Во время учебы в Сколково Дарья создала фонд целевого капитала «Социальные инновации», который поддерживает проекты людей старшего поколения, и получила поощрительный взнос от фонда Потанина.
«Приходите, будет весело»: как не превратить благотворительную акцию в тусовку
– За последние пять лет, по данным ВЦИОМ, 69% населения хотя бы раз принимали участие в благотворительности. Мы стали милосерднее?
– Многие люди считают, что, если они идут по переходу метро и кладут бабушке монетку, они участвуют в благотворительности. Но совсем немногие понимают, что такое профессиональная благотворительность, и помогают сознательно, а не под воздействием порыва. Подписаться на рекуррентные платежи, выбрав из ста фондов те, что понравились, – сложная история.
– Мне попалось видео, где известный актер просит людей подписаться на автоматические ежемесячные взносы по сто рублей. По его словам, для каждого из нас эта сумма смешная, а для благотворительности – достаточно. Действительно так?
– Конечно. Представьте, десять тысяч человек по сто рублей в месяц – это миллион. Работает на большие охваты, и многие НКО сейчас меняют стратегию и начинают взаимодействовать с частными пожертвованиями. Более устойчиво, когда у тебя много сторонников, которые помогают по чуть-чуть, но регулярно. Хуже, когда у тебя три крупных «донора» и ты боишься, что в следующем году они передумают жертвовать.
– По той же статистике, нерегулярно благотворительностью занимаются в основном россияне в возрасте 35-44 года (24%). Как правило, это состоявшиеся люди, имеющие регулярный достаток. Как выйти на эту аудиторию?
– Последние три-пять лет быстро развивается корпоративное волонтерство. Часто для сотрудников это смесь развлечения и полезной деятельности. Мы используем эту возможность – например, делаем с разными компаниями сборы товаров для городских НКО. Несколько лет подряд в аэропорту Пулково мы проводили с сотрудниками компании мастер-классы, на которых изготавливали новогодние сувениры. Потом проходила ярмарка «Добрый аэропорт», и эти сувениры были дополнительной продукцией, которую фонды выставляли за пожертвования.
Работники аэропорта активно включались в мастер-классы, а на ярмарке из любопытства искали свои работы или работы коллег.
– Однажды я участвовала в благотворительном забеге, в котором принимали участие сотрудники компании. Они предварительно вносили необходимую сумму и бежали на самом маленьком участке в 2,5 километра. Приносят ли реальную пользу такие забеги?
– Здесь неясно: это была действительно благотворительная акция или день здоровья с дополнительной ценностью? Мне кажется, что люди, которые участвуют в таких мероприятиях, не всегда осознают благотворительную роль. Они думают: «Будет весело», «Классно, потусим со своими», и всё. Если мы делаем корпоративное благотворительное событие, наша задача определить – как донести людям идею, что это все вокруг благотворительности. Не просто пришел и пробежал, а, например, внес свое пожертвование, а компания его удвоила. Можно показать тех, кому нужна помощь: «А вот ребята стоят, которым ты помогаешь. Они расскажут тебе, как они работают с незрячими гидами». Или: «Пройди полосу препятствий с завязанными глазами, почувствуй, как меняется восприятие».
– Важно «выработать» привычку у людей – регулярно участвовать в благотворительных мероприятиях, помогать деньгами НКО, так?
– Даже не привычку, а помочь увидеть людям интерес и пользу для себя. Я верю, что люди сознательны и рационально-эмоциональны. Привычка не возникнет на эмоциях. Это, наоборот, будет в минус. Важно, чтобы она возникала рационально: когда я понимаю, почему мне от этого хорошо.
Как выиграть в Сколково один из пяти целевых капиталов
– Дарья, как вы попали в благотворительность? Где для этого нужно учиться?
– Я ужасно хотела путешествовать, но не была за границей до 19 лет. Когда приехала в Петербург учиться на лингвиста, одногруппница мне рассказала, что можно волонтерить за рубежом вплоть до Африки. Мой молодой человек нашел организацию, которая занималась отправкой в международные волонтерские лагеря. В результате мы поехали в маленькую деревню в Испании и провели там три недели в качестве волонтеров. В проекте было 15 ребят из разных стран и 15 испанцев, мы работали с пожилыми людьми и с маленькими детьми. Потом побывали еще в паре стран.
Нашей задачей было «to energize the population» (зарядить энергией местное население). Летом у школьников каникулы, а взрослые работают в городах. Нам нужно было по утрам организовывать летнюю школу для детей, заниматься с ними. А вечером – активности для всего населения: фестивали на площади, томатную вечеринку, игры в бассейнах.
