Алексей Кузнецов
Несмотря на сравнительно недолгую историю отсутствия памятника Дзержинскому на Лубянской площади (1991 – по настоящее время), общественное внимание возбуждается по этому поводу уже не первый раз. Не прошло и семи лет с момента переноса статуи работы Вучетича в парк «Музеон», как «красная» Госдума образца 1998 года призвала московские власти вернуть ее на место. Руководство города тогда реагировать не стало, но четырьмя годами позже уже сам Юрий Лужков выступил с таким же почином, ссылаясь, как и положено, на «просьбы трудящихся». Наиболее энергичным образом это делалось в 2015-м, когда по инициативе КПРФ собирались подписи за проведение соответствующего референдума, но в конце концов дело почему-то спустили «на тормозах».
Предложение восстановить на Лубянской площади Москвы памятник Феликсу Дзержинскому в его нынешнем изводе настолько прекрасно, что даже не знаешь, с какой стороны к нему подступиться.
Оно замечательно по времени своего появления: на фоне беспрецедентного размаха репрессивных мер в ответ на более чем робкие попытки оппозиции привлечь внимание общественности к тому, что в Датском королевстве все по-прежнему, а также весьма символичной в начале третьего десятилетия укрепления государственности перспективы введения продуктовых карточек для бедных. Иными словами, обществу больше и спорить-то не о чем…
Оно прекрасно по его обстоятельствам: на почетное право выступить с инициативой претендовала Общероссийская общественная организация «Офицеры России», но ее довольно резко подвинули, очевидно, для того, чтобы популярная идея исходила от «инженеров человеческих душ», представителей гуманной писательской профессии. Писатели, правда, тоже подобрались довольно воинственные. Захар Прилепин, Александр Проханов, Игорь Молотов, Дмитрий Пучков — все они по-разному, но про одно и то же: про Империю, про величие и про «есливрагнесдается…».
Особого внимания заслуживает мотивировка; воля ваша, а «подписанты» несколько «путаются в показаниях». Александр Проханов по такому поводу отбросил свои любимые нордические аллегории и метафоры («И вновь таинственная Полярная звезда зажигает в русском сознании великую мечту о беспредельных просторах, великих свершениях, о загадочном чуде, которое мерцает в кристаллах полярных льдов…» и т.п.) и заговорил рассудительно: «Установление памятника Дзержинскому не подольет масла в огонь, потому что масло уже все вылито. Тем более что это событие глубокого давнего прошлого, а на дворе — другие проблемы, другая страна, другая ненависть».
Действительно, почему бы не отреставрировать старую ненависть, когда на дворе новая?
Апофеозом внятности видится прямая речь режиссера Владимира Бортко: «Из песни слов не выкинешь. Это история — такая она, сякая она — это не имеет никакого значения, как в данном случае относиться к памяти. Это то, что было. Тем более — памятники обычно возвращаются».
Что же касается позиции, изложенной в самом обращении «деятелей культуры», то начинают они мягко: то-се, художественная ценность, великий Вучетич, речь идет «не столько об историческом, сколько об историко-культурном значении этого монумента». То есть чисто по-человечески жаль, что такой образец монументального искусства прозябает где-то в районе Новой Третьяковки, где его мало кто видит. Однако буквально через несколько строк все встает на свои места: памятник «никоим образом не подменяет установленный на этой же площади Соловецкий камень, а, напротив, если хотите, дополняет его. Потому что это всего лишь разные грани истории нашей страны, которую надо любить и принимать такою, какая она есть».
Трогательное «если хотите», не правда ли? Умеют же люди формулировки находить; одно слово — писатели! Только вот это не «разные грани», это вполне себе прямая от причины к следствию: репрессивный режим, в создании которого Феликс Дзержинский поучаствовал с присущими ему неутомимостью, организаторским талантом и общей «железностью», имел результатом сотни тысяч убитых людей, миллионы сломанных судеб; и утверждение, что это надо «любить и принимать», представляется даже не цинизмом, а какой-то следующей за ним стадией… Представьте себе, что кто-то предложил бы дополнить мемориальный комплекс в Освенциме памятником его коменданту Рудольфу Хёссу. А что? Тоже энергичный, тоже талантливый администратор, тоже себя не жалел на боевом посту. Ачётакова? «Это всего лишь разные грани истории…»
Дальше события развивались, в общем, предсказуемо. Официальной реакции Русской Православной Церкви пока не последовало, но отдельные официальные лица уже высказали негативное отношение к этой идее. Например, заместитель управделами Московской патриархии епископ Савва (Тутунов) написал в своем Telegram-канале, что «возобновление пропаганды в пользу памятника Дзержинскому на Лубянской площади является показателем не только мифологизации советского периода и конкретного персонажа, но является также показателем исторической амнезии в отношении периода до 1917 года». Комиссия Общественной палаты Москвы по развитию гражданского общества и общественному контролю проанализировала ситуацию и решила устроить максимально широкое общественное обсуждение с применением различных площадок: от советов муниципальных депутатов до платформы «Активный гражданин». При этом уже названо несколько исторических деятелей, которые войдут в «шорт-лист»: Александр Невский, Иван III, Дзержинский и Андропов.
Если вдумываться в реальные исторические достижения номинантов, то голова может пойти кругом. Нам предлагается выбирать из:
— князя Северо-Восточной Руси, идеолога прекращения сопротивления Орде, то есть в современных терминах — коллаборациониста;
— князя Московской Руси, при котором началось ощутимое движение в сторону крепостного права (введен «Юрьев день», ограничивающий уход крестьянина от помещика; после этого его полная отмена стала вопросом времени);
— революционера, ниспровергателя государства, борца с богачами и первого создателя могучего репрессивного аппарата; и, наконец
— главы этого могучего ведомства, при котором оно фактически не смогло предотвратить «величайшую геополитическую катастрофу ХХ века» — распад СССР.
Понятно, что все эти персонажи сложнее вышеуказанных атрибуций, но иногда не надо слишком уж усложнять… И, само собой, к Соловецкому камню все они «подходят» просто устрашающе.
Возможно, появятся какие-то другие, менее спорные кандидатуры. Может быть, страсти улягутся и московские власти вернутся к старому, уже несколько лет существующему проекту продлить зону городского благоустройства, начинающуюся парком «Зарядье».
Когда-то на Лубянской площади была извозчичья биржа: в одном ее углу гужевались «ломовики», перевозившие грузы, в другом — «ваньки», возившие обычных пассажиров за два-три гривенника, поодаль — «лихачи» с роскошными лаковыми рессорными пролетками. А в центре находился красивый водоразборный фонтан, откуда официально разрешалось поить лошадей.
Может быть, поставить памятник лошади — прекрасному умному животному, ничуть не меньшему другу человека, чем собака, и гораздо большему, чем сам человек?
Уж к ней-то — точно никаких претензий, одна благодарность…
Но лучше всего, по нашему скромному мнению, оставить все, как есть сейчас — лужайка и Камень. Ведь что может быть логичнее, чем когда под окнами грозного ведомства находится напоминание о том, что страшные страницы его истории никогда не должны повториться, что его задача — защищать людей, а не превращать их в заложников системы, основанной на страхе и полурабском труде, какими бы прекрасными лозунгами она ни прикрывалась? Вот тут сразу и символизм, и изящное в художественном отношении решение, и память убитых тревожить не придется…
Памятники иногда возвращаются, это режиссер Бортко верно подметил. Беда в том, что они никогда не возвращаются в одиночестве, они стараются притащить с собой хоть что-то из той, старой славы. Как пел Александр Галич, «им бы, гипсовым, человечины, — они вновь обретут величие!».