«Я честно велась на все уловки»
Елена, 21 год, студентка психолого-педагогического факультета МПГУ:
— В первый раз я поехала в лагерь после второго курса университета — Геленджик, море, дети возраста младших братьев. Никаких проблем с ними, кроме гигиенических. Нужно было контролировать, чистят ли зубы, умываются ли, расчесывают ли волосы. Даже 11-летние дети могли по три дня не менять трусы и футболки со словами: «У меня же больше ничего нет». Аккуратные пакетики, которые заботливо сортируют в чемоданы мамы, дети не трогают. Но все равно смена с малышами мне понравилась.
Мальчик, который сел мне на шею
Осенью я поехала работать в правительственный лагерь для сложных подростков. Не подозревала, как может быть тяжело с теми, кто младше тебя на три-четыре года.
Так вышло, что инструкции от психолога мы получили на второй день смены. «Укладываем в 22:30, телефоны на ночь забираем, поблажек не даем. Разница в возрасте может быть меньше трех лет, общаемся на вы. Иначе здоровые пацаны сядут на шею, пойдут влюбленности». Половину этих правил я успела к тому моменту нарушить.
17-летние юноши и девушки почти не соблюдали субординацию. Некоторые обращались уважительно: «Елена Владимировна, все сделаем». Кто-то называл Еленой. Но высоченные лбы под два метра регулярно пытались тыкать: «Леночка, давай без этого, какая зарядка, ты серьезно? Посмотри на меня, Лен, на какое бисероплетение я сейчас пойду?»
Самым обидным проколом была история с Гошей. 16 лет, абсолютно закрытый парень. Приехал в лагерь с братом на год младше, тот тоже был в моем отряде. Младший был противоположностью Гоши — заводила, вечно паясничал, получал от брата замечания из серии: «Не надо так выкладываться. Если люди нормальные, они и так тебя заметят».
На одном концерте я сидела рядом с Гошей. Блогер со сцены рассказывала о детях, которые многое пережили в жизни. В какой-то момент Гоша повернулся ко мне и сказал: «Год назад моего лучшего друга переехал автомобиль». Подумала, мальчик не захочет продолжать, а он не умолкал. Говорил, как скучает по другу, вспоминал об отношениях в своей семье. Я даже заплакала, так меня растрогал его рассказ. В ответ я рассказала о себе. В конце парень обнял меня со словами: «Мне стало легче».
Гоша стал более открытым, начал общаться, доверять ребятам. Вечерами приходил в вожатскую, чтобы рассказать, что понравилось за день. Я даже гордилась собой.
Но три дня спустя он стал мной пользоваться: «Лен, ты же понимаешь, у меня такая тяжелая ситуация, друг умер. Мне не до развлечений. Хочу полежать в корпусе, оставь меня». Когда я ему сделала замечание, что я не Лена, а Елена Владимировна, ухмыльнулся: «Ну ты о чем? Мы достаточно рассказали друг другу, чтобы быть на ты».
Если проявишь особое внимание к подростку, он может лихо повернуть это против тебя. Я не говорю, что так делают все. Были те, кто хотел выговориться. В целом правило, которое я усвоила: с детьми используй технику активного слушания, про себя не рассказывай лишнего, тем более не делись душещипательными историями.
«Нам не пять лет, Лена»
И мальчики, и девочки вожатым делают комплименты. Я не сразу поняла, что не всегда искренне. «Лен, ну ты такая хорошая. Ты самая любимая вожатая. Давай не будешь телефон забирать?» Смартфоны детям выдают во время тихого часа и перед отбоем на 15 минут.
Подростки продавливают границы с первых секунд общения. Когда это твой первый вожатский опыт, ты прогибаешься и не думаешь о последствиях. Хочется, чтобы тебя приняли, быть на одной волне, наладить коммуникацию. Короче, я честно велась на все уловки.