Во Франции мы восстанавливали старые каменные террасы для виноградников, сеяли виноград и сливу. Потом вернулись в Питер и познакомились с другими ребятами, которые ездили в подобные проекты. Почувствовали, что и здесь надо сделать что-то подобное – и решили создать организацию «Чемодан добрых дел». Начали делать лагеря для иностранцев и русских, отправляли ребят в волонтерские проекты в 60 разных стран. Организовали волонтерскую деятельность и в Питере: например, делали генеральную уборку в квартирах одиноких пожилых людей вместе с Комитетом по соцзащите Калининского района.
В результате после университета мне захотелось работать в той же сфере, и я оказалась в Центре развития негосударственных организаций. Там была менеджером первой благотворительной питерской ярмарки. Делала ее вместе с командой фонда «Добрый город Петербург» – так и осталась в нем.
Ярмарка «Добрый аэропорт». Фото: dobrygorod.spb.ru
– Недавно вы учились в Сколково. Что это за программа?
– В Сколково я попала на программу фонда Владимира Потанина. Это практикоориентированная программа, задача которой спланировать свой проект и поставить себе KPI (ключевые показатели эффективности). В первые шесть дней были бомбические преподаватели! Они давали материалы, по которым я исписала всю тетрадь. Я до сих пор использую эти материалы, цитирую, выступаю с этими кусками презентаций. Меня это так впечатлило! Программа продолжалась полтора года. Это был эффект другого мышления. Ты приезжаешь – а там везде успешные, классные и свободные люди. Рубен Варданян, Вероника Зонабенд и другие, с уникальным опытом, своей позицией и картинкой мира… Это люди, у которых не существует преград и предрассудков. Возникает ощущение незашоренности: ты выходишь, и оказывается, что мир гораздо больше и шире, возможностей много, а ты просто не под тем углом на это смотрела.
– Какой проект вы придумали после Сколково?
– Мы зарегистрировали фонд целевого капитала «Социальные инновации», нашли первых двух доноров и недавно узнали, что фонд Потанина по итогам защит проектов выбрал пять целевых капиталов, куда они сделают поощрительный взнос. В том числе –наш фонд. Для меня это история из разряда сказки-фантастики. И это не ситуация, когда – всё, теперь мы живем в шоколаде. Это новый, еще более высокий вызов, серьезная планка – потому что мы продолжаем оставаться маленьким региональным фондом и целевой капитал нужно развивать дальше.
– Что это такое, «целевой капитал»?
– Целевой капитал – это несгораемая сумма, которую ты получаешь от инвесторов в виде пожертвований. Ты ее собираешь и отдаешь управляющей компании. Вы вместе планируете, как она этими деньгами будет управлять: инвестировать в акции, покупать и продавать валюту, инвестировать в Пенсионный фонд. Раз в квартал ты получаешь отчет, и раз в год или в два года можно снимать сумму, приращенную сверху. А доход направляется на благотворительные программы, для которых целевой капитал был создан. Наш первый целевой капитал заложен на поддержку людей старшего возраста, которые хотят сделать себе и своему окружению благо, на их социальные проекты.
Вы будете вязать носки – а мы их продавать в интернете
– Почему вы делаете фокус именно на старшее поколение?
– Старшее поколение – это ресурс, который можно задействовать, вовлекать и который способен менять качество жизни. Программы инвестиций государства направляются на медицину, уход; но хороший уход, в случае, если человек стал лежачим, не означает, что у всего старшего поколения нормальное качество жизни. Очень важна занятость – волонтерская, профессиональная, досуговая, наличие социальных связей, уровень образования и возможность получать дополнительные навыки, дружелюбная среда. Причем независимым и успешным пенсионерам не нужно, чтобы пришли люди и сделали что-то для них. Они очень чувствительны к качеству продукта, не готовы потреблять всё, что дают.
Нужно знать, какие формы понятны этим людям, ты не можешь прийти и сказать: «У нас проект, цель которого – развивать социальные связи…»
Ты приходишь к бабушкам, которые ходят при районном клубе в кружок вязания, и говоришь: «Мы придумали проект: вы будете вязать носки, и мы вместе будем их продавать на интернет-платформе». Классно? Классно!
Можно подсказать, как самим пенсионерам организовать что-то. Например, с моими родителями в городе Миассе Челябинской области мы сейчас обсуждаем идею клуба. Я говорю: «Давайте вы сами для себя сделаете проект. Ты, папа, любишь фотографию – будешь фотографии учить. Мама умеет делать хенд-мейд вещи, она будет учить, как изготовить цветы из фоамирана. Наш друг сидит в интернете и может объяснить, как найти в сети все. Знакомая обожает лекарственные травы. Что для этого нужно? Помещение. Придите в библиотеку и попросите».
Здесь необходим именно импульс. Получится – прекрасно, нет – все равно отличный опыт, новые знакомые.
– Какие проекты вас особенно впечатлили?
– Очень милыми мне кажутся проекты из Республики Коми. Есть деревня Сёльыб, где люди создали этнографический музей. Энтузиасты собирали по чердакам разную утварь, описали и сделали ее историю. В деревне Медвежья построили музей на отдельном пятаке. Ключи есть у пяти людей – держат его всей деревней. К ним ездят с экскурсиями из города.
