1. Обязательное психологическое тестирование для усыновителей
Разработчики закона выдвинули тезис – если приемный ребенок пострадал по вине приемных родителей, значит, мы плохо отбираем приемных родителей. Как же нам добиться того, чтобы родители были хорошие? Здесь сработало бытовое знание – в этом должны разобраться психологи, они посмотрят, скажут, сможет ли конкретный человек стать приемным родителем.
Но реальность другая: психолог никогда в жизни не увидит, что будет c человеком через год. Мы не можем сказать, какие качества приемного родителя нужны конкретно этому ребенку, кроме самых общих вещей. Понятно, что если вы берете ребенка-инвалида, который не может ходить, у вас должны быть физические силы для того, чтобы его поднять. Но нам говорят, что есть какие-то волшебные психологи, которые могут на самом начальном этапе дать заключение, будет ли этот человек хорошим или плохим приемным родителем. Но как можно говорить об этом, пока у человека нет ребенка?
Антон Жаров
Мы знаем примеры, когда чудесные люди, которые выглядели прекрасной семьей со всех точек зрения, внезапно оказываются злыми мачехами и отчимами детям, которых они принимают.
И наоборот, никто не ожидал от людей, а они стали чуть ли не идеальными приемными родителями. Это связано с тем, что взрослые и дети – меняются.
Берем реальную жизнь – недавнюю историю с трехлетним приемным мальчиком, который умер в Подольске. Что случилось на самом деле, можно будет точно утверждать только после приговора суда. Но первая гипотеза, которая прозвучала в СМИ – то, что его убила приемная мать. Так вот, оказывается, она проходила то самое психологическое тестирование, которое планируется сделать обязательным! Возможно, в тот момент, когда проводили обследование, все было еще вполне нормально… Живой человек – существо меняющееся. Вы утром и вы вечером после работы, уставший, – два разных человека. Мне интересно, в этой ситуации, когда стоит подпись конкретного психолога, который обследовал эту женщину или другую, причинившую вред приемному ребенку, и написал, что все нормально, – будет ли этот психолог нести какую-то ответственность за свои слова?
Психологи, сегодня ратующие за обязательное психологическое обследование всех и вся, забывают, что они, поставив подпись под этим заключением, подписывают себе потенциальный приговор. А если понимают, то можно предположить, что они будут чаще и чаще давать отрицательное заключение, что окажется явно не в интересах детей.
Если бы существовал минимально работающий механизм, определяющий, будет ли человек преступником или нет, мы бы им, конечно, пользовались. У нас вместо тюрем стояли бы небоскребы, в них сидели бы волшебные психологи, и они путем несложных манипуляций определяли, – этот конкретный человек совершит преступление. Но в реальности таких механизмов нет.
Нельзя сказать с помощью исследований, будет ли человек неизвестному абстрактному ребенку хорошим родителем или плохим.
Когда мы отправляем на такое обследование всех потенциальных приемных родителей, мы их отправляем играть в лотерею.
Возникает еще один вопрос, на который правильно обратил внимание Совет по правам человека: кто такой психолог? Нигде, ни в каком законе это не описано. Какой у него должен быть диплом об образовании?
У нас нет закона о психологической помощи населению, мы не определили все термины, не понимаем также, какую ответственность несет этот человек за то, что лезет к другому человеку в душу, а уже собираемся принимать закон об обязательном психологическом тестировании.
Кто при отсутствии всех вышеперечисленных данных будет проводить его где-нибудь в селе в далеком регионе? Чаще всего – бывший педагог детского дома, прошедший переподготовку и теперь называющийся «педагог-психолог». Слово «психолог» в названии есть? Есть. Вот он и будет определять судьбу конкретного человека – давать ему ребенка или не давать.
У нас есть закон о защите персональных данных, их нельзя передавать и как-то использовать без письменного согласия человека. Персональные данные – это адрес, телефон, сведения о моей личной жизни и так далее. Когда я прихожу в банк заключать договор, отдаю ребенка в школу и в тысяче других ситуаций я подписываю согласие на обработку персональных данных.
А мои суждения являются персональными данными? Как их защищает тот человек, который собирается меня тестировать? Его обязанность сохранять тайну никак не определена.
Более того, в Москве, когда вы проходите это тестирование или обследование (сейчас оно существует, но по закону – добровольно), ваши данные сразу же отправляются в органы опеки. Вы на них даже посмотреть не успеваете. Получается, неизвестное количество людей узнает о человеке вещи, которые он не готов рассказывать всему свету. Выходит, здесь нарушаются права человека.