— Ладно, оставляю вам телефоны, но завтра мы с вами ставим самый потрясающий номер на открытии смены! Вы предлагаете идеи и не отлыниваете! — говорила я.
— Да. Все для тебя, Леночка! Теперь просто уйди и оставь нам телефоны.
Мало того, что на следующий день никто не собирался проявлять инициативу, так еще и заявили, что участвовать ни в каком открытии не будут, потому что им не пять лет. «Мы думали, ты нас понимаешь, а ты вон какая».
Конечно, меня это задело, но я извлекла второй урок: абстрагируйся от оценок окружающих, выполняй свою работу, следуя инструкциям, потому что только так отдых детей пройдет организованно, продуктивно и без эксцессов.
Травля в лагере
У меня не самый большой опыт — всего четыре смены. Я была ночной вожатой, то есть без своего отряда. Была вожатой у малышей. Дважды — у взрослых подростков.
Ни один из коллективов не был похож на предыдущий.
Два из трех отрядов были прекрасные. Веселые и дружные ребята во всем поддерживали друг друга. В третьем, смешанном отряде из 12- и 15-летних ребят, разборки и провокации случались постоянно. Конфликтовали комнатами, мальчики против девочек, старшие против младших, жители одних областей против других…
Страшнее всего было, когда начали травить девочку — за акцент, одежду, походку… Над ней смеялись, писали про нее гадости на стенах, в открытую ненавидели. У ребенка случилась истерика. Мама, которая приехала за ней, обещала закрыть лагерь.
Другого парня буллили за лишний вес. Вроде просто шуточки отпускали по дороге в столовую: «Че, Петь, опять три порции в столовке сожрешь и кровать скрипеть под тобой будет? Боимся, сломается». И весь отряд ржет. Отряд вообще был уникальный: в нем собрались дети, готовые съесть друг друга, дай повод.
С главным заводилой мы говорили с глазу на глаз, чтобы не доставлять ему удовольствие общим вниманием. Этого же он добивался. Узнали, например, что он старший в семье, его жестоко избивает отец-алкоголик. Привлекли с напарницей психолога, потому что сами не справлялись.
Конечно, у нас были свои фишки. Например, я знаю, что буллинг можно преодолеть, если объединять ребят в совместные проекты и соревнования против других отрядов.
Им так хочется получить награду — сладкий пирог — что они на время забывают о ненависти друг к другу. Но все-таки я усвоила еще один урок: чужие психологические проблемы нельзя решить за пару бесед и 14 дней смены, но условия лагеря позволяют снизить накал.
Чтобы остаться вдвоем, съели грифель карандаша
Отряды в одном из лагерей формировали рандомно. Разъединяли даже близнецов, которым мама дала один шампунь на двоих.
В мой отряд попала Катя, а ее возлюбленный Юра оказался в отряде моей однокурсницы. «Я без него не выживу, — плакала Катя. — Дайте телефон, позвоню маме, хочу домой». Когда мы привели ее к психологу, оказалось, что у Юры такая же истерика. Мы с другой вожатой получили краткую инструкцию: «Справляйтесь, девочки».
Я пообещала Кате, что, так как мы живем с Юрой в одном корпусе, они смогут видеться в столовой, в актовом зале и даже в свободные полчаса перед сном под моим присмотром. Она вроде успокоилась, но на следующий день оказалось, что расписание построено так, что за день ребята не увиделись. У 17-летней девочки случилась новая истерика.
К третьему дню Катя нашла себе подруг, завела знакомства, с удовольствием ходила на секции. Я радовалась. А вечером пришел Юра. Девушка не особенно хотела с ним общаться, потому что была увлечена настольной игрой с ребятами. Нехотя пошла и после 20 минут разговора вернулась в слезах. Парень обвинил ее, что разлюбила, не вспоминала и все в таком духе. От коллеги я узнала, что сам Юра ни с кем не подружился, требует телефон все время, ему скучно.
