“Прикиньте, у меня волонтер — немка”: история Биргит и ее приемных детей

В Россию отправлялась с типичными мифами — “по улицам бегают медведи”

Солнечным августовским днем 1993 года в Шереметьево приземлился самолет из Берлина. 29-летняя Биргит фон Эзен, выпускница Гейдельбергского университета — старейшего и одного из самых престижных в Германии, с двухгодовалой дочкой Яной переехала в Россию. “У меня в этом году серебряная свадьба с Москвой — 25 лет” — с улыбкой и не стираемым годами акцентом говорит Биргит корреспонденту “Правмира”, сидя на ажурной скамейке в сквере возле Третьяковской галереи.

Первый раз в Москву Биргит попала в 1986-ом году. Тогда вместе с группой студентов-переводчиков она приехала в Россию как турист. За три недели их автобус объехал Москву, Санкт-Петербург, Киев, Ялту и другие города. С советскими гражданами особенно не общались — такие условия в то время. Как и большинство ее сокурсников, она отправлялась в Россию с типичными мифами — “это страна дикая”, “люди ходят в шубах круглых год, лета не бывает вообще”, а “по улицам бегают медведи”. Но Биргит всегда считала себя бесстрашной и русский язык тоже выбрала из-за желания освоить что-то сложное и интересное.

Итальянский казался скучным, французский уже знала, а китайский и арабский изучать не хотела. Университетские преподаватели тогда с трудом нашли литературу на русском языке. Газета “Правда”, откуда студенты брали политические статьи для перевода, иногда продавалась на вокзалах.

В 90-м году Биргит и еще восемь девушек-переводчиц вновь приехали в Россию уже на полгода — это была программа обмена студентами с Московским государственным лингвистическим университетом имени Мориса Тореза.

Биргит помнит, как вместе с друзьями стояли в очереди под дождем в единственное в Москве кафе — “очень нехорошую пиццерию” на Китай-городе. Однажды они зашли в огромный гастроном на Таганской площади, но там вообще ничего не было — только одна упаковка прокисшего молока. И так всю неделю. Основной рацион немецких студентов полгода состоял из картошки и кефира.

—  Да, тяжело, но в этом есть что-то крутое. Когда с другими студентами такое переживешь, это очень сплачивает, — отвечает Биргит на вопрос, а что же их тогда здесь так держало. — Мне же легко было: я знала, что в любой момент смогу взять чемодан.

Биргит

Но держала еще одна “причина”. Будущий муж Биргит тоже был студентом-переводчиком. Они решили, что теперь в Германии или в России точно будут вместе. Через полгода после возвращения в Германию Биргит родила первую дочь Яну. Отец увидит ее только через три месяца, когда Биргит по туристической путевке приедет на неделю в Москву. Так они и жили последующие два года — редкими встречами в Москве или в Германии. Все это время они искали работу для мужа в Германии, но случайно Биргит нашла вакансию в России для себя. В немецкое представительство компании “Пройссаг” искали ассистента начальника. Договор заключили на три года.

Дома разговаривали чередуясь: Биргит по-немецки, муж по-русски, и наоборот

Компания дала служебную квартиру — маленькую однушку чуть больше 30 метров возле Даниловского рынка. Дочку отправили в садик, правда, тогда она по-русски не говорила ни слова и училась уже на практике. Дома же разговаривали чередуясь: Биргит по-немецки, муж по-русски, и наоборот.

—  Знания у меня были в основном теоретическими. Помню, как на работе зазвонил телефон, а я от страха взять спряталась под столом, — смеется Биргит. — Поначалу ничего не могла понять.

Биргит помнит танки на улицах и “Лебединое озеро” по телевизору. Помнит, как бегала на почту, чтобы заказать звонок в Германию — иногда ждать приходилось по 3-4 часа.

