Какая проблема сейчас в Русской Церкви основная? На что нужно обращать внимание, о чём дискутировать и к чему призывать? Размышляет Андрей Десницкий.
Фото Анны Гальпериной
Есть такая народная шутка про бабу, которая у соседки взяла котел и вернула его треснутым. И вот она оправдывается: «да вообще не брала я этого котла, и вернула тебе его целым, да он и с самого начала треснутый был!» Запутывается в неуклюжих своих оправданиях, и всем понятно, что она и виновата, а даже если скажет теперь правду — ей уже не поверят. Казалось бы, чего проще признать очевидное — возникшую трещину — и подумать, как теперь урегулировать ущерб. Но нет, гордость не позволяет…
В христианстве меня всегда очень радовала эта возможность быть слабым, неуспешным, виновным — и получать силу, успех и прощение безо всякого обмана, не по заслугам, а просто так. Другие религии и философии с их неумолимой кармой или расплатой за грехи настаивают на строгой отчетности и ответственности, а тут сразу, без предварительных условий: сила Божия в немощи совершается, всякий грех прощается покаявшемуся.
Конечно, этим нередко злоупотребляют. Есть у Лескова гениальная повесть «На краю света»: когда сибирские язычники услышали от православных миссионеров проповедь всепрощения, то крещение приняли самые негодные из них. Еще бы, свои божества строго накажут за грехи, а христианский прощает всё и сразу, стоит только нагнуть голову под руку этого русского шамана! Очень удобно: иди и опять вытворяй, что хочешь, а потом снова на очистительный обряд.
Понятно, что миссионерам в данном случае совсем не удалось объяснить язычникам, что такое покаяние… но ведь и в наши дни мы видим множество подобных истории среди людей, искренне считающих себя христианами.
Но еще чаще видим, как люди этой возможностью просто не пользуются, хотя и к таинствам приступают, и покаянные молитвы все вычитывают, как положено. Но это форма, а вот чтобы признать собственную слабость, неуспешность, несостоятельность… Да как же такое можно допустить!
Начну издали, с исторического примера. Недавно перечитывал первые тома «Красного колеса» Солженицына, о жизни России накануне революции. Очень актуальная книга, она описывает детально и подробно состояние общества и государства внешне цельной и мощной империи накануне краха. Власть слаба и нерешительна, но не хочет в этом признаваться, не хочет делать выводов из военных поражений и признавать очевидное, она пытается править страной, как ей удобно и привычно… а оппозиция, прекрасно сознавая слабость и лицемерность власти, хочет только одного: высказать ей всё, что накопилось, унизить ее, свалить, уничтожить. И никакого диалога, треснутый котел уже не починить, да и не важен он никому. Одна сторона упорно не видит трещины, другая хочет его вдребезги разбить. И каждой важнее всего — своя правота.
Ничего не напоминает из новейшей политической истории? Никаких аналогий, грозных предупреждений? Даже не буду называть имен, не буду приводить конкретных фактов, но практически вся политическая риторика последнего времени строится примерно по той же модели. Что власть, что оппозиция согласны в одном: в непризнании собственных ошибок, своей слабости и неправоты. Не тот народ им достался, не та страна, и вообще не тот глобус, слишком много на нем коварных врагов. Вот если бы не они, мы бы тогда — ух! Мы то, уж ведь мы-то самые-самые! И котел точно не мы разбили.
А ресурсы понемногу иссякают, и главнейший из них — человеческое терпение. Как сказал один древний китайский мудрец, государству трудно существовать без оружия, еще труднее — без продовольствия, но без чего ему совершенно невозможно выжить, так это без уважения собственных граждан.
Впрочем, что жаловаться на политиков, они играют по своим правилам… Очень похожие впечатления возникают от внутрицерковной риторики: все гордимся собственными достижениями и ищем врагов, а трещин старательно не замечаем.
Обсуждаются, к примеру, вопросы о допуске к причастию и о регулярности исповеди. Нужное обсуждение, важные документы, что и говорить. Только опоздали они лет на двадцать. Это тогда, в начале девяностых, в храмы потекли толпы людей, совершенно ничего не знавших о церкви и христианстве, и нужно было как-то эти толпы упорядочить, ввести бурный поток в берега. Да просто стены нужно было восстановить, чтобы было, где молиться — и вот с этой задачей вполне успешно справились. Ну, и с регулярностью исповеди и причастия, с вычитыванием молитв и постными днями тоже как-то разобрались, хоть и не везде одинаково.
А что сегодня? Давайте честно признаем очевидное: спустя четверть века «церковного возрождения» желающих приступить к таинствам в православных храмах нашей страны — считанные проценты от населения. Мы даже не знаем точно, хотя статистика причастников ведется в каждом монастыре и приходе, но данные эти не публикуются — может быть, именно потому, что они стали бы ушатом ледяной воды. Каждый праздник мы довольствуемся приблизительными полицейскими оценками (как они считают народ на митингах, мы знаем), и считается-то общее число захожан, не более. Да и с этим числом уже вполне сравнимо количество мусульман, посещающих мечети в дни праздников мусульманских, их в Москве становится как раз всё больше с каждым годом. Зато на вокзалах, куда приезжают они, их встречает триумфальная песня: золотые купола, звонят колокола… Не по нам ли они тогда звонят?
Ругаем бездуховный Запад — а если посмотреть статистику, окажется, что во многих католических странах Европы (Италия, Ирландия, Словакия) в рядовое воскресенье храмы посещают не менее трети жителей страны. На Мальте — три четверти, а в Польше, которая тоже совсем недавно была коммунистической — две трети. Двое из трех поляков в рядовое воскресенье идут в костел! Вот, наверное, где нужно строго следить, чтобы к причастию не подошли лишние, случайные люди. А у нас скорее следует всеми доступными средствами людям объяснять: что хорошего у нас есть в храмах, зачем им вообще туда приходить и что такое это самое причастие. Не барьеры ставить, а приглашать.
Это не значит, конечно, что в Европе все замечательно (есть и страны, где статистика похожа на нашу, например, Эстония). И точно так же это не значит, что надо немедленно забыть обо всех канонах и отменить любые ограничения для причастников (такое есть у многих западных протестантов, впрочем, там и причастия в нашем понимании не существует, а только «воспоминание»). Все эти правила нужны и важны, как… правила противопожарной безопасности, например. Но это явно сейчас не главное.
И если сейчас церковная проповедь внешним сводится в основном к объяснению, как у нас всё хорошо и правильно устроено и какие мы вообще замечательные, если сейчас первое, с чем сталкивается пришедший — придирчивый фейс-контроль, значит, мы, на мой взгляд, совершенно не хотим признавать очевидное: жатвы много, а делателей катастрофически мало, и делатели эти в основном меряются крутизной собственных серпов, составляют всевозможные списки правильных и неправильных православных. И обсуждают, кого можно приглашать на жатву, а кто не достоин.
Поневоле представишь себе, как лет через пятьдесят живет некий православный то ли в Московском Халифате (найдите на современной карте мира Александрию), то ли в подчеркнуто светской республике, где и на улицу в облачении не выйдешь (найдите Антиохию) и размышляет: как же это так, что же мы упустили? Вроде, и правила все соблюли, и недостойных не пускали, и с врагами боролись, и силу свою, где могли, показывали… Что же пошло не так? Почему Господь так явственно явил нам нашу собственную немощь?
Может, потому, что сами ее признать не захотели?