Еще пару дней спустя Катя пришла с жалобами на острые боли в животе, тошноту и температуру 38,5. Я отвела ее в медпункт, а когда вернулась туда с вещами, встретила вожатую Юры. Оказалось, что и он в изоляторе с температурой. Там у детей телефоны не отнимают, их кормят, поят, лечат, они в одном пространстве, вместе смотрят телевизор, играют в настолки.
Короче, мы заподозрили неладное. Сообщили начальству и психологу про парочку, которая всех достала. Так как температура и правда у ребят была высокая, мои сомнения отвергли. Но я вспомнила, что подростки часто прибегают к методу — растирают и съедают карандашный грифель, чтобы на время повысить температуру. Предложила перемерить ее часа через полтора-два.
«У Юры красное горло, а Катю все-таки забирайте, все с ней в порядке», — сказал врач. Когда я шла за девочкой, передо мной возникла дилемма: поздравить со скорым выздоровлением или прикинуться дурочкой.
Увидев меня, Катя закатила очередную истерику. Требовала маму, потому что лагерь не может предоставить ей услуги врача. И вообще она сейчас умрет.
Мама по телефону спросила о симптомах. Дочка путалась. Может, поэтому разговор закончился не жалобой, а словами: «Сами решайте, надеюсь, все будет хорошо».
Я долго успокаивала Катю. «Оставьте с ним, сделаете мне подарок, — говорила она. — Только с ним мне хорошо!» Выяснилось, что молодые люди встречаются несколько лет. И союз этот Кате надоел. Мальчик перешел из-за нее в другую школу, отказался от друзей, и теперь она чувствует себя обязанной. Не хочет продолжать отношения, но и менять что-либо боится. Я предположила, что парень дергает за веревочки и принуждает, но в ответ получала: «Я привыкла к нему. Да, порой он заставляет быть с ним и мне это уже не нравится, но вот так».
Пока Юра был в изоляторе, Катя расцвела и даже выступила с танцем на большой сцене. Юра ее упрекал, мол, как ты смела в обтягивающих джинсах выступать, все на тебя смотрели, пока я там болел…
Не знаю, что говорила Кате психолог, которую она регулярно посещала. Вожатых психолог просила об одном — максимально включать Катю в жизнь лагеря и способствовать ее взаимодействию с другими девочками. Никаких глобальных выводов я не сделала, кроме одного: если дети заболевают парами, это неспроста.
Конфеты в форме сердечек
Любовные треугольники, ссоры возлюбленных приходилось разруливать постоянно. Мальчики то и дело норовили ночью пробраться в комнату девочек. Заранее с ними договаривались. Вылазки случались часа в два-три ночи. Короче, весело.
В конце смены ко мне подошел 15-летний парень и подарил коробку конфет. Это было необычно, магазина на территории не было, а за нее не выпускали. Он говорил, что заказал родителям и они прислали. Мол, хотел поблагодарить. Когда открыла, удивилась форме конфет в виде сердечек. Подумала, странный выбор у родителей, ну что ж. Потом нашла записку с длинным стихотворением в мою честь и словами: «Вернусь ради вас».
Тихий и скромный, ни одного знака не подал, не приставал, не просил номер телефона и встреч, как делали другие мальчики. Коробка конфет и такое признание. Облегчением было, что случилось это не в начале, а в конце смены.
Самые страшные конфликты — между девочками
Милана, 21 год, студентка географического факультета МПГУ:
— Когда ехала в лагерь вожатой, волновалась, что поставят к малышам. Не тех боялась. Самое сложное — это родители!
Родители ищут через соцсети твои контакты и названивают круглосуточно. «Где мой ребенок, почему не звонит уже сутки? Почему его нет на общих фото? Почему вы не отвечаете?» Я некомфортно себя чувствовала, потому что уделить время отряду из 33 человек, за которыми ты круглосуточно наблюдаешь, и столько же родителям сил нет.