Трудовой договор продлили, в мае 97-го родилась вторая дочь Тоня, а еще через три года — третья, Ксения. Декрет и параллельная дистанционная учеба на мастера бизнес-администрирования помогли Биргит легко пережить сокращение в 2001 году. А вскоре найденная работа в Ассоциации Европейского Бизнеса познакомила ее с будущим работодателем-голландцем. Это было молодое консалтинговое агентство, которое помогало иностранным компаниям развивать бизнес в России. Коллектив уютный — меньше 10 человек, клиенты из разных стран, Биргит даже пришлось освоить португальский и покататься в командировки в Бразилию.

В какой-то момент ее жизнь в России перешагнула границу адаптации и приняла естественный ход. Работала, в выходные — музеи, кино или встречи с друзьями. С мужем Биргит рассталась, но они остались друзьями и общаются до сих пор. Новый год Биргит с дочками часто встречали в Германии, там же проводили и летние каникулы. Дети ходили в школу. Школьное образование в России Биргит хвалит за его многогранность, и хотя советский подход к изучению английского языка называет неудачным, ее дочкам повезло с учителями и с генами родителей-переводчиков. Получать высшее образование девочки уехали в Европу: Яна училась в Англии и сейчас живет в Германии, Тоня год работала в Канаде, сейчас учится в Швеции, младшая Ксюша тоже выбрала Англию.

—  Так они сами решили. Не буду же я им препятствовать. На самом деле, очень горжусь тем, что они такими самостоятельными выросли, — объясняет Биргит.  — Я не понимаю способ воспитания, когда детей “нянчат” и после совершеннолетия. А еще — одна бабушка, другая, и тети со двора, которые вмешиваются и указывают, что шапку надо надеть. Очень бесит, что любая женщина на улице знает, как воспитывать твоего ребенка.

“Видеть, что у ребенка глаза загорелись, хотя он не может говорить, — это очень круто”

В 2016-м, после 13 лет работы в консалтинге, Биргит уволилась — кадровые перестановки, несогласие с начальством. Требовался перерыв, чтобы понять, куда двигаться дальше.

—  Мне тогда в голову пришло позаниматься пару месяцев волонтерством, — рассказывает Биргит. — Фонд “Подари жизнь” был единственной благотворительной организацией, которую я знала. Но я сразу понимала, что ходить по больницам не смогу — буду плакать вместе с детьми. Поэтому делала для фонда переводы с русского на немецкий и искала еще места, где могу быть более полезной.

Познакомилась с фондом “Я есть”, стала ходить в детские интернаты. Брала коляски с самыми тяжелыми детьми и гуляла по территории. Однажды в плохую погоду просто покатила малыша по коридору и тот завизжал от счастья. “Видеть, что у ребенка глаза загорелись, хотя он не может говорить и еле двигается, — это очень круто” — признается Биргит потом.

А чуть позже в ее жизни появился фонд “Волонтеры в помощь детям-сиротам”. Биргит стала другом семьи, где мама-одиночка проходила курс лечения, а двое ее детей, мальчик пяти лет и десятилетняя девочка, иногда нуждались в помощи. Биргит водила их гулять и в школу, помогала с документами. Мама благодарила, детей же забавлял ее акцент.

Вскоре Биргит заинтересовалась программой наставников, прошла курс подготовки — волонтерство затягивает. “Своего” ребенка, 13-летнего Дениса, она впервые увидела на встрече волонтеров и детей в детдоме во Внуково. Оба стеснялись при первом разговоре — Денис незнакомку с акцентом, Биргит — своей неопытности в общении с ребятами из детского дома и незнания их психологии. Весь следующий месяц по выходным Биргит ездила к нему как наставник и пыталась с ним наладить контакт: поговорить, погулять, помочь по учебе. Друзьям Денис хвастался: “Прикиньте, у меня волонтер — немка”.

