Приемные родители шокированы законопроектом Минпросвещения

Председатель Союза приемных родителей, усыновителей, опекунов и попечителей Наталья Городиская

— Какое-то время назад у нас было совещание в министерстве, была министр образования Татьяна Синюгина, были представители НКО и двух советов – Совет по защите детей и Совет ассоциации приемных семей. Мы говорили о необходимости реформ. Действительно нужно вносить изменения, потому что за последние пять лет возросло количество приемных семей, сократилось количество сирот, и нас не устраивает уровень сопровождения и подготовки, который сейчас есть. Мы, приемные родители, прекрасно понимаем, что у нас не хватает специалистов. Поэтому мы говорили о том, что нужно реформировать систему в целом, начиная с подготовки специалистов, которые будут работать с приемными семьями, оказывать им помощь и поддержку.

По вопросу психологического тестирования мы проговаривали на этом совещании то, что, возможно, есть случаи жестокого обращения, есть случаи, когда в родительство приходят люди с какими-то другими намерениями, далеко не позитивными. Но по сути ни одно тестирование сразу не выявит наклонности человека. В конце концов, с ним может что-то случиться, переклинит его и он начнет с ребенком жестоко обращаться, даже если прошел этап тестирования.

Поэтому тему тестирования мы обсуждали с оговорками, что нужны специалисты, нужна методика, которую тоже еще нужно обсудить и понять, насколько она будет вообще эффективна. Поэтому мы сказали, что тестирование возможно внедрить, но только изменив систему в целом – систему подготовки кадров, самих родителей. Мы очень долго совещались и долго говорили, но почему-то об этом нет ни слова, и это очень обидно. Мы эту ситуацию видим изнутри, мы живем с приемными детьми и работаем с приемными родителями, но почему-то ничего из того, что было предложено, нет. Все удивительным образом трансформировалось в совершенно другие вещи.

Поэтому мы категорически против того, что написано в законопроекте в плане ограничения детей, невозможности передвижения без разрешения органов опеки и так далее. Я сегодня утром впервые увидела этот текст. Причем нас, то есть сообщество, не собирали, мы абсолютно были не в курсе. Мы с представителями всех НКО хотим собраться, по пунктам внести свои предложения, замечания и это опубликовать. За последние годы была проделана громадная работа: сформировались приемные родительские сообщества, организовываются клубы, начинает работать сопровождение силами НКО во многих регионах, и здорово работать. Но вот сейчас что происходит?

Слово «ужесточение» меня как приемную маму, которая 10 лет в теме, так больно резануло. У меня сейчас в семье 7 детей – трое своих и четверо усыновленные, в том числе с ОВЗ. Получается, эти дети, которые уже выросли, с которыми произошли такие сильные положительные изменения, их бы просто не было, мы не могли бы им этого дать.

Наталья Городиская с семьей

На том совещании говорили об индивидуальном подходе. Я знаю семьи, которые воспитали огромное количество детей, и они очень ресурсны. Также я знаю семьи с двумя детьми, у которых огромные проблемы – им просто нужно помогать. Поэтому вот так ко всем применять одинаково нормы – это абсурд. Я до сих пор не приду в себя. Если бы спросили наше мнение, естественно мы абсолютно против тех мер, которые планируют применить к приемным семьям. Я рада, что это только законопроект. Я знаю очень вменяемых людей в Министерстве образования, с которыми мы сотрудничаем много лет, и поэтому уверена, что в таком виде его не примут. В противном случае это рушит все, к чему мы стремились и чего добились за эти годы.

Евгения Соловьева, президент Новосибирской городской общественной организации усыновителей «День аиста»:

Я оптимист, знаете ли. И любитель здравого смысла. В таком сочетании мне легче жить. Но иногда мозг кипит, не находя ответа  привычным способом. Так, например, сегодня ночью, когда коллега из московской школы приемных родителей прислала «проект нововведений в порядке усыновления, я очень удивилась. Ещё вчера я хмыкнула на определение министра просвещения нас, усыновителей, как «так называемых родителей». Подумала, ну не любит человек детей и мало интересуется темой усыновления, бывает. Я вот футбол не люблю, но от этого никому не плохо.

