Когда мне было около десяти лет от роду, в моей жизни произошел серьезный религиозный кризис. Я засомневалась в существовании Бога, а потом и вовсе пришла к выводу, что Бога нет.
Моя добрая, глубоко верующая и интеллигентная бабушка (я буду писать с большой буквы – Бабушка), которая до этого радовалась, видя у своей маленькой внучки интерес к священному и религиозному, была очень расстроена такой перемене. Для нее была одна из немногих радостей в жизни видеть меня верующей – и до десяти лет так оно и было.
После десяти лет настала пора атеистической пропаганды, которой я нещадно подвергала мою добрую Бабушку. Все свои тогдашние аргументы я приводить не буду (я их вычитала из услужливо выданных мне в школьной библиотеке книг), но среди них было, кажется, что земля стоит на трех китах, верующие враги науки и образования и Евангелие призывает смиряться, а не бороться со злом. Да, и Иисуса Христа никогда не было.
Бабушка была биологом. Это был серьезный контраргумент. Но дело было не в аргументации. Какая-то внутренняя сила не позволяла мне больше принимать Бога так, как я Его знала в детстве – это казалось обманом и фальшью, и в моей груди бушевал огонь сопротивления этой фальши.
Надо сказать, что меня никогда – я подчеркиваю, никогда! – не заставляли молиться, поститься, выстаивать службы, вычитывать главы из Евангелия, никогда у меня не было каких бы то ни было запретов, мотивированных религиозно.
Я с радостью просилась в церковь (меня туда водили нечасто), со священным трепетом прикладывалась к старенькой бабушкиной иконе, пила святую воду и откусывала от просфоры. Это был период глубокой религиозности и священного трепета, но он резко прервался в десять лет, как я уже написала. Словно кто-то разбудил меня, и я оказалась в незнакомом мире, в котором не было Бога.
Бабушка не грозила мне небесными карами, не приписывала случавшиеся со мной болезни (которые увеличивались подобно снежному кому) Божьему гневу.
Она вела со мной богословские диспуты с широкой аргументацией. Это было, как я сейчас вспоминаю, замечательное время. Но из него я вынесла одно – диспуты интересны, но мало влияют на точку зрения дискутирующих.
Одним из доводов Бабушки был следующий: «Оленька, посмотри на этот цветочек, на его листочки. Ведь это целая фабрика! Знаешь ли ты, что на ней происходит? В листочке углекислый газ превращается в кислород. Это сложнейшие химические реакции!»
Если верить современным брошюрам по разговору с неверующими, я должна была заинтересоваться и прийти к вере. Но мой ответ был прост:
«Это все эволюция и гены!»
«Как же эволюция?» — растерялась Бабушка. – «Такой сложнейший организм. Ну, хорошо, давай разберем бабочку. Ты знаешь, как у нее устроен хоботок, чтобы она могла пить нектар?»
Но ни рассказы о перелетных птицах, ни о дельфинах, ни о пчелах не могли вернуть мне утраченного мною Бога. Может быть, они действуют на каких-то хороших и правильных детей, о которых пишут в брошюрках, но на меня они, скажу правду, не действовали.
Постепенно и разговоры наши с бабушкой на эту тему угасли. К счастью, у нас было еще много других тем – мы обсуждали прочитанные книги, мои рисунки, просмотренные фильмы, опять же пчел, бабочек и растения, выделяющие кислород – без рефрена «А все это создал Бог!».
Я полюбила биологию и стала читать учебники для старших классов. Там было подробно написано про эволюцию, которую доказывает существование хвостов у некоторых людей. Картинки приводились. Мне это вскоре надоело, я стала читать про генетику, мне это казалось крайне интересным.
Мне уже шел двенадцатый год. Я «заболела» романтикой кубинской революции, прочитав очередную книгу, и стала изучать испанский язык. Образы Че Гевары и Фиделя Кастро были для меня высоки и романтичны, их деяния были для меня так притягательны, а сами они стояли на вершине всех человеческих иерархий. Ведь они были борцами за свободу!