Также при обсуждении законопроекта ставился вопрос о введении психиатрической экспертизы – сейчас дается только заключение, что человек не состоит на учете в психиатрическом медицинском учреждении. Потому что здесь как раз можно выявить недиагностированные заболевания и не передать ребенка психически больному родителю.
2. Невозможность переезда опекуна без разрешения органа опеки
Может быть миллион разных вариантов, почему человеку нужно переехать: ему предложили новую работу в другом городе, он собрался учиться, поступил в вуз ребенок, просто накопили денег, решили переехать в лучшее по климату место. Для чего люди едут в крупный город? Тоже понятно, что человек ищет, где лучше. Очень часто ребенок, находящийся под опекой, требует лечения, которое возможно только там.
Или мама, у которой ребенок под опекой, вышла замуж и собирается к мужу в Подмосковье. Но опека говорит: «Сначала мы должны дать разрешение на переезд». А если не дадут? Почему мама должна свою судьбу отдавать в руки чиновников?
Мне на это отвечают: «Опекуны могут переехать в землянки, в дачные домики». Но есть и так уже работающее правило – опекун при переезде сразу же сообщает в органы опеки на новом месте о себе, есть возможность посмотреть, в каких условиях живет семья, если требуется – среагировать.
Согласно законопроекту, опека на новом месте жительства должна дать заключение опеке по текущему месту жительства, чтобы та разрешила переезд. Ничего страшного нет, если вы переезжаете в пределах своего города и области. А вот если человек, допустим, из Магадана переезжает в Калининград? Ему нужно слетать туда, приобрести или снять квартиру, привести туда органы опеки, предварительно создав все условия для ребенка. Потому что органы опеки будут смотреть, поставили вы кровать или не поставили. Никого не волнует, что кровать вы потом привезете с собой, нет кровати – нет заключения, нет разрешения. И пока родитель решает все эти вопросы – с кем находится ребенок? О материальных затратах я уже не говорю.
Фото: unsplash
Когда мы обсуждали на рабочей группе этот законопроект, прозвучало мнение: «Ухудшение условий – если ребенку стало далеко ходить в школу».
То есть для разработчиков «далеко ходить в школу» – аргумент запретить семье переезжать из одного региона в другой.
Какая будет фантазия у органов опеки на местах, остается только догадываться.
Понятно, что Москве и Московской области, куда едут многие – за хорошим образованием для детей, за качественной медициной, будет выгодно на законных основаниях не пускать людей к себе, дав заключение, что квартира недостаточно шикарная, ведь понятно, что чаще приезжающие из регионов в столицу меняют большую площадь на меньшую.
Предлагающийся пункт жестко нарушает права семьи на возможность свободы выбора места жительства. Эта простая мысль до разработчиков не доходит, они говорят: «Мы же детям не разрешаем, взрослые – как хотят». То есть история с детьми под опекой вообще не воспринимается как история про семью, и это – большая проблема.
У нас, кстати, даже в семейном законодательстве не определено понятие «семья». Вот в ситуации законопроекта семья не воспринимается системой, организмом, в который встроен и ребенок под опекой, он воспринимается как нечто отдельное, как тумбочка, которую можно перевезти при переезде, а можно и оставить…
3. Если не хватает квадратных метров
По законопроекту под опеку и в приемные семьи нельзя давать детей людям, которые проживают в домах и квартирах, где на каждого проживающего приходится менее учетной нормы площади жилого помещения.
Что такое учетная норма? Учетная норма – это показатель, по которому в данном конкретном населенном пункте считают обеспеченность жилого помещения. Это термин экономический, потому что следом растет бюджет и очередь на жилье. Это не синоним понятию «жить нельзя в таких условиях». Ситуации бывают разные. Сегодня мы взяли ребенка в одну квартиру, завтра переехали в другую, большей площади. Послезавтра бабушка от нас уехала, или в квартире прописан двоюродный брат, а он живет в другом месте. Но все это никак не описывается, вместо этого – формальный подход.
Вопрос квадратных метров очень удобен опеке – всегда можно формально сказать: у вас квадратных метров не хватает.
Но он ничего не дает детям, потому что квадратные метры никогда ни о каком счастье не говорили.
4. Обязательное сопровождение приемных семей
Когда мы говорим о сопровождении приемных семей, мы представляем себе красивый домик с надписью «Служба сопровождения», куда каждый желающий может прийти со словами: «Мне нужна помощь». В этом домике сидят волшебный психолог, волшебный юрист, волшебный социальный работник, логопед, которые им непременно помогут.