Еще нравится здесь, в Петербурге, история про домашний карвинг. Карвинг – это когда вырезаешь из овощей и фруктов растения, цветы, фигуры. Однажды мы с коллегой пришли на форум «Старшее поколение» и увидели красивых женщин в шляпках, творящих овощное волшебство. Мы рассказали им про наш конкурс, и руководитель проекта Любовь Викторовна Васькова заинтересовалась. В результате она получила грант, сделала школу карвинга. Мы сдружились и стали с ней работать постоянно, включили курсы карвинга в наш новый проект. За шесть лет она обучила около 800 женщин! Некоторые из них были с инсультом или травмами, а карвинг как раз укрепляет моторику. Десять женщин обучились и начали сами учить карвингу. А все началось с одного человека!
Занятия «Домашний карвинг» в рамках программы «Активное долголетие». Фото: dobrygorod.spb.ru
– Как вы находите людей с проектами?
– У нас есть конкурс, по результатам которого люди получают грант или деньги. Там четкие и прозрачные условия. Мы работаем с НКО, инициативными группами или лидерами и их проектами. Эксперты по разным критериям оценивают эти проекты. Иногда вместо гранта мы даем оплаченного менеджера, который сопровождает проект. Например, в деревне Пеники Ломоносовского района люди возрождают ягодный совхоз. Они хотят сажать там ягоды и делать варенье. Они могли от нас получить грант, чтобы посадить саженцы. Вместо этого с помощью нашего менеджера они соберут на краудфандинговой платформе ту же сумму, но плюс о них узнает много людей, это будет классным пиаром. Я горжусь, что мы стали так делать. Мне кажется, это эффективно.
– В каких регионах России проекты получали гранты от «Доброго города Петербурга»?
– Сейчас это одиннадцать регионов в Северо-Западном и Центральном федеральных округах. Мы думаем, что через десять лет это будут все города и поселки России.
Почему в НКО идут молодые женщины
– Сотрудницы вашего фонда – в основном молодые женщины. В последнее время сфера благотворительности и НКО заметно «помолодела». С чем это связано?
– Мне кажется, это характерно для нового поколения. Люди стали более остро реагировать на ценности, атмосферу, социум. А в Петербурге вообще очень много неземных и тонких юных натур, осознанной интеллигенции. Мы часто работаем с темами, которые интересны молодым. Например, урбанистика. Легче объяснить молодежи, что такое социальный проект, чем взрослому человеку, который в юности с этим не сталкивался.
– Но в благотворительных организациях работают в основном женщины?
– Да, у нас коллектив чисто женский, но это не специально. Так получается, потому что, во-первых, от взрослых мужчин очень часто встречаешь отношение из разряда: «Я сейчас вас научу». Сложно перебороть российские стереотипы. Мужчинам психологически трудно быть в организации, где управление у женщины, тем более молодой. Во-вторых, причина в зарплатах. Они у нас не очень большие… А женщины чаще согласны на те финансовые минусы, которые есть в нашей работе, и легче приспосабливаются, больше эмпаты.
– Изменились ли ваши представления о благотворительности за время работы в этой сфере?
– Изначально я представляла себя богатой бизнесвумен, которая каждый месяц отдает на благотворительность 100 тысяч рублей. Для меня именно это входило в понятие «заниматься благотворительностью». Сейчас я ощущаю себя нормальным грамотным менеджером. Я отдаю свои деньги не напрямую, а косвенно: работе в бизнесе предпочитая работу в фонде. Я знаю, что у меня здесь меньше зарплата, но у меня есть другие мотивации.
– Например, какие?
– Наш фонд – институт развития, мы про будущее, про жизнь, про то, где движ.
Наша задача – найти активистов, лидеров. Они делают проекты, а ты от этого дико заряжаешься.
Нам повезло работать с людьми, которые… настоящие. Они верят и делают. Это самое крутое!
– Работают ли в НКО современные «внутрикорпоративные» схемы управления?
– Почему бы нет? У нас очень классная внутренняя политика: гибкий график, устойчивое управление, супервизии, работа команды и директората – мы регулярно собираемся и вместе обсуждаем решения. У нас проходят корпоративы, мы празднуем наши достижения потому, что это важно – не только ставить цели и достигать их, но и уделять время празднику.
– Много ли сил и энергии тратится на работу?
– Я стараюсь четко держать баланс: мне не нравится быть диким фанатиком в работе. Я рада, что у меня работа не на первом месте. Сейчас на первом месте – семья и здоровье, хотя все равно работа в топе. Пять лет я была директором фонда «Добрый город Петербург», теперь – директор по фандрайзингу. Я за преемственность. Мне кажется, хорошо, если у организации не 50 лет один человек у руля, а есть механизм передачи лидерства.
Фото: Надежда Дроздова