У детей есть такая особенность, к вечеру они могут напрочь забыть, что делали весь день. «Ну на концерте был, поели, погуляли», — рассказывают мамам. А то, что было пять игр, куча кружков и веселье нон-стоп — забывают. Тогда родители начинают жаловаться руководству: «Вожатый некомпетентный, ребенок весь день скучал». И тебя уже дергает администрация.
Первые три дня в лагере — самые главные. Нужно всех узнать, заинтересовать, втянуть в процесс, быть на одной волне. А тут родитель звонит и сам в трубку плачет: «Ах, родной мой, дом без тебя опустел». Дети чувствуют ответственность за эмоции мамы и плачут в ответ, особенно если им меньше 12 лет. Просятся домой: «Хочу к тебе, мамочка».
В отряде была 11-летняя девочка с тяжелой, как оказалось, психологической травмой в раннем детстве. Истерики у нее случались на ровном месте. Однажды мальчик неаккуратно сел рядом с ней на диван, задел ногу. Она так двинула ему телефоном по голове в ответ, что пришлось зашивать рану.
Родители мальчика звонили, требовали контакты девочки, ее отца и матери… Так я узнала, что в лагерь порой отправляют детей с нестабильной психикой, часто тех, кто принимает серьезные препараты и даже антидепрессанты. Родители предпочитают об этом умалчивать. Дети перестают принимать лекарства, и им срывает крышу. Таких два-три за смену приходилось отправлять домой.
Буллинг — тема номер один в лагере. Дети всегда найдут, к кому пристать.
Обычно один случай за смену, в нашем отряде было три жестких конфликта. К каждому отряду у нас был прикреплен психолог, это редкость, кстати. Обычно один психолог на целый лагерь. Мы разбирали вечерами каждого ребенка. Делили с напарником сложных ребят.
Самые страшные конфликты происходят между девочками. Они враждуют комнатами, цепляют друг друга за все. У меня был случай, когда девочка выступила с песней на конкурсе, причем удачно. И ее начали тут же высмеивать. Понятно, лидеры делают это, чтобы привлечь к себе внимание отряда. Кто-то примыкает, кто-то смеется, но отмалчивается. В итоге девочка отказалась выступать в следующем туре.
Один из действенных методов — предложить детям представить себя на месте жертвы. Я рассказывала ситуацию со знакомым и то, как это повлияло на его дальнейшую жизнь. Конечно, они говорят: «мне пофиг», «все равно, что вы там нам втираете», «да вы все не так поняли, это просто шутка была». В разговоре наедине оказывается, что все гораздо сложнее.
Был мальчик, например, у младшего брата которого ДЦП. Мать бросила. Сыновей воспитывал отец. Пацана дразнили ежедневно за то, что ему некому звонить в тихий час. Он сначала огрызался, в какой-то момент начал драться. Твоя задача — разобраться и понять, что агрессия — следствие жизни в неблагополучной семье, и быстро все разрулить.
Дети выпрыгивали из окон и бегали вокруг корпуса, благо мы жили на первом этаже. Переворачивали кровати, красили волосы гофрированной бумагой. Методов обратить на себя внимание у них миллион. Обычно это следствие семейных неурядиц.
За две недели помочь ребенку вырулить из его ситуаций вожатый не может. Они пакостят, ты исправляешь, нервничаешь, не спишь ночами. На следующий день ставишь с ними номера, помогаешь научиться новому, хвалишь. Они благодарят, что убедила в чем-то попробовать себя. Но мне кажется, что благодарят за надежду, которую ты им дал, за веру в них.
Незначительная разница в возрасте приводит к тому, что дети влюбляются. Оставляют записочки в вожатской — «извините, вы мне так нравитесь». Приходится рассказывать, что давно замужем (это главный вожатский лайфхак), переключать на ровесниц.