Но сейчас, читая пункты предполагаемых изменений, мне всякий раз приходилось возвращаться к началу предложения, ибо глазам не верилось: что-что?

Там что ни  предложение — то перл.

Даже не могу сейчас всерьёз обсуждать их.

Осторожно выскажусь: а может быть, спросить тех, кто в теме? Тематических психологов, приемных родителей, успешные опеки?

А то стыдно же, а самом деле.

И страшно за детей.

Я живу в теме приемного родительства больше пятнадцати лет, когда в нашей семье третий ребёнок появился именно усыновлением. И потом я получила ещё два высших образования, ещё двух детей обоими способами, прошла много-много курсов по теме психологии сиротства. За это время в моем Новосибирске мы создали организацию усыновителей «День аиста». За эти годы у нас прошли обучение и получают сопровождение больше двух тысяч некровных родителей. И знаете, что я точно знаю? Хорошо себя чувствуют, довольны миром и готовы к психологической помощи и открытости там, где семья получает поддержку, где их вместе с детьми принимают и ценят, там, где нет карательного контроля и спорного тестирования. Я надеялась, что уже в прошлом году все поняли: нет валидных тестов на человеческую, родительскую годность. Обидно, что этот вопрос подняли снова, причём ещё более профански. Недоумеваю. Сейчас я в отпуске, но по возвращении первым делом подниму обсуждение этой странной темы и на уровне общественности и профильных министерств.

Дина Магнат, психолог, руководитель Школы приемных родителей Института развития семейного устройства:

Эмоциональную часть комментариев я пропущу, но больше почти ничего не останется: очень хочется ругаться.

Если говорить по сути, в этом проекте прекрасно примерно все. Министерство просвещения в своей мании контроля и проверки дошло до абсурда. Бывают случаи насилия в приемных семьях? – Бывают. Надо этого не допустить? – Надо. Значит, будем ужесточать правила усыновления и опеки и контролировать семьи. Но ведь у нас и в кровных семьях бывают случаи насилия. И нет никакой статистики, которая говорила бы, что в приемных семьях уровень насилия по отношению к детям выше, чем в кровных. Но ведь кровные семьи не контролируют заранее? Не внедряют психологическое тестирование, не выдают разрешения – кому рожать, а кому нет. С кровными семьями такое вытворять боятся, а с приемными почему-то можно.

Есть статистика, которая говорит, что процент отмены усыновлений и опеки примерно одинаков из года в год – так что и здесь не произошло ничего, требующего немедленного закручивания гаек.

В законопроекте есть целый ряд положений об ужесточении правил, из них хоть сколько-нибудь разумных – примерно три с половиной.

Во-первых, можно хотя бы обсуждать положение о том, что детей, если они не сиблинги, лучше брать в семью не по сто человек сразу, а по одному, чтобы семья и ребенок успевали адаптироваться друг к другу до прихода следующего ребенка.

Во-вторых, разумно предложение разрешить усыновлять братьев и сестер в разные семьи. Сейчас в законе написано, что это не допускается, кроме случаев, когда это в интересах детей; а новый законопроект предлагает сделать наоборот – разрешено, кроме случаев, когда это не в интересах детей. Такой подход позволит легче устраивать в семьи «паровозы» братьев и сестер, зачастую даже незнакомых друг с другом, живущих в разных учреждениях. Сейчас их не любят устраивать по-отдельности, считают, что «запрещено», не смотрят, есть ли между детьми отношения, какие они, а просто не отдают в семьи никого, и всё.

Еще есть смысл в том, чтобы отдельно готовить родственных и не родственных опекунов, об этом тоже есть слова в законопроекте.

Ну и наконец, в том, что касается ограничения детей в приемных семьях – это вот как раз та самая «половина» — есть небольшой разумный элемент: действительно, бывает, что люди действительно не рассчитывают сил, берут много детей – и у них в какой-то момент не хватает сил. Это можно обсуждать – но это не значит, что надо запретить иметь в семьях больше четырех детей! Такое предложение ставит крест на многодетных семьях, где часто есть очень опытные родители, способные взять очень сложного ребенка. Многие из них начинали с маленького-здоровенького, а потом с опытом принимали в семьи всё более сложных по здоровью детей.