Чуть позже Биргит будет бороться с его потребительским отношением ко всему, в том числе к ней, и спрашивать:

И как только их общение стало доверительным, Дениса с братом-двойняшкой Артемом и младшей 12-летней сестрой Викой забрали в семью.

“Когда я сказала им, что хочу взять их в семью, у всех загорелись глаза”

—  Для меня это был шок, — вспоминает Биргит. — Думала, ну ладно, может, и хорошо. Не хотела сразу становиться наставником у другого ребенка, решила передохнуть. И вдруг через месяц звонок от куратора из фонда: “Биргит, детей вернули”. Как оказалось, та семья была не очень подготовлена. Конечно, это был большой стресс для детей, их взяли и просто вернули как не подходящих. И с одной стороны, мне было грустно, но с другой, честно сказать, я обрадовалась. Тогда у меня только Денис был. У Вики и Артема свои волонтеры. Параллельно мы пробовали найти им другую семью. Звонили откуда-то из Сибири и я представить не могла, что они уедут так далеко. А однажды был странный звонок: люди хотели иметь 20 приемных детей, и три места у них еще были свободны. Чем это отличается от детского дома? Тогда уже у меня все перешло в стадию, что хочу всех троих в свою семью навсегда.

Тогда Биргит написала в Министерство образования. И когда через месяц пришел ответ “можно”, Биргит соскочила со стула и бросилась звонить куратору из фонда.

—  Школу приемных родителей я начала проходить еще раньше, просто “для себя”. Не было мысли, что реально она понадобится когда-то. Но самое смешное, что я первая из выпускников взяла детей. Все тогда удивились.

Биргит поддержали дочери. Обрадовалась и старшая 28-летняя сестра братьев и Вики, Биргит с ней и сейчас общается довольно близко. После всех разговоров следовал, пожалуй, самый главный шаг — получить согласие ребят. До этого Биргит решила провести день с Артемом и Викой по отдельности. С Артемом готовили дома курицу, а потом поехали на футбол — болеть за “Спартак” А с Викой осветлили кончики ее волос и испекли морковный торт, который отнесли потом в детдом.

—  Когда я сказала им, что хочу взять их в семью, у всех загорелись глаза. А Денис на следующий день после разговора прислал только: “Можешь написать отказ, я к тебе не приеду”. Я была в растерянности. Поговорила с нашим куратором. Реакция такая вполне понятна, я просто не была подготовлена. И потом написала Денису очень длинное сообщение в “Вконтакте”, где по пунктам разложила все его страхи и объяснила что на его месте мне тоже было бы страшно, и как все будет на самом деле. Пару дней была тишина, а потом Денис ответил “Я согласен”. Я была счастлива.

На этой фразе Биргит прогоняет с лица внезапную слезу и начинает широко улыбаться. Так, в январе 2018 года она стала мамой шестерых детей.

“Дети стали мягче. Они делают или не делают что-то, чтобы не обидеть меня”

А дальше начался стандартный путь адаптации, в котором и радость обретения друг друга, и слезы, и страх.

Первые полгода вся троица сидела на домашнем обучении — к ним приходил репетитор по русскому и математике. Так они догоняли программу.

Главный воспитательный принцип Биргит в отношении как кровных, так и приемных детей — не навязываться, пусть дети учатся самостоятельности. Вместе того, чтобы заставлять их читать книги, она подходит к книжной полке, берет том и садится читать сама, для себя.

—  Иногда чувствую себя как последняя мегера, мне это очень не нравится. Не люблю кричать и заставлять их что-то делать. Помню, с Артемом должны были поехать к врачу, а он от меня убежал на улице — ну, я за ним. Или у нас есть правило — в летнее время в 22.00 все должны быть дома. Однажды мальчики пришли позже, не послушались, и я их не сразу пустила. К сожалению, приходится иногда быть жесткой. Но за эти девять месяцев дети стали мягче. Я часто вижу, что некоторые вещи они делают или не делают, чтобы не обидеть меня. Терпеть не могу, когда я что-то готовлю на обед, а они говорят: “Ой, я не голодный, я буду через час”. В детском доме же у них еда всегда стояла. А сейчас слышу: “Да, давай вместе”. Я знаю, что им особо и не хочется, но они знают, что для меня это важно.