Средний возраст вожатого — 21 год. После двадцати четырех редко кто ездит. Энергии и активности на такое «развлечение» не остается. У меня была коллега — 35-летняя женщина. Она ко всем проблемам относилась так серьезно, что порой ей говорили: «Елизавета, если будете так глубоко переживать, вам после смены самой отдых на две недели понадобится».
Понятно, мы ездим не отдыхать, но и не работать. Тысяча рублей в день — ну такое. В лагерь все едут за эмоциями.
«И тут мальчик со всей дури втыкает себе в грудь нож»
Артем, 20 лет, студент факультета физической культуры:
— Самая яркая история случилась в туристическом лагере «Школа мужества», тогда я работал вожатым уже десятую смену и был опытным. Этот лагерь только для мальчиков. Родители дают характеристику на детей, оговаривают нюансы с психологом и подписывают документы из разряда «понимаем, будет капризничать, но доверяем наставникам, полностью разделяем ответственность за происходящее в лагере».
У меня был отряд малышей 8–12 лет. Один из 12-летних пацанов в первый же день сказал, что хочет домой. Всем видом показывал: ему здесь не нравится. Вообще реакция логичная. Жить в палатке, спать в спальнике на пенке, пауки-жуки там всякие ползают. Но общий комфорт был организован на высоком уровне: не с ведра поливаться и в яму ходить, а душ и туалет как на даче.
Еда прекрасная, развлечений вагон. Но детям не угодишь.
В первый день мальчишка звонил маме весь в соплях и слезах. Во второй — то же самое. Правда, мы с напарником предварительно созвонились с мамой мальчика. Она сказала, что ожидала такой реакции, не удивлена. Договорились, если будет проситься домой, мама ответит, что уехала в командировку и забрать не может.
У каждого ребенка был мультитул — плоскогубцы, ножнички, пинцет, отвертка. После маминых слов парень достает мультитул и со всей дури втыкает себе в грудь нож.
Такого в моей практике еще не было! Пришлось резко собраться. Повезло, что парень был в куртке и кофте. Лезвие вошло в тело меньше чем на сантиметр. Рану обработали. Мальчика отправили к опытному психологу, который провел с ним сутки.
Забегая вперед, скажу, в конце смены на костре тот ребенок признался, что повел себя глупо, жалеет. Сказал, это было единственное решение, которое пришло в голову, чтобы заставить взрослых отправить его домой. Главное, «очень не хочет теперь уезжать из лагеря».
После инцидента мама хотела тут же забрать сына, мы остановили. Прислали ей фото раны, убедили, что все поправимо, нужно потерпеть. Всю смену тесно с ним общались. Я спрашивал, не обижен ли на маму. «Не обижен, но когда вернусь, отомщу». К концу смены вроде бы решение пересмотрел, но одной из наших рекомендаций маме было спрятать документы подальше.
Претензий к нам у его мамы не было. Она знала своего сына, видела перед сменой наши характеристики, читала об опыте работы наставников с трудными подростками. Обошлось без скандалов, судов и претензий.
«Подросток кинул в меня тумбочку и послал матом»
Самые сложные дни в лагере: первый и последний. В первый дети ничего не знают и тревожатся. В последний защитные барьеры у них слетают. Подростки понимают, что уезжают домой и власть вожатых иссякает, так что чудят по полной.
Был ранний отъезд из лагеря, подъем в пять утра. Несмотря на это, 14-летние подростки отказывались спать. Вообще, это самый неприятный возраст по опыту.
Захожу в комнату, прошу лечь, выхожу. Тут же начинается галдеж. Возвращаюсь, успокаиваю, прошу спать. Выхожу. Опять то же самое.
Был бы отъезд позже, я чуть спустил бы тормоза. Но тут возвращаюсь, понимаю, что спокойный тон и аргументы не эффективны, и предупреждаю: «Если не спим, придется выйти в коридор с подушками — нагонять сон».