В этом законопроекте возмутительно все. Он предлагает ввести психологическое обследование кандидатов в приемные родители. У создателей этой законодательной нормы есть странная фантазия, что где-то существуют волшебные психологи, у которых есть волшебные методики, которые позволят точно сказать, может человек быть приемным родителем или не может, будет он бить своего приемного ребенка или не будет. Но таких методик нет, их не существует.

Психолог может обследовать человека на предмет определения его структуры личности, но нет данных о том, что такой-то тип личности для приемного родительства годится, а такой-то нет. Или что есть универсальный тип личности, который позволяет быть идеальным приемным родителем для любого ребенка. Ребенок и родитель – всегда пара, нет таких родителей, которые подходят любому ребенку, но есть люди, которые могут стать хорошими родителями именно этому ребенку, и чтобы помочь найти такую пару, нужно куда больше, чем «психологическое обследование».

Нельзя делегировать психологу ответственность за разрешение человеку быть или не быть приемным родителем. Чуть что – именно он окажется виноват. Если с ребенком в семье что-то случится – именно к психологу придут правоохранительные органы и спросят: почему вы разрешили этому человеку быть родителем? А методики тестирования необъективны, очень многое зависит от интерпретации, и прикрыться психологу будет нечем. Ему проще будет отказать в праве быть родителем, и психологи будут отказывать, в тюрьму-то никому не хочется. А обжаловать такой отказ в суде будет невозможно. Сейчас, когда потенциальные усыновители обжалуют в суде отказ опеки в разрешении на усыновление, они могут выиграть, если они отказались от психологического обследования. А если в деле есть заключение психолога, который говорит, что не считает оптимальным для этой семьи усыновление ребенка, потому что в семье есть ребенок в переходном возрасте, у которого подростковый кризис, то оспорить это экспертное мнение в суде практически невозможно.

Кроме того, законопроект предлагает обследовать психологически не только потенциальных родителей и опекунов, но и всех совместно проживающих с ними. Эта норма сама по себе очень расплывчата. Уже сейчас, когда от совместно проживающих требуется только согласие на опеку, регулярно возникают проблемы: кого считать совместно проживающим? Одни опеки требуют согласия всех зарегистрированных на жилплощади, но это могут быть и бабушка с дедушкой, которые на самом деле живут в деревне. Сейчас они могут пойти в свой сельсовет и там подписать согласие, а куда они пойдут психологически обследоваться? А бывает, наоборот, в доме живет нигде не зарегистрированный гражданский муж, по документам его дома нет, потенциальная приемная мама говорит, что дома живет она одна с дочерью, как его вообще тестировать?

В доме могут быть бабушки в деменции, которых и протестировать нельзя, они просто не смогут ответить на вопросы. Могут быть те, кто против идеи приемного ребенка. Вроде бы плохо приводить ребенка в семью, где кто-то его не хочет? А с кровными детьми разве не бывает так, что родители требуют, чтобы дочь не рожала, не хотят внука, — а потом он, когда он уже родился, они его любят?

Все это очень токсичные нормы, которые создают простор для произвола.

Есть еще требование, чтобы опекуны меняли место жительства с разрешения органов опеки только после обследования нового места жительства. Сейчас все происходит так: например, тебе надо переехать. Ты находишь новую квартиру, переезжаешь, идешь в новую опеку, говоришь: я теперь тут живу, — и из старой опеки в новую пересылают твои документы. Что надо будет делать по новым правилам? Надо найти новую квартиру, пойти в новую опеку, она посмотрит жилье, с ее актом надо пойти в старую опеку за разрешением, а она еще и не разрешит, тогда с ней еще надо посудиться по этому поводу… А если семья живет в арендованной квартире, и хозяева велят ее освободить до конца месяца? Бывает ведь такое в жизни? Тут некогда судиться, тут надо быстро переезжать. Бывает, что это срочно. Вот эта норма – прямое нарушение конституционных прав на свободу передвижения.