Но проблема в том, что сегодняшнее сопровождение, которое предлагается законопроектом – дело недобровольное. К семье прикрепят еще одного человека, который будет приходить к ней домой, только не раз в полгода, как опека, а чаще, и писать отчеты, спрашивать у вашего ребенка: «Ну как, тебя не бьет опекун или бьет?»
Это я привожу примеры из реальности – такое сопровождение уже существует. В Москве подписано множество договоров о сопровождении, которое становится еще одним инструментом контроля. Весь этот закон – про контроль, про ограничение, не про помощь. Там не прописаны, например, обязанности органов опеки или кого бы то ни было эту помощь предоставлять. Там не написано, что в каждом районе должен быть бесплатный юрист для приемных семей.
Опека даст семье не то сопровождение, которое требуется, а то, которое есть в распоряжении конкретной опеки, и заставит эту «помощь» получать – в рамках закона.
Вам это надо, не надо? Вы даже на этот вопрос не отвечаете. Вы виноваты априори, вас уже контролируют, за вами надзирают. Это не помощь.
Единственное, чем нам удалось смягчить этот пункт – человек может выбирать организацию, которая в итоге оказывает сопровождение.
Но от него отказаться уже не получится.
У нас сегодня по стране – 500 тысяч детей, находящихся под опекой. Значит, это 500 тысяч сопровождений. Сколько это будет стоить бюджету – один вопрос. Другой вопрос, что мы каждый месяц будем дергать 500 тысяч людей, потому что визит сопровождающего психолога – это стресс, ведь психолог пришел не по нашей просьбе помочь, а меня пришли проконтролировать.
Фото: unsplash
И какой толк будет от этого навязанного сопровождения, ведь даже находясь в непростой ситуации, человек не откроется навязанному специалисту. Другое дело предложить, если видно, что нужна помощь, специалиста, давая возможность отказаться, если специалист доверия не вызовет.
Часто, чтобы помочь, матери даже не психолог нужен, а просто няня на пару часов, которая могла бы разгрузить маму, дать ей возможность съездить с документами, просто отдохнуть. Такого на государственном уровне у нас не предлагается, вместо этого семье навязывается психолог, а семья должна подготовиться к его приходу, потратить на него час времени. Это помощь?
Почему еще новый закон принесет детям беду
Этим законом и разговорами вокруг него из приемных родителей делают каких-то странных ненадежных людей, за которыми надо постоянно следить, которые не в состоянии сами определить, можно ли жить в конкретном жилом помещении; можно ли переезжать, не будет ли это плохо для ребенка. Причем все инструменты контроля за замещающими семьями уже есть, но разработчики законопроекта хотят заранее избежать сложностей, а потому действовать не на месте, а по ситуации. Самый легкий выход оказывается – запретить и не пускать.
Мы должны всегда вопрос решать индивидуально в каждой конкретной ситуации, ведь речь о живых людях, о детях, а нам предлагают вместо этого квадратные метры и гиперконтроль.
В результате этого закона снизится количество хороших опекунов и приемных родителей, а неадекватные все равно прорвутся.
Сегодня в постановлении правительства написано, что орган опеки и попечительства «обязан обеспечить прохождение психологического обследования». Но уже сегодня в Московской области это читается как «обязанность родителей пройти тестирование».
Представления о том, что детям в детском доме лучше, чем в семье, казалось бы, давно должны исчезнуть. Странно видеть, что они существуют и транслируются.
В идеале детские дома должны быть закрыты. Детский дом – это то место, где ребенок по недоработке взрослых остался на какое-то время, пока ему ищут семью.
Все считают, что детям хорошо в детском доме, ведь куда бы вы ни приехали, в каждом есть еда, одежда, тепло, игрушки, материально-техническая база. Потому что деньги выделяются из бюджета колоссальные во всех регионах, даже в самых бедных. Но детям для полноценного развития, для дальнейшего встраивания в социум нужна семья. Не придумала природа никакого другого способа воспитания.
Если законопроект будет принят, то у детей в сиротских учреждениях станет гораздо меньше шансов оказаться в нормальной семье.
Но еще есть надежда, что под давлением общественности (а практикующие приемные родители понимают всю несостоятельность предлагаемого) разработчики закона начнут действовать по профессиональной логике, а не по логике бабушек у подъезда, согласно которой сироткам лучше в детском доме, а под опеку детей берут из-за наживы. Это слишком серьезная тема для бытового подхода.
Этот закон вреден, прежде всего, не для опекунов: они взрослые люди, справятся. Прежде всего, он несет беду детям.