Всем потенциальным приемным родителям Биргит советует две вещи — чувство юмора и хорошую доля пофигизма. Они точно помогут, особенно в общении с подростками.

Иногда Денис, Артем и Вика спрашивают о Германии, и Биргит рассказывает про свою школу и двухэтажный кирпичный дом, в котором жила в детстве, о родном городе Бремен, хорошо знакомом советским школьникам по сказке братьев Гримм.

Обычно со своими немецкими друзьями, с которыми в 90-м году Биргит училась в Москве, она встречалась в Германии, когда летом приезжала на отдых с дочерьми. В этом году поездка не получилась, зато друзья приехали  в Россию и познакомились с Денисом, Артемом и Викой. А в сентябре Биргит с ребятами отправились в Испанию — на свадьбу старшей дочери Яны, где собрались все родственники. Это был их первый масштабный семейный праздник.

—  Если дети захотят потом жить в Германии — пожалуйста. Но я возвращаться туда не собираюсь. Я люблю Россию, это моя страна, хоть меня и не все здесь устраивает. Но мне нравится московский ритм жизни, гибкость, которую постоянно надо проявлять — твердо говорит Биргит.

В этот момент сотрудники Гормоста начинают мыть фонтан. Брызги летят на сидящих. “Спасибо за предупреждение” — уходя из сквера, иронично бросает им Биргит и продолжает:

—  Не могу сказать, почему я взяла ребят. Некоторые говорят, что так я скучаю по своим детям. Но вовсе не поэтому. Просто влюбилась, наверное. Мне нравятся дети, и они не должны жить в детском доме. Пока дети в детском доме, ты им особо не поможешь. И то, что в России каждый по заявлению может сдать ребенка в детдом — это просто кошмар. Дети при живых родителях вырастут в детском доме, а поскольку у родителей сохраняются родительские права, детей нельзя устроить в семью. Практически каждый день бывают моменты, когда мне становится страшно, но побороть чувство страха — в этом что-то есть. И всегда же есть помощь от других родителей. Сообщество приемных родителей — это поддержка, которую нельзя недооценивать. К ним можно обращаться с абсолютно любыми проблемами и вопросами, а иногда просто за добрым словом.

Со стороны история Биргит кажется очень красивой, даже глянцевой. Новые знакомые и журналисты спрашивают: “А почему вы не уехали, если ваши дочери здесь не живут, что вас держит? И зачем вам трое приемных детей?” Но, кажется, жизнь Биргит — это пример того, как человек следует “своему пути”, когда на личный выбор влияет интуиция и ощущение “правильно/неправильно”, а вовсе не мнение окружающих. И в этом — ответ на все вопросы о жизни Биргит в России и приемных детях.

— Понимаете, видимо, у меня нестандартное мышление. Я недолго думаю, а быстро делаю и живу уже с тем, что есть.

Я хочу, чтобы мои дети жили полноценной и счастливой жизнью, как можно больше узнали, имели увлечения и сами могли для себя решить, что им хочется, а что не очень интересно. То есть были личностями, которые умеют принимать решения, чтобы выбирали свой путь.

Я не уверена, что у нас будет контакт после того, как им исполнится 18 лет. С моей стороны да, но вдруг они не захотят… Надеюсь, что им тоже будет надо, но не нужно к чему-то обязывать, тем более к благодарности. И было бы неестественно, если бы они сейчас называли меня “мамой”. У них была хорошая мама и память о ней очень живая. Второй мамой я быть не хочу, я просто Биргит.

Надежда Прохорова

Фото: Ираклий Пицхелаури / фонд “Волонтеры в помощь детям-сиротам”