А если незамужняя женщина с ребенком под опекой выходит замуж и собирается переезжать к будущему мужу? Она к мужу может переехать только с разрешения органов опеки?

Я понимаю, какие картинки мерещатся Министерству просвещения и что они хотят отсечь. Они думают, сочиняя эти нормы, про случай, который в прошлом году был в каком-нибудь Улюлюйске (и он наверняка действительно был), когда семья сняла на три месяца хорошее жилье, получила добро от опеки, а потом с пятнадцатью детьми переехала в однокомнатную квартиру. Но для того, чтобы справляться с такими случаями, не нужны новые нормы закона – нужно, чтобы исполнялись существующие.

Еще Минпрос предлагает опять ввести норму квадратных метров, которые нужны, чтобы взять ребенка. Эта норма раньше была, потом ее, по счастью, отменили, ввели справку СЭС, потом отменили и ее. Сейчас опека просто смотрит на жилье семьи – ей важно, чтобы там не было антисанитарии. А теперь предлагается ввести учетную норму по региону (в Москве, например, такая норма — 33 квадратных метра на одного человека, на семью из двух человек – 24 на каждого, из трех и более   — 18 метров на каждого). То есть родители с одним ребенком, живущие в типичной хрущевской трешке, взять еще одного ребенка не смогут. Не говорю уже о семьях, в которых восемь детей. Понятно, что опять-таки был какой-нибудь случай в Улюлюйске, где восемнадцать детей жили в одной комнате на четырехэтажных нарах. Но если  органы опеки просто исполняют, что им положено делать по закону – они заметят неблагополучие в такой семье раньше, чем там что-нибудь случится. А новые нормы усложнят жизнь вовсе не злонамеренным улюлюйцам, а обычным людям, которые живут обычной жизнью и скажут – да ну, зачем вообще с этим связываться. И не возьмут ребенка.

Еще предлагается, чтобы органы опеки составляли на каждого ребенка план мероприятий по его адаптации в семье. Но это сделать на входе ребенка в семью вообще невозможно. Адаптация в семье — это ювелирная работа, и делать ее должны не органы опеки. И опять-таки, наверняка был случай – в Улюлюйске взяли ребеночка и сдали обратно, с адаптацией не справились, вот давайте велим опекам адаптировать детей в семьях. Но ударит это по всем тем, кто живет нормальной жизнью. Все эти нововведения – прямое вредительство в каждом пункте.

Новые предложения Минпроса можно разбирать по пунктам еще долго, но главное – что все их предложения пытаются решить проблему не с того конца. Они пытаются все регламентировать и написать на все случаи жизни правила и алгоритмы. Но поиск семьи для ребенка, его адаптация в семье и его жизнь дома – это кропотливая большая работа, в которой нет никаких волшебных палочек и единственно возможных алгоритмов. Жить нельзя по алгоритмам и регламентам, жизнь всегда шире. Это значит, что в законе должно быть место для решения на усмотрение специалиста. По обстоятельствам, для конкретного ребенка, конкретной семьи, конкретной ситуации. Но чтобы такой подход заработал, необходимо обучение специалистов, чтобы все понимали, в чем интересы ребенка; чтобы эти интересы не противоречили тому, за что спрашивают с тех же сотрудников опек.

Сейчас с них спрашивают за отсутствие чрезвычайных происшествий. Если в детдоме с ребенком что-то произошло, никто не понесет за это ответственности, редко когда – директор учреждения. А если в семье – опеку разорвут на части, могут уволить, отдать под суд. Нынешние сотрудники опеки не в состоянии ничего решать, мало чему обучены, очень загружены и всегда во всём виноваты; только очень болеющие за детей люди при таком подходе готовы рисковать и брать на себя ответственность, помогая детям найти семью.

Чиновники совершенно не доверяют людям – ни сотрудникам опеки, ни родителям. Что-нибудь оставить на усмотрение родителей или органов опеки нельзя, отсюда стремление всем предписать трех детей, по одному в год, по 18 метров на каждого, — но получается ерунда.