Бабушка очень поддерживала меня в этом. Вместе мы читали стихи Гарсиа Лорки – на русском языке. Разницу между Испанией и Кубой я понимала отдаленно, но стихи Лорки в переводе Гелескула открыли для меня поэзию. Однако не они открыли для меня дверь к Богу моего детства…
Как-то раз я принесла домой купленный журнал «Куба» и пошла играть с друзьями во двор – было лето, кажется, июль, 1987 или 1986 год. Когда я вернулась, Бабушка заканчивала чтение журнала.
«Вот, посмотри, Оленька», — сказала Бабушка. – «Ты отрицаешь Бога, а твой Фидель Кастро – верующий!»
«Не может быть!» — потрясенно воскликнула я.
«А вот, прочти – он разговаривает о Боге и о Христе с монахом», — заметила Бабушка.
Долго я не хотела брать в руки этот журнал. Неужели Фидель Кастро не был таким великим, как он мне представлялся? Неужели и этот высокий идеал был разбит в прах?
Наконец, я открыла большую статью в журнале «Куба» под названием: «Фидель Кастро и религия».
Там была беседа Фиделя с фраем Бетту, священником, прошедшим застенки латиноамериканских тюрем и потерявшим там своих друзей, тоже монахов и священников. Фидель Кастро беседовал с этим монахом о взглядах Иисуса Христа на различные социальные вопросы, а фрай Бетту рассказывал о том, что ему пришлось испытать в застенках за имя Христа. Никто из собеседников не сомневался в существовании Христа!
Если Фидель Кастро считает, что Христос существовал, значит, Он на самом деле был! И значит, Он был борцом за свободу! Значит, Он не такой, как я думала. Он – за свободу, как Фидель Кастро и Че Гевара!
+++
Прошло несколько месяцев, потом лет, потом минули десятилетия. Я уже давно поняла, что Фидель Кастро не стоит восхищения, хотя продолжаю уважать Команданте Че, фрая Бетту и мою мудрую Бабушку Надежду, ставшую «фанатом Кубы» для своей подросшей внучки — фанатки Кубы, чтобы открыть ей Христа-Освободителя.
Она с легкостью склонилась, чтобы ее лицо было вровень с моим, ее уста – рядом с моим сердцем, и благодаря ей я обрела Утраченного. У нее был дар проповедовать Христа, не боясь сложных ситуаций и неблагочестивых сравнений — как и у преподобного Германа Аляскинского, объяснявших алеутам подвиг Христов.
В краю, где воде не пробиться меж льдов,
где бледен сполохов свет,
в краю, где для снега есть сотня слов,
а слова для хлеба нет,
оставивший золото теплых нив,
жил в чуме чудак-человек.
Цветенье яблонь и шелест ив —
он все променял на снег…
Он долго учил гортанный язык-
и плакал о доме порой.
Он был молодым — а теперь он старик
в холодной земле чужой…
Однажды с проверкой приехал другой-
здоровый и полный сил —
и стойбище раз обходя стороной,
услышал, как тот говорил,
о том, как средь льдов Предтеча стоял
на кромке воды ледяной,
«Моржонком Божьим» того назвав,
Кто мир отогреет Собой.
Его в каждый чум приглашал народ —
и Он исцелял больных,
а в страшный, суровый, голодный год
умножил рыбу для них.
«Хозяин помнит оленей своих,-
найти их — не малый труд!
Он любит своих собак ездовых —
они его узнают.»
«Враги не знали, Его убив,
что после того, как умрет,
Он вырвется сам из льдистых глубин
и смерти растопит лед!»
***
«Чему он учит этот народ?!
Должно быть, он просто пьян!»
Доставить на почту депешу в Синод
вызвался местный шаман.
***
Мужчины — охотники. Значит, они
не могут плакать никак.
Но плакали жены, и слезы текли
из глаз детей и собак,
и стыли, как льдинки (мороз был — страх)…
Шептался вокруг народ:
«С Моржонком Божьим он, в тех краях,
где вечно морошка цветет».
…Моя бабушка теперь тоже с Моржонком Божиим с 22 августа 1996 года…
Читайте также:
Чудесная помощь святого Германа Аляскинского