На ближайшей ко мне кровати лежал Вадим. Я был в лагере еще и инструктором ЛФК, а у него лишний вес, поэтому мы плотно с ним взаимодействовали на физкультуре. От него я точно не ожидал такого. «Да пошел бы ты отсюда, друг», — сказал он мне.
Понимаю, у парня шарики за ролики чуток заехали, предлагаю попридержать пыл. Остальные спрятались под одеяла, одни глаза торчат. Я вожатый не строгий, не злой, справедливый. Наказываю максимум приседаниями. Был холоден и сдержан. Прошу поприседать. Он послушно начинает, но в какой-то момент срывается на мат в мой адрес, причем трехэтажный с оскорблениями родни и посылом: «Да че ты мне сделаешь». Швыряет тумбочку, переворачивает кровать, кидает в меня подушку.
Хотя внешне мои эмоции не менялись, в голове кипело. Я проходил курсы по детской и подростковой психологии, слушал лекции. Никто не говорил, как поступать в такой ситуации. Понимал, каждое новое слово подвигает нас к катастрофе, развернет агрессию, которая закончится дракой.
Подмывало дать подзатыльник, но это — билет в один конец как вожатого, педагога и человека.
Неожиданно созрело решение оставить его наедине с четырьмя ровесниками, которые сами его угомонят.
Предупредил, что выхожу, даю пять минут прийти в себя, вернусь, чтобы поговорить. Он должен лежать в постели под одеялом. Если нет, вернусь с директором.
В вожатской мы повздорили с напарницей. Она считала, что я должен был его схватить, отвести к начальству… Было противно и от ее паники, и от того, что сбивала мой темп. Убедил, что знаю, к какому эффекту стремлюсь.
Через 10 минут возвращаюсь. Парень в кровати, а я с порога говорю: «Я захожу в комнату не как вожатый, не как сотрудник, а как старший мужчина, который может помочь». Парень молчит и глазами показывает, что согласен.
Начинаю издалека — как я сам вел себя в детстве, какие вещи вытворял, что никогда не позволял себе повышать голос на старших, никогда не переходил на личности, тем более мат. По внимательному взгляду, уже не злому и с обидой, понимаю, что двигаюсь в правильном направлении. Рассказываю, почему расту без отца. И тут Вадим начинает плакать. Достаточно было приоткрыть занавес, чтобы он почувствовал, как больно мне было от его слов и оскорблений. Он плакал молча, потом протянул руку: «Простите». — «За что извиняешься, Вадим», — уточняю. — «Я был не прав. Вы заботитесь о нас, переживаете, что не выспимся, а я послал вас. Отца вашего оскорбил. Мне стыдно. Спасибо за этот разговор. Я ваши слова запомню надолго».
Кольцо на безымянном пальце
На одной из смен психолог решил поднять девочкам самооценку, попросив парней-вожатых раздавать им комплименты. Мы с напарником отказались.
Сегодня я ей делаю комплименты. Завтра — понравлюсь, она начнет проявлять интерес и приставать. Я отошью. А если сломаю психику?
Вообще девочки клеятся на каждой смене. «Ой, а почему вы пожелали Свете сладких снов, а мне нет? Ну, может, все-таки обнимашки? А к Насте подошли, когда ей плохо, а ко мне не подошли». Чтобы самоутвердиться, они готовы топить до талого, вот честно.
Быстро отсечь поползновения помогает кольцо, которое я обычно ношу на среднем пальце. Если активно пристают, надеваю на безымянный. Обычно дает эффект. Сначала разочарование, потом принятие.
Однажды девочка не поверила, что я женат. Очень настырная была: «Женатые так себя не ведут». С директором обсудили, с вожатой из другого отряда разыграли сцену. Невзначай к ней подошел, обнял. Она голову на плечо положила. Вскоре девушка спросила, не Анна ли Алексеевна моя жена. Я подтвердил. Она попросила прощения.
Иллюстрации: нейросети Lexica, Fotor и Midjourney