Что делать вместо этого? Во-первых, нужна работа с кровными семьями, чтобы меньше детей оказывалось в детских домах. Не на бумаге, когда дается указание как можно меньше лишать прав асоциальных родителей, не делая кроме этого ничего, а на деле, когда семье начинают помогать до того, как она стала асоциальной; и такой опыт в стране есть, хотя и мало. Во-вторых, если говорить о приемных семьях, надо разделить поддержку приемных семей и контроль за ними. Органы опеки не могут заниматься и тем, и другим. Как только службы поддержки наделяются функцией контроля – доверие к ним исчезает. Во-вторых, нужно длительное и вдумчивое обучение и работников служб поддержки, и работников служб контроля, органов опеки.

И еще надо принять, что родительство, в том числе приемное – шире любых бумажных алгоритмов. Да, государство хочет и должно контролировать эту сферу; но невозможно организовать контроль «по алгоритму»; нужно, чтобы в каждой конкретной ситуации была возможность родителей и чиновников принимать решения, оптимальное для семьи, исходя из интересов ребенка. Это годы работы – анализа, перестроения системы, обучения людей. Я понимаю, что это все фантазии о прекрасной России будущего, но без этого мы обречены на умножение бессмысленных правил.

Светлана Строганова

Давайте знакомиться.

Меня зовут Света Строганова, и у меня шесть детей. Старшая — Сашка, живет уже отдельно, у нее уже своя семья. Со мной постоянно проживают пятеро. Степа — самодельный, Соня, Назар, Оля и Полина — приемные.

Мы утром все думали, что же такое случилось с министром образования г-жой Васильевой, почему вдруг так она начала угрожать приемным родителям?

Оказывается, это не просто «вожжа под мантию попала».

Я читаю проект федерального закона, который сейчас втихаря рассылается по регионам.
Ну вернее, уже не втихаря — из разных источников утечка пошла.

Так вот, например, согласно этим поправкам, количество детей у приемного родителя, включая кровных детей, не может превышать трех человек.

То есть, если у меня есть своих двое детей, то я смогу взять только одного. Если трое — то уже все, мне дорога к приемному родительству закрыта.

Давайте я объясню, что это будет означать в практическом плане.

На фотографии мои дети.

Я зачеркнула тех из них, кто остался бы в детском доме (скорее всего, навсегда), будь такой закон принят несколько лет назад.

Почему?

Назар — ребенок взят из дома ребенка для детей с нарушениями центральной нервной системе и поражением мозга. Перинатальная энцефалопатия, задержка психического развития, задержка двигательного развития, контакт по Гепатиту С, мама — наркоманка, отсутствие полного юридического статуса, предстоящие длительные судебные процессы.

Оля — почти 5 лет, ребенок не ходит, не говорит, диагнозы — ДЦП, гидроцефалия, врожденный порок сердца, умственная отсталость, косоглазие… да в принципе, уже хватит, хотя там еще можно покопаться в карте.

Полина — 14 лет, подросток, дважды возвратная, региональная, мама алкоголик, папа алкоголик и наркоман.

Ведь понятно, что за ними и так очередь не стоит, да?

А если уменьшить количество приемных родителей в несколько раз, то шансов у этих детей попасть в семьи практически не было бы.

Сейчас в системе официально 50 000 сирот (на самом деле больше, это отдельная тема). Министерство просвещения, в прошлом образования, рапортует уже 2 года подряд, что количество устроенных детей в семьи превышает количество выявленных детей-сирот. А значит, сирот становится меньше. Если этот закон примут, сирот станет больше. Намного больше. Очень сильно больше.

И значит, такой ребенок как Оля просто умрет в стенах ДДИ и никогда не пойдет и не заговорит, Такой ребенок как Назар за свой буйный нрав станет постоянным посетителем психушек (это метод воспитания в детских домах активно практикуется), Такая девушка как Полина максимум выучится на штукатура. Если повезет. Если не сопьется и не сторчится.

Именно это Министерство просвещения называет заботой о детях-сиротах?

По-моему, это обозначается другим словом.
Людоедство.

Ольга Оводова