греческая икона изображает Никодима на фоне полок с книгами. Преподобного правильно рассматривать как учёного монаха, но он — и нечто большее. Греция времён Никодима была под властью турок, христиане терпели притеснения от иноверных. Труды Никодима совершались полуподпольно, например, “Добротолюбие” печаталось в венецианском “тамиз­дате”. Книжные полки позади Никодима — это не просто рабочее пространство просвещённого инока, не только то, что он читает и что пишет. Полки представляют подвижническое поприще Никодима, на нём иноку нужно быть целеустремлённым, терпеливым, богоугодным и мужественным. Таким и был Преподобный.

Русскому читателю из трудов Преподобного наиболее известны те, которые не соотносятся с самим Никодимом в смысле привычного нам понятия об авторстве. Труды эти принадлежат Преподобному скорее как редактору, переводчику, составителю, компилятору, издателю — он адаптировал и распространял наставления, нужные и полезные для духовного роста человека. Преподобный оставил после себя множество духовной литературы, она свидетельствует о его благодатной душе, о том, как этот монах использовал свои творческие задатки вкупе с организаторскими способностями для всеправославного блага.

Имя Никодима нельзя найти на обложке “Добротолюбия”. Он вообще любил оставаться незаметным. Пожалуй, не Паисий Величковский, переводивший “Добротолюбие”, а Феофан Затворник познакомил отечественного читателя с преподобным Никодимом. Это произошло, когда Феофан выпустил “Невиди­мую брань” с надписью на титуле — блаженной памяти старца Никодима Святогорца. Духовная связь двух святых лично меня потрясает. Никодим издал греческое “Добротолюбие”, Феофан на его основе выпустил русское “Добротолюбие”, Никодим издал “Книгу, называемую Невидимая брань”, Феофан на её основе опубликовал русское переложение “Невидимой брани”. Получается, святитель Феофан как бы шёл по стопам преподобного Никодима. Тем, кто любит святителя Феофана, а таких много, должна быть дорога память и Никодима святогорца, у которого Святитель учился.

«Невидимая брань»

В наши дни “Невидимая брань” стала предметом пререканий. Причина в том, что преподобный Никодим не являлся автором этого текста, в своём греческом издании он указывал, что за основу им была взята книга “некого мудрого мужа”. Теперь известно, что имя этого мужа — Лоренцо Скуполи (1530–1610). Католический священник театинского ордена, Скуполи написал подопечным монахиням книгу “Брань духовная”, в оригинале даже прописано адресное пастырское обращение к читателю: “Любезная дочь!”. При жизни Скуполи книга распространилась за стенами опекаемого им монастыря, стала популярной и выдержала 60 (!) изданий. После смерти Скуполи книгу также переиздавали, переводили на многие языки, теперь насчитывается около 600 разных изданий. Неудивительно, что весьма востребованная книга привлекла внимание преподобного Никодима; на её базе он и выпустил греческую “Невидимую брань”.

В наши дни “Невидимая брань”, к сожалению, попала в область полемики вокруг экуменизма. Радикальные экуменисты находят, что православный святой черпал духовные сокровища из католической традиции — значит, и остальным православным можно, по примеру Преподобного. Радикальные антиэкуменисты находят, что “некий мудрый муж” был православным греком, у него-то и заимствовал наставления католик Скуполи, а потом Никодим вернул православным их наследие — значит, “Невидимая брань” свидетельствует о влиянии православной духовности на католиков, а не наоборот.

Думается, что обе радикальные позиции предвзяты и критики не выдерживают. Духовность Никодима — исихастская, а не театинская, исихастско-театинская или какая-нибудь ещё. Об этом можно судить, если взять в руки русский перевод Скуполи, любой из двух существующих. Мы увидим, что “Невидимая брань” оправославливает католический текст, вносит в него патристическую исихастскую специфику, а вовсе не окатоличивает православного читателя, не устраняет “конфессиональ­ную узость”, как полагают радикальные экуменисты.

С другой стороны, радикальные антиэкуменисты, думаю, напрасно отказывают в авторстве Скуполи. Отказывать можно было бы только на основе исторически подтверждённых сведений авторства преподобного Никодима. А также неплохо помимо выяснения отношения Преподобного к написанию “Духовной брани” провести соответствующий текстологический анализ двух “Браней”. Пока никто не принялся за такую работу, утверждение о греческом оригинале книги остаётся голословным и обсуждению не подлежит даже в качестве рабочей гипотезы. Вообще выискивать в действиях Никодима какой бы то ни было радикализм, экуменический или антиэкуменический, не стоит. Нет его и в работе над “Невидимой бранью”.

В самом деле, спор идёт о книге, главная тема которой, —покаяние и борьба со страстями. Иными словами, книга посвящена элементарным вопросам религиозности, они касаются христиан всех конфессий, даже очень далёких от православной духовности и католической аскетико-мистической традиции. Я видел сокращённый вариант “Брани” на полках баптистского книжного магазина, и меня это удивило, конечно, но не сильно. Больше скажу, элементарные вопросы религиозной жизни касаются всех людей. Ещё древние греки-язычники считали, что человек станет человеком, лишь преодолев свои страсти. Какие у меня страсти и как их преодолеть — вот в чём вопрос. Борьба со страстями имеет всечеловеческое значение, и рассуждения о ней можно услышать не только от католиков, но и от неверующих. Имеются в виду рассуждения не пустопорожние, а те, из которых можно извлечь для себя пользу.

Общая и элементарная тема борьбы со страстями была взята преподобным Никодимом из католического источника, переработана в православном духе и предложена вниманию православной паствы. В этом нет ничего противоестественного. Вот если бы Преподобный взял возвышеннейшую и труднейшую тему о созерцательной, мистической жизни бесстрастного христианина из опыта западно-христианских визионеров, тогда он променял бы исихастскую традицию на католическую (хотя бы отчасти). Но этого, слава Богу, с ним не произошло. А произошло другое — издание православного руководства для воцерковления новоначальных; при издании использовался текст Скуполи, разбирающий самые первые шаги на христианском пути. Скуполевские рассуждения были специально адаптированы для греков опытной христианской душой афонского подвижника.

Принадлежность “Невидимой брани” исторически точно определима, что поможет нам лучше понять сей труд и не будет лишним, поскольку исихастская традиция — понятие объёмное, на сегодняшний день включает в себя шестнадцативековую историю. “Невидимая брань” принадлежит к литературе греческого движения колливадов, его активным участником и был в XVIIIв. преподобный Никодим. Это религиозное движение в очень трудных условиях несвободы проповедовало православным грекам исихастскую аскезу (покаяние, духовную борьбу за приближение к бесстрастной жизни) и литургическое благочестие, как они могут развиваться от самых элементарных начал в приходе, дома, в монастырской келье. Вот что надо усмотреть в “Невидимой брани” на фоне текста Скуполи.

Преподобный Никодим Святогорец лично для меня представляется святым, чей подвиг связан прежде всего с православным просвещением, и не только в смысле книгоиздательской деятельности, но и в смысле вдохновляющего личного примера, как начинать жить согласно христианскому призванию здесь и сейчас.